Михаил Анциферов
Конец эпохи Эдо
Обнадеженный хоть каким-то результатом я вышел, из кузницы, и почувствовал прекрасный свежий поток ветра на своей спрелой от пота коже, спустился к заросшему высокой травой оврагу, внизу которого текла мутная река, на поверхности которой плавно колыхались волнистые длинные пальцы роголистника. Из под вод вялотекущей реки высовывал свой длинный острый нос, холодный серый валун, в этом месте река делилась на две еще более узкие борозды, хотя и такой реке под силу сточить этот камень до основания, постепенно превратя его в затерявшийся на дне песок, или она высохнет раньше. Тем временем солнце уже медленно сползало с неба, погружаясь в землю, растворяясь в широком, пустынном зеленом поле, оставляя только блеклые розоватые блики в вечерней росе и лишь грозная черная туча гнетуще ползущая откуда-то слева утверждала – «Жди дождя». Просидев на этом уступе, свесив ноги, через некоторое время со спины стали доносится человеческие голоса, кузнецы стали расторопно разбредаться. После тяжелой работы с ярко рдеющей сталью, они будто снимают панцирь напускной, а может и вполне естественной серьезности, выдыхают и превращаются в обычных людей, умеющих жить другой жизнью.
В своих бредовых размышлениях я потерял момент, когда ушел основной поток работников, сейчас из кузниц стекались лишь самые заядлые трудоголики. Отряхнув одежду, и с трудом поднявшись с травы с которой я уже успел сплестись, последний раз окинул взглядом реку, овраг и солнце оставившее от себя только тонкую красную линию у самого горизонта. Вот и мне пора в как ее, ой, неужели забыл, ах да точно в «Зеленую бабочку», а если бы и забыл, то что, неужели тут так много постоялых дворов.
С приходом вечера Одай заметно преобразился, краски светлого дня уже пару часов как пропали, но ночь этому месту только на пользу, почти каждое здание в центре увешано горящими бардовыми фонарями, отбрасывающими размытые отражения на темную вытоптанную людьми и скотом землю. Силуэты людей снуют туда сюда, долго не задерживаясь на месте, приковывает людей закрепляя их за столиками только бутылка крепкого сакэ. По деревне особенно суетливо носятся неуловимые тени с женскими фигурами, учитывая строгость родительских нравов, сбежавшие из домов, чтобы поймать на себе пару тройку мужских пронзительных взглядов, найти того с кем можно сбежать в крупный город,, в храме Аки мне все уши прожужжал, какая насыщенная в больших городах жизнь, не чета деревням и селам, и уж тем более, захолустному храму посреди густых лесов. Главная улица Одая, это протяженные торговые ряды, лавки и ремесленные магазинчики, как известно прибыль не знает времени, потому торговля тут идет до поздней ночи, купцы и торговцы имея совесть кличут и зазывают народ чуть тише чем днем, пытаясь не навлечь гнев местных жителей, у которых от бессонницы вдруг может отпасть желание покупать их товар или возникнет желание настучать по голове навязчивому крикуну. Вокруг одной телеги с сундуками толпа была чуть оживлённей чем обычно, сундуки были доверху набиты всевозможным сукном и тканями. Раздраженный купец нервно дергая руками отгонял от своей повозки целую толпу молодых женщин со словами:
– Ну хватит уже, всю ткань мне руками затрете, заляпаете, вы уж либо берите, либо идите, только и стоите глаза таращите
– Да, куда уж тут возьмешь, такие цены, за платье коня продавать что ли, и все равно не хватит – доносился возмущенный вопль из толпы.
В ответ последовал не менее возмущенный ответ
– На что тебе это платье, людей дразнить только, тут ни у кого нет таких, да и не нужно, только шастать, пыль обтирать.
– Все, я собираюсь, расходитесь, торговля на сегодня окончена, расходитесь я говорю – не скрывающий своего раздражения купец забирал из рук крестьян свой товар и спешно раскладывал его обратно по сундукам.
В конце улицы располагался самый большой дом, с стойлами для лошадей и циклично пульсирующим потоком людей. Должно быть постоялый двор, возможно это и есть «Зеленая бабочка». У входа во двор на больших черных воротах было вырезано «Кто может плавать, тот может и утонуть» Необычная надпись для приветствия дорогого гостя, на самом же трехъярусном здание были прибиты две зеленые плиты, из окислившейся со временем меди. И снаружи и внутри было довольно шумно, да, кто любит поработать, скорее всего, любит и отдохнуть.
Зайдя внутрь я обнаружил, что картина вокруг сильно размыта, все помещение заполонил табачный дым, тонкими серыми змейками выплывающий из трубок. Разобрать в первое время можно было разве что мутные силуэты людей, все было как в тумане, нет туман это другое, он мягок, недвижим, а дым всегда норовит показать свою порочную, вертлявую натуру. Встав у самого входа, я тщательно присмотрелся, пока не увидел вдали зала Таро, которого, в общем-то, сложно не увидеть. Он сидел за небольшим вытянутым столиком в самом дальнем углу, но был уже немного другим, менее напоминающим дикое животное, правда, цвет его лица даже без копоти был довольно смуглым. Компанию ему составляли рабочие, чьи неприветливые и сосредоточенные лица я кажется уже встречал сегодня, в кузнице. С большим трудом, по змеиному протискиваясь между шатающимися, еле держащимися на ногах, в какой то степени даже слипшимися в несколько разбросанных по залу пьяных людских комков, я добрался до уединенного столика Таро. Застал его очень возбужденным с большим энтузиазмом что-то рассказывающим своим приятелям. Незаметно как тень уселся с краю на лавочку и ждал когда он закончит историю. Вокруг стоит страшный шум, с непривычки тяжело разобрать хотя бы слово, речь превращается в бурлящую густую кашу из обрывков фраз, каких то громких стуков и раскатов громового хохота. Даже сидя напротив Таро, я так и не смог разобрать сути его истории. Положив подбородок в ладонь и оперевшись локтем на затертый с моего края слегка влажный деревянный стол, заметил что Таро закончил, уткнулся в мой скучающий силуэт глазами тут же повернулся на лавке в противоположную сторону и активно замахал руками. Затем принял исходную позу и весело будто напевая говорил.
– Смотрите ка, кто пришел, монах в кабаке, первый раз такое вижу, чего же мы еще о тебе не знаем? …. – Закончив создал небольшую паузу, как бы невзначай спрашивая мое имя.
– Хидэки
– Ну смотри Хидэки, я вот как решил, тебя тут почти никто не знает, да и вид у тебя такой, будто слова не вытянешь, разве что под пыткой какой. Но пытать мы тебя совсем не хотим, и без того устали, лучше выпей с нами, посмотрим, что ты за человек, всегда хотел посмотреть на пьяного монаха, забавное наверно зрелище.
– То есть просто посмеяться хотите … – С легким привкусом обиды ответил я.
– Да брось ты, не напрягайся, выпьешь с нами, а я тебе полный список принесу, он у главного мастера есть. Где ты сейчас остановился?
– У Юко, сестры Кэтсу
– Ха-ха, слышали ребята, повезло тебе, недурна она, совсем недурна, и мужа почти никогда дома не бывает, этот кретин только и делает, что пьет и от долгов прячется, ты смотри, может, и тебе кусочек перепадет …– Едва сдерживая смех, произнес великан.
Признаться честно, она и правда показалась мне необычайно привлекательной, пусть и очень холодной, бледная кожа, грустные серые глаза, но именно в этом и было что-то сильное, притягательное. Только вот все это попросту смешно, у нас не может быть никаких взаимоотношений, она девушка порядочная и веселье на одну ночь явно не для нее, а рассчитывать на нечто серьезное простому монаху имеющему свой небольшой угол, тесноватый для двоих, ни в какие рамки не лезет.
– А можно без питья? …– Спросил я, надеясь на положительный ответ.
– Ну как же так без питья, неужели не уважишь работяг, у нас тут развлечений не много, да и честно получится, услуга за услугу, знаешь ли.
Не успел Таро договорить как полная, прихрамывающая, с легкой проседью на макушке женщина принесла две бутылки, даже не успев моргнуть резвый кузнец, разлил желтоватую жидкость по белым потертым чашкам со сколами у самих кромок.
– Значит смотри, это сакэ, и коли ты не пил никогда, то начинай постепенно, не кидайся как на воду в жару, а то с непривычки разроняешь все или вообще обратно пойдет – деловито поучал меня Таро.
Как то нехотя я взял чашу и медленно поднеся ее к лицу ощутил терпкий запах грибов и немного колючий запах остроты.
– Ну, за встречу …– Уже машинально, без энтузиазма выпалил Таро и уже собрался выпить.
Я снова поднес чашу к лицу, прислонил ее к губам и сделал небольшой глоток, стоило больших трудов проглотить даже такую маленькую часть содержимого. Мое лицо неестественно перекосило от неожиданности и неприятия. Рот сковал вкус горечи, и действительно, в какой-то момент мне показалось, что содержимое вырвется обратно, но переборов позывы я справился.
– Смотрите как скорчило…– Заливаясь от смеха произнес Таро тыча в меня пальцем.
– Ничего, ничего, быстро привыкнешь.
Больше всего мне сейчас не хотелось пить это снова, однако мой новый приятель, улыбаясь, безмолвно подлил мне еще.
Второй подход дался куда проще и даже не вызвал отторжения, хотя вкус мне все равно не нравится. Не успевал я делать глоток, сакэ молниеносно, снова и снова и снова наливалось в чашу, кажется, я даже забыл, как выглядит дно этого сосуда и есть ли оно вообще. После трех осушенных чаш, суета, царящая в этом заведении показывала новые грани, слова вокруг стали отчетливей, это все уже не воспринималось как каша, больше напоминая театральную постановку в которой актерам очень требовательно и строго приказали кривляться, во что бы то ни стало. Люди как четырёхлапые пауки ползали по полу, по стенам, казалось даже по потолку. Двое изрядно пьяных молодых ребят уперлись друг в друга головами, вскоре потеряв равновесие упали плашмя друг напротив друга. Совершенно невменяемых и особенно крикливых людей очень грубо выталкивали наружу, ногами, руками, метлой, да и вообще всем чем придется. Худой человек в одном сандале, как раненый солдат цепляющийся за свои последние мгновения, тративший все силы, медленно но уверенно полз в сторону выхода, пока наконец его просто не выволокли за ногу, правда уже босого, в ходе этих манипуляций был утерян и второй сандаль.
Посетители справа от нас, некогда вяло говорившие на языке звуков, то срываясь на смех, то забрасывая до самого потолка громкие заклинания, безмолвно уткнулись лицом в деревянный, липкий от пролитого стол, в такой же в котором и сейчас утопает мой локоть. Песни, доносившиеся до меня со всех концов зала, под стать всему, не отличались мелодичностью, было в них что-то колючее, дерганое, кусающее слух, но этот рваный животный ритм завораживал и невольно заставлял подрыгивать ногами. Постепенно, крики, звон разбившихся бутылок, ругань, смех слились в один жужжащий звук, беспощадно терроризирующий мою голову. Глаза мои меня предательски обманывали, я попросту не мог это видеть, лица раздувались до шарообразной формы, затем утягивались принимая вид бамбукового прута, или и вовсе становились рябью от брошенного в воду камня. Голова весит десять «кан»*, держать ее и все оставшееся тело в вертикальном положении очень сложно, всего меня буквально тянут к земле, злые невидимые руки.
– Ну что, давай еще по одной, хуже то тебе уже не будет … – с сильной гудящей вибрацией донеслось до меня.
– Давай, давай, вот как тебя разморило, а мы еще даже не начали.
Таро молча наполнил мою чашу и снова продолжил разбрасывать басистый шум в направлении своих собеседников.
Может и правда хуже уже и не будет. По крайней мере, это стало легко пить, будто солоноватая вода. От повсеместного запаха дыма нужно скрыться, мне
нужно подышать, да точно, на воздухе я приду в себя. Пытаясь встать я сделал резкое движение, тут же упав на бок, мои ноги вросшие в лавку больше не слушаются, под аккомпанемент раскатистого смеха и улюлюканья Таро, все таки удалось подняться и худо бедно шагать.
– Смотри, такими темпами все полы дочиста протрешь, хмельной монах, эх растет мальчик, теперь совсем как живой, то-то же, не все тебе сутры свои читать…– Доносилось мне в след.
– Я и не читаю никакие сууутры, это бунддисты читают, а я неет, я «норито»* почитываю…– Уже окончательно разругавшись и со своей речью, выдавил я.
Пройти до выхода, нет, донести себя до выхода, как тяжело бороться с этими незримыми силами, кто меня все время толкает в стороны? Вот смотрю в точку под собой, почему не могу на нее ногу поставить? Я дойду, чуть – чуть осталось! Нелепо ковыляя, путаясь в собственных онемевших конечностях, едва перепрыгнув лежащего у самого выхода бедолагу, пускающего слюну, у меня получилось выбраться на поверхность и сделать вдох, полный сырой осенней прохлады.
Луны совершенно не было видно, значит мрачная туча все таки приползла и заполонила все небо, из света только красные блики фонарей негодяев, что носятся как сумасшедшие. Ветер поднялся нешуточный, и правда осень пришла, скоро с моря к нам будет тянуть одни лишь тучи, Миэ есть Миэ – «земля дождей и молитв». Устав стоять, обняв столбик карниза, я уселся на ступеньку маленькой лесенки, ведущей ко входу на кухню кажется, или нет, куда-то ведущей наверно.
Упав в колодец глупых раздумий, мое головокружение постепенно отступало, стоило только забыть о нем, но вот ноги, все еще чувствовались как соломенный сноп. Во дворе напротив зеленой бабочки, проходила череда потасовок, люди, что еще час назад целовались и обнимались, теперь неуклюже разбивают друг – другу лица. Звуки, не пойми как попавших в цель ударов разбавил стук крупных капель дождя, бьющихся о козырек надо мной, никого это не смутило, никто не заметил, что начался дождь, в таком состоянии их не смутило бы и землетрясение. Дождь становился все сильней и сильней, пока наконец не обрушился шипящей стеной на все вокруг, слегка пыльная земля в считанные мгновения становилась черной, густой и липкой. От того более потешно было наблюдать за этими грязевыми борцами.
Вдруг издалека в мою сторону начала доносится вибрация, и громкое земельное чавканье, к Зеленой бабочке подъехало шесть, нет, позади еще один, выходит, семь всадников. Грозного вида фигуры, облаченные в черное, все кроме одного человека, в накинутом дорогом желтом «хаори», совсем не по погоде, остановились у входа в постоялый двор. Мужчина в хаори, обладал необычными искривленными чертами лица, и серой как пепел кожей. Маленькие рыбьи глаза, торчащие из под тоненьких бровей, и словно женских, пышных ресниц, источали усталость и недовольство. Проливной дождь, так и не разогнавший людей, теперь уже напоминающих ожившие глиняные фигуры, не отступал, однако явно не он стал причиной резкого отрезвления этих копошащихся «Догу»*, увидев всадников, пьяные постепенно растворялись, вымывались со двора, оставив после себя только висящую, тяжелую тишину. Не замечая меня, фигуры в черном, с висящими на поясе катанами, выцепили полусонного усатого конюшего и доверили ему своих грозных, сопящих коней. Все слезли и спешились, кроме одного, последний наездник, издавал жалобные звуки, до тех пор, пока его слишком увесистое тело не сняли с лошади сразу двое напуганных, трясущихся слуг. Даже в красноватом полумраке я узнал это лицо, то был оценщик из кузницы, которому сегодня неплохо досталось. Лицо его было все таким же вздувшимся и красным, скорее всего не только от фонарных бликов, но и от не прошедшей горькой обиды. Человек в желтом хаори встал во главе, раскрыл золотистый зонт и ждал остальных. Затем всей процессией они медленно, почти синхронно зашли в заведение. Не прошло и минуты, как повисла уже кладбищенская тишина.
Шум дождя все-таки разбавил неприятный пищащий визг, за ним последовали громкие тяжелые шаги, на улицу вышли все те же, но трое вооруженных людей вели Таро. Пузырящийся чиновник буквально прыгал от радости, повизгивал, хлопал в ладоши, до тех пор, пока мужчина в желтом не обернулся не него, смотря с явным презрением. Колонна шла дальше, в сторону торговой дороги, оставив лошадей на местах. Таро не сопротивлялся, шел сам, поникнув головой. Куда они его ведут, что происходит? Голова протестовала, но ноги сами потащили меня к ним. Подойдя на расстояние вытянутой руки, колонна остановилась.
– Проваливай, или тоже повисеть хочешь? … – Монотонно и угрожающе говорил последний человек в колонне.
– Куда вы его ведете? Что с ним будет?..– Сквозь сковавший тело страх, произнес я.
– Ааа, ты помешанный! Ай-да и его тоже, только под ногами путается… – Все так же холодно произнес вооруженный конвоир.
– Почему встали, что там у вас… – человек в желтом обернулся и увидев меня сказал.
– Дайте этому попрошайке монету, и пусть уходит, а будет мотаться мы и его повесим.
Мне бы сейчас потерять дар речи, и побежать куда глаза глядят, но какая то несвойственная мне глупость заставила меня говорить.
– Его нужно судить, он же живой, нельзя просто так, сразу повесить…– Чувствуя себя уже таким же приговоренным как Таро произнес я.
– Судить?… – Усмехнувшись говорил господин в хаори.
– Судить в этих краях, могу только я, обвинять и выносить приговор, моя работа, и то, что я трачу время на выслушивание твоей чуши, меня лишь раздражает. Знаешь что, не знаю кто-ты, но только потому что тебе хватило наглости и глупости указывать мне что делать, тебя я повешу следом. Выбирай причину, за распространение христианской ереси или за шпионаж? Это лишь формальность, но все должно быть гладко.
Только теперь, я понял какую ошибку совершил, почему я не убежал, зачем говорил, когда стоило промолчать. Только я понял масштаб ситуации, меня еле сдерживающего слезы, уже вели, куда-то по дороге, вместе с Таро, под проливным дождем.
– Ты смотри, помалкивай, говорун, не зли господина, а то и до эшафота не дойдешь, прямо тут ляжешь, собакам на корм пойдешь, хоть какая-то польза будет… – Говорил идущий позади меня конвоир.
– Да уж, не тот собутыльник тебе сегодня попался…– C легкой улыбкой, смотря в пол произнес Таро, и тут же получил удар по ребрам, который судя по отсутствию реакции он едва ли почувствовал.
Мне нечего было ему ответить, пока мы шли я вспоминал храм, вспоминал знакомые лица, тишину. Мне представлялось грустное лицо Иори, и господина Ясуо, которые верно даже и не узнают как я умер, кто им расскажет, меня просто повесят как убийцу, как вора, просто так, по щелчку пальца. Чем дальше мы продвигались, тем тяжелее было сдерживать подступающие к моим глазам слезы. Прокручивая в памяти то немногое, что там теплилось, я с особой злобой и презрением вспоминал лицо того злосчастного посыльного, навестившего наш храм с этой проклятой грамотой. Даже по отношению к Таро, я сейчас испытывал ненависть, хотя он ее совсем не заслужил, я его ненавидел, просто за то, что он есть, за то, что не попадись он мне, или встреться мы позже, этого бы не случилось Жадно пролистывал страницы, с текстом моих последних дней и часов, вот не приди я сегодня в «Зеленую бабочку», скитайся я дольше по полям и лесам, да что угодно, это что угодно, любое событие, хотя бы на день отсрочившее мой приход в Одай, стало бы спасением, путевкой в жизнь. Почему то начал истошно выдумать лица своих родителей, которых я никогда не видел, и утешал себя, что возможно уже после смерти я смогу их увидеть и они будут непременно такими, какими я их сейчас выдумал, и улыбающимися, хорошо будет, если они мне обрадуются.
– Стоять, вешай сначала огромного…– Грозно произнес мой обвинитель и судья в одном лице.
– Господин, может обоих сразу, а то холодно под дождем?
– Говорю, сначала большого, как ты двоих сразу душить собрался, у нас одна веревка, как дух испустит, снимай и накидывай на этого. … – Довольно сухо проговорил главный.
Как горько осознавать, что вопрос жить или не жить, сводится к таким сухим рассуждениям, о нехватке веревок и еще горче от того, что я такой дурак.
– Давай его, веди к виселице, сколько мы еще тут провозимся, правда холодно…– После этих слов четверо крепких солдат повели Таро в сторону виселицы. Оказалось виселицей нам должны были послужить тории напомнившие мне те, что вели к новому храму, сгоревшему в моем детстве, те на которых облупилась краска, те которые должны были скоро развалиться, сгнить и превратится в труху, однако даже их я все таки опережу. Сделав пару шагов, Таро обернулся и с легкой улыбкой произнес.
– Видишь, я первый, смотри, а потом повторяй за мной, это просто, смотри не ошибись, висеть тоже уметь надо.
– Помолчи уже, давай просовывай голову. Ну и шея, прям древесный ствол. Давай- давай, не дергайся.
Таро накинули петлю, затянули, и перекинули веревку через верхнюю балку. Жирный чиновник с растянувшейся во все лицо улыбкой наблюдал за этим, на его груди все так же красовался орден. Стоя подле властительного господина, он уже не выглядел как человек, облизывал языком свое заплывшее лицо, скрипел зубами от нетерпения, еле отрываясь от земли подпрыгивал на месте. Вскоре четверо солдат, отойдя подальше и обхватив длинную прочную веревку, с огромным усилием стали поднимать великана. Он не проронив ни единого звука, молча поднимался в воздух, опустив широкие руки вниз, укусив язык и выпучив глаза, медленно задыхался.
Высокий господин в желтом смотрел на это настолько безэмоционально, для него это наверно то же самое что раздавить жука ползущего по дороге. Но лица некоторых солдат, даже душителей, таковыми не были, несмотря на напускной холод, они все же понимали, что творят.
Смотря на колыхающееся тело, мне стало еще страшнее. Тишину разбавляли только хрипы, звук дождя и постукивающие вдали раскаты грома. Не веря своим глазам, балка, на которой висел Таро проломилась под его весом, и кашляющее тело громко шлепнулось на сырую землю. Сей чудесный факт очень сильно удивил заплывшего чиновника, он сжал свои зубы и как ребенок стал бить себя крошечными кулачками в грудь.
– Повесить, надо, надо найти другую виселицу, или дерево, да, подойдет и дерево, главное веревка не порвалась…– В панике, сорвавшимся хриплым голосом едко визжал чиновник.
– Нет, холодно, больше по улице бродить не будем, не хочу заболеть, и солдат незачем морозить. Видно так боги рассудили.
Подойдя чуть ближе к еще кашляющему Таро, он спокойно произнес.
– Единственное, что я уважаю, это волю богов, все происходит по их плану, у них на нас свой замысел, поздравляю тебя, ты человек с двумя жизнями, цени это…– Странно слышать это от человека, который использует тории в качестве виселицы.
Отойдя от Таро, он дал команду своим солдатам и они всей колонной двинулись в мою сторону. Проходя в метре от меня, он тихо произнес.
– Тебя это тоже касается, и прошу, впредь научись молчать.
После этих слов колонна торопливо уходила. Казалось, что в этой ситуации наиболее пострадавшим выглядел не хрипящий в мокрой траве Таро, а толстый орденоносец. Он все причитал.
– Молю вас господин Мицуока, нельзя же ему спустить такое, все последуют его примеру, если их щадить, кто тогда будет уважать власть…– Как воробей, прыгающий вокруг господина, щебетал оскорбленный.
– Они свое наказание уже получили, предвкушение смерти тоже чему-то да учит. А тебя я переведу в южные кузни, на старом месте тебе жизни больше не будет.
Колонна медленно удалялась, вместе с ней постепенно уходил и сковавший меня страх. Повернув голову, я увидел Таро, с широким красным следом на шее. Он улыбался. Поднял свою могучую голову на меня и хрипло, но задорно произнес.
– Хорошо мы сегодня с тобой выпили. Ну что, может еще по одной, хуже то тебе уже не будет.