Марс Чернышевский – Бускунчак
Город, который построил Я. Сборник. Том 2
Сегодня мы установили рекорд, нота ми бемоль игралась более двух часов, и Татьяне Николаевне (по-моему, ее звали Лариса Анатольевна) очень сегодня не понравились послезвучия нажатия клавиши. Я с ней спорил, говорил, что нужно вызвать настройщика и подкорректировать люфты у клавиатуры, т.е. рояль уже раздолбанный и никуда не годится. Но для моего замечательного и чуткого преподавателя это был слабый аргумент.
– Марсик,– лепетала она,– надо бы дома позаниматься над звуком, часов по семь каждый день, тогда будет толк. А то, что это такое? По два часа ежедневных занятий, не будет никаких сдвигов. Это халтура какая-то, так дело не пойдет.
Я всегда соглашался с Ларисой Анатольевной (и тоже, не то имя), лишь бы она отпустила меня сегодня пораньше. Помню один эпизод, когда уже после пятичасовых занятий, я аккуратно сложил ноты в дипломат, собираясь закрыть крышку рояля, мой любимая учительница вдруг произнесла:
– Ладно, время уже много, давай открывай "Растворил я окно".
Это был романс Петра Чайковского, который означал, что сегодня я отсюда не уйду. Но больше всего мне жалко было вокалистку, которая за шесть часов наших сегодняшних занятий не пропела ни ноты. Лариса Анатольевна (по-моему, ее, все же, звали Маргарита Васильевна) иногда не замечала присутствие иллюстраторов в классе, а они боялись ей о себе напомнить. Я не скажу, что Маргарита Васильевна (и тоже не так) была лютых нравов, просто, когда кто-то отпрашивался у нее с урока, глаза у педагога наполнялись слезами и всех начинали мучить угрызения совести. Все в этот момент понимали, насколько ее дух высоко летает, и старались не приземлять ее нашими мелкими житейскими вопросами и отпросами с урока.
