Майя Рэд
Одержимость
Сложив все в ванной комнате по полкам, я пошла в спальню готовиться ко сну.
К счастью, за сегодняшний день я так устала, что мой мозг сразу же отключился, как только я коснулась подушки.
Глава 4. Арабеск
«Here she comes again
Troubles on her brow
Here she comes again
With worries she can't hide…»
Меня поднял с постели очередной звонок будильника. Я часто ставила разные песни на каждые дни недели. И сегодня играла песня «Royksopp – ft. Jamie Irrepressible». Как же не хотелось вставать. Под утро всегда становилось холоднее, а одеяло такое теплое. Когда же выходной? Хочется уже весь день пролежать в кровати и никуда не выходить. Проснувшись до конца, спустив ноги вниз, я посидела на кровати пару минут. Встав прошлась по своей новой квартире, зашла на кухню и поставила чайник, затем отправилась в ванную комнату. Сегодня было солнечно, из окон виднелись солнечные лучи. Я подошла к дивану, на которой лежала спортивная сумка и принялась ее собирать. Взяв из ванной постиранное трико, что пахло морозной свежестью, я аккуратно, не помяв его, сунула в пакет. Затем подошла к шкафу в гостиной и достала оттуда оранжевый купальник с длинными рукавами, такого же цвета юбочку, чуть длиннее колена, серые гетры и новое белое полотенце. Сложив все в сумку, я отнесла ее к входной двери. Зайдя на кухню, заварила себе чай. Особо много чая я не пила по утрам. В стакан обычно наливала меньше половины содержимого. Хоть я и не опаздывала, тем не менее мне хватило одного глотка, чтобы высушить стакан.
Снова подойдя к шкафу и достав оттуда красную футболку и черные бриджи, я подумала, что стоило бы мне обновить свой гардероб. И так как деньги, что я с собой взяла, постепенно заканчивались, стоило этим вопросом заняться после получения первой зарплаты в новом театре.
Полностью одевшись, подняв сумку с пола, я оглядела свою квартиру и, подняв наушники с комода, вышла из дома.
Погода действительно была солнечная, судя по гревшему солнцу уже в девять утра, можно было сказать, что сегодня будет жарко. Включив в телефоне треки в жанре реггетона и зумбы, я отправилась на работу. Настроение у меня было замечательное. Я ни о чем особо не думала. Шла по улице, слушая музыку и улыбаясь во весь рот.
Поздоровавшись с Давидом и расписавшись в журнале работников, я прошла к лифту. Подойдя, я увидела двое мужчин, которые ждали, когда лифт спустится. Один из них был коренастым и среднего роста, с темно-русыми, слегка посидевшими волосами и светло-карими глазами. На вид мужчине было где-то тридцать семь лет. Рядом с ним стоял Аки Фудзи, у него были черные кудрявые волосы, такие же черные глаза и прямой нос, одет он был в комбинезон, слегка напоминающий кимоно по разрисованной ткани. Я подошла ближе к ним. Они обернулись.
– Доброе утро! – сказала я.
– Привет! – ответил японец.
Мужчина рядом с ним даже не удостоил меня своим вниманием. Уф… ненавижу невоспитанных мужчин! Даже если ты такой гордый, что мешает тебе просто-напросто проявить уважение к другому? Тебя же не просят залезть на Эверест, а всего лишь поздороваться в ответ.
– Как прошел просмотр? Взяли? – спросил Аки.
– Взяли, – расплывшись в улыбке, ответила я. – Урок был не из легких, но, кажется, я справилась
Мужчина, что все это время стоял молча, все же удосужился ответить.
– Себастьян, – сказал он и смерил меня взглядом.
Лифт приехал, и мы зашли внутрь, нажав нужные нам этажи. Поднявшись до третьего этажа и улыбнувшись японцу, я прошла к своей гримерной комнате. Дверь комнаты была открытой, в замке висел ключ с брелком «Pussy Wagon», напоминающим брелок из фильма «Убить Билла» Квентина Тарантино. Открыв дверь, я зашла. В комнате была Юна и на удивление Эва, которая по всей видимости впервые так рано пришла. Чудеса! Возможно, сегодня она впервые не будет опаздывать на урок.
– Всем привет. Эва, неужели это ты! Ведь на часах еще десять утра, – ответила я.
– Не знаю, как это получилось, Киара. Но сегодня я очень плохо спала, мне снились кошмары, поэтому пришлось встать раньше обычного. К тому же у меня дома собака, и ее надо было выгулять, а родители уехали в очередную командировку, – сказала Эва.
– Собака? Как круто. Ты о ней не упоминала, – возразила я.
– Да. Забыла сказать. Это девочка, ей недавно исполнилось четыре года, зовут Альма, – сказала она.
– А какая порода? – спросила я.
– Мопс. Черного цвета и с белой лапкой. Вообще я чисто случайно ее завела. Как-то гуляла по району Ля Бока и увидела женщину, что даром пыталась отдать щенка. Я хотела пройти уже мимо, как она начала просить меня взять собаку себе, так как щенок не был чистокровным и его не могли продать за большие деньги. Я, конечно, не соглашалась, но когда она сказала, что придется его усыпить, в итоге забрала себе. Так Альма у меня уже четыре года живет, – сказала Эва.
– Мопсики! Самая лучшая порода, как мне кажется. Они такие милые! Постоянно хрюкают и сопят. Как можно таких пупсиков усыплять! Ужас, – ответила я.
– Вот именно! Хочешь, как-нибудь придешь ко мне и поиграешь с ней? – спросила она.
– С удовольствием, – ответила я.
Мы начали переодеваться, продолжая болтать обо всем. Тем временем у Юны зазвонил телефон. Она взяла трубку и начала говорить на английском. Я не стала подслушивать.
– И вот знаешь, что… – не дав договорить, Юна ее перебила. – Сакура уезжает, – сказала кореянка.
– Как? – воскликнула Эва. – Куда? Что случилось?
– Мне звонил Аки, сказал, что у нее виза закончилась и она не захотела отдать ее на продление, – грустно сказала Юна.
– Странно! – ответила Эва. – Ей же нравилось тут. И проработала уже у нас лет пять где-то. Интересно, почему она так резко решила уехать, не подписав договор о продлении? – задумалась Эва.
– Я точно не знаю, но как-то Аки упоминал, что она часто жаловалась на Альваро Мигелеса Гарсия, – ответила Юна.
– Руководителя? – переспросила я.
– Угу, – ответила она. – Эва, ты же знаешь, я уверена, что если это так, то он виноват в ее решении.
Я посмотрела на Эву, которая в этот момент отвернулась к своему столу и начала делать шишку. Она не ответила Юне, но от меня не ушло то, как она кивнула Юне через зеркало своего стола.
– Что это значит? Дон Альваро приставал, что ли, к ней? – спросила я.
– Не бери в голову! Конечно, это не так. Может, она просто попросила ведущую партию и он ей отказал, а она взяла и раздула из мухи слона, – сменив тему, сказала подруга. И, повернувшись к столу, начала дальше собираться.
Тем временем я уже была готова и собиралась выходить из комнаты, как вдруг Юна произнесла, – Он приставал.
Посмотрев ей в глаза и поняв, что она не врет, я поспешно отпустила свой взгляд. Я хорошо разбиралась в людях и могла с уверенностью отличить ложь от правды, и так как мне самой приходилось иногда врать, я знала, какие механизмы люди используют для лжи.
– Юна! – громко сказала Эва. – Тема закрыта. Нам пора идти разогреваться.
– Да, – ответила кореянка.
Взяв сумку, я первой вышла из комнаты прикрыв за собой дверь.
Почему Эва не могла рассказать мне все? Подумаешь, руководитель пристает к артистам. Это не в первой. Я часто слышала о таком из других театров. Сама, конечно, не сталкивалась. Но слышала. Мир балета и не такой бывает. Мой бывший руководитель дон Диего, конечно, не приставал ни к кому, но частенько морально насиловал. Бывало, я часами в истерике билась о несправедливости его решений и проклинала свою жизнь. Часто плакала, что он не дает мне танцевать ничего сольного. И это, несмотря на то что я могла весь день провести в зале, работая над собой и репетируя, мой труд никак не вознаграждался. Наоборот, все артисты, которым было все равно на балет и которые приходили для галочки, поощрялись больше, чем я. И почему в жизни всегда так? Кто не работает, тот ест!
Медленно идя по коридору, я увидела, что лифт начал закрывать двери, а значит, там кто-то был, я побежала в надежде успеть запрыгнуть в него.
– Подождите! – крикнула я.
Девушка, что стояла в лифте, выглянула, а затем резким движением нажала на кнопку. Подбежав, я бы точно успела, но за одну долю секунды двери все же закрылись и лифт тронулся вверх.
– Тварь! – воскликнула я.
Как мне показалось, в лифте была та самая Сандра, чей разговор я недавно подслушивала в туалете. Вот гадина! Могла ведь и подождать. И, вспомнив, как я сама долго не могла решить, подождать мне Карлу или нет, немного успокоилась, подумав, что карма прилетела мне на голову. Пока я снова вызвала лифт, ко мне уже подошла Юна.
– Все еще ждешь? – спросила она.
– Ага, не успела забежать, – ответила я. – Значит, Сакура уехала из-за дона Альваро? – спросила я.
Юна взяла свой палец и приложила к губам, а затем кивнула.
– Здесь нельзя говорить. Только в комнате можно, когда нет Эвы и Шейлы, – ответила она.
– Почему Эва не дала тебе возможность выговориться? – спросила я.
– Потому, что Эва сама была в такой ситуации и боится теперь, – тихо сказала Юна.
– Что? – воскликнула я. – Руководитель к ней приставал?
– Не руководитель. Не знаю. Не спрашивай меня. Спроси ее, она расскажет, – сказала Юна и зашла в приехавший лифт.
Я осталась стоять, задумавшись. Эва, что же с тобой случилось?
– Идешь? – спросила Юна.
– Да, – ответила я и зашла в лифт, оставив свои мысли на третьем этаже женских раздевалок.
Доехав до балетных залов, мы вышли. Подойдя к доске с расписанием, я начала все изучать. На нем висело расписание на сегодняшний и завтрашний день, а также список спектаклей на месяц. Там были и оперные, и балетные спектакли, а также концерты. Сезон решили открыть «Дон Кихотом» Людвига Минкуса. В казенном варианте Мариуса Петипа и Александра Горского. Посмотрев на выписку в партиях, я обнаружила свою фамилию в графе «Второй акт, Цыганка – Герреро».
Моему счастью не было предела. Я только пришла, и мне сразу дали соло. Пусть даже характерного плана, и то здорово. В колледже я, конечно, мало танцевала и репетировала характерные танцы, но предмет народно-сценический танец всегда любила. К тому же у нас был очень хороший педагог. Она была заслуженной балериной и ведущей солисткой в характерных партиях в театре. Мы безумно гордились тем, что попали к такому педагогу. Вот она все соки из нас выжимала, никто не выходил с урока сухим. Помимо цыганки, я также была выписана в «Сегидильи первого акта и в гран-па третьего акта». Следующим в списке было «Лебединое озеро» П. Чайковского. Там моя фамилия была написана в кордебалете. Постановка «Лебединого» тут была Юрия Григоровича, русского танцовщика и балетмейстера. Я не знала его хореографию, но слышала, что все характерные танцы в третьем акте у него исполняются на пальцах. Мне предстояло учить порядок вальса первого акта, лебедей второго и четвертого актов и танцы в третьем. Благо «Лебединое» было назначено на девятое октября, а значит, времени было еще полно. К тому же я очень быстро учила порядок и за это вообще не волновалась
– Киара, зайди ко мне, пожалуйста – крикнул Хулио Сильва из инспекторской.
Я послушно подошла к дверям инспекторской и заглянула. Комната была маленькой. На стенах красовались разные афиши спектаклей и висели большие листы, напоминающие расписания, они были все исписаны, и невозможно было разобрать почерк. Сбоку стоял длинный стол коричневого цвета с большим доисторическим компьютером, за столом которого сидел Хулио. На нем были темно-синяя рубашка с воротником и светлые джинсы, на глазах квадратные очки. На вид ему было в районе сорока девяти. Оторвав взгляд от компьютера и взглянув на меня, он улыбнулся.
– Добро пожаловать в нашу труппу. Меня зовут Хулио Сильва. Как тебе у нас? – спросил она.
– Еще не освоилась. Здравствуйте, сеньор Сильва, – ответила я.
– Не нужно формальностей, можешь называть меня просто Хулио, – сказал он. – С сегодняшнего дня ты будешь заниматься в малом балетном зале и приходить в большой только на общие репетиции.
– А почему в малом? – спросила я.
– Во-первых, в малом занимаются все новички в первое время работы, переходят в большой, только если станут исполнять сольные партии. Во-вторых, у нас очень большой список артистов и не всем хватает места. В малом зале также занимаются и «старички», тебе не будет скучно, не волнуйся. Педагоги меняются каждый день. Ты ничего не пропустишь, – ответил он.
– Хорошо, – сказала я.
– Так… дай мне свой номер, я запишу, и мой тоже запиши себе на случай, если нужно будет отпроситься с урока или репетиции, – сказал он.
И что? Получается, Эва солистка? Или это как-то связано с тем, что с ней произошло? Почему ей можно заниматься в большом зале, а мне нет?
Сделав все, о чем меня просил инспектор, я пошла к малому залу. Зайдя, я увидела около одиннадцати артистов, среди которых по правому боку станка в углу сидела на шпагате Даниэлла и держала в руках телефон. Поздоровавшись, я прошла к ней. Встав рядом, я опустила сумку с плеча, достала коврик и, разложив его на пол, села.
– Привет, – сказала я.
Она оторвала взгляд от телефона, посмотрела на меня и улыбнулась. Затем и вовсе отключила его и положила на пол.
– Привет. Как дела? – спросила она.
– Нормально. Значит, ты занимаешься в малом зале? – спросила я.
– Да, тут спокойнее. И нет всяких взглядов. Всем тут пофиг, что и как ты делаешь, – невзначай ответила Даниэлла.
– А почему Эва занимается в большом, если она не солистка? – спросила я.
– Она дружит с Раулем, а он вроде как бывшая элита. Вот как бы по дружбе на нее и закрывают глаза, – ответила она.
Ах, вот, значит, как. Он бывшая элита. Но почему он мне не сказал? Что в этом такого? Теперь понятно, почему я тогда на классике поймала взгляд Сандры, после того как он ушел. Сандра! Зараза, что не остановила лифт.
– Слушай, а Сандра вообще какая? С ней можно общаться? – спросила я.
– Зачем тебе это? – спросила Даниэлла. – Она что-то сделала тебе?
– Нет, просто лифт не подержала, пока я бежала – ответила я.
– Ааа… это нормальное явление. Она в принципе считает себя королевой, хотя ничего из себя не представляет. Танцует соло не из-за стремления и данных, а только потому, что состоит в элите. К тому же она года как два живет с местным бизнесменом, которому, прикинь, пятьдесят восемь лет. А ей самой двадцать девять. Такая разница в возрасте! К тому же как можно спать с таким стариком? Беее… – ответила Даниэлла.
– Да, уж… – ответила я и решила сменить тему. – Кто урок ведет сегодня?
– Роса Мария Нуньес и ворчун, – ответила Даниэлла и рассмеялась. – Она, конечно, не Белен, но и у нее бывает жаришка на уроках. Надеюсь, сегодня будет легкий
Я разогрелась на полу и, отодвинув коврик, встала к станку. До начала урока оставалось две минуты.
– С тобой тут можно стоять? Место занято? – спросила я.
Выбор места у станка был очень важен, так как у каждого всегда было свое место. Часто артисты могли ругаться, если кто-нибудь вставал на чужое место. Иногда доходило даже до драк. Мне было это ни к чему. Поэтому я заранее решила узнать.
– В малом зале это особой роли не играет, здесь все встают, как хотят. У нас тут более лояльный контингент, нежели в большом. Так что, если хочешь, можешь стоять со мной, – ответила она.
Тем временем в зал забежало еще шесть человек, среди которых была и Эва. За ними зашли ворчун и сеньора Роса Мария.
Эва, не посмотрев в нашу сторону, встала к левому станку. Ребята, что забежали в зал, быстро подошли к любым свободным местам у станка. К нам подошел Энрике Гальярдо, муж Ады.
– Привет, девчонки, – сказал он и улыбнулся.
– Привет, – ответила я с улыбкой.
– Ты что, сбежал из большого? Ты ж в малом не занимаешься, – спросила Даниэлла.
– А ты не заметила, что кроме меня еще другие сбежали? – ответил Энрике и ухмыльнулся.
– Лайонел? – уточнив, спросила она.
Энрике лишь кивнул и обратил свой взор на педагога. Опять это имя, подумала я. И, посмотрев на Даниэллу, уже было открыла рот, как она резко ответила:
– Потом.
– Ребята, встаем! – громко сказала Роса Мария. – Урок сегодня будет коротким, дальше репетиция по опере «Искатели жемчуга». Лицом к станку. Одно тандю вперед, сократить стопу и провести балансуар назад и закрыть, обратно так же. В сторону два тандю, нажим и закрыли в плие по первой. Затем релеве. И с другой ноги. В конце свободное пордебра. Начали! – крикнула она.
Начался урок. Через некоторое время в зал заглянул Хулио с папкой в руках и начал что-то подмечать в ней. Я повернула голову к Даниэле и едва заметно качнула ее в сторону инспектора в дверях. Даниэлла, увидев мой взгляд, обернулась на секунду посмотреть на дверь и затем сказала:
– Отмечает, кто пришел на урок, а кто нет. Это потом влияет на зарплату. Если ты прогулял урок и не позвонил Хулио, с тебя снимается пятьсот евро. А это ужас как много, – ответила она.
– Ясно, – сказала я.
У нас такого в Валенсии не было. Инспектор, конечно, был, но не отмечал каждого присутствующего артиста на уроке.
Прошло пятнадцать минут, и мы вышли на середину. Роса Мария начала давать сразу тандю, без адажио. Наверное, из-за ограниченного времени решила сократить. До конца урока оставалось полчаса. Еще со станка у меня болела левая икра, надо было промассировать ее дома, которая после вчерашнего фуэте с непривычки забилась. Я пропустила тандю и на пол у станка. Педагог ничего на сказала. И слава богу, у нас в Алькароне сразу бы начали отчитывать. Энрике сделал комбинацию с первой группой и подошел ко мне.
– Икра забилась? – спросил он.
– Да, – ответила я и подняла на него голову.
– Еще бы. Ада рассказала мне, как вчера ты выложилась по полной. Это был фурор, но будь аккуратна, некоторые будут следить за твоими успехами.
– Кто? – спросила я.
– Да всякие. Кто из зависти, кто просто. Фиг знает. Найдутся, – ответил он и пошел на следующую комбинацию.
Я же решила ограничиться сегодня только станком. Ничего не случится, из формы не выйду, если один день не сделаю середину и прыжки. Поэтому, встав и собрав сумку, я решила уйти. Даниэлла, аккуратно схватив меня за руку, спросила:
– Уже уходишь?
– Ага, у меня что-то ноги слишком уставшие. Думаю, хватит на сегодня. – ответила я.
– Поняла, я тогда сейчас доделаю середину и тоже закончу. Потом можем посидеть в гримерке или погулять, – сказала она.
– Хорошо, я пока подожду тебя у себя в комнате, номер триста пятьдесят девять, – уточнила я.
– Ок, – ответила Даниэлла и пошла ко второй группе.
Я обошла зал. С Эвой попрощаться не удалось, она занималась во второй группе. Я подошла к двери, поклонилась ворчуну, потом повернулась к педагогу, поклонилась, поблагодарила за урок и вышла из зала. Вдалеке у расписания толпились артисты.
Проходя мимо большого зала, я решила заглянуть. Урок давал педагог, с которым мне еще не довелось познакомиться. Женщина маленького роста, с длинными вьющимися каштанового цвета волосами, в цветной оранжевой майке и черных легинсах. У них уже было вращение на середине. Мужчины-артисты вращались все вместе с разных позиций. Некоторые девочки сзади них пробовали с четвертой и пятой позиций. Музыка остановилась. Педагог крикнула:
– Гранд пируэты!
И только я хотела отвести взгляд, как на центр вышел молодой человек. Я не видела его лица, он стоял ко мне спиной. Рядом с ним никто не встал. Я зашла в зал одной ногой – посмотреть, где все. Артисты стояли сзади у станка, кто-то сидел. Все смотрели на артиста, стоявшего по центру в препарасьоне со второй позиции ног.
Он был высок, ростом, наверное, где-то сто восемьдесят. На нем были серые лосины и белая майка, заправленная в них. Светлая кожа и русые волосы.
– И! – крикнул педагог.
Как же хорошо он вращался. Судя по всему, он был правшой. Правая нога в стороне была до предела натянута. В стопе красовался большой подъем, который так красиво сочетался с телесным цветом балеток. Мужчина делал по два-три тура с открытой ногой в алясгон взяв при этом огромнейший форс.
Я думала, он упадет. Но он четко свертел шесть туров и сел на колено в позу, как в мужской вариации. Все артисты зааплодировали, кто-то засвистел. Даже педагог немного похлопала в ладоши, а затем крикнула:
– Продолжаем! Соте!
Мужчина развернулся и пошел к центральному станку. Я пыталась разглядеть его черты лица. Но он шел вперед, и его голова была повернута к левому плечу. Он смотрел на педагога.
В этот момент Роберто, увидев меня в дверях, направился ко мне.
– На меня пришла посмотреть, красотка? – спросил он.
– Думаешь, на тебе одном свет клином сошелся? – ответила я.
– Эх ты, пропускаешь такой шедевр! Что делаешь сегодня? – спросил он.
– Гуляю, – коротко ответила я.
– Надеюсь, у меня? – сказал он и рассмеялся. – Мы могли бы с тобой повеселиться.
– К счастью, мне есть с кем провести время, и это не ты, – ухмыльнувшись, ответила я.
– Ты меня дразнишь, – громко сказал Роберто.
Слишком громко, как мне показалось. Педагог тут же шикнула на нас, и некоторые артисты повернули голову в нашу сторону. Когда Роберто обернулся на педагога, я посмотрела на центр станка. Мужчина, что недавно вращался, пил воду из своего термоса. Затем он поднес его к голове и немного вылил содержимое на голову. Капли воды стекали по лицу, я увидела очертания острых скул на лице и слегка заметную щетину. Мужчина опустил свой термос и поднял голову в сторону педагога. Мимо него прошли артистки и, что-то сказав ему, направились к выходу из зала. В этот момент он повернул голову в мою сторону и лишь на долю секунды встретился со мной взглядом. Этой доли секунды хватило для того, чтобы я отшатнулась, ударившись о дверной косяк и столкнувшись с каким-то артистом.
– Извините, – сказала я.
– Ты в порядке? Не ушиблась? – ответил артист, в которого я влетела, можно сказать.
– Нет, нет… все хорошо. Спасибо, – ответила я.
Артист ушел. И я сразу же направилась к лифту, не оглядываясь. Ни один взгляд человека еще не пугал меня настолько, как этот. За долю секунды я увидела бездонные серые глаза, словно прожигающие тебя насквозь ледяной глыбой. Тонкие губы и светлые брови. Не знаю, почему меня напугал его взгляд, но ощущения были не описать словами. Казалось, будто бы его серые глаза вот-вот остановят мое сердце в плохом смысле. И, несмотря на его устрашающий взгляд, он мне показался довольно симпатичным. Даже больше. Тем не менее я мысленно порадовалась, что занимаюсь в малом зале. Не хотелось бы видеться с этим артистом. Он конкретно меня пугал. И тут я подумала: а не его ли Эва боялась? Неужели тот самый Лайонел, это он? Если это так, то теперь я понимаю, почему его боятся. Хотя мне и самой частенько говорили, что когда я не улыбаюсь или нахожусь в плохом настроении, то на меня лучше не смотреть, так как я и сама могу взглядом убить кого угодно. Надеюсь, со стороны я не выгляжу так, опасно как он.
Спустившись на третий этаж, я подошла к гримерке и собиралась вставить уже ключ в замок, как меня окликнули:
– Киара.
Я оглянулась и увидела Даниэллу, подходящую ко мне.
– Не открывай, идем ко мне. У меня сегодня никто из девочек не пришел на работу. Мы будем одни, без лишних ушей, – сказала она.
– Угу. Пойдем, – ответила я, вынув ключ из замка.
Мы зашли в триста пятьдесят пятую гримерку. Даниэлла бросила вещи на свой стол и предложила мне сесть на диван. Я опустила сумку на пол и села на диван. Даниэлла подошла к двери и закрыла ее на ключ с внутренней стороны.
– Всё, теперь я уверена, что если кто-то услышит наш разговор, то не сможет ворваться, – ответила она и рассмеялась.
– Зачем такая анонимность? Можно подумать, в театре всем есть до нас дело. Ну, услышат, и что дальше, убьют? – спросила я и подавила смешок.
– Если б мы собирались сплетничать о ком-то другом, мне было бы все равно, кто нас услышит. Но когда речь идет о Лайонеле, это всего лишь мера предосторожности, – ответила она и, подойдя ко мне, села на диван с другого бока.
– Начинай, – сказала она.
Вздохнув – я только открыла рот, – Даниэлла резко вскочила:
– Черт! Забыла покурить. Придется открыть тут окно. Ты начинай, не молчи – сказала она, подойдя к окну.
Открыв его нараспашку, потянулась к своей сумке и вытащила оттуда пачку сигарет «Мальборо». Достав одну и взяв зажигалку, закурила. Бросила пачку обратно в сумку.
– Я тебя слышу, – ответила Даниэлла и высунула голову в окно.
– Выходя из малого зала, я заглянула в большой. И… там на середине вращался какай-то артист. У него очень хорошая техника… – говорила я.
– И не только… – ответила Даниэлла. – Продолжай.
– В общем, я встретилась с ним взглядом лишь на пару секунд и…
Замолчав, я посмотрела на Даниэллу. Которая, не докурив, затушила сигарету о подоконник и выкинула в окно. Затем закрыла его и, подойдя к дивану села на край.
– И? – смотря мне в глаза сказала она.
Тут я всё поняла. Это был он. Ей не нужно было произносить имя. Все встало на свои места и моя интуиции была права на сто процентов.
– Это он, да? – спросила я всё же, хотя и сама уже знала ответ.
Даниэлла ничего не ответила, лишь улыбнулась, но как-то зловеще.
– Он чертовски сексуальный, правда ведь? – начала она.
– Не знаю, не заметила., – наврала я.
– Всё, ты заметила. Не стесняйся, говори как есть. Мне можно доверять. Я тут серая мышка, и никому нет до меня дела, – ответила она.
Не понимаю почему, но внутреннее чувство безопасности ей верило. Интуиция подсказывала, что с ней можно дружить и нормально общаться.
– Ну, ладно. Да, он немного красавчик, – ответила и стеснительно улыбнулась
– Но его глаза… такие холодные… жестокие…беспощадные…
– Немного? – рассмеялась она.
– Ты слышишь? Я говорю, его взгляд способен вытащить душу наружу, – сказала я.
– Да, я знаю его взгляд. Ты еще не видела его злым, – ответила она.
– Хочешь сказать, что, когда он в гневе, в театре вообще нельзя появляться, что ли? – спросила я.
Девушка лишь кивнула.
– Короче, расскажу все, что знаю о нем, – сказала она. – Ему тридцать три года. Он премьер и мастер сцены. Вообще, темный человек, я бы сказала. И не знаю как, но он может руководить вместо дона Альваро. Иногда он сам распоряжается, что хочет и будет танцевать. Даже партнершу может поменять. Была как-то ситуация на «Эсмеральде», когда должна была танцевать наша прима-балерина Кармен Санабрия Перес, так вот, он снял ее со спектакля, потому что ему не понравилось, как она выглядела рядом с ним. Мол, уже не дотягивает до его уровня.
– Ничего себе, – открыв рот, ответила я.
– Еще у него очень много приспешников и всяких жополизов. Такие нарциссы, как он, всегда нуждаются в своей собственной свите. Он живет в самом дорогом районе нашего города. Ездит на Bugatti La Voiture Noire за тринадцать миллионов евро!
Временами, когда становится совсем скучно, он спит с Сандрой. Насчет нашей шлюшки Шейлы, не знаю, а вот Алисинья де Карбера часто выходила из его гримерки. И не всегда в хорошем виде.
– В смысле? Он что, избивает? – спросила я с ужасом в глазах.
– Нет. Он может и любит издеваться, но только морально, не физически. Просто девчонки как-то между собой говорили, мол, он любит жесткий секс и все такое. Он что-то в виде Дориана Грея. Снаружи весь такой чистый и белоснежный, а внутри зверь. И к тому же у него есть собственный клуб «Сиеста», он его вроде как открыл на пару с каким-то бизнесменом. И часто там зависает со своей элитой, – сказала она.
– Значит, он так же состоит в элите? – спросила я.
– Не просто состоит. Он глава, альфа. Элиту придумал он, – ответила она.
– Понятно… Легче не стало от всего этого, – сказала я, вздохнув.
– И не станет. Мой тебе совет, постарайся не попадаться ему на глаза. Держись в стороне от Сандры, Матео, Себастьяна, Оскара, Беатрис, Винсенте. И тем более от Лайонела.
– Матео? Он тоже с ними? – ахнула я.
– Он его лучший друг. Ты с ним уже знакома? – подняв одну бровь, спросила она.
– Да так, виделись в баре для танго, и он странно себя вел, а я пару раз дерзнула ему.
– Аххаа… я и забыла, что ты не промах. Эва говорила, что ты слишком дерзкая, но знаешь, когда отвечать, а когда не стоит, – сказала она. – Ладно, в этот раз прокатило, но в следующий раз, если кто-нибудь из этой кучки-могучки тебе попадется, постарайся не открывать рот. Мало ли что, – сказала она. И с Матео тоже будь аккуратна: он тот еще жополиз. Не знаю что и как, но мне кажется у него много скелетов в шкафу, о которых даже Фабиана не знала, пока была с ним в браке.
– Запомню, – ответила я.
– Все партии с ним репетирует Пилар Домингес, она его педагог еще с хореографического. Иногда даже ей приходится переживать страх на их репетициях, – сказала Даниэлла.
– М-да… Непонятно только, почему дон Альваро Мигелес никак не реагирует на это. Мог бы давно уволить такого артиста, – сказала я.
– В том то и дело, что он, наоборот, как-то поддерживает Лайонела. И никто не знает, почему так. Вроде бы они не родственники. И он даже не ученик Мигелеса. Тем не менее бывало так, что Лайонел затыкал руководителя и тот послушно уходил, прикинь? – уточнила она.
– Пипец… куда я попала? – сказала я.
– Да, ладно, забей. Есть и хорошее. Не думай об этом, – сказала она.
– Что именно хорошее ты имеешь в виду? – спросила я.
– Например, я! – ответила Даниэлла и рассмеялась в полный голос. – Или Эва и остальные. Роберто так вообще умора.
Я рассмеялась, и в эту секунду в дверь вставили ключ, но открыть не смогли, так как ключ Даниэллы все еще висел с внутренней стороны комнаты.
Бум-бум-бум.
– Дверь, откройте! – прокричал женский голос.
Даниэлла, убрав улыбку с лица, поднялась и, повернув ключ, открыла дверь
– На хрена ты закрылась? Совсем больная стала? – еще в дверях на Даниэллу накричал чей-то голос.
Даниэлла, ничего не ответив, отвернулась и отошла от двери. В комнату зашла очень худая девушка, не так чтобы выглядела она как анорексичка, но в будущем, возможно, все близилось к этому. У девушки были распущенные, прямые, до поясницы волосы. Крашеная в блондинку. С голубыми глазами и с излишне накачанными губами. Она была в уличной одежде, лодочках на небольшом каблуке, в короткой школьной юбке черного цвета в клетку и красной блузке с вырезом в декольте. Слишком вечерний наряд, как мне показалось. А ведь на часах было всего лишь около часа дня.
– Ты еще кто такая? – рявкнула она.
– Киара, ты сможешь меня подождать у себя в гримерке, я сейчас быстро оденусь, и вместе пойдем, – спокойно сказала Даниэлла, не обращая внимания на девушку.
– Да, конечно, – быстро ответила я, встав с дивана и схватив сумку, направилась к двери.
Но меня опередила девушка. Не успев открыть дверь, она шарахнулась к ней и хлопнула ее обратно. Мое лицо оказалось напротив ее лица.
– Ты глухая? Я спросила, кто ты такая? – яростно говорила девушка. Настолько, что ее слюни вылетали изо рта.