Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Отрывки
Эти подростки быстро подружились с Маратом Сергеевичем – оказалось, что их отец автомеханик, и ребята приносили старые книги о моделях машин, о которых многие забыли, но не новоселы.
И Марат Сергеевич, и Калерия Петровна с таким удовольствием перелистывали пожелтевшие страницы описаний автомобилей ГАЗ-АА, ЗИС-5, Москвич, Победа …
Перелистывала страницы, конечно, Калерия Петровна или трое Ивановых, а Марат Сергеевич долго еще не мог привыкнуть к своим новым «рукам» – ему изготовили протезы, и он теперь мог самостоятельно выполнять простейшие операции: держать ложку, вилку, стакан, пульт от телевизора …
Телевизор – первое время их обоих нельзя было оторвать от телевизора, ведь они смогли смотреть телепередачи только тут, переехав в этот удивительный город.
Удивительный потому, что у них в квартире постоянно кто-нибудь был – то удивительная женщина по имени Дарья Федоровна, заходившая с маленькими детьми, а иногда с мужем-полковником, то близнецы Ирина и Полина, сироты, не сидевшие без дела и во всем помогавшие Калерии Петровне по дому, то целая команда мальчиков, удивительно ласковых (и очень необычных, что супруги поняли не сразу), то сам Свиридов, его жена, его сын …
Очень скоро на стене в гостиной появились сперва два портрета хозяев, хотя, во-первых, они не позировали художнику, а во-вторых, там, на портретах они были такие молодые …
Это уже потом появились и другие рисунки …
Марат Сергеевич, и Калерия Петровна теперь часто выходили из дома – в магазин или просто погулять, и радовались …
Они радовались всему – и светлым комнатам, и просторной кухне, и уютному магазину, где все было, но главное они радовались окружающим их людям.
Все здоровались друг с другом, все были готовы помочь, постоянно вокруг их окружали Ирина и Полина, да и другие ребятишки забегали почти каждый день …
Скучать было некогда. Марат Сергеевич старательно вспоминал позабытое из школьной программы – нужно же помогать ребятам и проверять у них уроки, а Калерия Петровна пыталась освоить вязание – когда-то ей показали основы, но многое подзабылось …
Гриша уже бывал в квартире Бганцевых, но в этот раз по приглашению молодых они пришли вдвоем с Улей.
Старый дом в старом уголке Москвы, старый подъезд, облагороженный новой стальной дверью с кодовым замком, старые каменные – не бетонные! – ступени лестницы.
Уля разглядывала квартиру в доме, построенном сотню лет назад.
Старинная входная дверь, двухстворчатая, высотой два с лишним метра.
Просторная прихожая с зеркальными дверцами стенного шкафа, старинный паркет, три двери – шикарная старинная двухстворчатая дверь, замыкающая торец прихожей, скромная – новодел! – дверь налево, раздвижная дверь в коридор направо, явно диссонирующая с обликом квартиры.
Катя пригласила гостей к себе – они прошли через раздвинутую дверь в коридор.
Справа доносились вкусные запахи, а слева в торце коридора светилось громадное окно в витражах.
Уле все было интересно.
Коридор был не особенно широк, справа виднелись створки стенного шкафа, а чуть дальше дверь в комнату Кати.
Дверь находилась в некой нише – оказалось, что эта ниша была толщиной капитальной стены.
Вот где скрывалась причина долголетия дома – кирпичные стены толщиной более полуметра по периметру и такая же промежуточная стена вдоль дома, делящая здание на две части!
Что это было – прихоть хозяина или выдумка безымянного архитектора, но эта стена разграничивала «парадную» часть от «людской» и дала зданию такой запас прочности, что позволило надстроить еще пару этажей.
По уличному фасаду располагались парадные комнаты, а со стороны дворового фасада – комнаты горничных и кухарок.
Вот в этой «людской» части находилась просторная комната Кати, где уже прослеживались следы Олега в виде письменного стола с ноутбуком, книжной полки и картины на стене.
В скромной рамке лица Кати и Олега были настолько выразительны, что без фаты и других признаков можно было утверждать свадебный характер момента.
Это был рисунок Гриши, сделанный на свадьбе (которой не было!) – и как это только ему удалось?
В центре комнаты стоял небольшой круглый стол с вазой и фруктами, но мягкие игрушки и куклы выдавали, что играть ими кончили недавно.
Или не кончили?
Стулья у стола свидетельствовали, что тут были готовы принимать гостей, друзей.
Что и продемонстрировала молодая хозяйка, усаживая гостей.
Уля еще не успела оглядеться, как дверь быстро отворилась.
– Мама, неужели мне придется запирать дверь, чтобы ты научилась стучаться?
Катя сказала это очень мягко.
– С Гришей ты знакома, а это его жена Ульяна. Познакомься, пожалуйста.
– Да, да … Здравствуйте! Здравствуйте, Ульяна! Меня зовут Вера Николаевна!
– Очень приятно, Вера Николаевна. Уля.
После недолгого препирательства все перешли через коридор в парадную гостиную.
Тут скромная дверь из коридора скрывала великолепие хрустальной люстры – благо высота потолка позволяла, старинную мебель, горки с посудой и пару картин на свободных местах стен.
На них Уля обратила внимание – в богатых рамах находились сносные копии Шишкина и Левитана.
– Что, Уленька? – спросил ее Гриша, мельком глянувший на картины.
– Да, что скажите, Григорий? Ведь вы художник!
– Мне это напомнило недавний случай … – не дала мужу ответить Уля.
– Это интересно. Расскажите, прошу вас.
– Мадам Женовьева …
– Мадам?
– Да, мадам Женовьева. Это в Вене, мы там всегда останавливаемся у Дрейзеров, у них на вилле.
– Вы … вы бываете в Вене?..
– Да, мы там бываем. Последний раз я летала с Гришей … с мужем, у него там были дела в издательстве.
– У вас есть контакты с австрийским издательством, Григорий?
– Мама, я же тебе рассказывала! И показывала книгу, которую иллюстрировал Гриша и подарил мне!
– В этот раз мадам Женовьева повела меня в их домашнюю картинную галерею, где я еще не бывала …
– И я тоже!
– И там я увидела …
– А как вы находите наши картины!?
– Неплохие копии, – это вмешался Гриша.
– А у Дрейзеров я увидела копии Вермеера, подлинник Климта, других незнакомых мне художников! Но не это удивило меня больше всего!
– А что же, Ульяна?
– Мне неловко, но это были картины Гриши! Две его картины в настоящих рамах!
– И что же это были за картины? Почему они висели рядом с известными мастерами?
– Это были портреты моей любимой Уленьки!
– Чем же знамениты эти портреты?
– Ну, что вы, Вера Николаевна! Это выдающиеся портреты! Там Уля … такая! Там, в Вене, допечатывали тираж журнала, где был опубликован один из них!
– Правда, Уля? Тот самый, да?
– Да, Катюша. Тот самый … – Уля смутилась.
– И чем же знаменит тот, как вы говорите, портрет Ульяны?
– Мама, да там Уля танцует обнаженная! Да как! Я же слышала, как ей восторгались на выставке!
– Вы выставляетесь, Григорий?
– Бывает.
– И премии есть?
– Да, у Гриши есть премии. И тут, дома, и на международной выставке молодых художников. А вот эти часы – премия с выставки художников студии Грекова. – Олег махнул рукой в сторону Гриши, который хотел остановить его.
– Гриша иллюстрирует книги венского издательства, и книги издаются на двух языках, и рисунки в них разные. Мама, Гриша не только довольно известный художник, он еще и художник гениальный! Он мне показал свои рисунки обнаженной натуры – это что-то!
– Надеюсь, ты не стала ему позировать?
– Не надейтесь, Вера Николаевна! И это изумительно!
– Но как же это … Как вы разрешили ей, Олег?
– Во-первых, я ничего ей не запрещаю. А во-вторых, Гриша может уговорить кого угодно! Я не прав, Катюша?
– Абсолютно!
Появился Бганцев, молча посидел, затем увел мужчин к себе в кабинет.
Из гостиной в его кабинет вели высокие старинные распашные двери, но кабинет был скромным и даже аскетичным. Николай Владимирович предложил по маленькой рюмочке, он был контактен, находил темы, интересные гостям.
Было видно, что у него прекрасные отношения с Олегом.
Это к нему кабинет вела скромная белая дверь из прихожей, а просторный диван в глубине кабинета намекал на возможность ночевки прямо тут, в кабинете.
На этом диване уже несколько раз ночевал Олег.
А Вера Николаевна не упустила возможности похвастаться спальней – туда из гостиной вели другие старинные высоченные распашные двери.
И Уле была продемонстрирована спальня с заложенными окнами в сторону улицы, а из углового окна просматривалась часть перекрестка и улицы с автомобильной пробкой …
Несмотря на постоянные уговоры молодые жили вместе с Полиной Олеговной и Семеном Гавриловичем «недалеко от Москвы», и лишь изредка ночевали в Катиной комнате, когда задерживались в Москве …
– Толик, давай за твою Тонечку! – Костя Докукин поднял стопку.
– Помнишь, когда ты нас познакомил? Помнишь, как мы тогда отрывались?
Веселая компания, во главе которой шел Свиридов с гитарой и с молодой красивой девушкой в черных очках, врывалась на дорожки соседней турбазы и с громким пением проносилась, пугая пожилые пары. Свиридов громко играл и пел, его не менее громко, но в большей мере поперек мелодии, поддерживали сопровождающие его – и вслед им с испугом смотрели пожилые бабушки и дедушки.
А громкая, орущая и размахивающая бутылками орава, не обращая внимания на окружающих шла к пляжу …
– Помнишь?
– Ну, еще бы! Нас тогда побаивались …
– А ты, когда познакомился со своей Любашей? – Виктор Скворцов аккуратно наполнял стопочки.
– Это когда я уже работал на автобазе в Зарайске. Любаша работала в конторе и ухажеров у нее хватало … А ей нужно было душевного тепла, а не блесток и попоек … Сколько я рож потом разукрасил у ее ухажеров!
– Тебя тогда чуть не посадили. – вставил Свиридов. – За разбитую морду начальника …
– И если бы я тогда тебя не встретил бы … еще неизвестно, чем бы это кончилось …
– За твою Любашу!
– За Любочку! Как ее любят детишки! А как она танцует!
– За Любашу!
Минута прошла, все были заняты.
– Слушай, Витек, я хотел бы поднять рюмку за твоих женщин, но я так и не могу понять, как это …
– Что – как?
– Я вижу вашу чудесную троицу, но понять … понять это трудно. Объясни!
– Вот чудак! Это понимает только Толя, а я – с трудом. Но мы вместе!
– Давай Костя за Витькиных дам! Здоровья вам всем!
– Здоровья!
– А еще поговаривают, что Витька влюблен в Тоню. Ленка Скворцова была влюблена в Толика как кошка, а Толик неравнодушен в твоей Виоле …
– А кто поговаривает?
– Мало у нас … болтунов. Ну я-то знаю, что за всем этим нет … нет никакой пакости … Что я вас что ли, не знаю …
– А о нас с Любашей разве не болтают?
– Так я знаю тебя и свою Любашу! Помнишь, как мы все вместе парились у Михеича?
– И какое удовольствие получили все участники!
– А после всего Любаша обещала Грише позировать ему голой! Помнишь?
– Толя, а Гриша нарисовал Любашу?
– Как и Виолу!
– Мужики, покажите мне! Ну ей богу!
Художник Григорий Свиридов приобрел известность за рубежом благодаря своим иллюстрациям к переводным изданиям – книги издавали на двух, а иногда даже на трех языках, и иллюстрации в них были разные, а также благодаря рекламным рисункам в нескольких солидных иллюстрированных журналах.
Дома, на родине, художника Г.Свиридова больше знали как великолепного портретиста и автора батальных зарисовок – все, кого он изображал на своих рисунках, были живыми настолько, что иногда критики принимали Гришины картины за прорисованные фотографии.
За подобное нередко предавали анафеме и художника Сафронова …
Одному многоречивому и не в меру словоблудливому писаке его статейка по поводу Гришиных портретов стоила миллионного штрафа и административного срока, и после этого Гришу «трогать» остерегались – ну, кто же мог подумать, что его отец такой авторитетный юрист!
Последнее время Гриша много времени уделял цвету – как в крохотных миниатюрах размером с почтовую открытку, так и в большом формате.
И в совершенно различной технике, даже можно сказать – противоположной.
Все чаще его миниатюры первоначально создавались на экране монитора – Владик по просьбе Гриши модифицировал известную программу, и Гриша рисовал прямо на экране.
Четкие линии разграничения цветовых полей, яркие насыщенные цвета – а потом линии убирались, картинка уменьшалась и получалась яркая миниатюра …
С крупным форматом Гриша компьютером не пользовался – он под руководством своего профессора постигал таинство цвета и света, волшебство красок.
Он пробовал акварель и пастель, и даже иногда пользовался этим, но большее внимание он уделял краскам масляным, традиционным, хотя химия успешно внедрялась и сюда …
Много полезного Гриша узнал от своего нового знакомого – Никаса Сафронова.
В лице Гриши тот нашел серьезного и вдумчивого собеседника, и видимо поэтому не жалел времени на занятия с Гришей – теоретические и практические …
– Отец, ты очень занят?
Гриша пользовался своим спецтелефоном чрезвычайно редко и Свиридов насторожился.
– Я тебя внимательно слушаю, Гриша! – Свиридов поднял руку, призывая собеседников к молчанию.
– Ты мне нужен, отец …
– Через пять минут. Ты где?
– В мастерской на даче … Я жду тебя …
– Маргарита Семеновна, завершите беседу за меня. Позицию мою вы знаете …
И Свиридов исчез в своей комнате отдыха, а появился он на третьем этаже их дачи в мастерской Гриши.
– Привет!
– Спасибо, отец. Наверное, я напрасно тебя потревожил …
– Раз позвал – значит нужно. – Свиридов не пытался сканировать сознание Гриши, лишь уловил его волнение – сильное и непонятное.
Он коснулся плеча сына, легонько сжав его и погладив – это была одна из самых интимных ласк, которыми он одаривал сына.
– Что это у тебя?
На мольберте на листе, разделенном на три части, было три изображения …
Три изображения его, Анатолия Свиридова, но каких!
На левой части листа был изображен молодой человек в кожанке времен революции – той, настоящей, с тканевой бордовой подкладкой, в кожаной кепке и с двумя «Маузерами» в руках. Над правым пистолетом еще летела выброшенная затвором после выстрела гильза, а ствол левого маузера нацеливался на неизвестную зрителю цель.
И это был Свиридов – молодой, тельняшка в распахнутом вороте куртки, с черными волосами и своими внимательными строгими глазами.
– Ну, ты даешь!
На средней части изображение было в наброске, и Свиридов сразу перешел к правой части.
Мужчина на этой части листа был немолод, но крепок и осанист. Защитная армейская одежда – куртка, кепка, погоны без знаков различия, тельняшка в вырезе куртки и край скрытого бронежилета, и два длинноствольных револьвера в руках.
Гильза не летела – револьвер! – но совершенно явно только-что был произведен выстрел, и чуть обозначились прорывы газов, и отдачу удерживала рука …
И это тоже был Свиридов – вполне узнаваемый и знакомый, в привычной армейской форме.
Свиридов снова хмыкнул.
– А что же будет здесь, в середине?
И он пригляделся к наброску.
Поясная фигура в парадной военной форме с наградами и генеральскими погонами и скромным букетиком в руке. Абрис головы однозначно указывал на персонаж – это был Свиридов с седым ежиком волос и обозначенными четырьмя Золотыми Звездами …
– И что же ты задумал, сын?
– Когда я закончу среднюю часть, то я покажу тебе. А пока скажи, удается ли мне цвет на этих картинах? Я стараюсь выбирать неяркие тона специально, чтобы изображения не казались парадными … Это не миниатюры с их яркими красками.
– Кстати, оцени переходы тона. – Гриша вызвал на экран монитора миниатюру – без разграничительных линий между полями цвета, но эти цветовые поля переливались оттенками, и от угла зрения эти переливы менялись.
– А вот эта же картинка в формате открытки. Сравни.
Свиридов повертел в руках миниатюру – в маленьком формате цвета тоже переливались.
– И как это ты делаешь?
– Это Владик. Он программу редактировал, а точнее переделывал. Но меня больше волнует вот этот портрет …
Гриша вынул подрамник с портретом Никаса Сафронова в цвете.
Свиридов стал разглядывать портрет популярного художника.
Знакомое по многочисленным телесюжетам лицо, неуловимо индивидуальное и также непривычное. Взгляд, выражение губ, цветовая гамма …
Все вместе создавало общее впечатление о человеке, безусловно талантливом и неординарном, и при этом обуреваемом различными увлечениями и страстями.
И все это подчеркивала цветовая гамма – очень сдержанная, но совершенно реалистичная и, возможно, характерная для персонажа …
– А ведь этот парень далеко не так прост, как хочет казаться! Как тебе это удалось?
– Я сам не понимаю, отец. Может быть ты мне объяснишь – вон такой же портрет, но монохромный. Черно-белый. Объясни мне – ты все можешь …
– Ты всегда изображаешь не просто лицо человека, а свое личное впечатление от этого человека и его лица. Значит, ты оцениваешь Никаса неоднозначно – он не просто талантливый художник, он не только очень красивый мужчина, он еще и неоткровенный собеседник, он соблазнитель – и сам готов соблазняться …
– Я не могу утверждать, что он … что он непорядочный человек, но с ним я бы не пошел не то что в разведку … я с ним бы не пошел даже в ночной клуб, где неизбежна потасовка с мордобоем … А то, что тебе удалось так вскрыть его суть – это твой талант, сын. Я тебя люблю, сын!
– Отец …
– Но изображая меня – Свиридов указал на мольберт с триптихом – Ты польстил объекту, ей-ей.
– Ничуть, отец. Я показывал маме и Уле – они вполне одобрили, хотя сюжет у них вызывает сомнение …
– И у Тони?
– Нет, у мамы сомнений не было никаких. Она даже прослезилась – от воспоминаний …
– Неужели я такой? Молодой – жестокий и яростный, безудержный … И очень воинственный … Хотя …
– Я сперва рисовал … Извини, но я рисовал еще более жесткого и брутального, но потом передумал – ты не мог быть таким …
– Спасибо. Но если ты ошибался, то не так уж и сильно. А справа … Это таким ты видишь меня в будущем? И все равно с двумя стволами …
– Знаешь, на среднем изображении ты сперва был с «Береттой» с большим магазином … Это потом я заменил пистолет на букет цветов … Мама подсказала … Но глаза тебе я изменить не смогу … Твой взгляд может обласкать человека, но и убить … при необходимости …
– Неужели это легко читается в моих глазах?
– Нет. Для этого нужно знать тебя … знать и любить …
Свиридов помолчал.
– И что ты думаешь сделать с этим триптихом? На стенку повесить?
– Я уменьшу и сделаю складень. И поставлю себе на стол. Мама тоже просила себе такой складень …
– Не потеряешь цвет при уменьшении?
– Я же пользуюсь семицветным принтером. И в графопостроителе у меня теперь стоит картридж от профессионального рекламного принтера – там головка такая здоровая, что я не знаю – сколько же там цветов и оттенков …
– Боюсь, не получится, Владимир Владимирович. Простите, но ваш тандем с Премьер-министром, по моему мнению, непригоден для управления государством, он неработоспособен. Ваши решения несогласованны и неоптимальны. Или продиктованы неквалифицированными советниками и личными амбициями. Простите, вы просили меня быть откровенным…
– Неужели все так плохо?
– Это еще мягко сказано …
– И что ты ему сказал?
– Прямо обвинять его я не имею права, да не он один принимал эти решения. Но свое мнение по некоторым решениям и переданных ему материалах … все названо своими именами. Мне жаль его … Он – заложник, построивший капкан своими руками. А с ижевским заводом мы уже начали работать напрямую по крупнокалиберным снайперским винтовкам, дали им свои утяжеленки … И целую партию продукции закупили. По моим сведениям, ижевские крупнокалиберные винтовки покупают некоторые государства ближнего востока … И мы способствуем им в этом …
– Сам оплатил?
– А как ты думаешь?.. Недавно у наших … заклятых друзей появились бронированные «Хаммеры», вот на них мы и испробуем ижевскую продукцию …
– Опять воевать полезешь?
– Боюсь, придется. И даже своих мальчиков привлекать …
– Анатолий Иванович, насколько болезненно для вас было принятие решений, противоречащим предполагаемым … действиям. В частности, по Академии наук … по Уставу … по ФАНО …
– Видите лм, Владимир Владимирович … Политика – это наука возможного, и я хорошо понимаю, как и почему принимались те или иные решения … Какие силы при этом были задействованы … А поскольку кроме наблюдения у меня других полномочий не было, то и никаких действий я предпринимать не мог …
– Вы обиделись?
– У меня не было оснований … Хотя жаль проделанной работы и усилий большого коллектива … академиков и бывших Президентов Академии … А половинчатость решений чаще всего лишь маскирует проблему и не приводит к положительным результатам …
– Вы считаете, что своими решениями я обманул ваши ожидания?
– Вы Президент – вам и решать. Но думаю, что решение не удовлетворило многих …
– Анатолий Иванович? Здравствуйте.
– Здравствуйте, Владимир Владимирович.
– Надеюсь, мы можем с вами продолжить дружеские отношения несмотря ни на что?
– Я тоже надеюсь.
– Вы можете прибыть ко мне сейчас?
– Где вы находитесь?
– У себя на даче. Надеюсь, Кони не забывала вас.
Свиридов появился в саду дачи через минуту и был радостно встречен Кони. Она обнюхала Свиридова, помахала хвостом, обошла кругом, ткнулась носом.
– Здравствуйте, Владимир Владимирович.
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Надеюсь, мы сможем поговорить нормально … после нашего последнего разговора? Присаживайтесь.
– Благодарю. Надеюсь.
– Я хотел, чтобы в этом разговоре принял участие Дмитрий Анатольевич …
– Боюсь, тогда разговор не получиться.
– Даже так … Хорошо, будем разговаривать без него.
Владимир Владимирович придвинул к себе стопку бумаги.
– Здесь я кратенько подытожил содержание почти всех ваших папок. И хочу спросить вашего совета …
Свиридов хотел возразить, но Владимир Владимирович остановил его движением руки.
– Я повторюсь – я воспринимаю ваши советы достаточно серьезно. Особенно если учесть некоторые особенности … вашего образа мыслей и действий. Ваши действия всегда энергичны и действенны, хотя могут вызывать … серьезные возражения. Кстати, так же, как и действия некоего «татарина». Вы не знакомы с «татариным»?
– Я вполне одобряю его действия.
– Многое из присланных вами материалами, – немного помолчав сказал Владимир Владимирович, – было известно, но бороться с этими явлениями правовым методами не удавалось … по различным причинам. КГБ в свое время даже пыталось создать секретные группы для устранения … нежелательных элементов.
– Пытались или создали?
– Кое-что создали, но практически все ушло в криминал. Немного оставшихся – в частные охранные структуры, частные сыскные агентства. Коррупция, взятки, карманные суды, непотопляемые мерзавцы с депутатскими мандатами, российская мафия …
Владимир Владимирович помолчал.
– Что посоветуете вы? Опричнину с внесудебными решениями? Ответственность семейных кланов террористов?
– Опричнина быстро станет обогащаться. Внесудебные решения – это наша практика, вернее большинство решений внеправовые и мафиозные. Кровная месть семьям террористов практиковалась, да и сейчас иногда применяется.
– Так что же?
– Диктатура и мгновенное исполнение. Читайте Ильина – он рекомендует авторитаризм или диктатура просвещенную. У нас же вместо этого – старорежимное чинопочитание, на всех уровнях. И на средневековом уровне.
– Но у вас есть мысли по этой проблеме?
– По некоторым частным проблемам у меня решения есть, но это частности. Причем явно внесудебные и кардинальные. Вроде уничтожения некоторых многомиллионных построек генералитета и других подобных акций. Или казни оправданных судами явных преступников, чем занимается известный «татарин» …
– А с этим что делать? – Владимир Владимирович положил руку на стопку бумаг.
– Все эти дела не имеют судебной перспективы из-за особенностей наших судов. По конкретным объектам – могут быть конкретные решения. Если вас это интересует – можем обсудить …
– Вы можете взять на себя обеспечение упомянутых вами решений? Если я вам дам такое право?
– В сложившейся ситуации я буду настаивать на детальной прописи по каждой ситуации.
– Но такой перечень должны подготовить вы сами, не правда ли?
– Боюсь, будут серьезные проблемы – в детализации решений. А документ будет существовать в одном моем личном экземпляре …
– Все-таки вы мне до конца не доверяете. Но я согласен. Готовьте документы.
А незадолго перед этим состоялся откровенный разговор …
У телефона Свиридова была особенность – некоторые звонки «проходили» даже тогда, когда телефон был выключен. Телефон при этом вел себя тихо, но дрожал мелкой дрожью.
– Я слушаю вас, Владимир Владимирович.
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. У меня просьба к вам – не нужно больше набегов на пиратов. В конце концов это приведет к утечке … Там и так справятся.
– Хорошо, Владимир Владимирович, больше набегов не будет.
«Набегов» на пиратов Свиридов больше не устраивал.
Но Свиридов заинтересовался, а куда же подевались немалые деньги, выплаченные хозяевами захваченных судов.
И выяснилось такое …
Довольно быстро Свиридов разобрался в механизме выплат этих весьма значительных сумм. Результатом исследования этого вопроса стал доклад президенту с копией в прокуратуру, записи весьма интересных телефонных переговоров и два рюкзака валюты, которые необъяснимым образом исчезли у посредников в Лондоне и оказались в хранилище Свиридова.
И вполне скандальные дела об отмывании денег некоторыми владельцами захваченных судов …
Привычный посыльный появился в приемной у Президента, и вне очереди его приняли.
– Здравия желаю, Владимир Владимирович! Анатолий Иванович прислал для вас материалы по коррупции в высших эшелонах власти и некоторые другие материалы. Мне приказано передать на словах, что практически все эти материалы в свое время поступали в прокуратуру и другие властные структуры, о чем в материалах есть примечания. Эти примечания позволяют определить, кто именно затормозил принятие решения о привлечении к ответственности тех или иных лиц.
– Благодарю вас. Материал имеет копии?
– Никак нет, это единственный экземпляр.
Этот разговор состоялся между Президентом и Премьер-министром во время прогулки по саду в сопровождении Кони.
– Владимир Владимирович, вы мне говорили, что у вас есть знакомый с какими-то уникальными возможностями. Не поделитесь?
– А что вас конкретно интересует, Дмитрий Анатольевич?
– Какие такие способности у этого человека имеются – вы же работали с ним?
– Мы несколько раз встречались с ним. Уникальное знание иностранных языков, число которых не знает он сам. Что еще вас интересует? Он кадровый разведчик и неоднократно выполнял весьма опасные и специфические задания за рубежом.
– Познакомите меня с ним?
– При случае … возможно. Но он сейчас сильно занят хозяйственными заботами …
– Анатолий Иванович, добрый день.
– Добрый день, Владимир Владимирович.
– Как быстро вы сможете прибыть ко мне в загородный дом?
– Несколько минут вас устроит?
– Разумеется.
Свиридов появился в саду через пять минут, и его дружески встретила Кони, а уже затем Владимир Владимирович.
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Погуляем?
– С удовольствием.
В сопровождении большой черной собаки они не спеша пошли по дорожке.
– Анатолий Иванович, у нас серьезные неприятности в службе внешней разведки. Сбежал сотрудник, обладающий большим объемом информации, и эту информацию он уже начал передавать американцам. Не смогли бы вы …
– О котором из двух полковников вы говорите?
– Даже так, – после паузы ответил Владимир Владимирович. – Что вам нужно, чтобы немедленно приступить к работе?
– Фотографию объекта и его московский адрес.
– Пожалуйста, – и Владимир Владимирович вынул из кармана фотографию с надписью на обратной стороне.
– А второй?
– Этого у меня еще нет.
– Хорошо, тогда я сам позабочусь.
– И еще. Одного из старых наших разведчиков предатель уже выдал. Он явился к нему в тюремную камеру и показал его личное дело, которое прихватил из нашего архива. Издевался над ним. Для нас этот разведчик очень ценен.
– В остальном у меня развязаны руки? Я вас правильно понимаю?
– Совершенно правильно.
На этот раз Свиридов оделся так, что больше напоминал шпиона из западного блокбастера – черный облегающий кожаный костюм, сумка с оружием и инструментами на поясе.
В первую очередь он посетил квартиру сбежавшего чина – она была опечатана и ее охраняли. Но Свиридов посетил эту квартиру, не привлекая внимания – невидимым, и ему удалось не только узнать многое об объекте, но и удалось установить мысленный контакт с ним.
Поэтому не пришлось отыскивать объект – Свиридов посетил тщательно охраняемый особняк в пригороде Вашингтона. Поднявшись на второй этаж Свиридов нашел объект в спальне и прикоснувшись к его груди выверенным жестом ввел того в состояние тяжелейшего инсульта без всяких положительных перспектив.
При этом он еще запрограммировал объект таким образом, что любое лечение станет вызывать лишь ухудшение состояния здоровья объекта.
Снятие информации после этого не составляло труда, и Свиридов узнал все, что его интересовало, и в первую очередь – где находятся материалы, еще не переданные американской разведке.
Найти тайник и изъять материалы уже не составляло особого труда, и Свиридов загрузил целый рюкзак неприметными с виду пачками документов.
И сразу появился в камере, где содержался именитый узник – выданный предателем ценный русский разведчик. Вернее, еще советский – он начал свою карьеру нелегала еще при существовании Союза.
Изможденный немолодой человек со следами побоев лежал на каменном выступе, а в отгороженной решеткой узкой части камеры сидели два крупных негра – как понял Свиридов один от ЦРУ и один от АНБ. Они сидели в дальних друг от друга концах этого узкого прохода, сидели неподвижно, и поэтому казались неживыми.
Привести их в бессознательное состояние, связать тончайшим линем и заклеить им рты было делом одной минуты, а затем Свиридов склонился над арестованным.
– Кузьмич, я от Гретхен, – он назвал то имя жены разведчика, которое знали только двое – он и его жена.
Арестованный открыл глаза – и ничего не увидел.
– Пока я невидим, но это временно. Сейчас я заберу вас.
Руки арестованного были в наручниках, и Свиридов воспользовался универсальным средством – канцелярской скрепкой. А потом втащил «Кузьмича» к себе в кокон – арестант увидел черную стену вокруг и мужчину в черной одежде.
– Теперь можно и познакомиться – меня зовут Анатолий Иванович, можно просто Анатолий. Я генерал Федеральной службы безопасности, появился здесь специально для транспортировки вас домой. Куда вас доставить?
Арестант был слаб и Свиридов установил, что тот с трудом удерживал сознание.
– Все ясно, двигаемся к врачам.
И мысленно «Полина, предупреди врачей – сейчас мы с нашим разведчиком прибудем».
И почти сразу они очутились среди суетящихся врачей, и Свиридов поднял своего спутника на руки и положил его на высокую кровать, отдавая его врачам.
