Марк Москвитин
Вынужденная посадка

Пилот Артур Лемарк: сосед интереснее, чем думалось

Я вернулся после старого Нового года. Сразу вызвал Славу на связь.

– Хорошая новость. По твоей трассе запустили беспилотку, чтобы проверить на практике.

– Что, так здорово рассчитал?

– Увидим. Неизвестно ещё, как пролетит… Новые расчёты есть?

– Есть.

– Давай все.

– Приходи…

Я рассказывал соседу о рейсе в систему Юпитера, о товарищах по экипажу. Сидел перед его древним «Пентиумом», удивлялся миниатюрности экрана.

– Антикварное у тебя имущество. И сам ты, Слава, антикварный человек…

Забрался в старинные компьютерные игры. Понравилась простенькая «Lines» с цветными шариками.

– Жаль, переписать невозможно.

– Это и хорошо, – ответил гостеприимный хозяин. – Играть приходить будешь.

Собравшись к себе, я взял новые Славины расчёты.

– Ты давай, продолжай. В следующий раз конкретные задания принесу. Возьмёшься?

– Конечно, возьмусь.

– Почитай «Космонавигацию» Плетнёва. И кинематику Солнечной системы любого автора. И ещё – «Штурманские расчёты» Криничного и Кольберга. Их новая работа. Как найти в компьютере, знаешь.

* * *

В начале весны я принёс целую кучу заданий.

– Держи, Слава! Вот Марс – Сатурн в противофазе. Вот Меркурий – Юпитер – Уран. Вот Луна – астероид Паллада – Нептун оверсаном… Всё на разных кораблях, с разными возможностями, разными двигателями, массами, горючим… Берёшься?

– А чего не взяться? Ошибусь – никто не съест.

Я только усмехнулся. Имелись некоторые задумки. И пока что сосед не разочаровывал.

– Как слетал? – спросил он.

– Обычно… Три системы, одиннадцать станций. Сатурн, Уран, Нептун. Беременную пассажирку вывез с Тритона. Смены же годовые, полугодовые, много семейных пар. Люди не всегда осторожны. А вынашивать вне Земли запрещено.

– Чтобы не появлялись уроды?

– Само собой! Чуть что – и немедленно под голубое небо, к берёзам и осинам.

– Ну, станции – это ясно…

– А ты жениться ещё не собрался? И вообще, как с эти/tf?

– Да пока вообще никак. Новая жизнь, впечатлений без того много… – И сосед процитировал античного философа: – «Гетеры нужны нам для развлечения. Наложницы – для удовлетворения ежедневных потребностей тела. Жёны – для рождения законных наследников».

Насмешил…

– Ты думаешь, древние греки – это образец? «Ежедневные потребности тела», надо же. Выдумка от распущенности! Главное – психологический настрой… – Ия выдал ответную цитату: – «Любовь – не еда, не вода и не воздух. Её отсутствие – всего лишь неудобство, которое можно перетерпеть». Кто сказал?

Слава не ударил лицом в грязь. Тут же кивнул на полку, где разношёрстным рядом выстроились бумажные книги. Провёл пальцами по корешкам, где было обозначено: Айзек Азимов.

– Бери, читай.

– Спасибо, возьму. Знаю Азимова, только не в бумажном виде.

– Ав рейсах романы случаются? – полюбопытствовал сосед.

Я помолчал, поискал в памяти.

– Нет… Знаешь, в рейсах не до романов. Пассажирки часто летают. У меня одно время бортинженер была Людмила. Нравилась, но не более того. Просто не принято. Вне Земли малейшая распущенность, расслабленность опасна.

– Я чувствую, человек не скоро станет на «ты» с космосом.

– Не при нашей жизни, это уж точно. Казалось бы, все правила соблюдаем. Дисциплина не нарушается. Техника надёжная. Но люди гибнут фатально! Сначала считаем, что нелепый случай. Потом, как разберёмся – нет, не нелепый. Обоснованный! Предусмотреть всё не получается. В космосе мы – всего каких-то полторы сотни лет.

Штурман Ярослав Нестеров: «ты почему не летаешь?»

Люблю последние недели весны.

Пришвин писал о весне света, весне воды и весне земли. Я определяю по-своему: весна-обещание, весна – трудный путь к цели и весна-свершение, победа, торжествующая весна. Ещё прохладные, красивые дни. Близкие и далёкие леса оделись в нежную зелень, поют птицы, в воздухе словно бы разлит Второй Концертный вальс Глазунова. Оглянешься по сторонам – и дух замрёт: покажется вдруг, что лето пришло навсегда. Что лето не просто молодо, а бессмертно.

Майский ветер шумел; деревья и кусты возле дома размахивали едва зазеленевшими ветками. Артур вернулся из полёта, весёлый, стремительный. Подошёл вплотную, сделал страшные глаза:

– Ярослав! Ты почему не летаешь?

– Как понять? В космос?

– Именно.

Я ошеломлённо пожал плечами.

– Я разве космонавт? Я вообще здесь никто, человек без профессии.

– Как у тебя со здоровьем?

– Вроде пока идеально.

– Во вторник я еду в Звёздный. Поедешь со мной?

– Зачем?

– Странные вопросики задаёте. Побываешь у наших врачей, запишешься на общекосмическую. Пройдёшь её, потренируешься, прослушаешь курс космонавигации, испанского языка, ещё кое-чего – и туда, туда! – знакомым жестом Артур поднял руку и крутанул над головой.

– Уж космонавт из меня…

– Спокойно! Зря, что ли, я всю зиму и весну тренирую тебя на расчётах? Ты, в перспективе, классный штурман! У тебя природные способности. Ты знаешь, что у наших навигаторов уже появился новый термин – «нестеровские трассы»? Только не зазнавайся.

– Постараюсь, – сказал польщённый не-космонавт. – А испанский зачем?

– Ты что! Международный язык надо знать.

Я слегка удивился.

– Международный? А в мои времена на это претендовал английский.

– Давно уж не претендует! – засмеялся Артур. – Вот послушай. Фъом эн ообит оф экспектэйшн ай хев лифт, айм ин фзэ сэвен сикто, айм риди ту старт³. Это так я бы докладывал диспетчеру по-английски. А по-испански говорю так: дехэ ля орбита деспера, эстой эн эль сектор сьётэ, препарадо пара салир⁴. Ну что? На каком выразительнее?

– Конечно, на испанском. И короче.

– А грамматика? А фонетика?.. То-то и оно.

– Да, Артур! А беспилотка по моей трассе?

– Нормально. Похоже, долетит вовремя и куда просили. Кстати, до вторника можешь проштудировать Кристенсена «Поведение в пониженной и повышенной гравитации». Интересно читается.

…Читалось, действительно, легко и интересно. Но с тех пор я уже все положения автора проверил на практике. С громадным светлобородым скандинавом Олафом Кристенсеном мы давно приятели. Он любит расспрашивать меня и других космонавтов, набирает материал для новых книг и статей…

А сейчас читаю Григория Захаровича. Он о многом знал больше, чем я.

Так с чего же тогда началось?

Из книги Григория Ольховского: работник и мастер

Законов в наши дни много… вот только справедливости не хватает… Когда всё ставится с ног на голову, только дурак может сидеть и ждать, что справедливость восторжествует.

Дин Кунц

У боковой стены на диване сидели двое мужчин. Беседовали они не так чтобы давно – хозяин кабинета не имел времени на долгие разговоры. Содержательные – да, но не долгие.

У собеседников были умные, жёсткие лица. Один был в форме генерал-полковника милиции. Загорелый, с седыми висками, с большим белым шрамом на щеке. Но хозяином кабинета являлся другой, в обычном костюме. Ростом поменьше, лицом побледнее, с высоким лбом. По его ловким, экономным движениям, по всей выправке нетрудно было догадаться, что и ему приходилось носить погоны.

Иногда он вставал и прохаживался по ковровой дорожке от стола к двери. У него был чёткий говор человека, привыкшего обращаться к аудитории.

– Вы, Валерий Анатольевич, понимаете, что этот позор – не наш внутренний. Это наш позор на весь мир. Иностранным дипломатам бьют морду на московских улицах! Грабят в московских переулках!

– Али Хафтара били бывшие скинхеды, – ответил генерал. – Которые сейчас «уайт пауэр». У него ярко выраженная восточная внешность.

– Ау Кнуда Хессельберга как с внешностью? Тоже ярко выраженная восточная? Несерьёзно, господин министр!.. Ну, а что скинхеды? Растворились в воздухе?

– Уехали на автомобиле с депутатским номером.

– Чья машина?

– Числится за депутатом Бухановым.

Серые глаза хозяина кабинета упёрлись в лицо министру.

– И что дальше?

– Понимаете, Георгий Александрович… Мне бы очень не хотелось трогать Буханова.

– Понимаю, – с отвращением в голосе произнёс Георгий Александрович. – Ну, а второй случай, с норвежцем?

– Это солнцевские. Окончательно обнаглели.

– Конкретно известны?

– Люди Денисова задержали подозреваемых. Для ареста нужна санкция суда. И… он боится за семью. Ему позвонили.

– Опять понимаю, – сказал хозяин кабинета. – Ну что ж, господин министр, я вас больше не задерживаю. До свидания.

– До свидания, господин президент.

Оставшись один, президент России Кольцов подошёл к холодильнику и налил полстакана минеральной. Залпом выпил.

«Хорошее средство», – подумал он и вышел в секретариат. Из кресла у стены вскочил молодой капитан милиции.

– Здравия желаю, господин президент!

– Здравствуйте. Вы ко мне?

– Никак нет. Генерал-полковник попросил подождать его здесь. Он сейчас придёт.

– Вольно, капитан, – улыбнулся Кольцов. Парень ему нравился. Было в его взгляде нечто, внушающее доверие. Конечно, ум, интеллект. Конечно, сознание собственного достоинства. Твёрдость характера. В меру – молодое нахальство. И ещё что-то трудноопределимое, но располагающее.

– Ну, как борьба с преступностью? – спросил президент.

– Да что борьба… К сожалению, именно борьба. А с преступностью не надо бороться.

– Вот как?

– Да, господин президент. Борьба – это вид спорта. С преступностью надо не бороться, а воевать. На поражение!

– На поражение… – вздохнул Кольцов. Его вдруг прорвало. – Не очень-то стремятся её поражать! У одних какие-то знакомства, родственные связи. Другие боятся за своих домашних. И всех можно понять! Третьи коррумпированы.

Четвёртые не желают подрубать сук, на котором сидят. Уничтожим преступность – и зачем тогда МВД?

– Ошибочная позиция, господин президент.

– Почему?

– Не одна же преступность! Есть и другие внутренниедела. Работы нам всегда хватит. На худой конец, со спасателями сольёмся, с МЧС…

– Хорошо, что вы так считаете. А высокое начальство… У каждого – у каждого! – что-то есть, мешающее дело делать. Иногда мне кажется, капитан, что всего-то один человек и нужен! Умный, решительный, непреклонный, ненавидящий воров и бандитов. Не испорченный властью, большими деньгами. Готовый взять всю ответственность на себя. Ни с кем не связанный, ничем не повязанный, никому не известный… Человек ниоткуда. И желательно – не семейный.

Капитан молчал. Затем нерешительно улыбнулся.

– Говорите! – подбодрил Кольцов.

– Извините, господин президент… Кажется, я знаю такого человека.

– Ваш родственник?

– Никак нет.

– Друг?

– Мы с ним всего одну ночь разговаривали. В поезде вместе ехали. Я тогда был следователем военной прокуратуры. Вот и заговорили о преступности… Кстати, что с преступностью нужно не бороться, а воевать, я от него услышал.

– Молодой? Энергичный?

– Лет пятидесяти. А насчёт энергии… Мне-то ночь не поспать – раз плюнуть. А он тоже ни разу не зевнул.

– Не пьёт?

Капитан пожал плечами.

– При мне склонности не проявил. И запаха не было. Ни свежего, ни застарелого.

– Найти сможете?

– Смогу, – улыбнулся капитан. – Мы так друг другу понравились, что обменялись адресами. Я думал, что это я такой, слишком злой на уголовников. Нас же, молодых, всегда честят максималистами. А он тоже так смотрит.

Вошёл министр.

– Разговариваете?.. Господин президент, вам капитан Артемьев ещё нужен?

– Больше нет, – улыбаясь, сказал президент. – Все свободны.

Но при этом так взглянул на молодого человека, что тот понял: разговор получит продолжение.

В кабинете президент подошёл к окну. Он не жалел, что позволил себе так откровенно разговориться с незнакомым капитаном. Всю жизнь хорошо чувствовал людей. Интуиция не подводила. И тот, неизвестный, пятидесятилетний, его заинтересовал. Во всяком случае, стоило пожертвовать несколько минут на разговор с ним.

Президент взглянул на стенные часы, сел за стол и раскрыл бювар с документами…

В машине генерал-полковник спросил капитана:

– Ну, Артемьев, как тебе наш президент?

– Нормально…

– О чём без меня секретничали?

– За жизнь… Холост или женат, какой оклад, не обижает ли начальство…

– И как начальство, не обижает?

– Нет, товарищ генерал. Хорошо относится. Спасибо.

– Ну, то-то…

* * *

Президент смотрел в окно. Сменить бы министра… Но жаль гнать такого сильного, грамотного администратора. Хотя и с валидолом в кармане. Он думает, что об этом никто не знает. Но дело ведь тоже нужно делать!

В безоблачном небе изогнулся дугой след самолёта. Истребитель… Президенту вспомнилась лётная юность. Вспомнился и тот, всего двухлетней давности, полёт на «МиГе».

В программе поездки было посещение одной из лучших воинских частей округа. Командир авиачасти полковник Мартынов – высокий, худой, стремительный – называл своих подчинённых не иначе, как асами. Президенту нравился и Мартынов, и его лётчики, и обращение «товарищ президент». Слово «товарищ» сохранилось в армии, и нет тут ничего коммунистического, одно лишь боевое товарищество.

Пели турбины. Истребители, розовые от раннего солнышка, высокими двойными хвостами напоминая парусники, неспешно, горделиво выруливали. Отсверкивали стёклами кабин. Проносились по полосе и срывались в небо. Убрав шасси, бросались в кружение трёхмерного танца… Асы крутили над аэродромом одиночный и групповой пилотаж, вели показательные воздушные бои. Но было в программе и нечто необычное.

Мартынов приказал майору Зарубину:

– Дадите товарищу президенту провозной на спарке «МиГ-29». Выполните комплекс сложного пилотажа.

– Можно и с элементами высшего… – вставил президент.

Конечно, всё было согласовано заранее, и лётчик назначен и оттренирован, и – на всякий случай – дублёр. Но окончательное «добро» прозвучало только сейчас, когда Кольцов вполголоса сказал командиру части: «Можно». И, конечно, в свите нашлись те, кто возражал. Ничего, возражающие всегда найдутся…

Одеваясь под наблюдением инструктора к полёту, Кольцов уловил чутким ухом негромкие голоса:

– Учти, он сто лет не летал. Так что ты полегче. Пилотируй уважительно. Никаких предельных режимов!

– Есть, командир. Я понимаю. Не обижу.

Президент усмехнулся про себя…

Ничто не изменилось. Полёт и пилотаж с перегрузками до шести единиц он ощущал так же, как и два десятка лет назад. Лётчик заботился:

– «Сокол-два», доложите самочувствие.

– Я «Сокол-два»! Самочувствие отличное, – весело отвечал он. – Продолжаем!

Когда стало ясно, что пилотажный комплекс заканчивается, Кольцов решился:

– Командир… Ручкой дашь поработать?

Лётчик ответил сразу:

– Набираем высоту.

На высоте он выровнял машину.

– «Сокол-два», бери управление.

Кольцов плавно повёл ручку влево, координируя педалью. Потом вправо. Самолёт чутко шёл за управлением. Кольцов осторожно дал от себя. Машина вошла в пологое пикирование. Он двинул РУД, услышал, как взвыли турбины, и потянул ручку. Машина выровнялась, понеслась вверх. Он ввёл «МиГ» в боевой разворот, потом крутанул бочку. Фигура получилась не очень чисто. Конечно, столько лет не иметь лётной практики…

В передней кабине майор Зарубин сидел – ушки на макушке, ждал продолжения пилотажа.

– Всё, командир! – услышал он. – Домой.

…Самолёт подрулил к стоянке. Тут же налетел «уазик» с Мартыновым и командующим войсками округа. Пилоты, как положено, встали рядом. Зарубин доложил о выполнении задания. Президент повернулся к лётчику, обнял за плечи, встряхнул:

– Спасибо, подполковник! Слетали по высшему разряду.

– Я майор, товарищ президент.

– Уже нет. – Кольцов повернулся к Мартынову. – Сколько лет Зарубин в звании майора?

– Пять лет, товарищ президент. С половиной.

– Достаточно.

После переодевания поехали в лётную столовую.

– В моё время тоже были приличные машины, – сказал Кольцов. – Но уж не такие крутые. Тяговооружённость больше единицы?

– Так точно, – ответил Мартынов. – Один и одна десятая.

В клубе воинской части президент встретился с лётчиками и техниками. Разговор получился живой, временами стоял просто галдёж.

– Летаем мало! Скоро совсем разучимся!

– Сегодня, считайте, за месяц вперёд отлетались.

– С запчастями напряжёнка! Как это понять? Вроде не иномарки эксплуатируем.

– Горючее нерегулярно подвозят!

– Финансов, говорят, нет. Уж на оборону-то…

– Да вы, товарищ президент, нашу плановую таблицу гляньте! Сплошные слёзы.

Всё упиралось, конечно же, в деньги.

– Финансы я вам обещаю. Правда, к сожалению, не в этом году…

Кто-то – кажется, дублёр Зарубина – спросил:

– Товарищ президент, а вы с какой должности ушли из авиачасти?

– Командир звена, – ответил он. Рассказал, как служил, на чём летал, с кем летал…

Когда Кольцов, сопровождаемый свитой и охраной, уехал, Мартынов вызвал Зарубина и напустился на него.

– Ты хоть представляешь, чем ты рисковал? Какую дикую ответственность на себя взял, подполковник хренов? Зачем давал ему управление? Я всё отлично рассмотрел! Думаешь, по почерку не отличу, кто пилотирует – ты или не ты? А если бы гробанулись?!

Зарубин держался спокойно.

– Нет, командир. Ничем особенным я не рисковал. Он же лётчик! Мужик серьёзный, не какой-нибудь зелёный курсант. Он сначала осторожненько попробовал всё управление, потом пошёл на разворот. А как увидел, что вместо бочки вышла «кадушка», так сразу и говорит: «Всё, вези домой».

– Вот загнал бы в штопор…

– А я там зачем сидел? Вывел бы, в случае чего.

– Вывел бы… – проворчал полковник. И, пристально поглядев на подчинённого, вдруг рассмеялся.

– Ладно! Всё правильно, Игорь.

Полковник Мартынов тоже был прежде всего – лётчиком.

Об этом эпизоде, произошедшем в его отсутствие, президент узнал от самого Зарубина, встретив его недавно в Звёздном городке.

Собственно, не так уж много сделал он для этого парня. Всего лишь подтолкнул неповоротливое Управление кадров, по своему обычаю не торопившееся присвоить асу очередное звание. Родной, нашенский менталитет. Боже упаси, чтобы кому-то жизнь мёдом показалась!

И ещё он вспомнил, как назавтра после полёта ведущая новостей на весь мир провозгласила:

– …Перегрузки достигали шести атмосфер!

Он тогда сдержал смех, потому что был не один. Не хватало ещё, чтобы девчонка пострадала. Кто посвящён в азы воздушного летания, всё равно понял, о чём речь. А непосвящённые… им и так сойдёт. «Шесть атмосфер, ух ты! Ну, давай, переключай на сериал»…

* * *

Открылась дверь. На пороге возник Ярослав Матвеевич Неверов из Вологды.

– Здравствуйте. Можно?

– Можно. Здравствуйте, Ярослав Матвеевич. Проходите сюда.

Один из любимых писателей президента, покойный Владимир Солоухин, заметил: уходящий монарх оставляет страну своему сыну, поэтому старается передать её как можно в лучшем виде… То, что досталось Кольцову в управление, просто кричало, что нынешняя Россия – не монархия и что родственными отношениями тут и не пахнет. Тут было применимо некое другое выражение, известная русская пословица. Но Кольцов чисто по-человечески стеснялся поминать её. Своему предшественнику он был в значительной мере обязан президентским постом.

Но теперь приходилось разгребать необозримые кучи наломанных дров, за которыми открывались всё новые и новые. Смелый и энергичный человек, он уставал не столько от работы без выходных, сколько от чудовищной вязкости среды, от инертности окружения. Одни были туповаты, другие трусоваты, третьи нечисты на руку, четвёртых интересовала только карьера, пятые не разделяли убеждений… Работать было, по сути, не с кем. Команды практически не было.

Выход виделся в одном: искать и собирать людей. По всей стране. Россия велика. И один из таких людей, приехав из своей Вологды, сегодня придёт к нему. Ещё один – возможно, этот молодой капитан Артемьев. Неужели уж такая несбыточная мечта – собрать работящую, надёжную внеклановую команду? Образовать собственные независимые структуры, дать им преимущественные права. Обеспечить силовую поддержку.

Жаль, что не царь я здесь…

Гость лёгкой походкой шёл к дивану. Ростом немного ниже среднего, стройный. Одет бедновато, но аккуратно. Очкарик. Оправа старенькая. Цвет лица нормальный. Смотрит приветливо и с интересом. Волнения не заметно.

– Вы, Ярослав Матвеевич, не удивлены моим приглашением?

– Решил не удивляться, – ответил Неверов. Голос у него был – скорее тенор, чем баритон. И очень выразительный. Запоминающийся.

– Почему? – спросил президент.

– У всего есть свои причины. Не думаю, что тут ошибка. Считаю – знак судьбы.

– Вы так доверяете судьбе?

– Доверяю, хотя и с разбором.

– Вы умны?

– Относительно.

– Хитры?

– В меру.

– Ленивы?

– Да, я довольно ленив.

– У вас много специальностей?

– Несколько. Фельдшер, лесовод, электромеханик, программист, компьютерщик. В последние годы – экспедитор. Работал с поставщиками. Возил товары из Москвы, из Петербурга.

– Хорошо знаете эти города?

– Москву хуже военных, но лучше остальных москвичей. Питер не так хорошо.

– Понятно. Юридической профессии не имеете… А как вы оцените состояние правопорядка в стране?

– Извините, его у нас вообще нет.

– И кто в этом виноват?

– Сложный вопрос… Проблема запущена, всё на самотёке. Такое ощущение, что этого никому не надо. Что преступность в нашей стране кому-то очень нужна. Иначе бы её давно задавили. А органы наши правоохранительные… Идёт самая настоящая диффузия милиции и уголовного мира.

– Коли они соприкасаются, диффузия неизбежна.

– Всё это преодолимо, Георгий Александрович. Было бы желание…

– А может, есть желание, да руки связаны? Законы несовершенны?

– Законы придумывают люди.

– Что такое вообще закон?

– Это уговор. Я с детских лет помню: «уговор дороже денег». Играем так, как договорились.

– А если игра пошла неинтересная?

– Остановить игру и договориться по-новому.

– А вы понимаете, как трудно провести хороший закон? Без всяких лазеек? И заставить его работать?

– Понимаю. Заставить работать надо прежде всего людей. И законы разрабатывать ломовые.

– «Ломовые»– это как?

– Против лома нет приёма.

– Скажите, Ярослав Матвеевич, вам приходилось иметь дело с ворами, бандитами, хулиганами? В качестве жертвы?

– Дело имел, и не один раз. Только делом я это не назову.

– Как считаете, нужна обществу эта прослойка?

– Некоторые умники считают, что нужна. Зло необходимо, видите ли, как диалектический противовес добру. Этакие вечные пары: право – лево, мужчина – женщина, добро – зло…

– Умники пусть себе умничают. А вы-то сами что думаете?

– Всякая уголовная погань нужна обществу, как чума и холера.

Президент встал, прошёлся по кабинету. Сел и взглянул в глаза собеседнику.

– А как вы считаете, ради чего я трачу своё дорогое рабочее время на этот разговор?

– Это тестовое собеседование, – спокойно ответил Неверов. – Я либо подхожу для чего-то, либо не подхожу.

– Прекрасно. Вы подходите. Ошибки нет. Я хочу предложить вам возглавить борьбу с уголовной преступностью. В масштабе страны.

– Только не борьбу, Георгий Александрович. Борьба с преступностью ведётся, сколько существует человечество. И всё без толку. Войну с преступностью'. Войну я хотел бы возглавить. И не для того, чтобы просто повоевать. Только победа! А борьба – это такой вид спорта.

Президент смотрел на него с улыбкой.

– Это, Ярослав Матвеевич, то, что я хотел услышать… Теперь можно перейти к конкретным вещам. Вы к этому готовы?

– Н-не уверен, что готов.

– Понимаю. Приходите тогда завтра в это же… нет, в десять-сорок.

– Хорошо, Георгий Александрович.

– Вас где устроили?

– В гостинице МВД.

– Ну, всё. До завтра.

Они обменялись рукопожатием, и Неверов ушёл.

Нет, каков мужик! – подумалось президенту. – Никаких ахов и охов, никаких «спасибо за доверие» и прочих глупостей. Простодушие? Нет. Скорее, разумная простота. Похоже, не зря мы его выдернули из Вологды…

Случайностей, вообще-то говоря, не бывает. Кольцов видел, что человек этот – мастер. Ему подвластно многое – казалось бы, предельно разное и не связанное между собой. Это особый склад души… Но беда, если такой мастер вдруг потеряет чувство меры, переоценит себя и возьмётся за дело, ему абсолютно не свойственное. Вот тогда – крах… Кольцову почему-то казалось, что у Неверова есть такой опыт. Что ж, тем ценнее.

«Мастер своего дела» – какого-то одного, максимум двух- трёх – это был, по определению президента, работник. Себя Кольцов причислял именно к работникам. Он без ложной скромности знал, что является лидером Божьей милостью, руководство страной ему по душе и, главное – по силам. В своё время он был прекрасным командиром звена перехватчиков. Подчинённые его любили. Но он видел, что летают ребята лучше, чем он сам. И он ушёл из авиации.

Кольцову помнилось, как предшественник однажды, когда остались наедине, взял его за локоть и, понизив голос, спросил:

– Хочешь на моё место?

Тогда он только пожал плечами. Хотя всегда считал: должность интересная. Рулить огромной страной с великим прошлым и, как он верил, с великим будущим. Лично узнать ведущих политиков планеты. Узнать, каковы они в рукопожатии, в беседе, в застолье. И – в главном…

* * *

Утром пришёл Неверов.

– С чего думаете начинать, Ярослав Матвеевич? – спросил президент.

– Буду изучать обстановку. Входить в курс дел. Мне понадобится как можно больше информации. Все базы данных! И… я не хочу фантастики. В деле я обязан быть реалистом. Первые примерно полгода ничего не изменится.

Кольцов позвонил министру внутренних дел.

– Валерий Анатольевич, открывайте в вашем министерстве новую службу.

– Есть, Георгий Александрович. А что за служба, и кто начальник?

– Начальник – генерал-майор милиции Неверов Ярослав Матвеевич. Завтра он будет вам представлен. А название службы и основные направления работы будут уточнены.

– Но я не знаю такого генерала.

– Узнаете.

– Но он хоть юрист? Или кто?

– Он, м-м… из коммерсантов. Что смеётесь? Я не шучу, я на работе.

– А что он будет делать в моём министерстве?

– То же, что и всё ваше министерство. Ловить воров.

– Но зачем мне коммерсанты? Неужели у меня нет настоящих профессионалов?

– Есть, есть они у вас. А уголовщина-то цветёт и пахнет! Мафия роско-о-шная! Ни в Италии, ни в Америке нет такой.

– Так объективные сложности…

– Знаю не хуже вас. И субъективные тоже знаю. От которых свободен непрофессионал. А ваша, профессионалов, задача – помочь ему, чтобы не наломал дров. Для меня главное, что этот человек хочет, понимаете – хочет искоренить уголовщину.

– Слушаюсь, господин президент.

– Пусть поработает. Всё равно хуже не будет. Потому что хуже некуда. И учтите, с вашей стороны – помощь. Именно помощь! Никаких палок в колёса.

Во всяком случае, внешне. Надо запрягать медленно, чтобы потом быстро поехать.

– Согласен. С тем, что у нас есть, войну начинать нельзя… Хорошо, информация. Что ещё?

– Ещё – средства.

– Конкретнее, Ярослав Матвеевич.

– Научно-технические разработки. Мы же до сих пор работаем по методикам царя Михаила Фёдоровича… И надо развивать службу, создавать инфраструктуру по стране. И я хочу нормально платить своим людям. Мне понадобятся люди. Но не какие попало. Светлые головы, энтузиасты. Например, Георгий Александрович, нельзя ли передать мне того офицера, который вызвал меня сюда? Капитана Артемьева. Мы с ним единомышленники.

– Считайте, что капитан Артемьев ваш. Кстати, в его письме сообщалось о цели приглашения?

– Нет. Даже никаких намёков. Только просьба прибыть в Москву и позвонить по одному из указанных телефонов. И представиться.

– Хороший помощник будет у вас… А вы будете начальником службы в составе Министерства внутренних дел, генерал-майором милиции. Службу мы назовём… «…разработки и внедрения современных технологий».

– Мои технологии, – улыбнулся Невзоров, – могут и не влезть в рамки закона.

– Само собой. Технологии новые, законы старые. В этом постараемся вас поддержать. Лишь бы на пользу делу.

– Милицию надо бы сменить…

– Каким образом? – Президент иронически покосился на собеседника. – Назвать её полицией?

– Ну уж, Георгий Александрович! Я имею в виду замену личного состава. Нижнее звено – почти целиком. И значительную часть офицеров.

– Сменить, значит… И сократить. Дармоедов, действительно, много. И потом резко повысить оклады. Может быть…

– Та, которая есть, она изжила себя. По сути – предала народ. Живёт для себя. Аттестация была чисто формальная.

– Да, такая милиция не нужна.

– Форму одежды сменить. Это психологически сыграет.

– Хоть ты и в новой коже, а сердце у тебя всё то же… – насмешливо процитировал президент. – Нет, я понимаю, вы прежде всего о сердце заботитесь.

– А противнее всего – стрельба по своим. Не могут раскрыть преступление – и хватают кого попало. «Доказать» вину – нет проблем, технология отработана… А ошибки признавать не любят, за честь мундира героически стоят. Путают честь с позором.

– Это не только они умеют. Политики, журналисты, должностные лица… Подлое время сейчас, Ярослав Матвеевич.

– А наши суды? Это же инструмент для избавления преступника от наказания!

– Ну, не всегда, не всегда… По идее-то суд – на стороне жертвы.

– Это по идее. Жертва чаще всего неплатежеспособна.

– И какой вывод?

– Придётся нарушать права негодяев до суда.

– Получать за это шишки готовы?

– Готов.

– Не от меня. Я-то, наоборот, буду защищать вас. Только работайте, давайте результат. И, кстати, контакты со СМИ – ваши. Сами будете оправдываться. Вам, я вижу, это по силам.

Кольцов встал, прошёлся от стола до двери.

– Ау вас, Ярослав Матвеевич, случайно не создалось впечатление, что президент подбивает вас нарушать законы?

– Нив коем случае. Это мои мысли, кто бы их ни высказал. И я за них отвечаю.

– Что ж, вроде бы всё обсудили… Какая у вас семья?

– Я разведён. Дочь осталась в Екатеринбурге с бывшей женой. В Вологде – тётка, очень пожилая.

– Значит, трёхкомнатной квартиры вам будет достаточно?

– Вполне, Георгий Александрович. Более чем.

– Оклад будете получать стандартный – начальника службы министерства. С положенными доплатами.

– Спасибо.

– Ваш непосредственный начальник – генерал-полковник Березин, министр внутренних дел. В его отсутствие – генерал- полковник Федин, первый заместитель. Но в трудных случаях обращайтесь непосредственно ко мне. И не бойтесь злоупотребить.

– За это спасибо, Георгий Александрович. И я хочу спросить… Сколько лет в моём распоряжении?

– Столько же, сколько в моём. Как минимум… Да, Ярослав Матвеевич! А вы не боитесь, что вас могут элементарно застрелить на улице? Очередное громкое убийство. Охрана не всегда эффективна.

– Не боюсь. Бывает и более опасная работа. Например, у меня не хватило бы храбрости стать шахтёром.

– Да, шахтёры… Здесь тоже нужны какие-то новые технологии.