– Как это? И все?
– Вот так просто – потянулся и поцеловал.
– Эм… в книгах такие моменты расписываются на страницы. У вас как-то скучно вышло.
– Если в жизни ты будешь тянуть страницы – вовсе упустишь.
– В этом я согласен. Но я к тому, что вы так подробно все описывали, а самый важный момент изъяснили в двух словах.
– А зачем нужно больше? Я ведь изначально сказал, что никакими словами не способен передать вкус ее губ, так зачем же мне описывать поцелуй? Все действия перед ним ты можешь вообразить, но ощущения во время поцелуя – нет.
– Вы правы.
– Также ты можешь вообразить, как после этого мы гуляли каждый вечер, пока через пару дней она не спросила, хочу ли я зайти.
– Сама?
– Да, я был уверен, что она спросит, поэтому не торопил события.
– И потом вы переспали.
– Это слишком грубое слово, чтобы описывать чувства.
– Занялись сексом?
– Тоже грубовато.
– Я понимаю, но слова всегда звучат вульгарнее.
– Это да. Главное – что ты меня понял, – и он залпом выпил застоявшийся виски. – А вскоре моя неделя кончилась, и я улетел в Москву.
– Снова резкий переход.
– Представь, что оставшиеся дни мы проводили так же, как и предыдущие.
– Насыщенно.
– Я обещал прилетать – и каждые два месяца летал к ней на неделю. Такая поездка была своего рода подзарядкой для меня – я набирался сил и мог работать сутками. В августе я взял месячный отпуск, прилетел в Милан и увез ее в Римини – это на западе страны, недалеко от Флоренции.
– Знаю, бывал в детстве.
– Там я понял, что так дальше продолжаться не может: короткие поездки маловаты для сильных чувств. Мы славно проводили время, но и я, и она ощущали что-то большее. За одним из ужинов она сказала, что нельзя строить близкие отношения на расстоянии, и я согласился. Я пообещал, что вернусь и улажу все свои дела, дабы они минимально нуждались в моем участии, а после – прилечу к ней навсегда; к тому же жизнь мегаполиса меня сильно утомила. Однако улаживание затянулось до октября – и только сейчас я возвращаюсь к любимой. Сегодня утром я набрал ей и сообщил, что жду в восемь часов в нашем ресторане – там все и разрешится.
– Безумно рад за вас.
– Благодарю.
– Значит, станете иммигрантом?
– Вероятно.
– Будет очень приятно встретиться с вами двумя в самом Милане.
– Пожалуйста, как только разрешатся наши дела. Думаю, и Юля будет рада повстречать еще одного представителя русского народа.
Сзади послышались споры; один голос то возвышался до фальцета, то принижался до басового шепота.
Двое сидящих озадаченно обернулись: стеклянные двери еще не распахнулись, и сквозь матовое стекло были видны только многочисленные взмахи руками. Затем двери раскрылись – и вошла дама, лет под пятьдесят, спорящая с работниками зала на русско-английском, а те ей отвечали на итальянском английском. Очевидно, они друг друга мало понимали и от этого раззадоривались все сильнее.
– Интересно, когда они поймут, что их спор несет в себе не больше смысла, чем этот огурец? – усмехнулся Борис.
– Такие споры могут длиться вечно.
Дама истинно по-женски подняла руку, предотвращая дальнейшие препирательства с итальянской стороны, и толпа преследующих ее молодых работников замерла от неожиданности. Только женщины умеют правильно делать этот жест: мужчинам он неподвластен.
Дама попутно огляделась по сторонам, увидела повернувшихся мужчин и горделивой походкой направилась к ним. Вблизи ее лицо показалось знакомым.
– Добрый день! – поприветствовали гостью сидящие.
– Ох уж эти итальянцы, омерзительный народ, макаронники, – только и выругалась она, подойдя.
– Вы поаккуратнее: говорят, они немного понимают по-русски, – с серьезным лицом заметил Борис.
– Правда? – дама оглянусь на работников, но те уже разбрелись подчищать шведский стол. – Ах, сарказм, не поняла сразу.
– А что за спор у вас возник?
– Не хотели меня пускать, представляете?
– Почему же?
– Какая-то особая карта им нужна, одних билетов бизнес-класса мало. Я велела позвать начальника аэропорта – я его лично знаю – но они перепугались и сказали, что его нет в здании. Тогда я и прошла сама.
– Ловко вы с ними, конечно.
– Поразительно: сколько летаю, ни разу никакой карты не просили. Совсем свиньями стали! – она кинула свою сумочку через несколько стульев от сидящих и оставила чемоданчик. – Пожалуй, надо выпить. Где у этих недотеп спиртное?
– У входа, – сказали мужчины в голос.
– Ну и бойкая дамочка. Только русские женщины могут быть такими мужественными – возможно, в этом и заключается их притягательность.
– А мне ее лицо показалось знакомым, – вслух заметил Прохор.
– Да?
– Но не помню, где я ее видел.
– Может, ты ошибся.
– Может.
Дама, как и двое гостей до этого, вернулась с бокалом белого.
– Вино в Италии, в отличие от местных жителей, всегда было превосходным!
– Не судите так высоко о вине: в нем может попасться кислинка.
Но дама только повела бровью и пригубила напиток.
– Вполне сойдет. Кстати, Прохор, у нас с тобой одинаковые чемоданы. Случается же такое.
Парень оглядел оба чемодана.
– Действительно, одинаковые, – он улыбнулся. – Хотя серый – традиционный цвет чемоданов.
– У меня темно-синий, – вставил Борис, – но он летает в багажном отделении.
– Не люблю громоздкие чемоданы, их тяжело тащить.
Прохор кивнул головой.
– А вы случайно не в Милан летите? – спросил Борис.
– В Милан.
– Тогда мы с вами попутчики.
– Вы тоже?
– Да, оба. А летели не из Москвы?
– Нет, из Парижа.
– Недолгий перелет, должно быть?
– Вполне хватило.
– А нас вот трясло весь полет без остановки.
– Поэтому не люблю самолеты.
– Почему же летели? Вроде бы из Парижа ездят поезда.
– Не знаю, так вышло.
– Мы, кажется, не познакомились. Я – Борис, он – Прохор. Как вас зовут?
– Давно не задавали мне этого вопроса.
– Отчего же?
– Мое лицо вам не знакомо?
– Мне знакомо, только не могу вспомнить откуда, – вставил парень.
– Дарья А.
– Точно! Вы же актриса.
– Актриса? Никогда не видел вас в телевизоре, – удивился Борис, – хотя я и фильмов смотрю немного.
– Последние годы снимаюсь за рубежом.
– А в моем детстве вы часто снимались в детских сериалах в России.
– Вот как. Очень приятно познакомиться!
– Взаимно, – дама снисходительно протянула руку, которой слегка коснулась старческая дряблость. Мужчины нежно пожали ее.
Трое пассажиров почти синхронно отпили вино. Борис вспомнил о двух переполненных тарелках и продолжил уплетать пищу; Прохор уныло водил вилкой в тарелке без видимого аппетита; Дарья наблюдала за посадкой громадного Боинга.
– Что же, – начал Борис с набитым ртом, – в каком фильме снимались в последний раз?
Дарья молчала и не поворачивала головы. Наверно, взвешивала, стоит ли рассказывать.
– Знаете… сейчас пошла мода на артхаус – режиссеры стараются придумать как можно более изощренный сюжет, а сценаристы по-рабски вторят им, иначе не заплатят, – в итоге зритель ничего не понимает и выходит из зала в восторженном недоумении. Последний мой фильм – что-то вроде мистического детектива: коварный убийца, знаки и символы, падшие женщины в роли жертв.
– А ваша роль?
– Эпизодическая – соседка, которая помогает детективу понять смысл одного из символов.
– По-моему, звучит интригующе.
– Мог бы получится хороший фильм, но режиссер – полнейшая бездарность. Только и делал, что спорил со сценаристом, который его якобы не понимал. Я бы лучше сняла, будь это даже мой режиссерский дебют. В итоге мне заплатили – и я забыла об этой работе.
– Вы чересчур безжалостны к потраченному времени.
– А вы слишком хорошего мнения о режиссерах, – надменно, будто только она ведает истину, заключила актриса.
– Быть может.
– Почти все режиссеры домогаются красивых актрис.
– Это делает вам комплимент, – не подумав, заметил Борис, но поймал укорительный взгляд женщины. – Прошу прощения, вырвалось.
– У вас совсем искаженное понимание природы комплиментов, – заключила Дарья и снова повернулась было к приземляющемся Боингу, но никак не могла его обнаружить: самолет давно сел. Чтобы нивелировать свою неловкость, она обратилась к Прохору: – Так в каких фильмах ты меня видел?
– Я про сериалы говорил.
– Да, точно.
– В «См*» и «Гра*».
– Ох, помню, – она поднесла влажный бокал к губам, аристократически отставив мизинец. – Моя юность, – и тут же поправилась, – хоть я и сейчас не особо стара. Не смейте шутить! – она пригрозила Борису.
– И не думал, вы что? Вы меня больно укололи тем, что я не понимаю природу комплиментов.
– Так и есть, – гордо заявила дама и снова пригубила вино. Очевидно, оно ей все же понравилось.
– Мне ваши сериалы нравились, – вклинивался в беседу Прохор, – они были легкие и забавные.
– Благодарю. Знал бы ты, как тяжело дается эта легкость: все эти бесконечные дубли бесконечными съемочными днями… Сейчас бы ни за что не согласилась сниматься в сериалах, тем более таких продолжительных.
– Вам уже и не положено, – вставил Борис, уже шутливо и вполне осознавая значение сказанного.
– В каком это смысле? – женскому возмущению не было предела.
– В том, что в таких сериалах несолидно сниматься опытной и состоявшейся актрисе, они созданы лишь для молоденьких и бесталанных.
– Даже не знаю, как мне реагировать на ваши слова.
– Можете счесть за комплимент.
– Но в таком случае молодую меня вы назвали бесталанной.
– Во всяком правиле есть исключения.
– Как вы мастерски выкрутились, Борис!
– Наверно, это единственное, что испокон веку умеют делать мужчины.
– Я с вами соглашусь.
Прохор все недоумевал, почему всякий разговор заканчивается диалогом Бориса и Дарьи, которые, кажется, изначально были настроены только подкалывать друг друга. Он молча продолжил опустошать тарелку; Борис краем глаза глянул на него и вспомнил про свои закуски. Двухэтажный Боинг, напоминающий более космический корабль для путешествий в соседние галактики, чем средство для трехчасовых перелетов по стране, покатился перед ними на взлетную полосу, загораживая свет заходящего солнца, выровнялся, загудел двигателями так, что стекла едва не повылетали из стальных рам, и тронулся. Его стремительный разгон и отрыв от земли – это поистине великолепное зрелище, да еще столь близко!
– Не знал, что взлет настолько завораживает! – изумился Борис, и двое очевидцев согласились с ним.
– Пожалуй, надо перекусить, – объявила Дарья и поднялась.
– Кухня средняя, – предупредил Прохор.
– В таком случае вино украсит пищу. Что-то жарковато становится, – бросила дама и направилась к столикам.
Мужчины промолчали, но после произнесенного замечания вмиг почувствовали себя менее комфортно. Им и вправду стало жарковато.
Прошло не более пары минут, и стеклянные двери бесшумно отворились, представив залу нового гостя – невысокого мужчину в сером костюмчике с синим монотонным галстуком. Трое пассажиров уставились на вновь прибывшего, а тот растерянно глядел на них, не шевелясь. Но не более минуты он завлекал их внимание: сидящие за столом мужчины вернулись к своей еде, а дама продолжила накладывать легкие закуски. Зашедший робко прошагал до стола, совсем не поднимая головы, положил кожаный протертый по краям портфель на самый крайний стул у стены и присел на соседний, сложив руки прямо перед собой, точно вверяя все свое тело Провидению.
Прохор глянул на его склоненный анфас, открывающий зияющую лысину на макушке, которую старательно, но тщетно прикрывали зализанные с боков русые волосы. Мужчина отчего-то закрыл глаза, вселяя любопытство своей персоной.
– Какой он странный, – промямлил парень соседу.
– У каждого из нас свои причуды. Кто-то флегматик, а кто-то актриса.
Как раз на этой фразе с наполненной овощами тарелкой подошла Дарья и бойко вставила:
– А кто-то неискусный клоун.
– Не без этого, – усмехнулся Борис. – Вы, верно, до Милана? – крикнул он громко и по-русски, будучи уверенным в национальной принадлежности гостя, однако не получил ответа. – Мужчина?
– Простите, вы мне?
– Конечно, вам, зачем же мне так кричать моим соседям?
– Простите.
– Не стоит. Так вы до Милана?
– До Милана.
– Тогда мы все попутчики, присаживайтесь поближе.
– Спасибо, мне и тут комфортно.
– Бросьте, нам ведь еще долго наблюдать лица друг друга. Так почему бы не разглядеть их поближе?
Тот заерзал на месте и в конце концов поднялся. Мужчина медленно проходил каждый стул и, когда дошел до соседнего с актрисой, ускорил шаг и сел с другой стороны от Прохора. Это было сделано настолько неуклюже и неумело, что поразило всех.
– Вам противно сесть рядом со мной? – возмутилась Дарья.
– Простите…
– Что?
– Простите…
– Это все, что вы мне скажете? – ее тон повышался.
– Простите, я не хотел обидеть… – он присел и сложил руки перед собой.
– Оставьте его, – шепотом сказал Борис, – может, у него проблемы.
– Как вас зовут? – поинтересовался Прохор.
– Что, простите?
– Как вас зовут?
– Матвей, – ответил мужчина, не поворачиваясь.
– Прохор, Борис, Дарья.
С этой стороны лысина была точно такой же. Лоб был немного влажный то ли от напряжения, то ли от жары.
– Кушать не будете?
– Не сейчас.
– А выпить?
– Не употребляю.
«Видно, больше слов из него не вытащить», – подумали все трое и оставили молчуна в покое.
Борис взял салфетку и протер лоб.
– Вы правы, действительно жарковато.
Дарья расстегнула пуговицы жакета.
– Кондиционер сломался у них, что ли?
Стеклянные двери распахнулись, запуская новых гостей – молодую пару, увлеченно спорящую о чем-то.
– Как часто теперь появляются незнакомые лица, – пробормотал Борис, прожевывая листья салата.
Было слышно, что молодой человек успокаивал свою спутницу.
– Милая, все будет хорошо, не переживай…
– Да как не переживать? Как же? Он чуть было не притронулся ко мне! Это все из-за тебя! Вечно тебя рядом нет!
– Я виноват? Теперь и в туалет нельзя сходить?
– Надо выбирать время! – она сбросила вещи на мягкие кресла у стены, все еще не обращая внимание на глазеющих зрителей.
– Может, ты вообще все это придумала, чтобы лишний раз меня упрекнуть в чем-то, а? – он поставил серенький чемоданчик рядом. – Тебе ведь только повод дай, чтобы поорать.
– Да как ты смеешь? Как ты смеешь так говорить! – она бессильно упала в кресло и зарыдала.
– Прости, милая, прости, – он принялся целовать ее руки, – вырвалось случайно. Нельзя было так говорить. Я верю тебе, верю!
Она бросилась к нему в объятия.
– И ты меня прости! Я такая истеричка…
– Милая ты моя!
Они поцеловались.
– Фу, что за цирк! – невольно воскликнула Дарья.
– Влюбленные людей не наблюдают, – сострил Борис.
– Ваши никудышные шутки уже выводят меня из себя.
– А Прохору нравятся, верно?
Мужчина повернулся к парню и только сейчас заметил, что молчаливый мужчина мертвенно побледнел и съежился.
– Что с вами?
Теперь обернулись Прохор и Дарья.
– Боже, как он бледен…
– Что же с вами?
Но Матвей упорно молчал.
– Да что же такое: одни безудержно болтают на весь зал, другие усердно молчат, третьи неумело острят. Только мы с вами, Прохор, адекватный люди.