Михаил Александрович Каюрин
Казанова из глубинки
– Можно рассчитывать на последующие? – поинтересовался он, улыбнувшись в ответ.
– Всё зависит от желания клиента и его финансовых возможностей, – без тени смущения доложила Чернявская. – Но при условии полной предоплаты.
Не спрашивая больше ни о чём, Юрий отправился смывать любовные грехи.
Когда он оделся, она подошла к нему вплотную, положила ладони на плечи и, хитро прищурившись, подвела итог его развлечения:
– С вас сто долларов, месье Громов. Сумма начислена с учётом большой скидки за несвоевременную осведомлённость.
– Вашей беззастенчивости, мадам, мог бы позавидовать даже самый успешный вымогатель, – подметил Юрий, скопировав её прищур.
– Какая высокая оценка моей деятельности! – дурашливо воскликнула Чернявская. – Оплата будет произведена сейчас или возьмёте тайм-аут?
– Возьму тайм-аут для приобретения зелёных, – ответил Громов. – Вы, как я понимаю, принимаете исключительно валютой?
– Ты, Юрий Алексеевич, понимаешь в этой жизни всё с полуслова. Это дар божий, и он даётся не каждому, – проговорила Марина. – Ты оказался в числе счастливчиков. Наступает время перемен для таких, как ты. Тебя ожидает большое будущее.
– Твоё предсказание бесплатное, или тоже за валюту? – усмехнулся он и снял её ладони со своих плеч.
– Я готова погадать тебе бесплатно, но в следующий раз. Сейчас мне хотелось бы побыть одной.
– Спокойной ночи, – сказал Юрий и покинул гостеприимные апартаменты кандидата исторических наук.
На следующий день он вновь посетил столицу, приобрёл валюту и расплатился с Чернявской.
Глава 13
Очаровательная Виолетта
Годы шли своей чередой, Юрий Громов достиг больших высот, став руководителем крупной строительной компании. Много лет он трудился без отпуска и выходных, отдавая всего себя делам компании. И вдруг к нему пришла шальная мысль: взять отпуск на всё лето и забраться в таёжную глушь, где его не смогли бы достать ни заказчики, ни чиновники, ни подчинённые.
«Пусть самостоятельно потрудятся хоть немного, – подумал он о своих помощниках, принимая для себя окончательное решение. – А то привыкли исполнять волю руководителя и совсем разучились работать собственными мозгами».
Сказано – сделано. Он встретился с другом детства, который служил егерем на дальнем кордоне.
– У тебя найдётся местечко под крышей для отпускника? – спросил Громов друга.
– Смотря для какого, – безрадостно ответил егерь, подумав, что Юрий хочет направить к нему кого-то из своих приближённых. – Если хочешь сбагрить ко мне неугодного человека или подсластить жизнь чиновника – то я категорически против. Не привык угождать, лебезить или нянчиться с каким-нибудь запойным обормотом. Одному мне в тайге как-то спокойнее.
– Ты угадал, – улыбнулся Юрий. – Хотелось бы сбагрить со стройки одного мужичка, причём, на всё лето. Устал он, понимаешь ли, работа из рук валится, организм затребовал передышки.
– И кто этот человек? – пробурчал друг детства, не догадываясь, о ком пойдёт речь.
– Громов Юрий Алексеевич, – проговорил Юрий. – Не слыхал о таком?
Наморщив лоб, егерь некоторое время усиленно соображал, вероятно, отыскивая в памяти полного тёзку Громова, а потом его лицо расплылось в улыбке.
– Сам что ли надумал скрыться от недругов?
– Сам, Саша, – рассмеялся Юрий. – Устал я без отдыха. Врач сказал, что с такой работой недолго и до встречи с «кондратием».
– Ну, что ж, тебя я с удовольствием приму, – согласился егерь. – Ты квартирант надёжный.
– Тогда, по рукам?
– По рукам.
Друзья пожали руки друг другу и разошлись.
Через несколько дней Юрий Громов отправился на кордон.
День выдался погожим и ясным. Под ярким солнцем река блестела так, будто на водной глади было разлито расплавленное золото. Глядя на сверкающую реку, Юрий зажмурился и блаженно улыбнулся.
Егерь, щурясь от яркого солнца, посмотрел на счастливого друга, спросил:
– Ну, как тебе таёжная сторона? Нравится?
– Сказать «нравится» – значит ничего не сказать, – ответил Громов. – Картина потрясающая! Мир волшебства!
Его глаза были полны восхищения и восторга.
– Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты стал егерем, – сказал он, ступив на берег.
– Да, эти самые места и очаровали меня в юности. Здесь я впервые задумался о своём будущем, – сообщил егерь. – Вон на той скале торчал, глазел на таёжные просторы, – показал он кивком головы в сторону гранитного утёса.
Егерь умолк, ухватил последний тюк с вещами, вынес его на галечник подальше от кромки воды. Затем вытянул из носа лодки цепь, обмотал ею несколько раз ствол ближайшего дерева и замкнул узлом, чтобы не размоталась.
Когда они отшагали по берегу метров пятьдесят, Юрий увидел за поворотом реки голубую палатку, рядом разгуливала женщина. Заметив прибывших, она приветливо помахала рукой.
– Это ещё что за приведение? – удивился Громов.
– Журналистка, – ответил егерь. – Прибыла на днях. Сбежала от суеты, как и ты. Книгу собралась написать.
– Одна?! – поразился Юрий.
– Одна-а, – протянул егерь с неудовольствием. – Администрация попросила меня приглядывать за ней. Прозвище – «пантера». Ты разве не слышал о ней?
– Не приходилось, – признался Громов.
– Значит, не добралась пока до тебя. А у меня брала интервью однажды, едва избавился от её натиска.
Они навьючили на себя весь скарб и стали подниматься на высокий берег.
В этот момент Юрий не мог и предположить, что совсем скоро произойдут такие невероятные события, которые круто изменят его судьбу.
Через пару дней егерь получил по рации сообщение о смерти отца.
– Придётся тебе осваивать профессию егеря, – сказал Александр. – Отец жил в Уссурийске. Вернусь не скоро, попросил у руководства месяц отпуска для решения вопросов с недвижимостью. Заменить меня пока некем.
В спешном порядке он рассказал Юрию о неотложных делах и уехал на похороны.
– Да, и не забывай присматривать за «пантерой» – мало ли что может случиться с этой непоседой, – сделал напутствие хозяин кордона напоследок.
Лишь неделю успел потрудиться Юрий в качестве егеря, как случился ураган.
Из-за горизонта совсем неожиданно выплыла огромная чёрная туча. Налетел ветер, закружился вихрь, захватывая листву, сухую траву и мелкие сучья в стремительные воронки. Сделалось темно, сверкнули первые молнии, приближалась сильнейшая гроза.
– Принесла тебя нелёгкая! – чертыхнулся Громов, вглядываясь в грозовое небо и почему-то сразу вспомнил о взбалмошной журналистке. Вспомнил – и почувствовал, как гулко заходило сердце в его груди. Проходя мимо отшельницы в первый день, он обратил внимание, как сильно она похожа на ту далёкую «Басурманку» – незабываемую до сих пор Аннушку. Правда, с определённой поправкой на возраст. То же смуглое лицо со смеющимися глазами, роскошные волосы, струящиеся по спине, спортивная фигура и величавая поступь уверенного в себе человека.
Он стоял у крыльца дома и соображал, как ему лучше поступить: или сейчас же спуститься на берег, или сразу после грозы, или вообще навестить женщину лишь на следующее утро.
Сработала необъяснимая интуиция и в голову пришёл нейтральный вариант.
Юрий вышел на край косогора и глянул на синее жилище внизу. Журналистки рядом с палаткой не оказалось. По всей вероятности, она находилась внутри. Он подождал некоторое время, надеясь визуально убедиться, что у «пантеры» всё в порядке.
Прошло минут десять, прежде чем женщина высунулась наружу. Вероятно, сделать это её вынудил раскатистый удар грома. Она покрутила головой вокруг и снова исчезла в палатке.
«Вот шалопутная», – отметил Юрий с усмешкой и уже собрался возвращаться в дом, как в верховье реки заметил образование смерча.
Зная, насколько силён бывает вихрь, Юрий озаботился его реальной угрозой.
А смерч тем временем набирал силу. Кружащаяся тёмная воронка быстро двигалась в сторону берега, нацеливаясь на палатку.
Не раздумывая, Юрий бросился вниз, намереваясь вытащить ничего неподозревающую безалаберную журналистку из уютного гнезда.
Он не успел всего лишь каких-то десять-пятнадцать секунд.
Смертельно опасная воронка смерча успела опередить его. Вихрь очень быстро перебросился на берег и подобрался к палатке. Не успел Юрий и глазом моргнуть, как смерч скрутил ткань в большой жгут вместе с журналисткой, приподнялся над землёй и поволок живой груз за собой.
– Эй!! – истошно прокричал Громов, и, не раздумывая, бегом устремился вслед за синим комом.
И – о радость! Случилось невероятное. Будто услышав истошный вопль человека, сила вихря стала ослабевать. На повороте реки смерч, не осилив дальнейшего подъёма груза, выплюнул свою жертву в воду и понёсся дальше.
Юрий ринулся в реку, ухватил скомканную палатку за край, подтащил к берегу.
«Только бы ты не задохнулась, – подумал он. – Только бы успеть».
Ему удалось вовремя вытащить бедолагу из воды. Вызволив её из палатки, Юрий прощупал пульс. Журналистка была жива, но находилась без сознания.
– Ничего, крепись подруга, – пробормотал он и принялся делать искусственное дыхание.
Через пару минут пострадавшая открыла глаза.
– Где я? Что со мной? – плохо соображая, спросила она с удивлением.
– Ожила, слава богу, а я уж подумал, что не смогу вытащить тебя с того света, – сказал он, блистая счастливыми глазами. – Смерч хотел унести тебя в небеса. А сейчас, как мне представляется, на нас обрушится жуткий ливень.
И, словно в подтверждение слов Громова, тут же ослепительно сверкнула молния, за которой без промедления последовал угрожающий гром. Туча, тащившаяся медленно от горизонта, закрыла небо полностью. В один миг сделалось темно, как поздним вечером.
Несколько секунд журналистка смотрела на Громова широко открытыми глазами и ничего не понимала. Затем она приподнялась на локтях, покрутила головой вокруг, пытаясь что-то вспомнить, и села.
– Не можешь вспомнить, что произошло? – спросил Юрий, опасаясь частичной потери памяти.
– Кажется, припоминаю, – не совсем уверенно произнесла женщина, потирая виски пальцами, после чего её лицо просияло.
– Я была в палатке и что-то читала, – радостно встрепенувшись, сообщила она. – Потом раздался хруст гальки, будто кто-то сгребал её в кучу. Я встала, чтобы выглянуть наружу, но меня тут же швырнуло в сторону и закрутило. Дальше я ничего не помню.
– К тебе подкрался торнадо и вместе с палаткой сбросил в реку, – пояснил Громов. – Давай потом будем обсасывать все подробности, а сейчас нужно поскорее уносить отсюда ноги, иначе нас смоет к чёртовой бабушке. Давай руку и подымайся осторожно.
Вскоре они были уже в избе егеря.
Журналистка была вся мокрой и дрожала от холода. Юрий усадил её на лавку против летней печи, снял с гвоздя чистый комбинезон, затем тулуп, положил рядом.
– Я отойду ненадолго, а ты переоденься. Мокрую одежду повесь на верёвку. Сейчас затопим печь, и ты согреешься. А пока потерпи немного, страдалица, – с теплотой в голосе проговорил Громов.
Гроза была мощной, но недолгой. Небо быстро посветлело, однако оставалось серым и мрачным. День угас совсем, уступив место хмурому вечеру.
Журналистка, занырнув в просторный комбинезон и набросив сверху тяжёлый тулуп, принялась смотреть на пляшущие отблески пламени, исходящие из приоткрытой печной дверки. На печи умиротворённо урчал чайник.
«Как здесь хорошо – тихо, спокойно, – подумала она. – Земная благодать. Интересно, смогла бы я прожить здесь в полном одиночестве, как егерь?»
Её мысли были прерваны появлением Громова. Он успел переодеться в сухую одежду, в руках у него была кастрюля с каким-то мешочком внутри.
– Согрелась немного? – спросил он
– Да, дрожь отпустила, – ответила журналистка. – Даже не предполагала, что тулуп такой чудодейственный.
– Тулуп у егеря знатный, – согласился Громов.
– А ты кто? – спросила спасённая женщина. – Разве не егерь?
– Исполняю его обязанности, – ответил Юрий. – Как насчёт каши на ужин? С тушёнкой, к примеру?
– Не возражаю, да и не имею права не соглашаться.
– Это ещё почему? – спросил Громов, заливая воду в кастрюлю и ставя её на плиту.
– Потому что я здесь на птичьих правах и мои прихоти сейчас совершенно не уместны. Но, вообще-то, я люблю кашу. Любую. А с мясом – тем более.
– Тогда замётано.
Юрий взял со стола жестяную банку, отсыпал в неё крупы, поставил на приступок. На чайнике в этот момент звучно запрыгала крышка, выпуская пар.
– Ну, вот, чайник вскипел, сейчас мы будем греться изнутри, – совсем по-домашнему проговорил Громов, придвигая небольшой стол поближе к печи.
Юрий говорил, а лицо его светилось скрытой загадочной радостью, словно он сделал для себя какое-то важное открытие, которым не успел ещё поделиться.
– Как твоё самочувствие? – спросил он, наливая чай в кружки. – Ничего не вывихнула, не сломала? Осмотрела себя?
– Бог миловал – отделалась, можно сказать, легко, но вот синяков, ушибов и ссадин заполучила предостаточно.
– Это тебя по галькам шаркнуло пару раз, сам видел. А вот интересно: как так случилось, что тебя скрутило вместе с палаткой? По законам физики вихрь должен был сорвать палатку раньше, и взять в свои объятия её и тебя раздельно.
– Дело случая, – усмехнулась журналистка. – Мама в детстве называла меня человеком-аварией.
– Почему? – рассмеялся Громов.
– Потому что у меня на роду написано влипать в неприятные истории. В тот момент, когда всё произошло, я, как уже говорила тебе, поднялась во весь рост, чтобы выглянуть наружу. А когда встала во весь рост – увидела в крыше дырку. Я даже не успела её толком разглядеть, как меня крутнуло и спеленало, как младенца, а затем понесло куда-то.
– Теперь мне всё понятно, – Юрий смотрел на журналистку так, словно впервые видел. – На роду написано, говоришь?
– Да, способность оказаться не в том месте и не в тот час сопровождает меня по жизни. Если бы ты знал, сколько раз я была на волоске от смерти! Окуналась в такое дерьмо, что вспоминать не хочется!
– Значит, небеса надёжно оберегают тебя, – обронил Громов.
– А мои продукты, похоже, унёс ураган, – с сожалением констатировала журналистка. – Придётся переходить на подножный корм – грибы да ягоды.
– Не говори при мне глупостей, женщина, вай-вай-вай, – проговорил Юрий с кавказским акцентом и весело рассмеялся. – Много мяса тайга ходит, шашлык делать будем, вкусна кушать будем, да?
Пока Журналистка, округлив глаза, размышляла над достойным ответом, Юрий скрылся за навесом. Она лишь вздохнула разочарованно и проговорила уже себе под нос:
– Шашлык есть, вино торнадо унёс. Сейчас и водка бы не помешала.
Юрий словно услышал её, вернувшись с банкой тушёнки, несколькими лепёшками собственного приготовления и армейской фляжкой.
– Скажи мне, что не будешь? – с озорством проговорил он, тряхнув в воздухе фляжкой.
– Что это?
– Чистый медицинский спирт – лучшее средство от простуды! – ликующе заявил Громов. – Рекомендую принять пару пробочек.
Журналистка посмотрела на Громова и сказала:
– У тебя такой вид – будто миллион выиграл.
– Миллион мне не нужен, а вот день рождения отметить нам просто необходимо.
– Какой день рождения? – удивилась журналистка. – У тебя сегодня день рождения?
– Не у меня, а у тебя, – поправил Громов. – Твой второй день рождения.
– Ой, и правда, – смутилась журналистка. – А я дура неблагодарная даже спасибо сказать забыла. Прими э-э… сейчас это слово от меня.
– Меня Юрием зовут, – представился Громов, заметив некоторую заминку в словах женщины.
– А меня Виолетта.
– Очень приятно.
– Я понимаю, что и тысяча слов благодарности от всей души – это ничто, по сравнению с тем, что ты сделал для меня. Если бы не ты – унесла бы меня река бездыханную, не сидела бы я у печи, не размышляла бы о земной благодати. Прости меня, пожалуйста.
Виолетта хотела подняться и осыпать спасителя множеством поцелуев, но Громов, положив на её плечо руку с фляжкой, осадил душевный порыв казёнными словами.
– Не стоит, мадмуазель, на моём месте каждый джентльмен поступил бы точно также, – сказал он совсем неласково, с едва уловимой ехидцей в голосе, выкладывая на стол принесённые вещи. Затем налил чай в фарфоровую кружку, протянул Виолетте.
– Пей, пока каша варится.
Виолетта ничего не понимала. Ещё минуту назад её спаситель был весел и даже пытался озорничать, и вдруг, будто ёжик, сжался в комок, умолк.
«Странный он какой-то, – отметила про себя она. – То смеётся, то печалится. Неужели я опять ляпнула что-то лишнее?»
Но, нет, сварив гречку и положив в кастрюлю тушёнку, Юрий вновь оживился.
– Каша – объеденье, честное слово! – проговорил он и причмокнул от удовольствия. – Скидывай тулуп, будем ужинать.
… В доме стояла мёртвая тишина, а всё пространство вокруг погрузилось во тьму абсолютной черноты. Время словно остановилось.
Четверть часа назад Юрий и Виолетта после затянувшегося до полуночи ужина с «рюмочкой чая», наконец, улеглись спать. Перед этим был долгий и непримиримый спор о том, где кому из них ночевать.
Юрий уступал гостье место в доме, сам же собирался застелить соломой пол под навесом и провести ночь на открытом воздухе.
Спор между ними возник, можно сказать, на пустом месте. Причиной противоречий явилась чрезмерная любезность того и другого.
По мнению Виолетты, если под навесом будет спать Юрий – значит, она поступит по отношению к нему, как хозяину жилища, весьма неуважительно.
Юрий же считал, что более комфортный ночлег должен быть предоставлен гостье.
– Будешь спать в доме. Таков закон людского гостеприимства, – заявил он в категоричной форме. К тому же Юрий опасался за её здоровье, и его опасение не было беспочвенным.
Ближе к ночи установилась отвратительная погода. Проливной дождь с градом, который выплеснула из себя пришедшая с севера туча, насытил воздух влагой и сильно охладил его.
Появилось ощущение, будто нежданно-негаданно нагрянула промозглая осень. Помимо этого, излившиеся дождевые потоки насытили водой землю под навесом до предела – она сделалась сырой и источала холод.
– Нет, – заартачилась Виолетта на предложение Юрия. – Я не хочу притеснять тебя, не имею морального права. Ты здесь хозяин, и твоё место в доме. А я – незваная гостья, после бедствия на реке осталась без крыши над головой и превратилась в таёжную бомжиху, можно сказать. Поэтому, моё ложе под навесом. Я и так доставила тебе кучу проблем, и теперь должна понести урок за свои необдуманные поступки.
– Если я останусь в тёплой избе, а моя покалеченная гостья будет спать на холодной земле – заснуть мне не позволит совесть, – парировал её доводы Юрий. – Мало тебе ссадин и ушибов? Хочешь подцепить простуду, покрыться болячками и превратить меня в медбрата?
– А ты сам-то что, заговорённый от соплей и кашля? Волшебную пилюлю от чирьев проглотил? – не унималась захмелевшая от спирта Виолетта. В её фразах стали проскакивать вульгарные словечки.
Обоюдные доводы и веские аргументы следовали один за другим, спор затягивался, принимая жесткий характер и превращаясь в настоящую схватку двух непримиримых противников.
Нелестный диалог мог продолжаться долго, если бы вдруг на хмельной ум Виолетты не пришел, казалось бы, немыслимый ранее вариант: переночевать следует обоим в одной комнате.
– Юрий, а почему бы нам не переспать вместе? Что мы, как дети, спорим по какому-то пустяку? – предложила Виолетта и замерла в ожидании.
Зависла длительная пауза, Виолетта с запозданием сообразила, почему вдруг замер её собеседник. По всей вероятности, Юрий воспринял её слова, как предложение на секс. Она тут же спохватилась, пояснила с усмешкой:
– Не пугайся, герой, я не предлагаю тебе лечь со мной в обнимку в одну постель – это будет провокация на секс. Я говорю об едином пространстве. Это к тому, что комнату можно поделить на две половинки занавеской.
Юрий задумался, соображая над ответом. Наконец, бросил в ответ:
– Чёрт с тобой, чумовая дама!
Он сходил во двор, принёс несколько больших охапок сена, разбросал их ровным слоем и уложил сверху длиннополый тулуп. Ни слова не говоря, натянул шнур от дверей до печи, навесил кусок тонкого брезента, хранившегося на крыльце.
– Коммуналка готова, – пробурчал он недовольно. – Как старший по дому, объявляю отбой.
И, не раздеваясь, в одежде, улёгся в свежеизготовленную постель.
Ни спирт, ни позднее время не могли поспособствовать наступлению быстрого сна. Юрий лежал и прислушивался к своим ощущениям похотливого желания. Его сознание, вместо того, чтобы направить мысли в отвлечённом направлении, было всецело устремлено к сумасбродной журналистке. Случись подобная ситуация при других обстоятельствах, Юрий бы, не раздумывая, заключил в объятия эту нахалку в свои объятия. Но сейчас был совсем другой случай. Его настораживала целеустремлённость действий этой женщины. Оставаясь холостяком, Громов уже давно не делил постель с непроверенной партнёршей, как это было в далёкой молодости. Став руководителем крупной строительной компании, он избирательно подходил к интимным отношениям, опасаясь провокаций со стороны конкурентов рынка. Где гарантии того, что эта милая журналистка не засланный казачок? Не хватало ещё проколоться на пустяках, чтобы затем появиться на первой странице газет и журналов с кричащими заголовками о его аморальности.
Загадочная журналистка была совсем рядом, его тонкий слух улавливал её дыхание и малейшие шорохи при подвижках тела. Вопреки насторожённости, его словно магнитом притягивало к ней. И почему-то совсем не хотелось верить в негативные последствия.
Беседуя с Виолеттой весь вечер, пристально вглядываясь в её лицо, наблюдая за мимикой и жестикуляцией, он всё больше и больше склонялся к тому, что Виолетта очень похожа на Басурманку – подругу его юности с поправкой на возраст.
И вот теперь, лежа в двух метрах от неё, Юрий мучился от её присутствия.
«Эту авантюристку лучше не трогать», – заклинал он себя.
Юрий перевернулся на спину, тяжело вздохнул, уставившись пустыми глазами в невидимый потолок.
Пошевелилась за занавеской Виолетта.
«Не спит, – отметил про себя Юрий. – О чём-то размышляет. Интересно, о чём? Неужели о том, как меня соблазнить?»
Он тут же представил, как она прикасается к нему, заглядывая в лицо, нежно гладит по волосам на груди и тянется к его губам для сладостного поцелуя. Так, как это делала когда-то незабываемая Саша.
При мысли о близости с Виолеттой по телу прокатилась знакомая волна возбуждения. На душе сразу стало трепетно и тревожно. Он уже знал, какие эмоции последуют дальше и чем это всё закончится.
«Почему эта женщина не даёт мне покоя? – в который раз за один день задумался Юрий, злясь на себя.
Громов встряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли.
«Фу, ты, чёрт! Что за ересь ползёт в голову! Отчего вдруг? Давно не пил – спирт подействовал? Или крышу сносит от присутствия соблазнительной бабы?»
Пересиливая зарождающееся возбуждение, он постарался переключить мысли на другую тему, чтобы отвлечься и успокоиться.
«Надо заставить себя уснуть – иначе мне хана», – приказал он себе, повернулся на бок и принялся вспоминать родной посёлок, родителей, соседских мальчишек. Сделав некоторые усилия над собой, он быстро добился того, что картины родных мест и знакомые лица поплыли перед ним, как в документальной ленте.
Его переворачивание с боку на бок услышала Виолетта. Ей тоже не спалось. Она вновь прокручивала в голове весь вечерний разговор с Громовым, пытаясь дать оценку каждой его фразе, каждому слову. И чем дальше она углублялась в анализ беседы, тем больше убеждалась, насколько проникновенным было его повествование об окружающем мире. А каков его бархатистый голос? Его можно слушать и наслаждаться чудными переливами тонов до бесконечности! А этот неотразимый взгляд? Когда он смотрел на неё – по телу непременно пробегали мурашки. Проницательный взгляд, волнующе-искренний, душевный, исполненный внутреннего убеждения! К характеристике его натуры и личности, без всякого сомнения, подходит любой эпитет.
«В такого красавца невозможно не влюбиться, – думала она. – Если бы об этом таёжном сокровище прознали одинокие женщины, они бы, без всякого сомнения, устремились к нему, как мотыльки к огню. Одна импозантная фигура чего стоит! А лицо? Я же видела его лицо! Я видела блеск в его глазах! Оно полно страсти ко мне, оно выражает желание насладиться мною, как желанной конфетой, причём, готов он проглотить её вместе с обёрткой! Ха-ха-ха, – прыснула Виолетта самодовольно и быстро прикрыла рот ладошкой. – А я что же? Разве я не хочу познать его ближе? Разве не желаю почувствовать шарящие в темноте его сильные руки, ощутить жар разгорячённого тела и его твёрдую плоть внутри себя? Я же не бесчувственная чурка, в конце концов? И потом, когда у меня последний раз был мужчина? Пожалуй, даже и вспомнить трудно. А тут такой случай подвернулся!»
Эти слова раззадорили её страсть и подстегнули плотское желание. Она прислушалась к звукам шуршащего под Юрием сена.
«Мучается, несчастненький, – подумала она с откровенной жалостью. – И думает сейчас обо мне, наверняка, как и я о нём. Не спится бедняге, когда рядом красивая молодая женщина. И хочется, и колется, и совесть не велит. Наверно, это жестоко с моей стороны – расположиться на ночлег в одной комнате с мужиком и не подать ему никакой надежды на ночную любовь. Его понять можно. Он явно опасается проявить своё желание первым, потому что не хочет выглядеть в моих глазах грубияном и насильником». Этот редкий экземпляр принадлежит к категории мужчин-рыцарей, настоящих джентльменов. И поэтому я должна первой сделать шаг к сближению».
Виолетта медленно приподнялась, придвинулась на край постели, опустила ноги на пол. Прислушалась. Было тихо, никаких шорохов и звуков не донеслось со стороны мужской половины.
«Неужели уснул? Или прикинулся спящим, замер в ожидании моих дальнейших действий?» – задумалась она.
Посидев в нерешительности с полминуты, Виолетта упрекнула себя в трусости: «Что это со мной? Никогда не боялась мужчин, а тут вдруг сдрейфила? Ага, понятно. Всё потому, что прежде мужики хотели тебя, а тут ты сама загорелась любовью к мужчине. Оробела? Нет, Летточка, не к лицу тебе идти на попятную. Коль уж опустила свои ноженьки на пол – вперёд за счастьем!»
Её сердце учащённо билось в груди, будто она собиралась отправиться на смертельно опасное дело.
Подбодрив себя, Виолетта встала с кровати и, осторожно ступая босыми ногами, двинулась по направлению к ложу Юрия.
Он всё слышал, от начала и до конца. Слышал, как она ворочалась в постели, а потом вдруг отчего-то хихикнула, прыснув в ладошку, и затихла ненадолго. Потом зашуршало отбрасываемое одеяло, и опять тишина…
Юрий в напряжении смотрел невидящими глазами в сторону доносящихся звуков и ждал дальнейших действий своей нахальной гостьи. Вернее, он уже догадался о намерениях журналистки, но не мог поверить до конца в происходящее и даже ущипнул себя. Да, всё происходило на самом деле и не было сновидением.
«Что же делать? Встать и зажечь керосиновую лампу? Посмотреть презрительно в её бесстыжие глаза и демонстративно покинуть избу?» – мелькнуло у него в голове.
Виолетта не дала ему времени на принятие решения. В считанные секунды она очутилась рядом, опустилась перед ним на колени, прошуршав сеном. Юрий не видел её, но явственно чувствовал её частое и прерывистое дыхание.
– Тебе чего? – спросил он, изображая, будто спросонья, чувствуя, как загорается в нём огонь неотвратимого пожара, потушить который он будет уже не в состоянии. Предотвратить бурю в душе уже не поможет никакая методика успокоения. У него просто не остаётся на это времени.
– К тебе пришла, Юрочка, – сказала Виолетта и не узнала своего дрогнувшего голоса. – Только не говори мне, что ты спал. Я слышала, как ты ворочался, и я догадалась отчего.
– Отчего? – отозвался Юрий в темноте и почувствовал, как спазм перехватил горло.
– Оттого, что ты хочешь женщину, и не просто женщину – любую, чтобы снять плотское напряжение, – а именно меня. Я знаю, что это так, сердцем чувствую, и не говори мне обратного.
Виолетта наклонилась, вытянула руку вперёд, отыскала наощупь ладонь Юрия, вложила в неё свою, горячую. Он лежал на спине, раскинув руки по сторонам.
– Чувствуешь, как я горю? Я тоже хочу тебя, и ты не можешь мне в этом отказать, не имеешь права обидеть женщину, – Виолетта опустилась рядом с Юрием, её другая ладонь скользнула по его одежде и остановилась с левой стороны груди.
– О-о, как оно трепещет! – восторженно сказала она. – Оно кричит надрывно, а ты его не слышишь.
– Постой, – хрипло проговорил Юрий, убирая её руку с груди. – Мне нужно спросить тебя кое о чём.
– Потом, мой хороший, потом спросишь, и я отвечу на все твои вопросы, – Виолетта обхватила его голову обеими руками, впилась горячими губами в его губы, не давая произнести больше ни слова.
Жадный поцелуй длился до тех пор, пока у неё хватило дыхания. Потом она отпрянула, с шумом захватила воздух. Трясясь, как в лихорадке, выдохнула:
– Только не прогоняй меня, Юрочка. Я очень тебя прошу. Я сама не знаю, что со мной происходит, но всё нутро моё жаждет тебя. Я просто умру, если ты отвергнешь меня…
Юрий почувствовал, что уже не сможет устоять под безумным натиском распалившейся журналистки и потянулся ей навстречу. Она очень оперативно раздела его и водрузилась сверху, вновь прильнула к его губам с большой жадностью.
С дрожью в теле Юрий ощутил, как острые набухшие соски Виолетты ткнулись ненадолго в его грудь, от женщины исходил жар.
– О, боже… – послышался её стон. – Как я хочу тебя, мой рыцарь… ты сводишь меня с ума…
Её страсть в одну секунду передалась ему и почти мгновенно заполнила всё его тело. В бурном неотразимом порыве он прижал к себе Виолетту и принялся с безумным неистовством целовать в шею, в лицо, в грудь, в один миг забыв обо всём на свете…
– Юрочка, хороший мой… милый… долгожданный… – горячо шептала Виолетта. Её рука лихорадочно заскользила по его животу вниз, ухватила за напрягшуюся до предела плоть и без промедления направила себе между ног.
Он замер на мгновенье перед проникновением в огнедышащее лоно, а потом, громко вскрикнув, с силой стиснул трепещущее тело Виолетты, и слился с ней в одно целое…
…Опустошённые и обессиленные, они лежали и молчали, успокаивая разгорячённую кровь.
Уставившись в темноту, Юрий пытался понять, что с ним происходит. Совсем недавно в нём всё бурлило и клокотало, как в проснувшемся вулкане, а неуправляемые чувства, словно раскалённая лава, растекались по всему телу, сжигая на своём пути все преграды. И вот теперь, когда этот вулкан перестал бесноваться, а излившаяся магма больше не сжигает его протестное сознание, в голове вновь заработал трезвый рассудок. На душе стало тревожно и стыдливо за проявленную слабость.
Ему вдруг вспомнилось, как давным-давно, точно такие же тревожные чувства он испытывал, вкусив впервые любовные утехи поселковой развратницы. Тогда совсем аналогично, страшась будущего, он лежал рядом с женщиной и мучился от нахлынувших чувств.
