bannerbannerbanner
полная версияКазанова из глубинки

Михаил Александрович Каюрин
Казанова из глубинки

Уголовник перевёл взгляд на Дитяка, затем ткнул пальцем в сторону Громова и сказал:

– Он.

Остап Наумович согласно и несколько заискивающе кивнул головой пару раз. Заключённый, не произнеся больше ни слова, неторопливым шагом вернулся назад.

– Что это было? – вырвалось у Лёхи.

– Строевой смотр, – усмехнулся Юрий. – Все прошли его успешно, кроме меня. Верно, Остап Наумович?

– Отвечаю на ваш вопрос, – начальник биржи пропустил мимо ушей реплику Громова и смотрел только на Лёху. – Наша зона считается «чёрной», в ней правят блатные. Они сами принимают решение в отборе человека с воли, с которым будут решать вопросы поставки пиломатериалов. Так здесь заведено.

– И что это значит? – спросил Лёха.

– Как ни прискорбно, Алексей, но это значит, что побывал ты на зоне в первый и последний раз. Твоё пребывание здесь поставлено под запрет. С этого момента все вопросы будут решаться через него, – Дитяк в точности повторил жест ушедшего зека, указав пальцем на Юрия.

– Чёрт знает, что тут творится! – выругался Лёха. – Произвол какой-то и вакханалия!

– Ты, Лёша, не принимай это близко к сердцу, – Дитяк прищурил один глаз и легонько хлопнул бригадира по плечу. – Я же пояснил: тут «чёрная» зона, и против воли блатных не попрёшь. Если «Цыган» остановил свой выбор на Громове – значит так тому и быть.

– Но ведь он абсолютно ничего не знает о каждом из нас? Почему выбор пал именно на Громова, а не на Кобрина, к примеру? Не понимаю: как можно делать выбор наугад? – недоумевал Лёха. – А этот «Цыган», он что, пахан лагерный?

– Нет, смотрящий здесь «Колыма» – Колыманов Николай Тимурович, вор в законе с четырьмя ходками, а «Цыган» у него правая рука, – с осторожностью пояснил Дитяк, понизив голос и оглянувшись по сторонам. По его виду можно было судить, что распространение информации о блатных посторонним лицам, мягко говоря, не приветствуется.

– Ну, ладно. Пусть будет Громов, если Цыгану он лучше подходит, – пробурчал Лёха, неумело скрывая обиду. – Только мне, всё-таки, интересно: чем же я не подошёл этому уркагану?

– Попроси друга разузнать, когда он будет здесь отираться, – посоветовал Дитяк. – А теперь, друзья мои, все на выход. У тебя, Алексей, есть возможность оформить пропуск ещё на одного человека. Только чтобы его прежние дороги никак не пересекались с мусорской братией.

И тут Юрия озарило: Лёха Федичкин до поступления в институт служил в милиции! Вот где, оказывается, собака зарыта! Но как блатные прознали о его биографии? Неужели столь оперативно работает воровская почта?

***

Три трудовых дня прошли быстро, нужно было нести первый червонец нашей кормилице. Её работой бригада был очень довольна. Никто из парней не оказался в числе пасынков – для каждого члена бригады у неё находились отдельные слова и знаки внимания. Кроме обычного завтрака, эта энергичная женщина успела дважды побаловать нас домашней стряпнёй. Один раз напекла горку пирожков, другой раз нажарила стопку блинчиков.

Любому парню из нашей компании она позволяла поболтать с ней, пошутить, отпустить комплимент, но не более того. На сальные шутки отвечала острым словцом. Трепались с ней все, кроме Громова. Он решил соблюдать конспирацию: в разговоры с Александрой не вступал, лестных слов не произносил, общался лишь по мере необходимости.

О системе оплаты никто в бригаде не знал, кроме Лёхи. Тот молчал, как рыба.

После ужина Александра улучшила момент и шепнула Юрию всего одно слово:

– Жду.

Тот кивнул головой и прошел мимо, не удосужившись даже взглянуть ей в лицо, чтобы не привлекать к себе внимание поварихи-помощницы.

– Червонец давай – керосинка покупать нада, – сказал Юрий Лёхе по пути в ночлежку.

– Уже? – удивился бригадир. – Как быстро летит время, чёрт возьми. Три дня – как одно мгновенье. Погоди минутку, сейчас пороюсь в своём гуманке.

Он запустил руку во внутренний карман куртки, извлёк потёртый кожаный кошелёк. В нём хранились деньги бригадного общака.

– Вот, возьми. Единственный оказался на твоё счастье.

Взяв у Федичкина червонец, Юрий отправился на поиски жилища Черновой. По её словам, дом должен находиться где-то на другом конце поселения, поэтому у него имелась возможность попутного ознакомления со всей деревней.

Дом Черновой оказался добротным пятистенком, скатанным из толстенных брёвен. Обогнув изгородь, он остановился перед широкими воротами крытого крепкого двора.

«Недурственный у тебя домишко, Александра Ивановна, – мысленно отметил Юрий. – Весьма недурственный, однако».

Калитка в воротах оказалась не запертой, он прошёл по двору до крыльца.

– Хозяюшка! – прокричал Громов и слегка постучал кулаком в дощатую перегородку. – Гостей принимаете?

Прошло с полминуты, прежде чем в сенях послышались торопливые шаги. Затем дверь на крыльце отворилась, и перед ним предстала хозяйка.

Её лицо выглядело уже не таким, каким привыкли видеть его в пищеблоке парни. Макияж на лице отсутствовал полностью, но и удаление его ничуть не умаляло естественной красоты женщины. Александра была прекрасна! Громов не мог в этот момент видеть свои глаза со стороны, но они, без всякого сомнения, загорелись от восхищения и похотливо замаслились.

– И ждём, и принимаем! – на лице хозяйки расцвела добродушная улыбка. – Проходи в дом, гость мой дорогой!

Юрий смотрел на неё и не мог оторвать взгляда. Александра успела переодеться и стояла перед ним в ситцевой блузке бордового цвета с белыми горошинами и чёрной юбке. Но эта простая с виду женская одежда была ей только к лицу и придавала особую привлекательность. Верхняя пуговица на кофте была расстёгнута (умышленно или случайно?) и в образовавшемся проёме виднелась часть смуглого плеча с проступающей ключицей, а также край соблазнительной и завораживающей дорожки между грудей.

Увидев нерешительность гостя, Александра схватила его за руку и повела в дом. Юрий ощутил необычайную силу, заключённую в этой маленькой женской ладони, и очень удивился. Обычно женское рукопожатие бывает слабым.

– Присаживайся, – сказала она, подведя Юрия к столу в большой комнате. – Я сейчас.

Он осмотрел комнату. Простенькая мебель, изготовленная местным умельцем, большое овальное зеркало, радиоприёмник и проигрыватель на высокой тумбочке. На окнах ситцевые занавески и вязаный кружевной ламбрекен поверху. Между окон на стене висят семейные фотографии в деревянных рамках.

При виде этой простой домашней обстановки в душе Юрия словно потеплело. Подобная утварь украшала и его небогатый родительский дом. Такое обстоятельство способствовало сближению Юрия с хозяйкой. Ему вдруг стало легко и просто, словно он пришёл в гости не к постороннему человеку, а к старшей сестре.

– Не заскучал? – спросила Александра, вернувшись в комнату с подносом в руках. На нём красовалась бутылка водки, домашние соленья и кусок отварного мяса. С краю покоились две гранёные рюмки на ножках – такие же, какие стояли на полочке кухонного буфета его родителей.

– Выпьем по чуть-чуть? – спросила Александра весело.

– Не откажусь.

– У вас в бригаде, я слышала, сухой закон?

– Вроде того, кроме банного дня, – ответил Юрий. – Раз в неделю мы позволяем себе немного расслабиться. Но – совсем немного, наркомовские сто граммов, чтобы на следующий день не потерять работоспособность.

– Открывай, – приказала хозяйка, указав головой на бутылку водки, раскладывая по тарелкам закуски.

Юрий открыл бутылку, наполнил рюмки, спросил:

– За что пьём?

– Предлагаю выпить за то, чтобы всегда видеть мир таким, каков ты сам, – произнесла Александра.

– Это как? – спросил Юрий, не уловив до конца смысл тоста.

– А что тут непонятного? – удивилась Александра. – В голове каждого человека своя призма сознательности, через которую он смотрит на окружающий мир.

– Теперь понятно, – до него дошло, о чём хотела сказать женщина, и он очень удивился её способности философски мыслить.

«Эта женщина не только красива, но ещё и умна, – подумалось ему.

– И чтобы эта призма никогда не тускнела, оставаясь всегда прозрачной, – дополнил он.

Они успели выпить несколько рюмок, прежде чем Громов вспомнил, с какой целью появился в этом доме. Он спохватился, достал из кармана мятый червонец и положил на стол перед Александрой.

– Возьми, пока не забыл, – сказал Юрий. – А то ушёл бы с ним обратно.

– Не ушёл бы. Я напомнила бы обязательно. Спасибо, что исполнил мою необычную просьбу.

– Не за что. Ты честно его заработала.

– Почему не спрашиваешь, для чего мне понадобилось шифроваться?

– Ты сама скажешь, если посчитаешь нужным. Но можешь и не говорить, я не настаиваю.

– Я с первого взгляда определила, что ты порядочный человек, и, к тому же, очень красивый мужчина, – призналась Александра. – Самый красивый мужчина в бригаде. Я сразу втюрилась в тебя.

– Во как! Не слишком ли поспешное признание? – спросил Юрий. – После таких слов я могу слететь с катушек и прильнуть к твоим губам.

– Целуй, я буду не против, – без стеснения ответила Александра, озорно сверкнув глазами. – Или слабо?

– Прямо сейчас? – не поверил он, приняв её слова за розыгрыш.

– А чего тянуть кота за хвост, когда наши желания совпадают?

Юрий встал, обошёл вокруг стола и остановился за спиной женщины. Александра замерла и не поворачивалась к нему. На её смуглой шее проступила вена, по которой учащённо пульсировала кровь.

Юрий положил руки ей на плечи – Александра вздрогнула и сжалась в комок в напряжённом ожидании. Прошла пара секунд, и его руки медленно опустились на её груди, а губы прикоснулись к пульсирующей вене. Александра вновь вздрогнула и шумно задышала, грудь её стала высоко вздыматься. Юрий развернул её лицом к себе и утонул в глубоком и сладостном поцелуе.

Александра обмякла, всецело отдавшись его порыву. Он поднял её безвольное тело и перенёс на диван.

 

– Выключи свет, пожалуйста, – прошептала Александра, – я стесняюсь.

Такая просьба явилась полной неожиданностью для Юрия. Имея немалый сексуальный опыт, он впервые сталкивался с подобной просьбой. Обычно было наоборот: женщины хотели любоваться его обнажённым телом и прекрасным мужским достоинством при полной иллюминации, лаская взбунтовавшегося друга всевозможными способами.

Юрий понял, что перед ним женщина, не искушённая в любовных утехах, и решил не раскрывать перед ней свои сексуальные познания.

Он действовал так, как действовал бы простой русский мужик, не искусивший запрещённого плода на стороне.

Свет был выключен, постель расправлена, тела обнажены самостоятельно в полной темноте.

– Иди ко мне, – услышал он голос хозяйки и немедленно повиновался её зову. Шагнул к дивану, устроился с краешка и затих.

– Ты что, никогда не имел женщин? – спросила Александра с удивлением.

– Почему не имел? Имел. И не одну, – с гордостью ответил Юрий.

– Тогда чего оробел? Обними меня, и выжимай все соки, до последней капельки. Я сильно соскучилась по мужской ласке… – голос Александры дрогнул, тело её затрепетало от ожидания предстоящей близости.

Юрий в очередной раз поразился наивности этой взрослой и красивой женщины, и это необычайное обстоятельство сильно возбудило его.

Руки Юрия словно вышли из-под контроля и стали наощупь изучать горячее трепещущее тело. Когда изучение подошло к финишной точке, и он уже готовился отправить своего фаллоса в неизвестность, его ладонь вдруг ощутила густую растительность между ног. Это было так неожиданно, что он совершенно машинально отдёрнул руку с мохнатого лобка, словно нащупал в темноте свернувшегося ёжика – настолько жесткими оказались невидимые кудряшки.

На секунду у него возникло нестерпимое желание включить свет и полюбоваться сохранившимся атавизмом. Никогда в жизни ему ещё не доводилось видеть такого обилия волос на интимном месте женщины. Мысленно он представил это завораживающее зрелище, которое ещё больше взбунтовало его кровь. Александра почувствовала замешательство Юрия, стиснула его в сильном объятии, одновременно раздвигая ноги для проникновения в неё…

Саша оказалась страстной и ненасытной женщиной, но искушённой в любовных утехах. Их соитие происходило только в четырёх классических позициях – других поз партнёрша Громова не знала и не хотела экспериментировать. Но, как ни странно, это его ничуть не угнетало и вполне устраивало.

– Ещё… ещё…ох, как хорошо! – постанывая, шептала Саша, извиваясь под Юрием, как змея. – Юрочка, любимый мой, сладкий…Не останавливайся, пожалуйста, я скоро кончу. Я сто лет не испытывала такого блаженства…

Подстёгиваемый страстными стонами, Юрий трижды, с небольшими передышками, отработал, как раб на галерах, выжимая из себя все силы. Почувствовав замедление его движений в ней, Саша взбиралась на Громова сверху и давала отдохнуть, работая за него. Её темп поражал Юрия. Она двигалась по нему, как машина – ритмично и быстро, а, достигнув пика наслаждения, тряслась каждой клеточкой своего истосковавшегося тела.

Наконец, Саша насытилась. Вскрикнув, она упала Юрию на грудь с глухим стоном. Когда её бёдра перестали вздрагивать, Саша сползла с него и улеглась рядом, положив голову на плечо. С первых минут своего нахождения в этом доме Юрий стал звать её Сашей, как она просила его при первой встрече.

– Миленький мой, как же ты завтра будешь трудиться-то, а? Я ведь тебя так уработала, что ты, пожалуй, не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Во-первых, не завтра, а уже сегодня, – поправил он Сашу, ласково поглаживая ладонью по её по роскошным волосам. – А, во-вторых, сил моих хватит ещё на пару марш-бросков. Десантник никогда лицом в грязь не ударит.

– Какой ты у меня… – нежным голосом прошептала Саша.

– Какой?

– Мужчина, приятный во всех отношениях.

– Очень польщён комплиментом, моя дорогая, но был бы безгранично благодарен, если бы моя несравненная красавица позволила надавить на клавишу выключателя, – заковыристой фразой выразил своё желание Юрий.

– Тебе не терпится предстать передо мной в образе Аполлона? – съязвила Саша.

– Нет, я хочу созерцать богиню красоты Афродиту.

– Разве тебе недостаточно тех ласк, которые я дарую?

– Чтобы совершить ещё пару погружений в незнакомую впадину, я должен полюбоваться входом в неё, – проговорил Юрий иносказательно.

– Тебе бы книги писать, аллегорист, – сказала Саша. – Где ты научился так образно выражаться?

– Был у меня один учитель, – с печалью сообщил я Громов. – Обучил. Но и у тебя, как я вижу, познания совсем не деревенской жительницы.

– В отличие от тебя, студента, у меня законченное высшее образование, – подковырнула Саша.

– И каким ветром тебя занесло в эту дыру?

– Вслед за мужем сюда поехала.

– И кто же твой муж? Он здесь служит?

– Нет, он отбывает здесь срок, – со вздохом проговорила Саша. В темноте не было видно её лица, но Юрий почему-то был уверен, что у неё проступили слёзы.

– Как?! Твой муж – заключённый?! – не поверил он.

– Да, мой муж Рамон Лавору осужден на двадцать семь лет.

– Приговор за убийство?

– Большой срок он получил по совокупности. У него целый букет статей. Рома хотел сделать меня счастливой и ради этого пошёл на ограбление сберкассы. При задержании погибли два милиционера.

– Это первая его судимость?

– Вторая. Первый раз мой Рамончик отбыл в колонии пять лет – порезал ножом своего соперника. Мне тогда было восемнадцать лет, ему – двадцать три. За мной настойчиво ухаживал один парень, а тут Рома появился на горизонте – горячая цыганская кровь. Никто из них не пожелал отступаться от меня. Началось выяснение отношения, Рома выхватил нож.

– Ты была свидетельницей разборок?

– Всё происходило при мне, я вызывала «скорую».

– А ты кому отдавала предпочтение в тот момент? – поинтересовался Громов.

– Рома мне нравился больше – высокий весельчак с чёрной кудрявой шевелюрой, энергичный и заводной парень. С ним было легко и не скучно – он непревзойдённый выдумщик. Тот, кого Рома порезал – был моим одноклассником, мы с ним дружили с детства.

Саша на время умолкла, вероятно прокручивая в голове события тех дней. Юрий лежал и не тревожил её своими расспросами, хотя внутри у него зародился определённый интерес к жизни этой загадочной женщины и на языке вертелись кой-какие вопросы.

– Ты, Юрочка, встречался уже с Рамоном, – сообщила Саша после небольшой паузы.

– Где? – спросил он, смутно догадываясь, что Цыган – это и есть муж женщины, которая лежала сейчас рядом со мной.

«Вот так дела! – мелькнуло у него в голове и на душе стало тревожно от такой догадки. – Чего можно ожидать от матёрого уголовника, если он вдруг узнает о шашнях законной жены со мной? Ведь порезал же он парня всего лишь из ревности? А тут не просто ухаживание, а совместная постель с его сокровищем!»

– Ваша встреча состоялась на зоне, Дитяк мне сообщил, – сказала Саша.

– Интересный телеграф. Уж не связной ли Остап Наумович между тобой и твоим Рамоном? – высказал Юрий свое предположение.

– Связной – не связной, но Остап Наумович иногда действительно помогает мне с передачей весточек от мужа.

– А разыгранный спектакль – тоже его рук дело? – спросил Юрий, имея в виду утверждение своей кандидатуры блатными.

– Какой спектакль? – удивлённо спросила Саша.

– Тот, который разыграли со мной Дитяк и Цыган.

– Не поняла.

– Цыган запретил нашему бригадиру появляться в колонии и перевёл стрелку на меня.

– Не знаю, что произошло у вас за колючкой, но я слышала о порядке допуска гражданских лиц на территорию колонии. Без ведома Колымы вольнонаёмному работнику проворачивать какое-либо дело противопоказано.

– Но почему твой Рамон выбрал именно меня старшим, а не нашего бригадира? Он ведь ни разу меня не видел. Такое впечатление, что ему заранее нашептали обо мне.

– Твою кандидатуру предложила я, – созналась Саша.

– Во как! – воскликнул Юрий. – Забавная история получается. Заведующая котлопунктом является доверенным лицом Колымы на воле? Или тайным осведомителем майора Нафикова? Где истина? Или то и другое одновременно? Слугой двух господ, так сказать.

– Ты, Юрочка, только не гневайся на меня, хорошо? – Саша положила свою ладонь ему на грудь и принялась ласково гладить. – Я обязательно переговорила бы с тобой, но у меня не было такой возможности. Остап Наумович озвучил мне такое щекотливое предложение, на которое у меня не было времени, чтобы подумать. Тем более, согласовать с тобой.

– Мне хотелось бы знать подробности дворцовых интриг, в которых Юрию Громову отводится одна из главных ролей, – проговорил Юрий. – Давай, колись, Александра Ивановна.

История, в которую втянули Громова, переходила в детективное русло с криминальным исходом. Он напрочь забыл, что намеревался включить свет и полюбоваться обнажённой партнёршей.

– В общем, Дитяк где-то разнюхал, что ваш бригадир сотрудничает с милицией, – сообщила Саша. – Это означает, что на вашей шабашке можно заранее поставить крест.

– Это почему?

– Слышал, наверно, что сотрудничество блатных с ментами – западло, – усмехнулась Саша.

– Есть такое, – подтвердил Юрий. – И что предложил Дитяк?

– Он сказал, что представился удачный вариант передачи посылок с воли, но бригадиру нет доверия – он оказался ментом.

– И ты взамен предложила меня в качестве контрабандиста, – вставил Юрий. – Но зачем мне это нужно?

– Разве ты не понимаешь, что в этом заинтересованы все стороны?

– Не понимаю.

– Ну как же? – удивилась Саша. – Вам нужны бесперебойные поставки пиломатериалов, чтобы не было простоев?

– Нужны.

– Но заключённые могут выдавать их вам по кубометру в день, а то и вовсе прекратить отгрузку – как вздумается Колыме.

– А начальник колонии для чего? Он власть на зоне или пешка?

– Наивный ты, Юра, – снисходительно заявила Саша. – Майор Нафиков отвечает за охрану осужденных и соблюдения порядка в колонии. Рабочие моменты регулируются блатными. Лишние трения с ворами в законе ему не нужны.

– Хорошо, дальше что?

– Вы переправляете на зону передачи, и тогда все поставки будут проходить по первому вашему требованию. В объёме, который вам необходим. Вы сможете работать хоть в три смены. Какая-то часть пиломатериалов будет поставлена без накладных. В знак благодарности за грев с воли.

– Конвой на КПП не пропустит, – заметил Громов.

– Все вопросы Дитяк берёт на себя. Он заинтересован в удешевлении сметы.

– Это криминал, мне не нужны лишние проблемы, – высказал Юрий своё мнение.

– Никакого криминала в этом не будет, – заверила Саша. – Блатные умеют манипулировать доской и брусом, как фокусники. В конечном итоге все останутся довольны. Нафикова отметят по службе, заключённые получат грев, вы хорошо заработаете.

– А твой интерес в чём? – спросил он.

– Подслащу жизнь Рамону Лавору, – скупо ответила Саша. – Питание в колонии скудное и отвратительное.

– Я смотрю, ты неплохо разбираешься в вопросах жизнедеятельности исправительной колонии, – подметил Юрий. – Даже воровской жаргон освоила: мусора, менты, западло, грев.

– Мой муж – вор в законе, а я здесь живу уже девять лет, – ответила Саша.

Они полежали некоторое время молча. Затем Юрий спросил:

– Почему ты не разведёшься с Цыганом? Он сломал тебе жизнь. К тому же, вор в законе не может иметь семью и даже состоять в постоянных отношениях с одной женщиной. Что тебя держит?

– Рамона ещё не короновали. Но если потребуется развод – я расторгну брак. А пока мы семья, Рамон – отец моего ребёнка.

– У тебя есть сын? – удивился Юрий.

– Да, моему Павлику исполнилось тринадцать лет.

– Где он сейчас?

– В пионерском лагере. А весь учебный год живёт в интернате, в райцентре, это в тридцати километрах отсюда. В нашей деревне есть только начальная школа. На выходные дни я привожу сынулю домой.

– И сколько же тебе будет лет, когда Цыган выйдет на свободу? – задался Юрий вопросом вслух.

– Сложи тридцать семь и оставшийся срок мужа – вот столько мне и будет. Совсем старухой встречу я Рамона.

– Тебе тридцать семь?! – вырвалось у Юрия.

– Для тебя это новость?

– Никогда бы не поверил. Ты выглядишь, как мои ровесницы, – ответил он.

– Ты мне льстишь.

– Я на полном серьёзе. Ты действительно выглядишь гораздо моложе.

– Это у нас наследственное. Все женщины нашего рода были моложавы до преклонного возраста.

– Да, не сладкая у тебя жизнь, – подытожил разговор Громов.

– Я не жалуюсь на свою жизнь, и меня она вполне устраивает. И тебе не надо меня жалеть – я не терплю состраданий.

 

– Чувствуется цыганское воспитание, – усмехнулся Юрий.

– Я многое переняла у цыган, – с оттенком гордости проговорила Саша.

– Позволь задать тебе последний вопрос? – обратился Громов, решив, что настала пора отползать в свою ночлежку.

– Валяй, – грустным голосом отозвалась Саша, почувствовав, вероятно, о намерении гостя покинуть её.

– Кто такой Остап Наумович и какова его роль на зоне?

– Ты хочешь знать, можно ли ему доверять?

– Я хочу иметь о нём исчерпывающую информацию.

– Хм-м, даже не предполагала, что однажды могу стать осведомителем у совершенно постороннего человека, – проговорила Саша с усмешкой. – Но, видать, такова уж участь жаждущей любви женщины – поступиться моралью ради того, чтобы оказаться в объятиях желанного мужчины.

– Ну, если ответ на мой вопрос тебя угнетает – я не настаиваю.

– А на моём месте ты смог бы настучать на человека, который привносит в твою жизнь добро?

– Я презираю стукачей в любой оболочке, – ответил Юрий с презрением.

– Вот видишь? Кем же я окажусь в твоих глазах?

– Умной и порядочной женщиной, моя дорогая, – сказал Громов. – Стукачество – это тайное сотрудничество с властями и правоохранительными органами. Но я не мент и не чиновник. Я твой друг и просто хочу знать биографию человека. Услышать от тебя не клевету и оговор, а правду о человеке. Причём, в наших общих интересах.

– Ну, хорошо, убедил, – согласилась Саша. – Я знаю об Остапе Наумовиче немного. Он – бывший зек. Отсидел тридцать лет от звонка до звонка. За измену родине получил двадцать пять лет и ещё пятёрку ему приплюсовали за организацию побега. Освободился в год моего приезда сюда. В родные места возвращаться не стал, потому что не было у него там ни дома, ни родственников.

– Откуда он родом?

– Из Закарпатья, подростком вместе с отцом прибились к бандеровцам. Отца убили, его выловили в лесу через несколько лет после окончания войны и осудили.

– Бандеровец, значит, – процедил Громов сквозь зубы презрительно.

Он встал, включил свет, и стал одеваться.

– Уходишь? – спросила Саша голосом обречённого человека.

– Да, уже слишком поздно, чтобы созерцать богиню красоты.

– А как же насчёт ещё двух марш-бросков?

– Их придётся отложить в связи с появлением непреодолимой полосы препятствий, – ответил Юрий военным языком.

– Тебе хватит трёх дней на подготовку? – спросила Саша, продолжив его иносказательность. Она стояла напротив Громова, обёрнутая простынёй – тёплая, нежная и милая. В глазах её просматривалась тревога. Казалось, ещё минута – и Саша расплачется.

– Оплата будет вовремя, не волнуйся, – заверил Юрий Сашу и поспешил на выход.

– Я буду ждать тебя через три дня, – услышал он вдогонку и понял: это была мольба одинокой и несчастной женщины.

***

Следующие три дня он переваривал в голове полученную информацию и в конечном итоге принял для себя очень непростое решение: прекратить встречи с Сашей. Это далось ему нелегко. Юрий впервые за последние годы почувствовал в себе притяжение к этой очаровательной женщине. Её красота завораживала, влекла и манила к себе, словно магнитом. Саша была необычной, необыкновенной и загадочной. За всё время, проведённое с ней, ему было легко и комфортно.

Если бы она была женщиной лёгкого поведения, Юрий бы развлекался с ней в своё удовольствие и не утруждался мыслями о моральной стороне вопроса. Ублажал бы собственную плоть до самого отъезда, а потом распрощался с сексуальной баловницей без всякого сожаления. Поступил бы так, как поступал со всеми предыдущими дамами.

Сейчас всё обстояло иначе. Он почувствовал спинным мозгом, что продолжение отношений может привести к нежелательным последствиям, и это настораживало. Обычный принцип «секс во благо, но без обязательств» здесь не прокатывал. Ситуация складывалась довольно щепетильной. С одной стороны, Саша ему нравилась, а с другой – сложились негативные обстоятельства, пренебречь которыми было невозможно.

Во-первых, Саша оказалась замужем. Во-вторых, эта женщина старше его на целых тринадцать лет. В-третьих, у неё есть взрослый сын. В-четвёртых, муж – рецидивист, с которым ему придётся встречаться лицом к лицу вплоть до окончания строительства. Не исключено, что тот же Дитяк настучит Цыгану про его отношения с Сашей. В этой маленькой деревне каждый человек на виду и проколоться на встречах – что два пальца в снег сунуть. Каким может быть финал? Он схлопочет заточку в бок, а Сашу порежут на куски? Сорвётся строительство, и вся бригада останется без рубля в кармане? А что ждёт начальника колонии – даже предсказать невозможно! И всё из-за одного похотливого человека – Юрия Громова!       Через три дня Юрий притормозил на ужине. Когда бригада покинула пищеблок, он встал, подошёл к Саше, без слов сунул червонец в карман халата и зашагал к выходу. Два десятка шагов Юрий проделал в напряжённом ожидании неотвратимой расправы, словно Саша могла выхватить автомат и пальнуть ему в спину.

Однако, расправы не произошло. Ни автоматных выстрелов за спиной, ни грозных окриков он не услышал. В помещении котлопункта висела гробовая тишина.

Месть оскорблённой женщины наступила на следующее утро, а затем её невидимый шлейф окутал и начавшееся строительство эстакады.

В начале братва лишилась дополнительных лакомств в виде блинчиков, пирожков, булочек и пончиков. На следующий день каша оказалась холодной, чай напоминал какие-то мутные ополоски, а вместо сливочного масла на стол была выставлена алюминиевая миска с топлёным маслом, которое почему-то отдавало запахом маргарина.

Дальше – больше. Суп был двух видов – перловый и гороховый, на второе – отварной минтай с картофельным пюре. Обед следовал после служителей колонии и, по словам рыжей и мордастой поварихи, которая по какой-то причине подменила на этот период Александру Ивановну, парням доставались лишь остатки. Поздний ужин был и того хуже.

Бригада мирилась с таким питанием два дня. Потом зароптала, и попросила Юрия выяснить причину.

– Гром, что за дела? – спросил Кобра. – Не могу я сильно напрягаться после горохового супчика. Опасно для жизни. Если ты не решишь вопрос в ближайшие дни – я не прикоснусь к своему кувалдометру. Функции молотобойца по забиванию скоб перейдут к тебе.

После обеда подошёл Лёха и спросил, щурясь:

– Чем ты обидел Александру Ивановну? Колись!

– С чего ты взял, что бардак на кухне из-за меня? – задал Юрий встречный вопрос.

– Кроме тебя с ней никто больше не контачил.

– Ты что, дневалишь по ночам?

– Не гони пургу, Гром, – скривился Лёха. – Наша Саша испепеляла взглядом только тебя, другие не попали под воздействие её лазера.

– Да пошёл ты! – ругнулся Громов. – Тебе же рыжая пышка русским языком объяснила: ассортимент продовольствия урезали, ценных продуктов едва хватает на питание сотрудников колонии. Мы люди пришлые, в штате колонии не состоим, на довольствие не поставлены. Будто ты не знаешь, какое сейчас положение с продуктами питания в стране? Не видел пустых полок в магазинах? В городе – шаром покати, а здесь, понимаешь ли, должен быть полный коммунизм! Скажи спасибо Черновой, что баловала нас, сколько могла, а теперь вот вынуждена поставить крест на нашем меню. Всё, Лёха. От винта. Уступи взлётную полосу.

Юрий положил руку ему на предплечье, чтобы подвинуть в сторону и пройти, но тот упёрся ногами в землю, как бык перед схваткой с тореадором.

– Нет, не всё, – не унимался Лёха, сбросив руку с плеча Громова. – Я же вижу, что между вами пробежала чёрная кошка. Даю тебе пару дней для урегулирования конфликта. Можешь увеличить вознаграждение вдвое, я не возражаю. Бригада, я думаю, одобрит дополнительные издержки.

Гневно сверкнув глазами, Лёха отправился по своим делам.

А на следующий день неприятностей прибавилось.

Утром Юрий завел трактор ДТ-54, прицепил «пену» – шестиметровую тракторную волокушу из толстого металлического листа – и, пройдя тщательную проверку на КПП, лихо подкатил к пилораме на территории промзоны.

Из знакомого строения на звук трактора вышел Цыган.

Он сделал пару шагов от двери и остановился, демонстрируя своим поведением, что не намерен идти навстречу.

«Ладно, если Магомед не идёт к горе, то гора сама двинется к Магомеду», – мелькнуло у Юрия в голове.

Не в его интересах было вести себя вызывающе, но и заискивать перед уркой он не собирался. Для доказательства своей независимости решил немного потянуть время: обошёл трактор, пнул несколько раз по гусенице, подёргал рукой сцепляющий трос и только после этого неторопливым шагом направился к Цыгану.

Рейтинг@Mail.ru