Марк Москвитин
Вынужденная посадка

Штурман Ярослав Нестеров: сто лет назад, словно вчера…

В Звёздном городке служебные квартиры космонавтов невелики, но обставлены всем необходимым. Кроме того, каждый дополняет обиталище по своему вкусу.

Я сидел в кресле у широкого светлого окна. Читал книгу Ольховского; время от времени откладывал её и погружался в собственные воспоминания…

* * *

Личная встреча с писателем не разочаровала.

Я и раньше знал Григория Захаровича – заочно, по книгам. И тексты эти, и лицо на маленьких книжных портретах ясно говорили: человек устремлён к добру. Мне дорого в людях это качество, свойственное далеко не каждому: устремлённость кдобру. Я нашёл его, например, у Карцева, у Димы Арсентьева, у офицеров, отобранных мною в технологи.

Среднего роста, черноволосый, с крупными чертами лица, Ольховский говорил чистым мужественным баритоном. А его руки явно были знакомы не только с авторучкой и клавиатурой компьютера. Но и не лопата, не кувалда. Что-то промежуточное. Например, отвёртка, паяльник, бокорезы – как у меня самого. Да и память в полном порядке. Наш разговор он не записывал. Но в книге повторил полностью. Даже то, что я сам забыл.

* * *

…Вернулась добрая давняя привычка – после рабочего дня кататься на велосипеде. Это занимало в будний день полтора-два часа. Асфальтовые дороги среди травяных холмов Крылатского; усыпанные рыжей хвоей дорожки Троице-Лыкова; весь слабо тронутый застройкой запад Москвы между Кунцевом и Строгином… Я уже знал все уголки, все тропинки этих мест. Бесшумное быстрое движение, плавное течение зелёных склонов, мелькание сосновых стволов, вдали над лесом – слитные белые силуэты жилых кварталов, небо с облаками… В выходные я предпринимал дальние прогулки – в Мякинино, Красногорск, Переделкино. Один раз доехал до Истры.

Такие путешествия хорошо успокаивали, отвлекали от тоски, от тягостных мыслей. Но вскоре катанию пришёл конец. Вызвал министр.

– Мне сказали, что вы, Ярослав Матвеевич, увлекаетесь ездой на велосипеде.

– Да. Это хороший отдых.

– Хороший… Но нам с вами не всё позволено. Вам не приходило в голову, что это опасно?

– Волков бояться – в лес не ходить.

– Что ж, вы человек взрослый. Запретить не могу. Но вы сами понимаете, велосипедиста очень легко застрелить. Или сбить машиной. Желающие-то найдутся! Много кому вы поперёк дороги встали. А кое-кому и поперёк горла. До начала вашей бурной деятельности они жили себе спокойно, обделывали делишки. Теперь это всё здорово усложнилось, когда вы убрали нижнеезвено.

– Добрым людям я не мешаю. А кому я поперёк – тех обезвреживать. Но с велосипедом вы правы, Валерий Анатольевич, придётся повременить.

– Ну, договорились… Генерал Денисов жалуется – вы совсем перехватили на себя его функции. Подменяете РУБОП. Ваши-то, собственно, задачи – разрабатывать методику, давать рекомендации…

– И внедрять! Это и на нашей двери вывешено.

– Ну, внедряете-то вы здорово.

– Мы не подменяем РУБОП, мы ему помогаем.

И информацией делимся. Пусть не завидует.

Штурман Ярослав Нестеров: на том, давнем пороге

К президенту я пришёл с флешкой.

– Вот, неприятная картина. И, к сожалению, неполная. Иначе бы, Георгий Александрович, не стал беспокоить.

– Говорите, говорите, Ярослав Матвеевич.

– Среди оппозиции формируются экстремистские настроения.

– Раскрутим, Ярослав Матвеевич. Вы же и раскрутите.

– Без вашего разрешения невозможно. А настроения у них, судя по косвенным признакам, опасные. Хотя держатся тихо, не афишируют. Мы задержали нескольких депутатских помощников, сотрудников различных служб безопасности. Но хотелось бы допросить кое-кого из депутатов Думы и членов Совета Федерации. Без особого шума.

Президент в раздумье взялся за подбородок.

– Нижняя палата, это ладно. Валяйте. Но Совет Федерации… И как вы сумеете без шума затащить их в кабину? Они же отстояли свою неприкосновенность. А вы – МВД, вы – не спецслужба.

– А тащить в кабину уже не обязательно. Достаточно миниатюрного излучателя под одеждой. Техника не стоит на месте.

– И вы всё сами будете беседовать?

– Нет. Меня уже знают. Мои офицеры, под видом журналистов.

– С вами не соскучишься… Излучатель, значит?

– Так кабину все знают. Официальное приглашение – это шум, это обида.

Я вынул из кейса серебристую прямоугольную пластинку, длиной не более десяти сантиметров. В одном её углу немного выдавался над поверхностью чёрный круг. В другом – четыре разноцветные кнопки. На задней стороне – крышечка отсека питания.

– Вот, Георгий Александрович. Совместная разработка Зеленограда и МГТУ имени Баумана.

– Действительно, под одеждой не должен выпирать. Маленький.

– Вам не предлагаю.

– Понимаю, – засмеялся президент. – Как у Фонвизина: географию должен знать мой кучер. Куда велю, туда и привезёт.

– Но могу и оставить. Вот инструкция. И запасные элементы.

– Нет, вы правы. Не надо. Если кучера надёжные…

Мы поговорили ещё немного. На прощание президент поинтересовался:

– Ярослав Матвеевич, а всё-таки кто вы по политическим убеждениям?

– Я монархист.

Президент глянул лукаво, сбоку. Понизил голос:

– Я, между прочим, тоже… – Он помолчал. – Вы в курсе, что я сегодня улетаю?

– Да. В Юго-Восточную Азию. Удачи вам, Георгий Александрович!

– Спасибо. Вам дальнейших успехов. И не пожелание, а приказ: с завтрашнего дня чтобы завели себе охрану. Государственный муж, тоже мне! Ни секретарей, ни охраны.

– А секретари нам не нужны. Сами справляемся. Секретари, особенно женского пола – это утечка информации.

– Возможно, возможно… А охрану чтобы – с завтрашнего утра.

– Слушаюсь, Георгий Александрович.

– А этих ваших «друзей» пока отслеживайте. И в Думе, и в Совете. Собирайте информацию. Но очень уж решительных действий не предпринимайте до моего возвращения.

Мы обменялись рукопожатием, и я ушёл.

Президент возвращается через неделю. На всякий случай в аэропорту штатную охрану – подстраховать. Определённо зашевелились гады. Кое-кто заикался об импичменте. И это естественно. Если рыба гниёт с головы, то всё проходит спокойно. Но если на прогнившее туловище приходит свежая голова, то туловище начинает бешено сопротивляться. Свежеть не желает!

– Теперь в МГТУ! – сказал я водителю Косте. И чуть улыбнулся, вспомнив: не сегодня-завтра должна позвонить Ирэн.

* * *

Но я её не дождался. Моя тогдашняя жизнь оборвалась в тот же день.

А что было потом?

Я взял книгу Григория Захаровича и заглянул в конец первой части. Иногда бываю нетерпеливым читателем.

Из книги Григория Ольховского: хочу жить тысячу лет…

Генерал ушёл.

Нет, не прост мастер! – подумалось Кольцову. «Не предлагаю» – а сам и инструкцию, и запасное питание прихватил… Лоялен. Более того, дружествен. Похоже, бескорыстен. И какая внутренняя сила! Не сломался. А дочка, между прочим, была единственная… Когда уже не буду президентом – можно будет вспомнить о простой человеческой дружбе. Не команда, а компания. Клуб. Собрать возле себя самых достойных людей. Занять каким-нибудь достойным делом… – Он вдруг фыркнул. – Да уж! Как будто сейчас мы ерундой занимаемся!

Он пошёл к телефонам. Пора было собираться. Саммит АТЭС»

Мастер заехал в МГТУ, потом к психологам. Позвонил к себе:

– Возвращаюсь. Буду через полчасика.

– Хорошо. Ждём, Ярослав Матвеевич.

Дима Артемьев положил трубку. Кроме него, в комнате был только Андрей. Лёша безвылазно сидел в Зеленограде у производственников. Антон улетел в Магадан и Хабаровск. Другие ребята разъехались по московским делам.

– Дима! – окликнул Андрей. – Открывай почту, глянь на заглавную страницу. Дела-а…

– Да что открывать, я у тебя гляну.

Он подошёл. Андрей ткнул пальцем в экран монитора, в заголовки «жареных» новостей.

– Читай подряд.

– Угу… «Жена знала, что муж несколько лет насиловал трёх дочерей»… «Скинхеды-убийцы оказались психически нормальными»… «Мать увела маленьких детей в лес и оставила пропадать»… «Бизнесмен покупал у школьниц девственность»… «Мальчик сделал путану из восьмилетней сестрёнки»… Тьфу! Спасибо, развлёк. Известно же, что дикий народ у нас.

– И такая хренотень в моей деревне каждый день, – процитировал Андрей песенку какой-то группы. – Как ни открою почту – вечно что-нибудь… Уже доставать начинает.

– А ты не читай. Или смени сервер на какой посолиднее.

– Что тут, мать его, делать? Это же не наши клиенты, это обычное население! Вся страна!

– В лице худших её представителей. Не кати бочку на весь народ.

– Да много уж очень их, этих худших.

– Воспитание! Если бы она не увела детей в лес, они бы выросли и её увели… лет через пятьдесят. Или, лет через двадцать, собственных маленьких детей. Преемственность поколений!

– Ну и на кой нам такая преемственность?

– Правильно. Такую преемственность надо рвать. Шеф всегда это говорит.

– Попробуй, порви её…

– Люди не должны сами воспитывать своих детей! Воспитывать нас никто не учит. А премудрость-то посложнее, чем, скажем, медицина, или архитектура, или геология. Даже в хороших семьях… Вот ты, например, на все сто уверен, что вырастишь своего Лёньку приличным человеком?

– М-гм… Вроде уверен.

– Вот видишь, «вроде». Значит, не на все сто. Ну, я вас с Натальей знаю, вы нормальные люди. Но влиять-то на него не одни вы будете. Друзья, школа, улица. Социальные сети – та же улица, только сильно продвинутая. Компьютерные игры – обучение жестокости. А когда он созревать начнёт? Ты своё влияние на него удержишь? Тебя этому кто-нибудь научил? Как перешибить влияние друзей, таких же глупых, как он сам? Как убедить, что самое лёгкое и интересное – не всегда самое лучшее?

– Ты считаешь, что он будет глупым?

– Нет. Но существует такая штука – психология стада. Подростковая дурь. Незрелость ума. Слыхал поговорку: умная голова, да дураку досталась? Тот самый момент, когда он запросто сворачивает не туда. Вплоть до суицида… А родителям некогда – вкалывают на работодателей. Нет, пока воспитание детей оставлено на родителей – мы безнадёжны.

– А что ты можешь предложить?

– Воспитывать должно государство. С самых ранних лет.

– Да ну! Ты что, не знаешь, что в наших домах ребёнка творится? А в детдомах?

– Да знаю я… Всю дурацкую систему пустить под бульдозер. И создать нормальную. А к разработке привлечь всех! Всех, кто соображает. И кто не растерял нравственные ориентиры.

– А школы?

– Школы тоже. И детские садики. Обучить новые кадры. Повысить статус. Учителя и воспитатели должны стать элитой общества, аристократией! Платить прилично. И педагогические вузы должны быть элитными. Принимать не тех, кто сдал математику и сочинение лучше других. Это – последнее. А главное – педагогические таланты, любовь к детям, устремлённость к добру. Проводить специальные тесты и собеседования…

– Утопия, Димка. Это же какая колоссальная работа! И какие траты!

– Зато это самое важное. Мы получили бы совсем другой народ. Вместо нынешних воспитанников телевизора и интернета. Соцсети жёстко модерировать!

– Это бы, конечно, здорово, – вздохнул Андрей. – Но социальные корни ты куда денешь?

– Ну… Их действие будет сильно ослаблено. А вообще и с корнями с этими надо кончать. Победим уголовку – тогда начнём воевать с распущенностью, принимаемой за свободу. Войну с воинствующей безнравственностью. И поменьше гласности! Поменьше пиара негодяям! Поменьше «великомучеников»!

– Воспитательный проект кто будет вести? Академия Образования?

– Тю! Академия эта… Провались она. Разогнать к чёртовой матери. Несколько десятков лет существует, а что она дала? Одни эксперименты. А мы, кролики, знай себе ойкаем: то ли ещё будет, то ли ещё будет, ой-ой-ой…

Дима посмотрел на часы.

– Так, уже двадцать пять минут болтаем. Пошли, Андрей, встретим шефа. Охраны же нет.

Они взяли оружие и спустились вниз.

И опоздали.

Ярослав Матвеевич вышел из машины, и «Волга» поехала на стоянку. Раздались выстрелы. Мастер упал. Белая «девятка», стоявшая за ограждением, сорвалась с места, перескочила через бордюр, пересекла двойную осевую и вырулила к арке проходного двора. Дима будто врос в асфальт, стрелял, держа правую руку левой. Рядом палил Андрей. «Девятка» вильнула, воткнулась в столб; её развернуло. Они перемахнули через ограждение, бросились к машине. Следом набежала толпа: охранники, водители, офицеры.

Громила на заднем сиденье умирал от трёх дырок в спине. Бандит за рулём был убит пулей в голову. Третьему, рядом, только пробило плечо. Из руки у него Дима вырвал пистолет с ещё тёплым стволом.

– Волоките их к крыльцу! – распорядился он. И побежал назад.

Мастер лежал ничком перед ступеньками, повернув голову набок. Рядом понуро сидел водитель Костя, держа фуражку генерала и разбившиеся очки. Костина белая куртка, свёрнутая в несколько раз, была подложена под голову Ярослава Матвеевича.

– Я вызвал «скорую», – сообщил водитель и опять застыл.

Дима присел, взял шефа за руку. Пульс был, но очень слабый и неровный. Мастер лежал тихо, со спокойным лицом, смиренно приникнув щекой к импровизированной подушке. Когда Дима дотронулся до него, он, не открывая глаз, попытался что-то сказать. Слабо и непонятно шевельнул губами.

Два ручейка крови из-под него медленно прокладывали путь по серому асфальту; наконец, слились и потекли вместе.

Громко сигналя и завывая сиреной, подкатила «скорая». Выскочили медики, захлопотали.

– Конец, – объявил врач. – Дыхания нет. Давление ноль.

Они переложили тело на носилки, погрузили в машину.

– И этих, – приказал врач. – Везём сразу в морг.

Распоряжение относилось к водителю «девятки» и второму, здоровенному киллеру, умершему одновременно с Ярославом Матвеевичем. Третьего, раненного в плечо, крепко держали Андрей и незнакомый армейский лейтенант.

– Я поеду, – сказал Дима. – Не упустите этого.

– А с ним что делать? – спросил Андрей.

– Что обычно. Выкачать информацию и уничтожить. Я скоро вернусь.

Киллер поднял бритую голову.

– Без суда, что ли?

– Суду всё ясно, – с отвращением сказал Андрей.

– Не очень-то меня покачаете…

– Оставь надежду, – успокоил Дима. – Всё выложишь и всех заложишь. А потом и к расчёту.

* * *

Перед входом в морг стояли два интеллигентных, чисто одетых человека и один в сером халате, с дегенеративным лицом.

– Вот вам свеженькие! – крикнул врач «скорой» и посмотрел на часы. – Двенадцатиминутные!

Убитых внесли в морг и положили на столы. Дима содрогнулся от холодной, пронзительной сырости мрачного помещения.

«Скорая» уехала. Трое начали быстро и ловко снимать с мёртвых одежду.

– Его тоже будете раздевать? – спросил Дима, дотронувшись до генерала.

– Обязательно, – ответил один из интеллигентов.

– Ну, уж я сам, – буркнул Дима и стал расстёгивать пуговицы на кителе шефа.

Медики помогали ему. Когда убитых раздели, старший медик быстро осмотрел тела.

– Этот не годится. Попадание в голову. Мозг повреждён. Так, этот… Этот… Оба хороши, но этот лучше, моложе, крепче. Валерий Игоревич, давайте.

Его помощник взял шприц.

– Что делать хотите? – спросил Дима.

– Законсервируем. Эксперимент. Потом попытаемся оживить.

– А почему не этого? – показал Дима на мастера.

– Он старше. Меньше шансов на успех.

– Он нормальный человек! – закричал Дима. – А тот – бандит.

– Для нас не имеет значения.

– Стойте! – Дима выхватил пистолет. Оглушительно ударили два выстрела. Запахло сгоревшим порохом.

– Видите? Мозг повреждён! Берите этого, моего.

– Ну! – возмущённо покачал головой старший медик. – Решительный молодой человек! Ладно, ваша взяла. Валерий Игоревич, колите маленького. Ваше счастье, майор, что у нас спешка. Клетки мозга скоро уже начнут разрушаться. Да и наш препарат быстро скисает.

– Прошу прощения, – сказал Дима. – Не было другого способа упросить вас. Знали бы вы, что это за человек!

– Охотно верим. Будем надеяться, что он нас не подведёт. Жаль того-то. Великолепный экземпляр.

– Он и застрелил моего генерала.

– Ну, вы ему отплатили.

– Пакет дать? – проскрипел сбоку ржавый голос. Служитель морга в сером халате, после Диминых выстрелов куда-то исчезнувший, вновь возник возле стола.

– Два пакета, – сказал Вадим.

– Сто рублей.

– Пожалуйста.

Пакеты были большие и, слава Богу, новые, не разлепленные. Дима сложил в один вещи и документы шефа, в другой – одежду киллеров. Конечно, все их карманы обыскали, пока ждали «скорую». Но мало ли что могло быть зашито в подкладках, в швах. Всё в лабораторию…

Учёные, с помощью Димы и санитара, положили тело Ярослава Матвеевича на носилки и погрузили в стоявшую тут же белую «Газель» с красной полосой.

Младший из медиков сел за руль. Дима придержал старшего.

– Скажите, пожалуйста, ваши координаты. Я к вам приеду.

– Зачем?

– Мне интересно, как у вас дело пойдёт. Это же мой учитель, наставник.

– Приезжайте. Только на многое не надейтесь…

Он назвал адрес – за городом, в Одинцове.

Дима проводил взглядом «Газель» и достал мобильник.

– Андрей? Этого уже допросили?.. Не стреляйте его пока. Сводите к врачам, чтобы его там забинтовали поэффектнее. Повезём на Старую Басманную. А доллары отнесите в лабораторию. Пусть проверят на фальшивость. Всё.

Он вернулся к министерству на такси. Взял в гараже открытый «уазик» с полосой. В самом деле, не на чёрной «Волге» же гада везти… Но было и другое, практическое соображение.

Киллера вывели из здания. Врач постарался – бинты были наложены очень зрелищно. Как для киносъёмки. Дима стоял возле «уазика» с прижатым к уху телефоном.

– Гера? Это Артемьев. Сейчас едем к вам. Везём важного клиента. Очень важного. Поставь по четвёртому расписанию… Да, четвёртое! И повнимательнее.

Он спрятал мобильник.

– Ну что, Андрей? Как доллары?

– По-разному. Которые в кошельках, в бумажниках – настоящие. Суммы небольшие. А пачки – все сплошь фальшивые.

– Само собой, – пожал плечами Дима, не стесняясь киллера. – Намеревались убрать сразу. Если мужик не жилец, какой смысл платить ему настоящими?

…Спасибо четвёртому расписанию! Оно было разработано ещё зимой, вместе с прочей превентивной тактикой. За Садовым кольцом киллера пытались то ли отбить, то ли убрать. Но вместо этого нападавшие сами оказались задержаны и допрошены. Клубок пошёл стремительно разматываться. На это Дима и рассчитывал, устраивая рискованную перевозку важного клиента по московским улицам в открытой машине.

«Геометрическая прогрессия, – зло подумал он. – Всех, всех раскрутим. Кого смогу, сам застрелю. Нелюди. Убили шефа, учителя, почти что второго отца…»

* * *

Дима раздал ребятам портативные излучатели. Проверил, у всех ли с собой смартфоны.

Сел к столу и задумался. Пойманный киллер и его непосредственные инструкторы-ликвидаторы были уже мертвы. Но перед тем в кабинах выдали много фамилий и адресов. Сейчас предстояло брать организаторов следующего уровня. Как можно быстрее и по возможности одновременно. Нужны были машины.

Он вскочил и пошёл к Березину.

Министр был в курсе событий. Он горестно покивал головой, вздохнул: «Какого мужика потеряли…». Распорядился немедленно выделить технологической службе несколько автомобилей, связался с ОМОНом.

– Всё, майор. Берите машины, людей – и по адресам.

Дима пришёл в семьсот тридцатую, проинструктировал парней. Оставшись один, позвонил генералу Тимченко. Представился, сообщил о гибели своего начальника.

– Так… – прогудел на том конце провода генерал. – Всё-таки убили, сволочи…

В трубке наступило молчание. Дима немного подождал и заговорил.

– Я сейчас со своей командой, с технологами, с ОМОНом вылавливаю организаторов…

– А исполнители?

– Мёртвые. Своей рукой расстрелял.

– Допросил хоть?

– Так точно. В кабине.

– Ну, тогда ладно… Проблемы есть?

– Да, товарищ генерал. Есть проблема.

– Подъехать можешь?

…Дима взял свежего водителя и подъехал. Сам он машину водил, но не считал себя асом. За проездной аркой, во внутреннем дворе Министерства Обороны стояла группа офицеров. К Диме шагнул высокий генерал армии. Они сели в «Волгу». Дима попросил водителя погулять.

Тимченко первым делом спросил:

– Ну, а он-то где?

– Я его в морг сопроводил. На «скорой». А там сразу какие-то учёные медики забрали. Для опытов.

– Для опытов?! И ты отдал?

– Опыты по консервации тела. Потом – возможное оживление.

– Вон что…

– Хотели киллера взять, он поздоровее, получше выглядел. Им только один нужен был. Я не дал.

– Значит, похороны откладываются…

– Откладываются. А может, и отменяются, товарищ генерал.

– Да ладно. Ты не мой подчинённый. Как зовут?

– Вадим.

– Меня Александр Максимович… Говорил мне про тебя Ярослав. Ты у него первый помощник, значит?

– Заместитель.

– А какие сейчас затруднения, Дима?

– Мы получили сведения о людях, которые занимают очень высокие посты. Операция разворачивается, мы взяли уже человек двенадцать. Там такая сеть обнаруживается снизу доверху! Все всех выдают! Надо просить санкцию у президента. Его сейчас в Москве нет, на хозяйстве – премьер…

– Понятно.

– Наш министр меня поддержит, но…

– Понятно, – повторил Тимченко. Он вынул из внутреннего кармана смартфон, отдал несколько распоряжений.

– Всё! Работай спокойно, Вадим. За тобой – армия.

Потом достал прямоугольную пластинку со сверкнувшей голограммой.

– Возьми. Её покажешь – и никто тебе не посмеет мешать. С возвратом.

– Спасибо, Александр Максимович. Верну.

– И ещё вот, – генерал протянул визитку, скупо улыбнулся. – Насовсем… И всё же, как они его убили?

Дима рассказал.

* * *

Вечер незаметно переходил в ночь. Исчезали с тротуаров прохожие. Меньше стало автомобилей. Проносились в разных направлениях короткие колонны из двух машин: передняя – командная, с отгороженным отделением для арестованных, и за ней БТР с бойцами ОМОНа или армейского спецназа, с оружием, портативными плазменными резаками для броневых дверей и прочим специнструментом. Некоторые группы захвата стремглав летели за город, на Рублёвку, Новую Ригу, в дачные посёлки.

Чёрная «Волга» с Костей за рулём ураганом носилась по ночной Москве. Вадим не выпускал из рук мобильника, иногда держал сразу два, командовал, принимал доклады, перенацеливал, кого-то подвозил. Два или три раза, выскочив из машины, принял участие в задержании… Показания задержанных всё более и более совпадали и перекрещивались. Всё меньше всплывало новых имён и адресов. И когда пришло ясное прохладное утро и между боками городских зданий засверкало восходящее солнце, Вадим понял, что операция (получившая впоследствии наименование «Московский ураган») в основном завершена. Взяты все, кроме трёх-четырёх человек, не самых главных. Их не оказалось на месте. Придётся, не исключено, объявить в розыск… Дима охрипшим голосом распорядился оставить в квартирах и на дачах засады. Остальных участников операции оповестил по цепочке: спасибо, все свободны…

Большинство фигурантов было допрошено и застрелено. Немногие оставались пока живы и до возвращения Кольцова сидели в Матросской Тишине. Выяснилось, что преступная группа планировала ни больше ни меньше как смену президента. Устранив генерала Неверова, они надеялись, что это облегчит им задачу. Недолго надеялись…

Дима отвёз Тимченко его чудодейственную пластинку с голограммой (помогла – пару раз пришлось достать), отчитался перед Березиным, сдал автомобили, провернул ещё кучу более мелких, но неизбежных дел, и уже вечером, с покрасневшими глазами и окончательно севшим голосом, повалился спать на диване в семьсот тридцатой. Проснулся ночью. Зверски хотелось есть. Он заглянул в холодильник, там что-то было. Съев это, без всякого внимания, он запил минералкой, опять лёг и спал до утра.

Отдохнувший Костя повёз его в Одинцово. «Волга» неслась Кутузовским проспектом, Можайским шоссе. Вадиму подумалось о предстоящей встрече с президентом, который вот-вот прилетал из азиатских краёв. С Кольцовым он уже общался дважды, и мнение составил хорошее. Нормальный мужик. Живая душа.

В Одинцове они без большого труда отыскали нужную улицу. Здание института ничем особенно не выделялось, его нашли по номеру.

Грибанова – старшего из позавчерашних докторов – не было, уехал в Академию Меднаук. Зато младший, Валерий Игоревич, был на месте. Дима, пряча невольную улыбку, слушал, как учёный медик добросовестно старается растолковать майору милиции такие мудрёные дела, каких майор милиции понимать не может по определению.

– Вот мы законсервировали тело вашего начальника. Такими вещами люди занимались ещё тысячи лет назад, например, в Древнем Египте. Там делали мумии, и некоторые из них сохранились до наших дней. Но они никакому оживлению не подлежат, даже если бы мы это умели. Из них перед консервацией выбрасывали все внутренние органы! Оставалась одна оболочка, которая и дошла до наших дней. Попробуйте вынуть из компьютера все детали, а потом обратно свинтите корпус. Много он вам наработает? А сейчас мы завершили принципиально новую разработку. Сколько собак загубили – самому не верится, – усмехнулся медик. – Теперь у нас организм должен сохраняться целиком! И на неопределённо долгое время. В том числе мозг.

– А как с оживлением? – спросил Дима.

– С оживлением пока никак. Может, лет через пятьдесят, или сто… Но главное, теперь наш пациент может подождать. Он не сгниёт. Гарантии на сто процентов, конечно, нет. Органика – штука малопредсказуемая. Но у человека есть шанс на жизнь. Пули мы убрали – и из сердца, и из печени.

– Фантастика… – мотнул головой Дима. – Но я верю. Можно взглянуть на него?

– Это можно. Пойдёмте.

Они спустились в подвал, освещённый режущим глаза синеватым светом. Было холодно. Врач подвёл майора к прозрачной стене, тронутой по краям морозным узором. За стеной на продолговатом возвышении стоял саркофаг, в котором, частично выдаваясь над верхним краем, как мумия фараона, лежало обнажённое тело человека, недавно ещё бывшего начальником Димы. Должно быть, это действовали консерванты – лицо не обросло щетиной. Только полуседые усы, как и было. Строго сомкнутые губы придавали мастеру выражение всезнающей печали. Дима несколько секунд смотрел на это лицо – худощавое, красивое лицо зрелого мужчины без возраста. Малознакомое без очков. Шеф всё хотел перейти на контактные линзы…

* * *

Назавтра Дима приехал на квартиру Ярослава Матвеевича. Печально прошёл по комнатам. Постоял у окна… И взялся за дело. Начал осматривать вещи, книги, складывать, измерять, подсчитывать. Зашёл сосед – невысокий, кряжистый, в полосатых пижамных брюках и майке. Глянул растерянными глазами, пробормотал: «Эх!.. Сначала дочку, потом самого…» Махнул рукой и ушёл.

Следующим днём Дима привёз и внёс в квартиру, с помощью водителя, много одинаковых пустых ящиков. Стандартные белые пластиковые контейнеры, семьдесят на пятьдесят, с утопленными ручками по бокам – как раз для

переноски одним человеком. Лишь некоторые были большего размера. Неизвестно, где, в какой фирме Дима их нашёл.

Он отпустил водителя. И начал укладывать в контейнеры имущество Ярослава Матвеевича. Книги, альбомы, коллекции, репродукции картин. Документы. Награды. Несколько женских безделушек. Должно быть, память о дочери… Одежду он решил не класть. Там дадут. Или правильнее – тогда? Кто знает, какие будут моды. Но форму генеральскую, конечно, надо положить. И кое-что ещё. Конечно, этот свитер, тёмно-синий с белым. Он у шефа с зимы, тогда приезжала дочка… Так. Грампластинки. По нынешним временам – антиквариат. Или винтаж? Довольно много… А этот ящик с деревянными боками, прозрачной крышей и с большим резиновым кругом внутри – это, видимо, и есть проигрывающее устройство. Над кругом рычаг болтается. Зафиксировать, подпихнуть тряпок. Закрыть – ив контейнер… А это, похоже, маленькая, переносная версия. Написано: «Электрофон». В контейнер…

Так, холодильник. Оставляем тут. Он тогда устареет. Телевизор – тоже. И компьютеры устареют. Впрочем, нет! Что на жёстком диске… Дима включил комп, переждал загрузку. На поле рабочего стола с картинкой русского леса появилось множество значков. Он щёлкнул мышью, просмотрел диск данных.

– Много чего… – пробормотал он. – Отправляем.

Разумеется, с системным блоком должна идти и вся родная периферия. Оба компьютера были уложены в полном составе. Затем он собрал флешки.

Мелькнуло желание взять что-нибудь на память о мастере. Но он тут же решил: несерьёзно. Человек, можно сказать, жив. Я же ему всё это отправляю. А память и так не пропадёт…

Всё-таки он взял одну из авторучек.

Контейнеры были заполнены – остались два пустых – плотно закрыты и опечатаны. На крышки Дима наклеил одинаковые, заранее сделанные ярлыки: «Имущество Ярослава Матвеевича Неверова. Контейнер №… из 47». Ниже, шрифтом помельче, было предусмотрено: «В случае недоразумений обращаться в технологическую службу МВД РФ, комн. 730, лучше непосредственно к В. М. Артемьеву». Адрес, телефоны… Всё было заверено Диминой подписью и печатью. Снабдил он ярлыками и пустые ящики – чтобы не нарушали счёт. Только приписал внизу: «Без содержимого». И расписался.

Вздохнул, побродил по опустевшим комнатам. Вот этим и страшна смерть, подумалось ему. Расстаёшься с человеком навсегда. И этого я себе не прощу. Опоздал…

На улице дул ветер, в нём уже ощущался лёгкий аромат осени. По небу бежали облака. Вадим медленно шёл к автостоянке. Дорожка вилась среди начинающих желтеть кустов и деревьев. Ему вспомнилось, как передал шефу слова технолога Юры Мухина об оранжевом халате с чёрными крестами. Генерал только поулыбался. Но позже сказал:

– Если уж говорить о цветах… вообще о гербе нашей службы… я представляю себе так: на чёрном фоне – яркий зелёный луч. Луч надежды посреди мрака.

Диме как гербоведу-любителю такая расцветка не очень понравилась. Не принято накладывать металл на металл, финифть на финифть… Но сейчас многое меняется. Светло-зелёное на чёрном, вообще-то, должно смотреться.

И ещё вспомнилось, как однажды они с Ярославом Матвеевичем увидели в переулке, в витрине книжного магазина портрет девушки.

– Смотрите, Дима, – сказал шеф.

Портрет был не совсем обычен. Особенно для сегодняшних времён. На прекрасном темноглазом лице лежали зеленоватые блики света и фиолетовые тени. Явно не наше Солнце там светило. Фантастику Дима почитывал… За спиной девушки бесконечные тёмно-синие пространства были полны звёзд; белели немногочисленные облачка туманностей. Черноволосая исследовательница Дальнего Космоса чуть тревожно смотрела за край портрета. Возможно, приборы на пульте управления показывали ей что-то не то…¹

– Вы её знаете? – решил сострить Дима.

– Знаю, – серьёзно ответил мастер. – Она родится через тысячу лет. Вы, Дима, хотели бы жить тысячу лет?

– Вопрос на засыпку… – засмеялся он. – Ну конечно, хотел бы.

Да, были у шефа странности. А у кого, собственно, их нет? Только у самых скучных…

Дело надо продолжать. Начинать штурм «второго этажа». Должностное ворьё… Всё наворованное – в зарубежных банках, в оффшорах. Семья – в Европе, в Америке. Здесь у него два костюма, три рубашки, пять галстуков, вторые ботинки… Белый и пушистый. В кабину всех, всех поголовно, по графику. Из страны не выпускать. Забугорную недвижимость пусть продают. Средства – возвращают домой и сдают. Что с самими делать, там посмотрим…