bannerbannerbanner
Русские сказки, богатырские, народные

Михаил Чулков
Русские сказки, богатырские, народные

Абакай, хотя и весьма благопристойно от этого отрекся; но Король, переменив голос, сказал ему:

– Послушайте королевич! вам очень непристойно, отвергать честь, которую я вам оказываю. Знайте, что все ваши заслуги не воспрепятствуют вам почувствовать вам гнев мой, если вы еще хотя бы одну минуту продолжите упорствовать. Завтра вам следует жениться на моей дочери… Или я велю срубить этот шарик, без всякой надобности выросший у тебя между плеч, и тем тебя обезображивающий.

Выговорив это, король в расстроенности чувств пошел от него прочь.

Слова эти были произнесены голосом, вразумляющим Королевича, что он должен жениться на безголовой принцессе, или умереть. В столь печальных обстоятельствах, оставалось ему лишь пожаловаться он на судьбу свою. «Ах! лютое созвездие, под коим я родился, – говорил он небесам— доколе ты не оставишь меня? Не довольно ли того, что я женат уже был на королевне с собачьею головою? Но должен еще быть супругом безголового чудовища. Ах! Динара, моя любезная Динара! отсутствие твое приносит мне эти страдания. Может ли человек, носящий прелести твои, начертанными в своем сердце, жениться на чудище, имеющем на плечах глаза, а на грудях рот, более способный есть, чем целовать людей?

Но не взирая ни на что, наш Абакая должен он был жениться; и в следующий день с великим торжеством совершилась эта церемония.

Когда остались они наедине в спальне, Королевна тотчас подошла к нему. Абакай затрясся от страха и омерзения к ней. Он думал, что приблизилась она к нему с тем, чтобы по должности супруги обняв его, выказать ему любовь свою. Но предложение её возвратило ему спокойствие.

– Я прекрасно понимаю, – сказала она, – что такой человек, как вы, такую жену, как я, не только не любить, но ненавидеть должен. Это заключаю я по собственному моему о вас мнению. Я имею к вам столько же омерзения, сколько вы ко мне. Мы смотрим друг на друга, как на чудовищ, и должны жаловаться на причину столь противного сочетания; вы на угрозу смертью, а я – на повиновение родительской власти. Но я вам скажу коротко: если вы, как человек великодушный, откажетесь от прав супружества; я сделаю вас счастливым человеком.

– Ах! сударыня! – вскричал Королевич, – я с величайшей радостью сей же час все эти права с себя слагаю. Однако скажите мне, как вы можете учинить меня счастливым?

– Знайте же, – отвечала она, – я люблю некоего астрального духа, который также меня сердечно любит. Когда он узнает, что я выдана замуж, без сомнения, он меня унесет. Я попрошу его, чтоб он отнес вас в ваше отечество, или куда вам угодно; и не сомневаюсь, что это доставит ему столько же радости, сколько и вам. Полагаю, что он с охотой исполнит он ваше желание.

– Я буду вами весьма обязан, – сказал обрадованный таким обещанием Абакай. – Я с радостью и в полную власть оставлю этому счастливому духу данное мне Гименеем сокровище.

С этими словами, он возлег с королевной на софе.

Они еще не заснули, как пресловутый влюбленный в безголовую красавицу дух, предстал в их спальне. Выслушав просьбу королевны и Абакая, схватил он их обоих в руки и полетел с невероятной скоростью. Он опустился на остров, отстоящий оттуда не в дальности; где положил королевича на постель, сделанную из розовых цветов; а сам исчез с королевной и очевидно отнес он её в великолепные волшебные палаты, специально приготовленные для её пребывания. Оставшись в неизвестном месте, Абакай подумал: «Быть может этот дух не столь справедлив, как мне о нем было сказано; ибо вместо отечества моего принес он меня на остров, который может быть обитаем таковыми же плотоядцами, как и самсариты». Обеспокоенный такими мыслями, он по наступлении дня увидел пожилого мужчину, моющегося у морского берега. Он с поспешностью встал, и подошел осведомиться, что это за человек. Привыкший к чудовищам, Абакай подумал, что и этот им подобен. Но к неописуемой радости, приблизившись к нему, увидел во всём подобного себе человека. Он спросил его, какой он страны.

– Я – азиат, – ответствовал старик. – Но вы, любезной молодой человек, – продолжал он, – вы кто таков будете? Вид ваш, кажется мне, выдает в вас не простого обывателя.

– Вы не обманываетесь, – сказал ему Абакай, – я – королевский сын.

– Которого же королевства владетель родитель ваш? – спросил с любопытством старик. – Пожалуйста, не скрывайте от меня состояния вашего. Я клянусь вам богами, что я не льстец, и больше склонен служить, нежели вредить вам.

– Если вам угодно знать о том, – ответствовал Абакай; – то я – королевич Мавранарский.

– Ах! небеса! – вскричал старик, – возможно ли статься, чтоб вы были тот самый несчастный Абакай, которого увезли морские разбойники!?

– Кто вам рассказал о моем приключении? – оторопел от его слов королевич. – Мне это очень важно знать…

– Милостивейший Государь! – с говорил старик. – Я – один из астрономов, предсказавших родителю вашему, о ваших несчастьях при рождении вашем. Впрочем с сожалением моим должен я вас огорчить, что похищение ваше стоило жизни вашему родителю. Он умер с печали в несколько дней после того. Народ, весьма его любивший, долго оплакивал кончину его, и поскольку все сомневались в возвращении вашем: то в короли был избран принц Гидда вашей крови. Он же по восшествии на престол собрал всех волшебников и звездочетов, и повелел нам по науке нашей исследовать, каково будет царствование его. Но предсказания наши ему не понравились. Он захотел отомстить нам за те несчастья, которыми грозило ему небо, и велел всех нас казнить. Однако мы по науке нашей предузнав его намерение, оставили Мавранар, и бежали, каждый в ту часть света, кому куда хотелось. Я прошел многие земли, и наконец прибыл на этот остров. Здесь вознамерился я окончить остатки жизни моей; ибо этим островом владеет столь милосердная Королева, что подданные её считают себя самыми благополучными пред всем светом.

В продолжение слов старика королевич Мавранарский неутешно плакал. Кончина его родителя приключила ему столько горя, что старик, оставив свою повесть, принужден был утешать его.

– Милостивейший государь! – говорил он ему, – если я вверг вас в страдание столь печальным известием: то должен припомнить вам и радостную весть. Я помню наше предсказание при вашем рождении. Небо обещало вам после тридцатилетних несчастий все свои щедроты; а поскольку к этому времени вам уже наступил ныне 31 год, то и все несчастья ваши, очевидно, уже миновали. Если вам угодно, последуйте со мною к здешнему великому визирю. Он, будучи человеком добродетельным, представит вас нашей государыне, которая узнав о ваших злоключениях; наверное, окажет вам и пристойные вашей чести благодеяния.

Королевич со всем своим горем не мог отвергнуть такого предложения. Они оба пошли к визирю, который, едва лишь узнав имя королевича: выразил чрезвычайную радость всем своим видом.

– О небеса! – вскричал он, – Лишь вам возможно чудеса творить. Пойдем, ваше высочество, – сказал он Абакаю, – пойдем к моей государыне. Там узнаете вы причину моей радости.

С этими словами повел он его во дворец. По прибытии в покои визирь сообщил Абакаю, что оставляет его на короткое время, дабы предварить государыню о его достоинстве, почему она могла бы учинить приличный ему прием. Визирь исчез во внутренних покоях, и вскоре Абакай усмотрел шествующую к нему Королеву. Он подошел поцеловать полу её платья. – Но какое зрелище! – Королева взглянув на него, вскричала, и лишилась чувств. Абакай бросился ей на помощь и подхватил ее. Он устремил свои взоры на черты лица её.

– Боги! – возопил он, сжал её в своих объятиях, и слова исчезли в устах его. Между тем королева пришла в сознание.

– Дражайший Абакай! – сказала она, заключив его в своих объятиях, – можно ли быть живой от радости, каковую я ощущаю!

– Ах Динара! дражайшая моя супруга! – восклицал он, – не сон ли тревожит измученные чувства мои!

Но восторг этой четы удобнее вообразить, чем описать. Они говорили, прерывали слова, обнимались, и слезы радости проливались посреди нежнейших поцелуев.

После первого восхищения Абакай спрашивал у супруги о своих детях.

– Вы скоро увидите их, – ответствовала Динара. – Они нынче ж возвратятся с охоты, на которую выехали.

– Но скажи, любезная королева, – говорил Абакай, – каким образом ты стала обладательницей этого острова?

– Я расскажу вам, – сказала Динара, – каким случаем взошла на престол, который завтра вам оставлю; и полагаю, что мои подданные будут согласны, если я разделю его с вами.

– «Когда пленившие нас разбойники, оставив вас на острове, уехали со мною в открытое море: то не отъехали мы шести верст, как настала ужасная буря, которой, не взирая на искусство и все старания корабельщиков, принесло нас к берегам этого острова. Корабль наш разбило в щепы о камни. Спаслось только малое число невольников; разбойники же все потонули. Я не намерена была просить небо о своем спасении: ибо жизнь мне по разлуке с тобою была несносна. Я схватила только детей наших, желая умереть с ними вместе. Уже начали было мы погружаться в волны; но жители этого острова, приметившие крушение корабля, подоспели на лодках. Они вытащив из воды нас, полумертвых, отнесли в свои жилища; где стараниями их, мы скоро пришли в себя. Король этого острова, получив известие о крушении корабля, пожелал видеть спасенных, чтоб подать помощь в их несчастье. Он был лет девяноста, и по достоинству был любим своими подданными. Я не скрыла пред ним ничего, как о природе своей, так и обо всех наших приключениях. Он был весьма тронут моими несчастьями, и соединил слезы свои с текущими из глаз моих, от коих я не могла удержаться, воспоминая о тебе, дражайший супруг. Старый король с терпением выслушал мою повесть; а потом говорил мне: «Моя любезная дочь! Вам должно с терпением сносить несчастья. Небо испытывает тем наши добродетели. Если мы переносим их великодушно; то всегда после печалей следуют радости. Останьтесь при мне; я о вас и детях ваших буду заботиться, как о своих собственных, которых я не имею. Поверьте, что я сохраню к ним дружбу и любовь».

 

Этот великодушный монарх не довольствовался оказанными мне великими благодеяниями; но всегда требовал советов моих в важных государственных делах, и брал с собою в тайный совет. Все слова мои он считал за премудрый устав, и расхваливал меня пред всеми. Все знали мою природу, и почитали меня, как настоящую королеву. Пять лет провела я при дворе его, по прошествии которых, сказал он мне: «Любезная королевна! время мне открыть вам, свое намерение. У меня есть желание, чтобы вы по смерти моей наследовали мой престол. А чтоб то было надежнее: должен я на вас жениться. Годы мои приводят вас в неопасность помыслить, чтобы вы изменили тем вашему супругу. Подданные мои, почитая ваши добродетели, похвалят выбор мой, и будут меня благодарить, что я вам по себе вручаю корону мою. – Польза и благополучие сынов ваших склонила меня принять это предложение. Свадьба наша, к великой радости всего народа, совершилась, которая удвоилась тем, когда Король в духовной своей объявил меня наследницей престола после своей смерти. Она следовала вскоре, словно этот благодетель наш за тем только и медлил на свете, чтоб совершить с нами свою милость. С того времени я благополучно владею островом, и могу похвалиться, что мое единственное утешение состояло в том, сделать подданных моих счастливыми».

Едва королева окончила свою речь, увидели они детей своих, возвратившихся с охоты.

– Идите к нам, мои любезные, – вскричала Динара, – поцелуйте своего родителя, которого небо вам возвратило.

Движение родственной крови не дозволило принцам усомниться в её словах. Они бросились к своему родителю, королевичу Мавранарскому, который заключил их в свои объятия.

Во время, как это дражайшее семейство оказывало друг другу чувствительные знаки взаимной радости и горячности, великий визирь, по повелению королевы, собрал вельмож, дворянство и народ. Он объявил им произошедшее с королевичем Мавранарским приключение и предложил им признать его королем своим. Все общество охотно на то согласилось, и единодушно возгласило Абакая своим монархом, который сообща с супругой своей правил этим местом столь благополучно, что можно сказать, что в то время возвращен был на этот остров золотой век.

Абакай и Динара, имели удовольствие, повидать царя грузинского, отца своего, и еще при жизни еще своей возвести на Мавранарский престол старшего своего сына Алманзора. Ибо король Гидда погиб во время бунта народа, озлобленного его жестокостями; что и способствовало без всякого кровопролития принять на престол законного Мавранарского наследника. Младший королевич, Богар, вступил после них во владение островом, где родители его показали пример добродетелей и благоденствия. Он подражал им и был счастлив.

Приключения Гассана Астраханского

В древние времена в Астраханском царстве, в городе Астрахани жил купец по имени Абдармон, торговля которого состояла в одном лишь пиве. Он имел сына шестнадцати лет по имени Гассан, которого природа одарила красотой и разумом. Сверх того он пел и играл на лютне столь совершенно, что всех слушателей приводил в восхищение. Искусство в музыке приносило великую пользу его отцу, потому что у него в питейной лавке каждый день собиралось великое множество народу, и был большой спрос на его напиток. К тому же он напиток свой в такие вечера продавал гораздо дороже, и благодаря тому время от времени становился всё богаче.

Однажды, когда молодой Гассан в удовольствие собравшегося народа играл и пел, пришел туда же некий славный каббалист[41] по имени Падманаб. Сколько ни дивился он игре Гассана, не меньше он и пленился, поговорив с ним, очарованный его разумом. После чего каждый день он начал посещать его лавку, и каждой раз давал ему по червонцу.

Чрез некоторое время, Гассан сказал отцу своему, что к нему ежедневно приходит взрослый муж, вид которого свидетельствует о том, что он человек непростой, что он всегда с ним по нескольку часов разговаривает, и при прощанье дает ему по червонцу.

– Сын мой, – говорил ему Абдармон, – тут скрыта какая-то тайна. Может статься, мнение этого мужа не совсем беспорочно. Такие люди, хотя и кажутся на вид простосердечными; но в душе у них всё далеко не то. Завтра, когда он придет, скажи ему, что я с ним охотно желаю поговорить, и приведи его ко мне. Из его слов я узнаю истину, как бы он ни притворялся, и настолько ли он чистосердечен, как кажется на словах.

Гассан поутру это исполнил, и пригласил Падманаба к своему отцу. Тот принял его со всевозможной вежливостью, и для него был приготовлен изрядный обед. За столом разговаривая, усмотрел купец в нем великий разум и постоянство. После чего осведомился он, из какой он земли, и где живет. Узнав же, что он чужестранец, пригласил его жить в дом свой. Падманаб принял предложение его с благодарностью, и переехал жить в дом его. Он одарил отца многими подарками, а сына начал любить более прежнего, так что в одно время сказал ему:

– Любезный Гассан! я хочу тебе открыть тайну моего сердца. Я нахожу в тебе дух, пригодный к познанию таинственных знаний. Хотя по летам твоим ты пока склонен больше к забавам; но надеюсь, что ты переменишься, и будешь думать о тех премудрых таинствах, коим я тебя хочу научить. Намерение мое учинить тебя счастливым. Пойдем со мною за город; я покажу тебе несчетные сокровища, и отдам тебе их во власть.

– Вы ведаете, – отвечал Гассан, – что я завишу от родителя, и без позволения его идти с вами не могу.

Каббалист был ответом его доволен, поговорил о том с отцом его, который поверив во всем этому разумному мужу, позволил сыну отправиться с ним.

Падманаб и Гассан вышли за город и направили путь к одному лежащему вдали, полуразвалившемуся каменному зданию. По прибытии туда нашли они колодец, наполненный водою по самые края.

– Заметьте хорошенько этот колодец, – сказал каббалист. – В нем лежит обещанное вам мною сокровище.

– Тем только худо, – отвечал Гассан, – что в нем вода. Как я смогу достать его с такой глубины?

– Я не удивляюсь, сын мой, – продолжал Падманаб, – что тебе это кажется чудным. Не всем людям дана мудрость, каковой владею я. А если б ты узнал всё, что я могу делать; то удивление твое было бы бесконечно.

Между тем он, вынув из кармана бумагу и карандаш, написал несколько странных и незнакомых слов, и бросил написанное в колодец. После чего вода из него пропала, так что и капли от нее не осталось.

Они спустились в колодец, где нашли лестницу и пошли под землю. Продолжая путь в течение некоторого времени, нашли они дверь, сделанную из красной меди, и запертую огромным стальным замком. Каббалист написал некое заклятие, и коснулся им замка; отчего тот тотчас же соскочил. Отворив дверь, вошли они в погреб; где с помощью зажженного факела увидели они стоящего и ужасного видом Арапа, опирающегося на великий белый мраморный камень, Арап увидев их, поднял камень, и хотел было в них бросить; но Падманаб, проговорив некоторые слова, дунул на него; от чего тот упал навзничь на пол. И так прошли они сквозь погреб без всякого препятствия и вышли на обширный двор, посреди которого находился некоторый род здания, построенного из самого чистого хрусталя. Вход в него охранялся двумя ужасными, по обе стороны дверей стоящими змеями, которые из страшных своих челюстей выбрасывали пламя и смертоносный дым. Гассан затрепетал, увидев этих чудовищ.

– Ах! возвратимся назад, – вскричал он. – Эти ужасные змеи сожгут нас своим сиянием.

– Будь смел, – сказал ему каббалист. – Наука, которую я тебе хочу открыть, требует неустрашимого духа. Чудовища эти, услышав голос мой, немедленно исчезнут. Я имею власть повелевать духами, и в силах уничтожить все их чары.

Сказав это, проговорил он некоторые слова; от чего змеи скрылись, и двери того здания сами собою растворились. Падманаб и Гассан вошли внутрь, и последний восхитился, увидев там другой двор, посреди коего стоял блистающий храм, высеченный на целого алого яхонта. На верху его поставлен был карбункул[42] шести степеней в поперечнике, от которого в том подземелье распространялся такой был свет, как если бы там светили два солнца сразу.

Само это здание не охранялось никакими чудовищами; но при входе в него стояли шесть идолов, вырезанных с несравненным мастерством из целых алмазов, и представляющих прекрасных девиц, бьющих в маленькие барабаны. Дверь во святилище, сделанная из самого чистого изумруда, была отворена. Сквозь нее был виден огромный зал. Гассан не мог насытить глаз своих, взирая на столь чудесные вещи. Наконец, осмотрев зал снаружи, Падманаб ввел его во внутрь. Свод зала был сделан из самого чистого золота, а пол из некоторого рода прозрачного порфира, всюду украшенный жемчугом. Тысячи разных удивительных вещей ослепляли там взгляды Гассана. Падманаб провел его в четырехугольную комнату, в которой лежали в одном углу великая куча золота, во втором – гора самых лучших самоцветных камней, в третьем – серебряный сосуд, а в четвертом – кучка земли.

Посредине этого покоя стоял великолепный престол, на котором виден был серебряный гроб, содержащий в себе тело некоего государя. Глава его была увенчана золотой короной, осыпанной крупнейшим жемчугом; а перед престолом стояла золотая таблица, содержащая следующую надпись: «Люди спят, покуда они живы, и пробуждаются не прежде часа смерти своей. Какая мне ныне польза, что я владел таким богатством? Уже я не ощущаю окружающих меня сокровищ. Нет ничего кратковременнее и скорее преходящего, чем счастье. Вся человеческая власть – есть мечта. О безумный смертный! До тех пор, как ты стоишь на весах, и жизнь твоя на обе стороны колеблется, не хвались своим благополучием. Вспомни время, в кое цвели фараоны. Они теперь ничто; а вскоре и о тебе память также исчезнет».

– Кто этот царь, лежащий в гробу? – спросил Гассан.

– Один из древних египетских монархов, – отвечал Падманаб. – Он был строителем этих подземных полостей, и собиратель всех видимых здесь сокровищ.

– Вы удивляете меня, – сказал Гассан. – Для чего этот царь построил под землею такое чудо? И зачем он в недрах земли спрятал столь великое сокровище, какого, кажется, во всем свете нет? Все прочие государи прославляют память свою, оставляя отечеству бывшие в их власти сокровища; а не зарывают их от глаз человеческих.

– Твоя правда, – отвечал Падманаб. – Но этот царь был великим каббалистом, и часто удалялся от двора своего в это уединение, для исследования таинств естества. Повелевая духами, ему не трудно было в несколько часов, перелетать пространство между реками Волгой и Нилом. Он знал многие сложнейшие таинства, а между прочими Философский камень, как видно из сокровищ, лежащих по углам этой залы. Все они сделаны из этой черной земли, в углу лежащей.

– Возможно ли быть такому! – вскричал Гассан; – чтобы обычная земля всё это произвела?!

– Не сомневайтесь, – сказал Падманаб. – Я растолкую вам все таинство Философскаго камня, заключающееся в двух этих Сирских стихах:

 
Вирехил ароус харби шахсаде хитага,
вир тифтола булардан султан хобруга.
 

То есть:

 
Дайте невесту от пастуха сыну Царя Запада;
и от них народится сын прекрасного вида.
 

Это значит:

«Омочите сухость Адамской земли, приходящей с востока, и из того родится Философический состав, которого – сила – Обращает все металлы в золото и серебро, а кремни – в драгоценные камни. В серебряном горшке этом находится та самая вода, которою должно смочить сию черную землю; и так произведет она всё здесь видимое. Если вы будете иметь одну горсть сей земли; то можете все простые металлы во всем вашем царстве, обратить в серебро и золото, а кремни в дорогие камни, какого б рода вы ни захотели».

– Надо признаться, – сказал Гассан, – что земля эта чудная. Теперь я не удивляюсь больше чрезвычайным видимым здесь сокровищам.

– Ты еще не все знаешь о ней, – прибавил Падманаб. – Земля эта имеет силу исцелять всякие, какие бы то ни были, болезни; хотя бы больной испускал уже последнее дыхание, но по принятии лишь зерна этой земли, болезнь в мгновение ока его оставит. Он получит новые силы, и встанет с постели. Можно сказать и то, что это земля так продолжает жизнь человека, что делает его почти бессмертным. Сверх того каждый, кто соком земли этой помажет себе глаза, тот увидит духов, и будет иметь власть ими повелевать. Все это вообразив, подумай, любезной сын мой, каким награждаю я тебя сокровищем!

 

Гассан упал к ногам каббалиста и принес ему в чувствительных выражениях свою благодарность.

– Но в ожидании получения власти, вами мне обещанной, – добавил он, – , позвольте мне взять отсюда несколько вещиц, чтобы показать отцу моему, насколько мы счастливы.

– Я не воспрещаю вам этого, – сказал Падманаб; – берите себе всё, что вам заблагорассудится.

Пользуясь дозволением, Гассан обременил себя золотом и дорогими камнями, и последовал за каббалистом, который уже шел обратно.

По выходе оттуда прошли они через другой зал, не уступающий богатством первому; а потом прежним путем возвратились к погребу, где некогда их встречал Арап, который до сих пор всё ещё лежал бесчувственный. Они вышли в медные двери, которые в ту же минуту сами собою затворились, и стальной замок за ними замкнулся. Потом они вылезли из колодца; и Гассан не успел оглянутся, как тот вновь наполнился водой.

Падманаб, заметив, что Гассан удивляется, каким образом колодезь опять стал полон, сказал ему:

– Чему ты удивляешься? разве ты не слыхивал о талисманах?

– Нет, – ответствовал он; – и вы окажете мне великую милость, если объясните, что они значат.

– Я не только не скрою от тебя ничего, – говорил ему Падманаб; – но и научу их делать. Между прочим расскажу я тебе следующее: талисманы бывают двух родов, каббалистические и астрологические. Первые состоят из силы молитв к богам и делаются из разных букв. Вторые зависят от Симпатии, пользуясь сообщением небесных планет с металлами. И талисманы первого рода употребляю я. Они открыты мне великим Вирстоном[43]. Ведай же, сын мой, что каждая буква этого талисмана состоит под охраной особенного духа. Эти духи суть существа чистые, служащие в небесном жилище богов, и они превыше духов, живущих посреди воздуха. А духи, обитающие на земле, – самые последние, и они зависят от повеления вышних духов, а иногда и волшебников. Буквы в талисманах составляют слова, а слова производят молитвы; а ими через чтение призываются духи-хранители этих букв, и они благодаря этому творят те чудеса, которые так удивляют смертных.

Падманаб рассказывал юноше еще многие из таинств талисманов, и в таких разговорах, прошли они всю дорогу. Они окончили свою беседу, приближаясь к дому Абдармона, в который вскоре и вошли. Радость отца Гассана была неописуема при взоре на принесенные его сыном его богатства. Он осыпал неисчислимыми благодарностями Падманаба, и с того времени перестал торговать, и зажил весьма роскошно.

Между тем надо вам знать, что Гассан имел у себя весьма гордую и скупую мачеху. Хотя он и принес с собою чрезвычайное богатство в золоте и дорогих камнях; но всего этого ей казалось мало; ибо она ничем довольна быть не могла. Для чего и сказала она однажды наедине своему пасынку:

– Любезный сын мой! Если мы продолжим жить в таковой роскоши: то вскоре принуждены будем просить милостыни.

– Не беспокойтесь о том, дражайшая матушка, – отвечал ей Гассан. – Ключ богатства нашего неисчерпаем. Если бы вы видели все эти невообразимые сокровища, показанные мне великодушным Падманабом: вы бы не имели такого суетного страха. Он обещал мне отдать их в полную власть, и я не сомневаюсь в твердости слова этого добродетельного мужа. При первом случае, когда он опять поведет меня туда, возьму я щепоти две черной земли, которая на долго приведет мысли ваши в спокойствие.

– Возьми-ка лучше золота и яхонтов, – сказала ему мачеха; – мне они милее земли всего света. Однако послушай, Гассан, – примолвила она, – мне всегда приходит на ум вот какая мысль: Когда Падманаб всё равно собирается отдать тебе все эти сокровища: то почему он не научит он тебя всем этим молитвам, о коих ты мне сказывал, что они настолько уж необходимы для ходьбы в подземное жилище? Если каббалист этот нечаянно умрет (а он вестимо, уже не молод): вся надежда наша погибла. Сверх того может быть, и мы нечаянно досадим ему чем-нибудь, и тогда он отвергнет нас и отдаст свои сокровища другим. Я советую тебе, любезный Гассан, упросить Падманаба, чтоб он научил тебя всему, о чем я тебе сказывала. Когда же ты будешь все его премудрости знать, мы умертвим его, чтоб никто кроме нас не ведал хранимого на дне колодца.

Слова эти повергли Гассана в великой ужас.

– Ах! матушка, – вскричал он, – что вы мне предлагаете! Можете ли вы дозволять себе такие помышления? Падманаб нас очень любит. Он осыпает нас благодеяниями, обещает такие богатства, которые достаточны, чтобы наполнить сокровищницы величайших монархов; но в награду за милость его, хотите вы у него жизнь отнять. Нет, я страшусь и подумать… Хотя бы я дошел до крайней нищеты: я лучше соглашусь таскаться с сумой по миру, нежели быть злодеем.

– Сын мой, – подхватила она, – я радуюсь, что ты имеешь доброе сердце; но в подобных обстоятельствах следует взирать на собственную пользу. Счастье представляет нам случай вдруг обогатиться: зачем же его упускать? Отец твой имеет разум гораздо более зрелый, чем твой, однако со мною он уже согласился, и тебе противиться ему в том невозможно.

Гассан всеми силами отговаривал отца от согласия на беззаконное это предприятие, но молодость лет его, и пронырливость злой мачехи, подвергли его искушению. Отыскав Падманаба, он стал просить его неотступно научить себя всему тому, что нужно ведать для ходьбы в подземное здание, до тех пор, пока тот, весьма любя его, на то склонился, и написав ему все надлежащие талисманы, и рассказав обстоятельно все подробности, как притом обходиться, отдал всё это Гассану.

Получив всё это во власть, уведомил о том Гассан отца своего и мачеху, которые назначили день к осмотру сокровищ. «При возвращении нашем мы умертвим твоего Падманаба», – заявила эта гордая и злая женщина.

В назначенный день все трое на верблюде выехали они, тайно от Падманаба, и отправились к колодцу. По прибытии к нему, вынул Гассан из кармана первую бумагу, и бросил в колодец; вода в нем исчезла. Они опустились по лестнице и прошли к медным дверям. Гассан коснулся другим талисманом к замку, который отперся, и открыл им путь в погреб, где стоял пресловутый Арап. Как только тот начал поднимать камень, отец и мачеха Гаасана весьма было испугались; но Гассан сокрушил Арапа. Так мало-помалу, они достигли яхонтового капища и покоев, где лежало тело царя Египетского, и все его сокровища. Мачеха Гассана не обратила внимания ни на гроб, не прочла и премудрой надписи; хвалёную же землю не удостоила и взгляда – она с великой жадностью набросилась на дорогие камни, и обременилась ими так, что едва могла идти. Муж же её нагрузил себя золотом; а Гассан довольствовался только двумя горстями черной земли, которую положил в карман, имея намерение по возвращении своем, учинить над ней опыт.

И так они все трое вышли из той комнаты, неся с собою сокровища. Но во втором дворе увидели они идущих прямо на них трех чудовищ. Ужасный вид этих монстров повергнул в трепет отца и мачеху Гассана, которые бросились к нему; но юноша, и сам не ведая чем от них защититься, был не в меньшем ужасе.

– Ах! злая и безбожная мачеха! – вскричал он, – ты одна стала причиной того, что все мы сейчас лишимся жизни. Падманаб без сомнения узнал, что мы сюда поехали; а что и еще хуже, он конечно через искусство свое проведал про покушение наше на жизнь его, и посылает этих чудовищ отмстить смертью за нашу неблагодарность.

И именно в это время услышан был ими в воздухе голос Падманаба, произнесший следующее:

– Вы все трое – неблагодарные люди и недостойны дружбы моей. За многие оказанные вам мною благодеяния отняли бы вы у меня жизнь; если бы не уведомил меня о том охраняющий меня Вирстон. Почувствуйте ж справедливость моего гнева. Ты – женщина и Абдармон, – за то что изобрели злой на меня умысел, а ты – юнец – за то, что на него был согласен!»

После этих слов чудовища, бросившись на них, растерзали отца и мачеху Гассана, и уже растворили было страшные свои челюсти и на юношу; но Падманаб представ между ними, дунул на монстров, и тем самым принудил их исчезнуть. Потом обратясь к Гассану, он сказал:

– Хотя ты и никакого помилования не достоин; но не знаю, какая сверхъестественная власть вливает в сердце мое сожаление к тебе. Итак, хотя я не могу отвратить всего посланного тебе от богов наказания; но я по крайней мере дарую тебе жизнь.

41Маг, изучающий тайную науку каббалу.
42Карбункулом называется яхонт темно-красного цвета, и весом больше 20 карат. Легенды говорят, будто бы он ночью светит.
43Вирстон, или Вишну, божество почитаемое индийцами. Может быть, древние астраханцы являются потомками индийцев как и они, по мнению многих, происходят от египтян. Как бы то ни было, но в Астрахани почитали Озириса под именем Вирстона, переняв его от индийцев.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72 
Рейтинг@Mail.ru