Матильда Аваланж
Миткаль. Шлейф одержимости
С успокаивающей мыслью, что Влад Вячеславович все равно найдёт к чему придраться, уснула в полпервого ночи.
Мне снилось чаепитие у Мартовского Зайца. И это было закономерно.
Утром я специально встала пораньше, чтобы не опоздать на семинар по мировой литературе, который стоял в расписании первой парой. Имея в запасе восемь минут, я все равно почти бежала по коридору академии, умудряясь на ходу что-то вычитывать из своего краткого конспекта, освежая в памяти имена и основные события этой дурацкой сказки.
Так… какая-то Мышь, какая-то Птица Додо, курящая гусеница… Интуиция подсказывала, что сегодня Влад Вячеславович специально придет раньше времени, дабы как следует отчитать опоздавших.
В общем, я спешила, уткнувшись в тетрадь и ничего не замечая вокруг.
– Ева!
Голос человека, точно громом поражённого. Я подняла глаза. Предо мной стоял Гай.
ГЛАВА 3
Гадание на монетке
Я не поздоровалась, не улыбнулась.
Будто увидела призрака.
– Ева, – повторил Гай моё имя. – Ева… Это ты?
Я почему-то отрицательно помотала головой: нет, не я.
Гай изменился так сильно, что не обратись он ко мне, наверное, прошла бы мимо.
– Гай Келлер… – наконец, удалось вымолвить мне.
Если честно, я даже его имя произнесла с трудом, как будто уже забыла. Хотя как забудешь такое необычное имя?
У Гая в роду имелись немецкие корни. Вряд ли я бы стала называть ребенка с такой необычной фамилией почти таким же необычным именем. Но его матери такие глупости в голову не пришли, поэтому Гая назвали в честь его прапрадеда.
– Ты изменилась, – заявил он, откровенно меня разглядывая.
– Ты тоже.
Мало что осталось от парня, которого я знала когда-то.
Передо мной стоял мрачный высокий мужчина в дорогой одежде, сидящей на нём идеально. Мужчина, не только уважающий себя и твердо знающий, что ему нужно от жизни, но и умеющий этого добиваться. Он стал красив той мужской красотой, которая идет не от внешности, а от наличия внутреннего стрежня. Но сильный характер угадывался и по его внешности.
Раньше он стригся очень коротко, но теперь его прямые чёрные волосы чуть отросли и лежали так, как будто он только что вышел из лучшей парикмахерской. Мельчайшие тёмно-зелёные крапинки в чёрных глазах, квадратная челюсть и хищный нос создавали неуловимое сходство с ястребом. Или орлом.
Девушки, наверное, с ума по нему сходили, хотя не было в его облике того скрытого самодовольства, отличающего мужчин, избалованных женским вниманием.
Возможно, именно поэтому девушки сходили с ума ещё больше.
Впрочем, не знаю. Теперь мне всё равно.
– Всем видом своим ты пытаешься показать, как ты сдержанна, – сказал Гай, нарушив молчание. – Я помню тебя другой.
– Помнить то, что было два года назад, уже нет смысла.
А что я ещё могла сказать? Что безумно рада его видеть? Сделать непринуждённый вид, как будто встретила старого знакомого?
– Какими судьбами, Ева? – светским тоном спросил Гай, между тем внимательно глядя в ожидании ответа.
– Приехала на троллейбусе номер 5.
– Значит, живешь в самой высокой части города. В каком-то частном доме на холме, – тут же заключил он. – Ты же понимаешь, о чем я. Неужели так трудно ответить?
– Трудно, – эхом отозвалась я. – Ведь я не спрашиваю, как здесь оказался ты.
– Спроси, – усмехнулся Гай с видом человека, которому скрывать нечего.
Тут-то до меня и дошло, что звонок на пару прозвенел четыре минуты назад.
– Мне не особо интересно, прости. Извини, но я опаздываю на занятие, – покачала головой я и заспешила по коридору. Но все-таки обернулась, – Когда ты пропал без вести, твой отчим по-настоящему переживал. Тебя искали.
– А ты переживала?
– Немного. Но это было давно, и я уже всё забыла.
Кстати, я не врала. Правда, забыла, внушив себе, что ничего, кроме дружбы между нами и не было.
– Ещё увидимся, Ева, – громко сказал вслед он, пропустив мимо ушей мои последние слова.
Увидимся. И это ничего не изменит, Гай. Ты для меня совершенно чужой человек.
Еще и опоздала из-за него!
Постаравшись выбросить его из головы, я подошла к закрытой аудитории. Внутри было тихо. Значит, Влад Вячеславович уже там.
Черт, мне так не хотелось опаздывать, чтоб не привлекать его внимания к своей скромной персоне… Но теперь уже ничего не поделаешь…
Вздохнув, я толкнула дверь.
– Можно?
Влад Вячеславович, сидящий за преподавательским столом, обратил на меня прозрачный взгляд.
По-моему, он даже обрадовался, что я опоздала.
– Я действительно не люблю, когда опаздывают на мои пары, Ева Ранг. Для этого у вас должна быть по-настоящему веская причина.
– Причина веская, поверьте.
– Я видел, кто вас задержал, – процедил Влад, с самым обстоятельным видом откидываясь в кресле. – И не считаю, что это так.
Господи, как он занудлив!
И, похоже, настроен на основательный разговор со мной. Даже драгоценное время пары ему совершенно не жаль потратить.
– Можно, я сяду? Хочется быстрее начать получать знания. Меня прямо распирает от желания послушать ваши умные мысли….
– Может, вас распирает от какого-то другого желания, Ева Ранг? – ледяным тоном сказал Влад Вячеславович.
– Нет. Только от этого.
– Да что вы говорите? – усмехнулся Влад Вячеславович. – По вырезу вашего платья что-то не заметно.
Ужасно!
Просто ужасно!
Вырез моего тёмного платья вообще не заслуживал, чтобы о нём кто-то упоминал. Эта ненормальная ворона со смещёнными понятиями о глубоких вырезах просто не может говорить такие вещи мне. Да ещё в такой мёртвой тишине.
При всей группе. Именно в тот момент, когда я, оправившись от первого шока, хотела ей об этом сообщить, Влад заявил:
– Впредь, Ева Ранг, советую носить свитера под горло. Тем более что показать вам, скажу по секрету, нечего. Пройдите к своему месту. Нет, не садитесь. Если вы так жаждете знаний, то, думаю, можете получать их и стоя. Сейчас я обращаюсь ко всей группе. Если вы опаздываете на мою пару, то я, в отличие от других преподавателей, пускаю вас. Однако всю пару вы должны простоять. Таковы мои правила. И, вы, думаю, догадываетесь, что на мои пары редко кто опаздывает. И ещё реже пропускает.
Я прошла. Я встала за партой, с громким стуком отодвинув назад стул. Я ничего не сказала. Просто не могла.
Почему я не пошла и не толкнула учительский стол прямо на Влада Вячеславовича? Чтобы он придавил этого мерзкого человека, сломал ему все рёбра!
Кровожадные мысли, знаю…
Но он окатил меня ушатом такой ледяной и грязной воды, что я запросто могла захлебнуться или замёрзнуть насмерть.
Как его вообще тут держат? Скажите мне, как?!
Я отвела взгляд к окну и погрузилась в воспоминания.
Когда Гай пропал, мне и в голову не могла прийти мысль, что пропал он неспроста. Я думала – с ним случилось что-то ужасное, в стиле криминальных историй, которые показывают по телевизору.
Он мог упасть, удариться головой и потерять память… Или его заточили и безвозмездно заставили работать на себя какие-то негодяи. Могло произойти что угодно.
Даже сейчас мне тяжело поверить в то, что он просто сбежал. Но, не смотря на это, Гай чужой.
И общаться я с ним не стану.
Всю пару я простояла неподвижно, как истукан. Влад Вячеславович так и не спросил меня по содержанию «Алисы в стране чудес», как обещал.
На протяжении пары он не удостоил меня ни одним взглядом или обращением, даже оскорбительным.
И то хлеб.
Прозвенел звонок, и теперь впереди было целых пять дней без Влада Вячеславовича. Уже одно это вдохновляло. Мы с Аминой сошлись на том, что в субботу вечером надо сходить куда-нибудь. Она настаивала на клубе, но, во-первых, в клуб мне не хотелось, а во-вторых, не было денег.
Мы договорились просто прогуляться по старым улочкам в центре города.
Вечера стояли ещё по-летнему тёплые, хотя темнело с каждым днём все раньше. В выходные в центре было много людей, светились вывески различных магазинов, барчиков и кафе, расположившихся в старомодных зданиях из серого или розового камня.
Какие-то молодые люди в голубых костюмах, играли прямо на площади джаз. Прохожие им хлопали, кидали деньги на потертый пыльный шелк раскрытого футляра саксофона.
Чуть дальше старичок с орденами на пиджаке играл на гармони что-то печальное.
Я положила ему в шляпу деньги.
– Нравится тебе наш город? – спросила Амина.
Она знала, что я приехала сюда издалека, но не знала, почему. Я задумалась. Да, город, похожий на затерянное царство, мне нравился.
Этого-то мне и надо было – затеряться, чтобы никто не нашел.
Стало прохладно, и я накинула чёрный жакет, предусмотрительно захваченный с собой. По трём широким разбитым ступенькам мы с Аминой взошли на пустынную аллею, под густые кроны деревьев, и я вдруг перенеслась мыслями в свой город на год назад.
Таким же осенним вечером я возвращалась с подругой из кино пешком. Правда, тогда было холоднее. У арки мы попрощались.
Я поднялась по трём ступенькам и шагнула в сумрачную зону одна. Когда уже почти прошла арку, от темной стены за моей спиной что-то шарахнулось.
Сердце пропустило два удара, я оглянулась и увидела его.
Его, своего сумасшедшего соседа!
– Пгивет, – сказал он.
– Привет, – я ускорила шаг.
Тогда я ещё с ним даже разговаривала.
– Ты ходиа в кино? – спросил он, следуя за мной.
– Да.
–А я не газу не бы в кино, – сообщил он через три шага. – Пойдем вместе?
– Нет, не могу, – я пыталась попасть ключом от домофона в магнитный кружочек, но он никак не хотел щелкать и открываться.
– Я сегодня видел гусеничку, – сообщил он, наблюдая за моими безуспешными попытками открыть дверь. – За диваном на полу. Я её поймал и начал гассматгивать. А потом съел. Ты не ела гусениц? У них вкус яблосного повидла…
Помню, как ругала себя, что вообще пошла куда-то, зная, что надо будет возвращаться поздно домой. Он бессвязно долдонил за моей спиной какую-то чепуху, когда я, наконец, открыла дверь подъезда и птицей взлетела на свой этаж.
Подойдя к пыльному окну, увидела внизу неподвижную тень. Он стоял и чего-то ждал.
Ему не сделали ключей от домофона, но он мог позвонить в любую квартиру и ему сразу открыли бы, чтоб не доставал.
– Да сделай уже, чего он хочет! Погуляй с ним, пообщайся, успокой! – как наяву услышала я визгливый голос соседки тёти Зины. – Хоть ночам шляться не будет. Невозможно уже, нас всех извёл, чертов псих! Всё равно он тебе жизни не даст!
Я открыла глаза и вернулась от воспоминания в реальность.
– Очень нравится, – сказала как ни в чем не бывало.
– А я бы хотела уехать из этой провинции в столицу. Бесит она меня! – заявила Амина. – Читала Стивена Кинга? У каждого провинциального городка своя страшная тайна.
– Так то – Стивен Кинг, он про американские города писал, – засмеялась я. – И вообще, ты серьёзно? Никогда бы не подумала, что ты веришь в мистику и читаешь ужастики…
– Я не говорю, что верю в мистику, – перебила Ами и ухмыльнулась. – Скорее даже скептически к ней отношусь. Но стоит только посмотреть городские архивы – и обязательно наткнёшься на какую-нибудь жуткую историю.
– И с чем связана жуткая история этого города? – спросила я больше в шутку, чем серьёзно.
– Кажется, что-то такое было жуткое и непонятное, связанное со смертью девушки, – подумав, сообщила Амина. – И, может быть, даже не одной.
Конечно, я могла бы заинтересоваться и спросить, что же конкретно там произошло, но смаковать подробности страшных историй, как выдуманных, так и настоящих, я не люблю.
Не понимаю, чем вызван нездоровый интерес к ним посторонних. Вернее, понимаю – людей всегда тянет на что-то таинственное и страшное (или просто противное) – но интереса этого не разделяю.
Что случилось с несчастной девушкой, я не узнала.
Хватит с меня и так!
Следующий день – воскресенье – был первым моим рабочим днём в библиотеке, который прошел хорошо. Правда, я очень долго искала в фонде книги, которые у меня спрашивали. Но библиотекарша Галина Власовна успокоила, заявив, что через месяц буду знать фонд, как свои пять пальцев. Моей работой, как мне показалось, она осталась вполне довольна и сказала, что в следующий раз я прекрасно справлюсь одна.
Я была не против.
Несмотря на ясность и безветрие, к вечеру резко похолодало, и домой в своём летнем платье и тонких балетках я почти бежала, представляя, как закутаюсь в тёплую кофту.
К тому же меня ожидал шикарный подарок – в столь позднее время дядюшки не было дома.
Потом я глядела на сгущающиеся над городом сумерки, грела руки о кружку с кофе и старалась ни о чём не думать.
Я начинала новую жизнь, полностью сломав старую. По-моему, пока что получалось неплохо.
Понедельник прошел очень хорошо, а вот вторник, благодаря паре по мировой литературе обещал стать днём приятным и весёлым. В кавычках, разумеется.
Так оно и вышло. На большой перемене, спускаясь по центральной лестнице в буфет, дабы подкрепить свои физические и моральные силы перед неотвратимо надвигающимся занятием Влада Вячеславовича, я увидела поднимающегося по лестнице Гая.
– Здравствуй, Ева…
– Привет, – вежливо улыбнулась я, намереваясь проследовать мимо.
Но он мягко преградил мне дорогу. Стоя на две ступеньки ниже меня, он был одного со мной роста.
Почему нельзя ограничиться простым приветствием? Почему обязательно надо останавливаться?
– Как дела?
Наверное, Гай ждал подробного и обстоятельного ответа.
– Хорошо.
Если отвечать односложно, то разговор не завяжется. Правда, ведь?
– Улыбка у тебя стала другая. Грустная. Отстранённая.
– Не знаю, может быть. Два года – большой срок.
– Два года – не такой уж большой срок, чтобы поменяться так сильно, – он выделил голосом «так».
– Но ты же поменялся.
Может, он меня даже и не услышал.
Стоял шум. Мимо сновали дикие толкающиеся студенты.
Девушки поглядывали на Гая.
Чего там говорить, он, и правда, выделялся из толпы.
– Не так уж сильно, – так же тихо сказал Гай, из чего я сделала вывод, что все-таки он меня услышал. – В отличие от тебя… Что случилось дома? Что заставило тебя приехать именно сюда?
Я вообще-то не люблю рассказывать о себе кому бы то ни было.
И тем более не собираюсь рассказывать ему.
– А ты? – проигнорировала я его вопрос. – Тебе же вроде бы учиться поздно?
Спросила просто так, чтобы сменить тему разговора.
Уйти от ненужных объяснений.
– Представь себе, я тоже здесь учусь, – заявил Гай. – Только на заочном. Получаю второе образование.
Боковым зрением я не могла не увидеть темную фигуру преподавателя по мировой литературе, поднимающегося мимо нас по лестнице.
Влад Вячеславович шел очень быстро и не удостоил моё «Здравствуйте» и меня даже мимолётным взглядом.
– Он ведёт у вас? – спросил Гай, провожая Влада глазами.
Не желая посвящать постороннего человека в свои проблемы, я нейтрально кивнула.
– Тяжелый характер у этого типа. Со студентами обращается, как со скотом. Кое-кто много раз жаловался на него в деканат.
– И есть какой-то эффект?
– Нулевой. Его странности терпят за его уникальные мозги. А в вашей группе он как, сильно лютует, Ева?
– Мы ещё к нему не пригляделись, – уклончиво ответила я. – Наверное, я опоздала в буфет. Теперь там огромная очередь, которая разойдётся только к средине следующей пары.
– Ты голодная? Поехали куда-нибудь, пообедаем.
– Нет, спасибо, попробую всё-таки пробиться к стойке, – любезно отказалась я. – Мне пора, Гай.
Не хватало ещё ездить с ним по кафе – это предполагает более близкое общение. Может, и надо было согласиться в целях экономии средств, но мне неуютно под тяжелым внимательным взглядом Гая.
Каким бы фантастическим совпадением не была наша с ним встреча, я начинаю новую жизнь, в которой нет места ничему из жизни прошлой.
Я всё-таки успела купить себе вчерашний пирожок с яблочным повидлом и чай и при этом умудриться успеть на следующую лекцию, которая прошла тихо и мирно.
Наверное, это затишье перед бурей – последней лекцией по мировой литературе.
Однако, как ни странно, Влад стал интересно рассказывать про «Илиаду» и «Одиссею», что я заслушалась и невольно поразилась его мастерству преподавателя. Он сумел так увлечь Гомером, что я даже решила почитать. Но, несмотря, что его лекция действительно классная, видно – группа настроена к нему негативно. На лицах ребят вспыхивали усмешки, иногда раздавался недобрый шёпот или едкие комментарии.
Кажется, Влад этого не замечал. Даже лицо его перестало быть презрительным, а стало красивым и вдохновленным. Прозрачные глаза засинели, когда он рассказывал о своём любимом древнегреческом поэте восьмого века до нашей эры.
Там, наверное, он и жил, не замечая или не желая замечать, что его «замшелый», как шепотом выразился Пашка Ушаков, Гомер мало кому интересен.
После такого увлекательного повествования я даже стала испытывать к Владу Вячеславовичу чувство, граничащее с симпатией. Пусть он противен и высокомерен, зато как интересно рассказывает.
Но за полчаса до конца лекции Влад вернул меня с небес на землю:
– В честь Гомера даже назван кратер на Меркурии. Думаю, это бы ему польстило, – Влад замер, растирая в длинных пальцах круглый кусок мела. –Ева Ранг, выходите сюда!
До меня, замечтавшейся о раскопках Генриха Шлимана, секунд только через тридцать дошло, что меня вызывают к доске и что это, видимо неспроста.
– Ева Ранг, я так понимаю, оглохла? – поинтересовался Влад, вольготно садясь за преподавательский стол.
Его пальцы были белыми от мела, а взгляд снова стал прозрачным.
Это кем же надо быть, чтобы спрашивать человека на лекции? Даже приблизительно не представляя, что он от меня хочет, я отшвырнула ручку и спустилась вниз, оказавшись на виду группы и Влада Вячеславовича.
Он сидел на своём преподавательском месте очень прямо.
А глаза его стали такими прозрачными, что, кажется, просвечивали.
– Итак, Ева Ранг, я обещал, что проверю вас по содержанию «Алисы в Стране Чудес».
– Но не на лекции же, – раздался чей-то голос в группе.
– Когда вы так увлекли нас Гомером!
– Группа номер двенадцать, тихо! – рявкнул Влад, кинув мел на стол.
Первый раз он позволил себе такую несдержанность. Мел развалился на куски и крошку, прочертив белую неровную линию на столе.
– А у него, видать, нервишки-то пошаливают, – на сей раз я точно знала, что сказал это Павел Ушаков.
– Назовите настоящее имя Льюиса Кэрролла и год его рождения, – потребовал Влад Вячеславович, не глядя на меня.
– Чарльз Лютвидж Доджсон, родился 27 января 1832 в доме приходского священника в деревне Дарсбери, графство Чешир, – отчеканила я.
– Как всегда, попугаичья память не подводит вас, Ранг, – сухо произнёс Влад. – Полагаю, вы вызубрили и кому посвящено произведение.
– Произведение посвящено десятилетней Алисе Лиддел, которую Доджсон очень любил, – больше я ничего сообщить не могла.
– Вы можете рассказать историю возникновения произведения?
Так далеко мои познания не простирались. Было там вначале какое-то бредовое стихотворение, но… Я загадочно молчала.
– Скажите мне, Ранг, вы действительно читали «Алису в стране чудес»? От начала и до конца?
–Да, – бесстрашно сказала я.
Читать-то читала, но мало что запомнила…
–Хорошо, – мягко кивнул Влад Вячеславович. – Если вы действительно читали «Алису в стране чудес» от начала и до конца, то вам не составит трудности сказать, сколько раз и каким образом Алиса увеличивалась и уменьшалась.
Можно даже не напрягать память. Бесполезно.
– Ну, она, кажется, ела варенье из банки с надписью «Апельсиновое», – все же рискнула я, рассудив, что надо сообщить хоть какие-то сведения.
– Да? – переспросил Влад. – То есть вы утверждаете, что причиной изменения размера Алисы было апельсиновое варенье? Так, Ева Ранг?
Черт, судя по его тону, дело обстоит далеко не так.
– Что молчите, Ранг? Язык проглотили? А может ложку апельсинового варенья? Раз вы не помните это, расскажите об эпизоде с тонущими в луже.
– Алиса наплакала лужу слез, упала в неё и стала тонуть, – сообщила я доверчиво, имея весьма смутные впечатления об этом эпизоде. – Там был гусь…
– Робин Гусь, – ледяным тоном бросил Влад.
– Потом, кажется, то ли мышь, то ли крыса, попугай, птичка, и Орлёнок Эд, – честно перечислила я всех, кого помнила. – У Владимира Семёновича Высоцкого, который очень любил «Алису» даже есть песенка «Орлёнок Эд». Не слышали, Влад Вячеславович?
– Вижу, Высоцкого вы знаете больше, чем Кэрролла, – усмехнулся Влад. – Так какую смысловую нагрузку несёт этот эпизод, Ева Ранг?
Понятия не имею.
– Это уже не по содержанию, – послышался чей-то сдавленный шёпот. – Это по критике.
– Если кто-то умный сейчас не замолчит, то я спрошу по критике и его. Последний вопрос, Ева Ранг. Если ответите, я поставлю вам всего лишь одну двойку в свой журнал. Поведайте нам, что произошло с Алисой после того, как она встретила большого щенка?
Группа смотрела на меня чуть ли не с жалостью. Почему мне так не везёт с этой «Алисой», будто она заколдована?
Я ведь читала, только все вылетело из головы. Понимая, что изъясняюсь, как пятилетняя, я никак не могла сконцентрироваться и собрать мысли воедино. Выдохнула, пытаясь сосредоточится, и совершенно неожиданно для себя выдала очень странную фразу:
– Она, кажется, встретила синего червяка, который курил кальян. И очень даже зря. Ведь курение вредит здоровью.
Молчание Влада Вячеславовича было слишком нехорошим. Он вывел что-то у себя в журнале. Судя по движению его руки, напротив моей фамилии появилась явно не одна двойка.
Я понимала – с мировой литературой всё очень-очень плохо, но не понимала, какой черт дернул меня сказать про вред курения.
– Вот что, Ева Ранг. Не скрою, я и раньше был о вас не слишком хорошего мнения, но сейчас вы опустили себя ниже плинтуса и вряд ли уже подниметесь в моих глазах. Если вы даже не можете запомнить героев книги, которую называют детской, то я просто умываю руки. И если вы таким образом решили продемонстрировать своё остроумие – то грош цена вам и вашему остроумию, Ева Ранг. Я даже не знаю, какими словами выразить глубину своего презрения к вашей амбициозной, ленивой, скудоумной и пошлой персоне. Я редко говорю такие слова студентам, но вам я их скажу. Я не хотел бы видеть вас на своих занятиях. Всем спасибо за работу, все свободны.
Он нервным шагом вышел вон за десять минут до звонка. Секунд пятнадцать тишины – и группа взбесновалась.
– Совершенно ненормальный какой-то! – заявила Лиля, видимо, наконец-то сложив о Владе Вячеславовиче мнение.
И я, кажется, готова была с ней согласиться. Да, я была неправа – мне следовало лучше штудировать «Алису» или, по крайней мере, молчать со своими дикими ответами.
Но и он не имел права вызывать меня на лекции. Так никто не делает. До какой же степени должна быть сильной неприязнь у человека, чтобы использовать каждую возможность её продемонстрировать?
– Гнев, богиня, воспой Влада Вячеславовича, чёрной вороны! Грозный, который группе двенадцать множество бедствий содеял и Еве Ранг больше всех, – с издёвкой пропел Паша Ушаков, поглядывая на меня.
Что теперь делать? Не ходить на мировую литературу? А я так хотела, чтобы в академии «Согинея» у меня все складывалось хорошо…
Наверное, не окажись Влад хорошим другом дядюшки, так оно бы и было…
Тем же вечером я сидела за библиотечной кафедрой, положив подбородок на скрещенные руки. Читателей не было и не предвиделось, и в пустой библиотеке стояла полная тишина. Посмотрела на часы, висящие над тёмным коридорчиком выхода.
Лампочка там постоянно перегорала.
Полдевятого. Через полчаса надо идти домой.
Может быть, подступиться к Владу Вячеславовичу без посторонних? Попытаться наладить отношения, призвать к нейтралитету…
Пообещать выучить «Алису в стране чудес» наизусть… Но и так яно, что он сочтёт это за попытку подлизаться, полебезить перед ним.
И, в сущности, правильно сочтёт.
Нет, разговаривать с ним тщетно – не только потому, что он из тех людей, которые бьют лежачих, но и потому, что я не смогла бы себя пересилить и прийти с повинной головой.
Так идти или не идти в четверг на семинар по мировой литературе?
Я отвела задумчивый взгляд от окна, в котором виднелись корявые ветки дерева, серая дорога и глухие бока частных домов.
Внезапно осознала, какая тишина стоит в огромном помещении библиотеки. На мгновенье показалось, что тишина сменилась шепотом множества голосов, будто книги, стоящие на полках, заговорили все разом.
– Привет, Ева…
– Ева, здравствуй…
– А что ты здесь делаешь, Ева?
– Как дела, Ева?
– Зачем ты убежала, Ева?
– Тебе не страшно одной, Ева?
– Ева?
– Ева!
– Ева…
Я вскочила. Звенящая тишина, точно бритва, полоснула по ушам. Зелёная штора на окне чуть-чуть шевельнулась, будто от дуновения легчайшего сквозняка. Но все окна были закрыты.
Мне показалось, что в библиотеке я не одна, и кто-то наблюдает из тёмного коридора. Свет строжайше следовало экономить, но я повключала лампочки во всём помещении, и не успокоилась, пока каждый тёмный угол не оказался освещён.
Эти вопросы я могла задать себе и сама. Так же, как могла сама задеть шторку, когда поднималась. Никогда я не верила в страшные сказки и спокойно жила одна, но за всю жизнь, наверное, впервые мне стало не по себе.
Стоя на зелёном линолеуме в центре абонемента, я смотрела на уходящие в перспективу ряды стеллажей, и все казалось, что за ними кто-то прячется.
За спиной, в коридорчике, тяжело хлопнула дверь, и я круто обернулась.
В помещение вошел пожилой мужчина добродушного вида с пакетиком в руках.
Подойдя к кафедре, он начал выкладывать детективы.
– Работайте? – с сомнением поинтересовался.
– Да-да, конечно, – я так обрадовалась его появлению, что никак не могла найти формуляр.
– У вас перепуганный вид, девушка.
– Вам показалось, – натянуто улыбнулась я.
Минут двадцать он выбирал книги, а когда я их записала, то настала пора закрывать библиотеку и уходить.
Выключила везде свет, и помещение стало казаться откровенно враждебным. Вместе с мужчиной мы вышли на улицу.
– Не страшно вам одной там сидеть? – поинтересовался он. – Закрываетесь поздно, а читателей с гулькин нос, наверное… Мало ли что…
– Да нет, все в порядке, – соврала я, закрывая библиотеку на два ключа.
Дома все как-то забылось. Дядюшка в очередной раз был чем-то недоволен и заставил меня натирать столовые приборы чистым полотенцем, чтобы блестели.
Провозилась я допоздна и, как ни странно, быстро уснула.
Следующие дни ничего плохого или хорошего не принесли. Влад Вячеславович не назвал мою фамилию на перекличке в четверг, как будто меня вообще не существовало.
На работе все было спокойно, и я не вспоминала о том странном ощущении тревоги, посетившем меня в библиотеке в понедельник. Скорее всего, почудилось или просто нервы сдали. К тому же я получила зарплату, хоть и крошечную, но она была очень кстати, учитывая, что на момент её получения на карточке у меня было триста рублей.
На выходных Амина пригласила меня и еще пару человек из группы к себе. Хотелось развеяться и поболтать о чём-нибудь несерьёзном с ребятами. Да и вообще просто хотелось сходить в гости.
Амина жила в квартире, которая сразу меня ослепила яркими коврами и обоями, обилием искусственных цветов в аляповатых вазах, большой блестящей люстрой в коридоре и другими изысками интерьера в стиле «цыганское барокко».
В зале на столе, обклеенном зелёной пленкой «под малахит», лежала колода карт чёрными рубашками вверх.
Амина небрежно смахнула их в стол.
Мы устроились на небесно-синей на кухне, которая изобиловала всякой навороченной бытовой техникой. Даже ковёр под ногами был синим с большими ярко-красными розами. Хозяйка разливала чай и делала бутерброды, а мы тем временем пытались разрезать принесённый торт.
В итоге это чрезвычайно важное дело доверили мне. Неожиданно подоспел Макс, ещё один парень из нашей группы, которого не ждали, но которому все обрадовались.
Открыли принесённую им бутылку белого сухого вина.
Мне было уютно сидеть на этой кухне, от которой консервативный дядюшка пришел бы в шок, потягивать вино, болтать с ребятами, смеяться.
До тех пор, пока не заговорили о первых впечатлениях от учебы в «Согинее». Наверное, все ждали от меня негативных слов в адрес Влада.
Высказаться хотелось, но почему-то я промолчала. Ну, что это все в сотый раз перемалывать?
– Может, лекции Змейского и хороши, – заявила Амина, – но он по-настоящему странный. Зачем надо так настраивать нас против себя, если можно с нами дружить?
– Он жизнью обиженный, – с издевкой сказала красавица Аня. – Ему лет тридцать, а не целовался, наверное, ни разу. Может, вообще девственник?
– А ты никак хочешь проверить? – тут же среагировал Паша Ушаков.
– Смеёшься, что ли? – презрительно фыркнула Анька. – Он же бедный!
– Наш Вячеславыч под гота косит. Или под вампира. Он думает, что так больше девушка нравиться будет, – с самым серьёзным видом заметил Макс. – А как ты считаешь, Ева, почему он прицепился именно к тебе?
– Хватит уже про него, – перебила Эльвира недовольно. – Нашли о ком говорить!
Я её поддержала. Про себя я могла ругать его сколько угодно, но повторять это вслух почему-то было противно.
Пашка, которому бы только съязвить, пытался вынудить меня ответить, но для разговора действительно нашлась тема интереснее.
Тема, которая будоражит и притягивает людские умы не одну сотню лет.
– Амина, а ты что, гадаешь на картах? – заинтересованно спросила Эльвира.
– Не совсем на картах. Чисто в картах бабуля спец, – хладнокровно сказала Амина. – Я могу раскинуть на серебряном миткале.
Мальчишки сразу приняли скептичный вид и отпустили пару шуток, после чего были на время удалены с синей кухни.
Больше всего на этом настаивала Эльвира, хотя сами они удаляться не хотели.
Наконец мы остались вчетвером – Амина, Анька, Эльвира и я.
– Вообще-то когда гадалка работает, то остаётся с клиентом один на один, – заметила Ами, раскладывая на столе квадратные карты лоснящимися рубашками вверх.
Шесть рядов по шесть карт в каждом.
Мне это казалось развлечением. Игрой. Девчонки любят гадать, и непременно на любовь.
Правды в общих фразах, которые Амина сейчас изречёт каждой из нас, не больше чем в гороскопе, что передают по радио.
Но вслух я ничего говорить не стала.
Подружка достала из маленького кожаного мешочка на тесёмке небольшую невзрачную монету.
– Серебряный миткаль, – сочла нужным пояснить она. – Марокканская монета семнадцатого века.
Она подкинула монетку над разложенными картами. Затем перевернула карту, на которую упала монета.
И хотя у Анны в глазах сверкало любопытство, было видно, что и она не очень серьёзно относится к происходящему.
– Скоро выйдешь замуж за богатого и уедешь, – сказала Амина. – Уедешь навсегда. Далеко. Будешь там счастлива, забудешь и о этом вечере и о нас. Вот и всё.
– Что ж, мне нравится, – заявила Анна, откидывая назад длинные золотистые волосы и усаживаясь на своё место. – Всегда мечтала жить в Европе.
