полная версия
Михаил Аронович Замский
Итог
«Недержание горя, недержание слёз…»
Недержание горя, недержание слёз,
Недержание шелеста русских берёз,
Недержанье восторга, недержанье тоски,
Недержанье потока с гор текущей реки.
Недержание мыслей, недержанье идей,
Недержание настежь открытых дверей.
Недержание неба, недержанье земли,
Недержание жизни, что убить не смогли.
Будем размашисты, а не скользя,
Будем людьми, даже если нельзя.
К черту умеренность! К черту расчет!
Расчет на том свете. На этом – не в счет.
«Каждый день у меня под окном…»
Каждый день у меня под окном
Реже вечером, чаще днём
Слышен стук лошадиных копыт,
Словно песенка о былом.
Промелькнёт ли лицо ездока
Иль детей любопытный лик,
“Мы уходим, уходим. Пока.”
Выбивает мне песня копыт.
А в глазах лошадиных тоска
О бессмысленности судьбы.
И бегут, подтянув бока,
Красивейшие в мире рабы.
«Бывает порою на этой планете…»
Бывает порою на этой планете
Ты вдруг попадёшь в городок неприметный.
А там, как награда, как зов издали
Поэзии чистой лежат алтари.
Поэзия неба, поэзия сада, поэзия
вдруг промелькнувшего взгляда,
поэзия улиц, поэзия земли,
поэзия всего, что сберечь не смогли.
Тогда я способен по улицам этим
Ходить вечерами, ходить на рассвете.
И буду ловить я огни фонарей,
И буду стоять у каких-то дверей.
И жизни реальность уйдёт, как во сне.
Останется только поэзия мне.
«Ещё немного и самолёт…»
Ещё немного и самолёт
Рванёт на Ближний, на мой Восток.
Грустишь, мой август? Грущу и я.
Но что же делать, любовь моя?
Давай присядем. Ведь путь далёк.
Всему на свете приходит срок.
Зато есть время повспоминать.
Зато признаний полна тетрадь.
Зато остались, тобой полны,
Настои лета и тишины.
Комнате
Я завтра уезжаю.
Будут другие в комнате моей
И по-другому прятать будут
Себя в бессоннице ночей.
Другие будут разговоры,
Мечты другие и тоска.
Иначе будут видеть горы
И слушать ка течёт река.
Я уезжаю. В сердце тяжесть.
Тебя не хочется бросать.
Так и ходил бы. Слушал август,
Переливался в благодать.
Дома старинные любовно
Ласкал бы взглядом. У перил
Стоял рассеян и не моден,
Иль может где-то пиво пил.
Забрёл бы в парк. Высоки кроны,
Деревья в мире тишины,
Где глупость противозаконна,
Где все высоки и равны.
Ну, что скажу я на прощанье?
Живи. Для радости, для состраданья
И для любви.
Дари, как прежде, людям радость,
Дари покой. И на прощанье иль на счастье
Махни рукой.
«Всё, как обычно…»
Всё, как обычно. Машины, огни.
Вечер. Израиль. Годами накатано.
Что там подальше, что впереди,
Что ещё временем не распечатано?
Всё бегут и бегут эти дни,
Растворяясь, уходят в туман.
Что останется?
Грустный мотив чьих-то слов,
Чьих-то лиц, чьих-то стран.
«Облака чуть-чуть ржаво-сиреневы…»
Облака чуть-чуть ржаво-сиреневы
И местами уж ржавой листва.
Ещё тени ночные под деревом
И ещё не просохла трава.
Ещё утро так нежно и временем
Не задето почти. И пока
День – ребёнком несмелым, растерянным.
И легка его ноша, легка.
«Стареем, болеем, живём, как обратно…»
Стареем, болеем, живём, как обратно,
И всё вспоминаем, что вспомнить не хочется.
А утро такое! Но нет Левитана.
Рисую сетчаткой, но этого мало.
А губы всё шепчут: “О, Ваше Высочество!”
“О, Ваше Высочество, так не бывает.
О, Ваше Высочество, я не достоин”.
А день разгорается, день разгорается
И кто его знает, на что он способен?
И каждое утро всё вновь повторяется.
И вновь красота чувствам несоразмерна.
Как всё перемешано Адом и Раем!
Как больно, как странно, как дивно, как верно!
«Я в Африке не был…»
Я в Африке не был. Читать приходилось
У Экзюпери и Хемингуэя.
С тех пор ты в мечтах и моих поселилась,
В зелёных холмах навсегда зеленея.
Живу от тебя я не так уж далёко.
Ко мне долетает твой ветер Сахары.
И он мне поёт, как тебе одиноко.
И снова зовут меня Африки чары.
И будто я вижу барханы, барханы.
И ночью пейзаж почти лунен и стынен.
И может ко мне, как тогда к Антуану,
Выйдет навстречу мальчик в пустыне?
И мы бы с ним тоже ходили, ходили.
И он бы мне тоже вопросы, вопросы.
Наверно, я тоже его отпустил бы
Домой к его звёздам, домой к его розе.
«Жизнь бывает длинной иногда…»
“Жизнь бывает длинной иногда”
Кто-то там сказал из сериала.
И в этом всё: и правда, и беда,
И горечь слишком длинного финала.
Всё дело в том, что счастье никогда
Ни длинным, ни коротким не бывает.
Не знает времени летящая звезда.
Не знает, что сама себя сжигает.
Ну, а потом жизнь значит, как всегда,
Усталость, неприятности, сомненья.
А главное – терпение, терпенье.
Ведь жизнь бывает длинной иногда.
Мы не затем приходим в этот мир
Бывает так. Устав от суеты,
От повседневной скуки и терпенья,
Душа привычно ищет красоты
Далёкого прекрасного мгновенья.
Оно, по сути, и не далеко.
Сумей взглянуть, сумей лишь присмотреться.
И мира красота предстанет вдруг
И не оставит равнодушным сердце.
И, может быть, гармония стиха
Наградою за мудрость и терпенье,
Оставит, как на кончике смычка,
Желанное прекрасное мгновенье.
Мы не затем приходим в этот мир,
Чтобы прожить, его не замечая.
Искать свой смысл и находить его,
И мучиться, опять его теряя.
«Уходит ночь рассветом робким…»
Уходит ночь рассветом робким.
Уж смотрится, едва видна, ещё не знающая толком,
Как будет жить голубизна.
А жизнь бы, и сама пробилась. Без синевы.
Она сильна. Терпела б, мучилась, молилась,
Любила б всё равно она.
И лишь порою бы ночами,
В мечтах иль может быть во сне
Небес прозрачных синий пламень
Ей пел о счастье, о весне.
Детство
Нахлынули воспоминанья, их запах, цвет.
Весенний Киев. Звон трамваев. Мне девять лет.
А тишину на улице старинной
Весною нарушал прилёт грачей.
Серёжками и пухом тополиным
Был полон мусор тех весенних дней.
Та улица внизу впадала в площадь,
А если вверх, где прежде был костел,
Был старый парк Владимирская горка
И чудный вид на Днепр и на Подол.
Я собирал там осенью каштаны.
Зимою я на лыжах там гонял.
Я книжки там читал, а вечерами
В аллеях темных парочки встречал.
Вы, киевские парки, где часами
Бродил я неприкаянный с тоской,
Я не скажу, что вы меня спасали,
Но с вами было лучше, чем с собой.
А годы шли, и мы росли упрямо.
Ходили на каток и на футбол,
Срывались целым классом на “Тарзана”
И девочек ловили разговор.
Мы критиков безжалостно катали,
Любили тишину библиотек,
Надуманную ложь за правду принимали
Мы-дети тех невозвратимых лет.
Теперь уж время подводить итоги.
Седьмой десятое разменял, как день.
Но и сейчас случается приходит
Из детства потревоженная тень.
«Что пожелать тебе на день рожденья?…»
Что пожелать тебе на день рожденья?
Улыбок больше. Не грусти
И уходящие мгновенья,
какие б ни были, прости.
Не трать себя на сожаленья,
Не верь обманам суеты.
И не жалей для доброты
Ни времени, ни восхищенья.
И не считай своих потерь.
Их вообще считать не надо.
Надеждам розового сада
Не закрывай ты только дверь.
А ночами-всё травы под росами
Рвут машины пределы и скорости.
Расстоянья уже не беда.
А ночами – все травы под росами,
А ночами-речная вода.
Всё мне снится иду я дорогою
И уводит он меня вдаль.
И ромашки кивают не строго мне,
И куда-то уносит печаль.
И тревога уходит невидимо,
Оставляя надежду со мной.
И мой сон, что я видел, не выдумал,
Всё плывет и плывет надо мной.
«Где-то в мире песня моя прячется…»
Где-то в мире песня моя прячется.
Может у кого-нибудь в горсти?
Песенка моя нигде не значится.
Песенка моя ещё в пути.
Может она где-то сизым голубем?
Может быть солёною волной?
Может быть летит она дорогами?
Может пробирается тропой?
Может быть бесцельно в жизни мается
И себя пока что не найдёт?
Может быть никак не догадается,
Что её на свете кто-то ждёт?
Приходи ж скорей, моя растерянная,
Приходи серебряная грусть.
Мы с тобой поладим. Будь уверена.
Это будет неплохой союз.
Под Окуджаву
Людское вокруг меня плещется, плещется море.
А я лишь пылинка его, лишь песчинка одна.
Храни его Бог и не дай испытать ему горя.
Ведь жизнь, как известно, у каждого только одна.
И пусть это море уж слишком, порой, суетливо,
И пусть бытовое сегодня милее ему,
Но жизнь ведь меняется, жизнь она прихотлива.
Придёт еще время и сердцу его и уму.
Так может быть лучше нам всем лишь набраться терпенья?
Пусть каждый живёт так, как нравится лично ему.
Друг друга понять, попросить друг у друга прощенья.
Ведь рано иль поздно, а всё ведь сведётся к тому.
«Посидим, помолчим…»
Посидим, помолчим.
Будем думать о чем-то с тобою.
Будем просто сидеть.
Будем просто смотреть на закат.
Будут стрелки бежать,
Будет вечер шептать с тишиною.
Будем просто сидеть.
Будем просто сидеть и молчать.
Душа
Конец недели. Солнце дня и глаз отрада,
Но некогда. Дела, дела. Всё надо, надо.
И в этой суматохе дел, под их навалом
Душа заброшенно лежит котёнком малым.
Она безмолвна и грустна и ждать устала.
Дела, дела, дела, дела. Конец, начало.
А нам-заложникам судьбы, рабам богатства и успеха
Зачем душа? Одна помеха её укоры и мольбы.
А потом.(у каждого в свой срок) вдруг поймём
Устало и морозно, что ушла душа. Ушла серьёзно
Навсегда. Остался только срок.
«Тень от ветки зелёной …»
Тень от ветки зелёной у меня на столе.
Что дрожишь ты бессонно? Что сказать хочешь мне?
Но, увы, не понять мне. Язык твой забыт.
Этот способ общенья атрофирован, сник.
Нам природа не тайной, не раздумьем в пути,
Ни простым созерцаньем, чтоб понять, чтоб найти.
В обезумевшей жизни чувств этого нет.
Уж такие мы люди, уж таков теперь свет.
Приезжаем. Красиво. Даже ахнем. Потом
выпьем водки иль пива. Даже может споём
А потом уезжаем и не слышим, руля,
Как под нами вздыхает одиноко земля.
Я бы взял эту ветку. Я б её засушил.
Я бы ветку с собою повсюду возил,
Чтоб природы молчанье окружало меня,
Чтобы было печально, чтобы было не зря,
Чтобы радость случалась, чтобы свет не поник,
Чтоб душа не терялась ни на жизнь, ни на миг.