Матильда Аваланж
Миткаль. Шлейф одержимости
ГЛАВА 2
Поступление в академию
Июль перевалил за средину, и уже ни о чем, кроме конкурса в академии «Согинея», я думать не могла. Мама говорила, чтобы я получила высшее образование, да и сама я чувствовала потребность учиться дальше. А ещё очень хотелось показать дорогому дядюшке, что выиграть конкурс в моих силах.
Дома, просматривая в Интернете информацию о Белом Логе, я совершенно случайно наткнулась на сайт академии и удивилась, что такое престижное учебное заведение есть в таком далеком от столицы городе. Впрочем, судя по тому, что я прочитала, Белый Лог был местным областным центром и считался весьма богатым городом. Его даже называли жемчужиной Сибири.
Вот только времени оценить его достопримечательности у меня пока что не было.
Я только и делала, что усердно готовилась к конкурсу. Два первых экзамена были выдержаны на проходной балл. Предстоял третий – экзамен по литературе.
Это я считала самым легким. Уже почти выдохнула и поздравила себя с победой, но тут…
Удача отвернулась.
Стены обшиты панелями вишневого цвета. Окна распахнуты, но в них не видно ничего, кроме верхушек деревьев. Аудитория забита до отказа – человек сто тут точно есть, и это только первая группа сдающих экзамен по литературе.
Претендентов на несколько благословенных мест в «Согинее» почти, как в МГУ. Здесь призеры всяких олимпиад и вообще различные умники.
Я жду, когда члены жюри дадут мне листок с темой сочинения, и стараюсь не пасовать перед призерами и умниками.
Меньше всего я боялась последнего экзамена, потому что читать любила, и в школе сочинения ниоткуда не списывала. Всегда имелись какие-то свои мысли.
Учитель по литературе даже находил их оригинальными.
Но всё рухнуло, когда я увидела надпись на своём листке.
«Л.Кэрролл. Алиса в Стране Чудес. Эссе на вольную тему».
Льюис Кэрролл не вызывал у меня даже малейшей симпатии. Так же, как и его знаменитая книга, до которой мои руки дошли очень поздно, а именно в поезде по дороге в этим края.
Знаменитую «Алису» я даже не дочитала.
Просто не выдержала этого бреда с претензией на занимательность и своеобразие, с бессмысленными диалогами и противными героями.
Дойдя до сцены, где разумная девочка то увеличивалась, то уменьшалась, я даже почувствовала головную боль, как будто это со мной происходили такие неприятные метаморфозы.
Полистав в конце биографию Кэрролла, отнесла книгу в разряд дурацких, тут же удалила с читалки своего телефона и со спокойным сердцем развлекалась милым романтическим фэнтези с сайта самиздата.
И вот – такая незадача.
Что писать в сочинении по оной, я совершенно не представляла, так как даже не узнала, чем там закончилось дело.
До конца экзамена оставалось около пятнадцати минут, когда я наконец-то выжала из себя первое предложение.
Я пыталась быть объективной, но понимала, что из сочинения получилась лишь одна злостная, необъективная и свариливая критика.
Не люблю переживать раньше времени.
Однако, кладя свой мало исписанный листок на толстую стопку сильно исписанных листков, я подумала, что этот экзамен, скорее всего, бесславно провален.
Стало втройне обидно, потому что мои результаты за первые два испытания были одними из лучших. И кто придумал включать в третий экзамен сочинение по бестолковой детской книжке, которая все испортила?
Я была согласна даже написать критическую статью на сатиры Антиоха Кантемира! Да хоть, на Салтыкова-Щедрина! Да даже Некрасова!
Но этот неадекватный заморский Кэрролл?
Посоветовав себе не злиться и философски отнестись к этому фиаско, я заспешила, так как дел на сегодня запланировано было много.
Дядюшка признавал свежие натуральные продукты, которые продавались, как он считал, только на рынке.
Два раза в неделю я ездила туда с пересадкой, возвращаясь усталая, с тяжеленными пакетами, от которых потом крутило руки. Поэтому мысли быстро переключились на то, чтобы ненароком не забыть взять какой-нибудь несчастный чек, наличие которых дядя строго проверял.
Внезапно мое внимание привлекла деревянная дверь, вернее, даже не дверь, а коричневые буквы, выбитые на золотой табличке рядом с ней.
Там говорилось, что за этой дверью скрывается кафедра словесного искусства, рядом же с должностью заведующего кафедрой стояли фамилия, имя и отечество дяди.
Черт!
Нет, не так…
Не просто черт, а че-о-о-о-орт!
Новость о том, что мой милый, доброжелательный и простой в общении родственничек возглавляет в «Согинее» кафедру, является профессором и ничего об этом мне не сказал, стала просто ударом под дых.
Мои шансы, и без того значительно уменьшившиеся после третьего экзамена, окончательно упали.
Даже если невероятным чудом получится взять одно из бесплатных мест, дяде стоит только шепнуть – и моя победа превратиться в поражение.
Весь оставшийся день больше ни о чем, как о своём фатальном невезении и дядюшкином необыкновенном коварстве, я думать не могла.
Когда, протолкавшись на рынке около двух часов, я, нагруженная тяжеленными пакетами, стояла на остановке, до меня вдруг дошло, что все-таки забыла взять чек за апельсины.
Возвращаться за чеком уже не было сил, и я махнула на него рукой, прекрасно зная, что дядюшка будет рвать и метать.
Я должна была отчитываться, что не присвоила ни копейки из его денег.
Содержимое пакетов было тщательнейшим образом сверено с предъявленными чеками и со списком, врученным мне дядюшкой сегодня утром. Отсутствие чека за мандарины позволило дяде предположить, что они стоили меньше названной суммы, а разницу я присвоила.
Я стояла перед ним, вольготно рассевшимся в кресле в гостиной, и мне очень хотелось тоже сесть и просто закрыть глаза, не слыша того, что он мне сейчас скажет.
– Я ничего не присваивала. Если не верите, езжайте на рынок и посмотрите сколько стоят эти ваши… – пытаясь сдержаться, я замолчала, но не выдержала и повысила тон, – чертовы цитрусовые!
–Так-так-так, – нехорошо улыбаясь, покачал головой дядя. – Мне кажется, ты забыла, как выглядит вся ситуация. Позволь же мне напомнить. В этом доме ты никто. Поэтому делай, как тебе велели, и не думай даже мечтать, что в этой жизни ты имеешь или заимеешь в будущем какой-то вес. Если же ты будешь это воображать, так и на вокзале оказаться можно.
Такое обращение со мной было для него самым обычным делом. Со временем оскорбления становились более изощрёнными, а эпитеты, которыми он меня награждал, более красочными. И все же, прожив в этом доме две недели, я очень мало знала о личной жизни его хозяина.
Например, я до сегодняшнего дня не догадывалась, где он работает. Он же и не думал поинтересоваться, что заставило меня приехать в этот город, или что с моими родителями или на какие деньги я покупаю себе продукты.
В тот вечер я рано легла спать, но уснуть не могла, всё ворочалась и гадала, что же мне делать, если я не выиграю одно из стипендионных мест. Ничего путного в голову не пришло, а будущее представлялось тёмным и безрадостным.
Так я промучилась около двух недель, уже начиная потихоньку подыскивать работу. Понимала, что, скорее всего, о «Согинее» следует забыть. Две недели – слишком большой срок и о положительном решении я бы уже знала. Поэтому, обнаружив одним прекрасным утром в почтовом ящике среди рекламных проспектов письмо, адресованное мне, удивилась.
От кого оно?
Ведь дядюшкиного адреса я нигде не указывала.
Нигде… Кроме анкеты, которую заполняла при подаче документов в «Согинею».
Рекламки, столь тщательно прочитываемые дядюшкой, разлетелись пёстрым веером по крыльцу. Я разорвала конверт и на красивой мелованной бумаге прочитала о том, что по результатам трёх испытаний, в ходе которых я обнаружила «творческие способности, острый ум, а так же способность отстаивать своё мнение», я зачислена в академию «Согинея».
Сказать, что я была счастлива – это ничего не сказать.
Черт возьми, у меня все-таки получилось!
Не могу поверить! Не могу поверить…
А ведь правда, как мог дядя допустить моё поступление в академию и этим практически признать своё поражение в первом раунде нашего противостояния? И ещё… ему ведь придётся выполнять своё обещание – разрешить мне переехать из серой душной комнаты без занавесок туда, куда я захочу. Это уж совсем фантастика.
Вдруг дядюшка не так уж и плох, и просто кажется таким мерзким снобом, а сердце у него доброе и чуткое? Но, глядя, как он мнет уголок письма, еле сдерживаясь, чтобы не порвать лист в клочья и швырнуть их мне в лицо, я поняла, что новости он рад несильно.
– Ну, что ж, племяннушка, – с каким-то непонятным подтекстом сказал дядя, первый раз назвав меня этим словом, – можешь собирать свои жалкие вещички и перебираться на второй этаж! По крайней мере, я видеть твою мордашку буду реже…
Хотя я и не могла отделаться от ощущения какого-то подвоха, но спрашивать его напрямую ни о чем не решилась. И дело тут было не в кристальной честности дядюшки, это точно. Он уже показал, каким подлым может быть. На всякий случай, съездив в «Согинею», я убедилась, что действительно зачислена на первый курс и первого сентября меня в академии с нетерпением ждут.
Сама я тоже с нетерпением ждала первого сентября, потому как надеялась, что с началом учебы что-то в моей жизни изменится в лучшую сторону. Например, познакомлюсь с одногруппниками, буду веселиться и тусить и совсем забуду про свои кошмары. Вообще, активисты уже создали для нашей группы чат, но там пока было мертво, как в пустыне.
Я покинула серую душную комнату с облегчением и под дядюшкины недовольные взгляды перенесла свои немногочисленные вещи на второй этаж, в милую комнатушку, которую уже давно приметила.
Деревянный потолок со скатом, пол, устланный тонким ковром теплого персикового цвета, тяжелые синие ночные занавески, полки с разноцветными книгами и разными фигурками, кровать с белым тюлевым пологом и большой балкон с потрясающим видом на город – после тёмной серой клетки эта комната была мне раем.
Переселение состоялось накануне первого сентября, и на следующий день я, одетая в свое самое лучшее платье, подходила к дверям академии «Согинея».
Фасад – прямая стена благородного цвета беж без всяких украшений, четыре этажа под крышей из тёмно-зелёной черепицы, узкие длинные окна с коричневыми стёклами…
Это было очень красивое, даже величественное здание в духе викторианских особняков или академии из фильма про вампиров.
Кажется, у меня даже ёкнуло сердце, когда потянула на себя коричневую пластиковую дверь. Конечно, я уже бывала в этом здании, но как-то особо к нему не приглядывалась. Теперь же, когда пришла сюда учиться, то смотрела вокруг немного другими глазами. Мимо проходили молодые люди, возможно, некоторые из них были моими будущими одногруппниками. Надеюсь, они окажутся хорошими ребятами, потому что в этом городе мне пора уже завести если не друзей, то хотя бы приятелей.
От общения с одним только дядюшкой у меня может развиться комплекс неполноценности.
На третьем этаже, где находился нужный факультет, меня встретили и препроводили в большую аудиторию, расположенную амфитеатром и примерно на четверть заполненную. Я заняла место где-то в средине «лесенки», и принялась с интересом разглядывать своих сокурсников.
Ровно в 10.10. двери аудитории закрылись, и слово взяла декан факультета – статная женщина в синем шелковом костюме. Она и взяла слово.
– Совершенно необразованный человек может разве что обчистить товарный вагон, тогда как выпускник университета может украсть железную дорогу, – произнесла она и замолчала, давая нам возможность переварить услышанное. – Вы ждете от меня традиционных, набивших оскомину слов о том, что мы рады приветствовать вас, впервые переступивших порог этого здания в качестве студентов академии «Согинея». Конечно же, я должна вам сказать о том, что наша академия существует не так много времени, но уже успела зарекомендовать себя только с положительной стороны и о том, что наши выпускники высоко ценятся в Москве и Санкт-Петербурге. И о том, что многие мечтают учиться здесь, но сегодня их мечта стала вашей реальностью. Все эти слова направлены на то, чтобы вы почувствовали себя избранными. Я должна доброжелательно выразить надежду, что вам у нас понравится. Но я терпеть не могу все эти традиционные речи и скажу лишь одно… Первокурсники, добро пожаловать в вашу alma mater! Познакомьтесь с людьми, которые будут с вами на протяжении пяти лет.
Речь мне понравилась, особенно прикольная цитата про товарный вагон и железную дорогу. Я даже забила по-быстрому в телефоне, кто это сказал. Оказалось, аж сам Теодор Рузвельт!
Тем временем декан стала представлять преподавателей, которые будут у нас вести. Преподаватели уже подходили к концу, когда двери аудитории распахнулась, и возник дядюшка. Выглядел очень благообразно, и, я бы даже сказала, добродушно.
Не извинившись за опоздание, уселся в центре преподавательского стола, мазнув по мне глазами. Добродушие мигом с него слетело, но благообразность осталась.
А декан и сама уже улыбнулась, представив дядю по имени, фамилии и отчеству как «нашего дорогого, любимого, лучшего» профессора словесности. Который, к величайшему сожалению, читает лекции только у четвёртого курса! Так что первокурсникам, увы, не повезло.
Ну да, ну да…
Такая подчеркнутая теплота декана в отношении дядюшки ещё раз навела меня на мысль о том, что он здесь человек не последний и мог без проблем сделать так, чтобы я сюда зачислена не была.
Учитывая моё весьма посредственное сочинение…
У доски объявлений в коридоре образовалась большая толпа, разглядывающая уже вывешенное расписание пар. Как странно звучит – у меня теперь не уроки, а пары. На мгновение оказавшись у заветной доски, я успела увидеть свою фамилию в списке двенадцатой группы.
Сейчас должна начаться мировая литература в аудитории, из которой мы все только что вышли.
Преподаватель – Змейский В.В.
Группа двенадцать, к которой теперь относилась и я, свободно рассаживалась на двух первых рядах амфитеатра. Друг на друга почему-то никто не смотрел, никто ни с кем не заговаривал, и здороваться не спешил. Глянув тёмными блестящими глазами, рядом уселась девушка яркой восточной внешности. Достав из сумки тетрадь и ручку, она отвернулась к окну.
Прозвенел первый звонок. Шум за закрытой дверью сменился тишиной.
Прошло пятнадцать минут, когда тишина и в нашей аудитории уже стала по-настоящему напрягать.
Интересно, придет ли преподаватель? Может, о нас забыли?
– Вообще-то, если препода нет пятнадцать минут, то мы имеем право уйти, – раздался уверенный голос светловолосого кудрявого парня в первом ряду.
Не успела разрозненная группа двенадцать удивиться тому, что кто-то что-то сказал, а тем более осмыслить сказанное, как дверь открылась, и в аудиторию с ноутбуком в одной руке и папкой в другой вошел Влад.
Тот самый Влад, который пришел к дядюшке в гости и оскорбил меня в день приезда!
Ну, конечно же, между собой гости говорили так, как будто работают в одном месте. А я уже забыла и о нём и о том ужасном вечере вообще, только мельком подумалось однажды – как хорошо, что к дяде больше никто не приходит.
Передать не могу, как же я рада тебя видеть, дорогой ты мой! Просто счастлива, что ты ведёшь мировую литературу, и я буду видеть тебя два раза в неделю, а то и больше.
И буду сдавать тебе экзамен. И зачет. И, вполне возможно, какие-нибудь курсовые работы…
Черт бы тебя побрал!
Однако пока в мою сторону он и не глядел. Аккуратно положив свой ноутбук и папку на преподавательский стол, он встал перед нами весь в черном.
Даже рубашка и ботинки. Даже папка у него была черная. Может, Влад думал, что выглядит элегантно, но костюм сидел на нем как-то неладно.
Он немного сутулился, и вообще вся его черная фигура была нелепа и угловата. Это резко контрастировало с высокомерным взглядом.
Группа смотрела на Влада, явно пытаясь прикинуть, что это за птица. Ворона, ребята, ворона. Уж я-то знаю.
– Меня зовут Влад Вячеславович, – раздался его холодный голос. – На протяжении этого и следующего семестра мы с вами будем встречаться на лекциях и практике по мировой литературе.
В течение последовавшей паузы он неловко перебирал какие-то бумаги в своей черной папке. Наверное, искал список группы.
Но вместо того, чтобы достать этот список и начать зачитывать фамилии, он заявил:
– Для начала хочу сказать, нахождение в вашей группе меня уже утомляет.
Нет, ну совершенно асоциальный тип!
– Почему же это, интересно? – с неприязнью спросил парень, который проинформировал нас о праве уйти с пары.
– Я не люблю метать бисер перед свиньями, – произнёс Влад, оглядывая всю группу прозрачными глазами. – Я смотрю на вас и вижу лишь пустые лица мажоров, привыкших, что им все достаётся на блюдечке с голубой каёмочкой. Одежда, деньги, машины… А внутри у вас – пошлость, бессилие и ранняя опустошенность сердца. Я тяжело переношу таких людей.
– Какое многообещающее начало, – раздался в гробовой тишине чей-то шепот. – А мы будем тяжело переносить Влада Вячеславовича.
– Если я сейчас спрошу, кто это сказал, – продолжил Влад, которого, судя по виду, это совершенно не задело, – то ему даже не хватит смелости признаться. Так? Да, начало многообещающее. Ведь вы в принципе не можете воспринять и уложить в своих головах и четверть того, о чем я буду вам говорить. Но мне платят за это деньги, а я, в отличие от вас, свои деньги отрабатываю честно.
– А как насчет тех, кто выиграл конкурс стипендий и за кого не платят родители? Кто доходит до всего своей головой? Может, хотя бы такие люди заслужили ваше уважение? – неожиданно подала голос девушка рядом со мной.
– Амина Керимова, если я не ошибаюсь, – сощурился Влад. – Вы – одна из победительниц этого конкурса…
Керимова польщено кивнула.
Наверное, подумала, что он будет её хвалить.
– Амина… – протянул Влад, словно пробуя что-то противное. – Помню ваше сочинение. Давно не читал такой поверхностной галиматьи. Я понимаю, что русский язык вам не родной, но вы бы хоть чуть-чуть постарались изложить мысли внятно. Шли бы, что ли, к торговому центру лучше, людям по руке гадали. И то больше пользы от вас было.
Интересно, этот придурок Влад хоть понимает, что творит?
Понимает, что с первых же минут настраивает дружелюбную в принципе аудиторию резко против себя?
– Вы… вы наговорили здесь столько, – дрожащим голосом начала Амина, – что… что вас уволят! Мы подадим в суд за оскорбление личности!
– Оскорбление личности… суд… Вы смешны, – презрительно бросил Влад. – Я разочарован, что придётся работать с таким материалом. Немного плебса, который считает себя достойным выйти в элиту, и немного плебса, который считает, что уже в элите.
Амина сидела, устремив взгляд в парту. Румянец стал заметен даже на ее смуглых щеках.
В воцарившейся тишине стало слышно, как в коридоре две девушки оживлённо разговаривают о каком-то Стасике и о новых туфлях.
– Тоже плебс, – фыркнул Влад Вячеславович в полной тишине. – Что ж, продолжим о победителях конкурса. Первое занятие мы посвятим разбору сочинения одного из них, а в конце пары я назову вам имя человека, написавшего опус, повеселивший почти всю коллегию, проверяющую конкурсные сочинения.
Я почувствовала холодок где-то в груди, ещё пока не понимая, откуда он взялся.
А Влад как ни в чем не бывало объявил:
– Абитуриент писал о известной, думаю, даже вам «Алисе в стране чудес».
И он отвратительным голосом принялся читать моё сочинение. Я противник чтения вслух сочинений, даже самых лучших, потому что это неправильно, когда личные мысли одного человека звучат в устах чужого человека.
Влад Вячеславович не только читал, но так остроумно комментировал моё сочинение, что, несмотря на установившееся к нему негативное отношение, группа не могла удержаться от хохота.
Он вывернул всё так, что даже полная Эльвира, переглянувшись со своей соседкой по парте, произнесла:
– Прям интересно, это кто же такое… такую муть написал, а, Влад Вячеславович?
Прозвучало насмешливо и угодливо. После того, как начался разбор грубейших ошибок по пунктам, авторство сочинения стало главной интригой пары.
Большинство считало, что это неисправимый двоечник и недоумевало, как ему дали одно из конкурсных мест.
К концу пары я узнала о себе много нового – от того, что у меня поверхностное мышление и совершенно нет фантазии до того, что у меня злобный завистливый характер.
Кто-то даже с тонким психологизмом высказал мысль о том, что автор сочинения, возможно, «подвергся насилию» и «закрыл ворота своей волшебной страны на засов» и «с тех пор живет в грубой реальности, где нет места воображению и чуду».
Помимо своей воли на протяжении всего времени, пока с азартом громили моё сочинение, я сидела и краснела. Никогда не замечала за собой такой особенности, впрочем, меня никогда и не подвергали подобному обсуждению.
Если кто-то из группы посмотрел вокруг внимательнее, то догадался об авторстве по одному лишь моему виду.
За всю пару Влад Вячеславович так ни разу на меня не взглянул, даже для того, чтобы полюбоваться ярко-алым цветом моего лица. Наверное, это означало высшую степень его пренебрежения.
Мой час приближался. По сути, тут нет страшного – ну, поругали, протащили, с кем не бывает?
Но обидно и неприятно, что в новой группе на первой же паре тебя выставляют совершенной дурочкой.
– А по-моему, – вдруг сказала Амина, в обсуждении не участвующая, – после того, что вы сейчас наговорили, называть имя этого человека подло. Я обращаюсь не к преподавателю, а к группе, – подчеркнуто добавила она.
– На моей паре, Керимова, – осадил Влад, – вы не имеете права обращаться к группе, пока я вам этого не позволю.
– Вообще-то да, – раздался с самой последней парты хрипловатый голос парня, чем-то неуловимо похожего на Железного дровосека. – Какая разница, кто совершил эти ошибки? Главное, что…
– Ева Ранг, – спокойно перебил Дровосека Влад, и сразу воцарилась тишина. – Если такая здесь есть, то, будьте так добры, встаньте.
Я поднялась. Наконец этот подлый человек обратил на меня взгляд своих северно-ледовитых глаз.
Под этим взглядом мне показалось, что я тот час превращусь в ледяную скульптуру.
– Могу я задать вопрос, Влад Вячеславович? Если я такая бездарность, то почему получила за этот экзамен проходной балл?
– Это два вопроса, – заметил Влад и поморщился. – Кто проверяет сочинение, тот и ставит баллы, Ева Ранг. К сожалению, ваше позорное творение проверял не я.
– Получатся, что кто-то все же посчитал его достойным?
– Всего лишь один преподаватель. И он не раз заставлял весь факультет сомневаться в своей компетентности. Вы пытаетесь сделать хорошую мину при плохой игре, плебейская девочка с претенциозным именем Ева и с ещё более претенциозной фамилией Ранг. Ты все равно кончишь так, как я тебе говорил, – перейдя на «ты», он отвернулся, обращаясь уже ко всей группе. – К следующему семинару вам нужно будет написать сочинение по «Алисе в стране чудес», соблюдая все каноны жанра и не допуская ошибок Ранг. А вы, Ранг, составьте себе труд дочитать книгу. Я буду спрашивать вас по содержанию.
Кажется, дядя и Влад создали небольшую, но вдохновленную коалицию против меня.
Уж слишком увлечённо то один, то второй пытаются втолковать мне, что я никто.
Влад между тем забрал свой ноутбук и папку и, ни на кого не глядя, вышел из аудитории.
Группа зашумела. Он оставил негативное впечатление о себе, что как ни странно, повлияло на сплочение группы.
– А мне твоё сочинение очень понравилось, Ева, – услышала я тихий голос соседки по парте. – Не понимаю, как ему удалось убедить всех, что оно ужасно?
Я поблагодарила, но призналась, что действительно не дочитала книгу до конца и написала сочинение за пятнадцать минут.
Амина красноречиво показала на дверь, за которой только что скрылся преподаватель, и состроила до того выразительную мину, что я улыбнулась.
На следующем занятии мы снова сели рядом. К счастью, больше никаких неприятных сюрпризов день не преподнёс. Даже наоборот, плохой осадок от занятия по литературе развеялся, и из здания я вышла с почти легким сердцем.
Оставалось ещё немного денег, которые можно потратить просто так, и меня ждало мороженое в компании Амины и ещё двух девчонок из группы. Только одно немного омрачало моё хорошее настроение – семинар Влада через два дня.
Когда в кафе зашел разговор о нём, мнения, как ни странно, разделились. Он по-настоящему не понравился только мне и Амине. Ещё одна девчонка, Лиля, не могла сказать о нём ни плохого, ни хорошего, сославшись на то, что мы его плохо знаем.
А Эльвира заявила:
– Конечно, он странный. И плохо сделал, что выставил тебя полной идиоткой, Ева. Но согласись, как все же профессионально Влад разобрал твоё сочинение! А еще, он такой кра-а-асивый…
Красивый?!
Соглашаться я не стала, так как случайно засунула в рот слишком большой кусок холоднющего мороженого и временно потеряла возможность говорить внятно.
Когда же вновь её обрела, разговор шел о другом.
Весь следующий день меня занимали какие-то хозяйственные дела, и о задании Влада вспомнила только в вечер перед семинаром.
Для того, чтобы это самое задание выполнить, нужна была «Алиса в стране чудес». Интернет в доме дяди работал из рук вон плохо. А сегодня, как назло, вообще не грузил. И зачем я только удалила книгу с телефона!
Порыскав по дядюшкиному дому (благо он сам отсутствовал) и не найдя проклятущей книги, но зато разобравшись в одном из его книжных шкафов, я уже была готова впасть в отчаяние.
И тут в одной из книг на третьей странице обнаружился библиотечный штамп с адресом.
Выходило, что тут неподалёку есть библиотека.
Возликовав сердцем, я быстренько переписала адрес на бумажку, собралась и, захватив паспорт, отправилась на поиски здешней библиотеки.
Надеюсь, она работает до восьми вечера!
Летом я почти каждый вечер выходила на коротенькую прогулку, впрочем, не отходя далеко от дядиного дома. Потому сейчас почти уверенно шагала по дорожке мимо леса, затем свернув в частный сектор.
После некоторых плутаний и двух обращений к мудрости местных жителей я вышла, наконец, к приземистой жилой пятиэтажке, с торца которой и находилось нужное мне заведение.
Маленькая бесцветная вывеска гласила, что библиотека работает с одиннадцати утра до девяти вечера.
– Издалека ты к нам заехала, – заметила библиотекарша, заполняя чистый формуляр.
Я тем временем листала принесённую ей ненавистную «Алису в стране чудес» – очень странный экземпляр с совершенно дикими иллюстрациями. От одних таких картинок кошмары начнут снится!
Благо, с переездом в Белый Лог они перестали меня мучить. И тут такая незадача!
– Да-а… – неопределённо отозвалась я.
Ночь в компании с Кэрроллом обещала быть весёлой.
– Поступила куда-нибудь? – обратила внимание на мой возраст женщина.
– В «Согинею», – отозвалась я машинально. – Выиграла конкурс Сергея Арского, ну который ее основатель.
– Да ты что? Молодец! – удивилась библиотекарша и посмотрела на меня с возрастающим интересом.
– Странно… И что заставило тебя покинуть центр России и переехать в нашу глухомань…
– Да вроде, Белый Лог – достаточно богатый город.
– Богатый-то богатый, а все равно от цивилизации далеко. Особенно, когда зимой дороги заметает. По нескольку дней бывает тут сидим, отрезанные от всего света. Место такое. Кто-то говорит – проклятое.
– Серьезно? И кто же его проклял?
– Да так, глупости, городские легенды, – туманно ответила библиотекарша и перевела тему.
Мы еще немного поболтали и я собралась откланяться.
– Подожди, Ева, – остановила женщина неуверенно. – Я подумала… Тебе ведь, наверное, нужны деньги… Не хочешь здесь подрабатывать? Сможешь совмещать работу с учебой, чем плохо?
Я оглядела зал со старенькими стеллажами, вдоль и поперек уставленными книгами. В светло-зелёном линолеуме отражался свет электрических ламп.
О такой удаче можно было только мечтать. Деньги, которые я привезла с собой, подошли к концу, и поиском подработки я собиралась заняться с завтрашнего дня, пережив занятие Влада Вячеславовича.
– Здесь мало платят, да и место такое затерянное… Медвежий угол, одним словом. Вот никто и не идет. Я вообще-то тут и заведующая, и библиотекарь, и уборщица. И мне тяжеловато, тем более работает библиотека без выходных. Если согласишься, пусть даже на неполный день, мне станет намного легче. А рабочий график мы согласуем с твоим расписанием занятий. Ну, как?
Согласилась я, не раздумывая, и теперь спешила по узким улочкам восвояси, радостно помахивая рюкзаком с «Алисой в стране чудес».
Все дядюшкины поручения по дому я сделала с таким расчетом, что вечер остался свободным. Прошмыгнув мимо кухни, где дядя пил свой вечерний чай, направилась в свою комнату.
Однако до лестницы так и не добралась – остановил повелительный голос:
– Ева!
Так, снова дядюшка включил «барина».
Пришлось вернуться, склонить голову и сложить руки, аки бедная служаночка.
Дядюшка, смакуя, сделал глоток чая из своей чашки, не торопясь сообщить, зачем позвал меня под свои ясны очи.
– Дядя?
– Ну, как впечатления от «Согинеи»? – поинтересовался он со злорадством.
– Отлично, – не стала разочаровывать я.
– Не ври. В первый же день ты успела стать посмешищем всей группы. Какая же ты бестолковая!
– Влад Вячеславович, вижу, уже рассказал вам?
– Я вот что тебе хочу давно сказать… племяннушка, – подался дядя вперёд, почти отшвырнув от себя чашку, так что больше половины чая пролилось на оттертый мной до стерильности стол. – То, что ты поступила, ещё ничего не значит. Тебе просто повезло. Твоей заслуги в этом ни капли. В моих глазах ты продолжаешь оставаться глупой тетёхой и прислугой. И только попробуй еще хоть кому-нибудь там заикнуться, что ты моя родственница. Вытри и налей мне новый, – он закинул ногу на ногу и указал на коричневую лужу чая.
Я вытерла лужу и налила ему новую чашку.
– Могу идти? – с плохо скрываемым раздражением буркнула я.
– Тон попроще сделай, – отозвался милый дядюшка. – Более… – он щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, – подобающим.
Чувствуя, как внутри поднимается волна злобы, я молчала.
Дядюшка выжидательно смотрел мне в глаза, не сомневаясь, что сделаю так, как он велел.
Я и сама не сомневалась, что так будет лучше.
– Не буду! – выпалила я, развернулась и быстрым шагом поспешила на второй этаж, где заперла свою комнату на замок.
Облегченно выдохнула, прислушиваясь.
Вполне возможно, он сейчас поднимается по лестнице с требованием выметаться из его дома. Но, как ни странно, в коридоре было тихо. Откинув полог, я устроилась на кровати и принялась внимательно изучать «Алису», особо тёмные для себя места даже конспектируя.
Я так и осталась при мнении, что книга отвратительная, но написала сочинение, которое получилось не таким злобным и критичным, как предыдущее.
