Я был ошеломлен прямым заявлением литавриста и какое-то время оставался в недоумении.
– Ну, что же ты молчишь? – подтолкнул он меня,– давай, повторяй!
– Эй, вы… там, – несмело начал я, и тут же закончил.
– Ну!.. Повторяй, это же так просто, – отреагировал он на мою неловкость.
Я еще раз попробовал:
– Эй, вы… там. Хватит … Дядя Валь, а что хватит-то? повторите, пожалуйста, – спросил я.
– Лажать!
– А что это такое?
– Потом скажу, давай, давай.
Я собрался духом и начал все снова:
– Эй, вы там… Хватит лажать… А то мы вас… дальше я опять забыл.
– Выведем на чистую воду, – раздраженно произнес учитель.
– Эй, вы… там… Хватит лажать… А то мы вас выведем на чистую воду, – тушуясь, произнес я.
Скрипачки повернулись в мою сторону и уничтожили меня своим взглядом. Я покраснел и опустил глаза. Мне было очень неловко, так как я понимал, что девушки этого не заслуживают, а если у них что-то и не получается, то это не та форма, в которую надо облечь наше недовольство по поводу исполняемых ими партий.
Но шло время, и наше общение с последним пультом скрипок приняло привычный характер каждодневного утреннего рациона. В течение репетиций я много раз посылал молодым консерваторкам привет в виде:
– Эй, вы там! На последнем пульте! Вы что издеваетесь над нами?! Мерзавки! Мы с дядей Валей выведем вас на чистую воду!
Мои ультимативные выпады могли варьироваться от простых до сложносочиненных предложений, в зависимости от настроения или репертуара. Если исполнение симфонии затягивалось, то я причитал им в спину: