Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. 10. И завтра будет день
Родители Кати
Бганцевы, а если точнее, то мать Кати, Вера Николаевна Шигарева, и Катин отец, Николай Владимирович Бганцев, наведывались к Ерлыкиным не часто и относились к ее близости к Олегу по разному.
Вера Николаевна, женщина сильная и руководившая мужем, исходно была против брака дочери с Олегом, но вынуждено смирилась.
А Николай Владимирович был более терпим к капризам дочери, и дочь отвечала ему большей откровенностью.
Поэтому Николай Владимирович знал об отношениях между дочерью и Олегом намного больше супруги, по его настоянию Олег иногда ночевал в Москве в его кабинете.
С родителями Олега Полиной Олеговной Ерлыкиной и Семеном Гавриловичем Черномырдиным у родителей Кати установились терпимые отношения.
Вера Николаевна пыталась отнестись к Полине свысока, но у нее это не получилось, а Семен Гаврилович быстро нашел общий язык и с Верой Николаевной, и с Николаем Владимировичем. Основой были общие интересы одних и глубокие знания другого – от банковского бизнеса родители Кати отошли не совсем, и консультации Семена Гавриловича им были интересны. Хотя Николай Владимирович последнее время все больше уходил от интересов банка и пытался заняться своим делом, и в этом ему помогал Свиридов.
Когда за обедом Катя и Олег сообщили ее родителям о том, что они поженились, наступило неловкое молчание.
Полина и Семен спокойно ожидали реакции ее родителей. Николай Владимирович протянул руку к фужеру с вином, Вера Николаевна замерла и никак не могла опомниться – хотя особой неожиданности в этом событии не было.
– Как же так? А свадьба? – наконец в растерянности произнесла она.
– Знаете, Вера Николаевна, мы решили обойтись без особого празднества … А поздравить нас с Катенькой вы можете и сейчас!
– Вы что же, уже расписались?!
– Конечно, мама. Не волнуйся, все официально.
– Подарки за нами! – наконец вклинился в разговор Николай Владимирович. – А мы с Верой можем отдать вам свою спальню. Ведь вы, надеюсь, будете жить в Москве?!
– А зачем детям переезжать к вам? У нас намного лучше, чем в большом городе!
Это очень веско сказал Семен Гаврилович, и добавил.
– У молодых своя просторная комната, а когда появится маленький, то со временем будет и детская. Сейчас у нас четыре комнаты – вполне хватает. Будет необходимость – будет квартира и побольше …
Только сейчас родители Кати поняли, что они находятся совсем в другой квартире – просто они давно не были в гостях у Олега и его родителей.
– Но как же … Так далеко от Москвы … Мы сюда ехали три часа …
– Мама, не волнуйся! Мы до Москвы добираемся за двадцать минут, а потом семь минут пешком до метро!
– Но мы ехали …
– Вы ехали на автомобиле, и главное – это пробки. А мы обходимся без пробок …
– Как это, Олег? Вы, что, летите по воздуху?
– Вы угадали, Вера Николаевна. Именно по воздуху! У нас вертолет летает в Москву и обратно, а там еще пробок нет. Пока!
– Но все равно – без свадьбы это не по людски! Надо устроить свадьбу!
– И кому надо, милейшая теща?
Олег сказал это внешне совершенно спокойно, но Вера Николаевна неожиданно почувствовала железную хватку и удивительную непреклонность, с которой спорить было невозможно. Почему?
А ее Катя ласково положила руку на руку Олега и очень мягко сказала.
– Мама, не надо! Мы так решили, и мучить нас не надо … вы нас поздравите, и этого достаточно!
В конце концов все более или менее успокоились, и даже Вера Николаевна с Полиной Олеговной обсудили, какой подарок могут подарить родители Кати.
– Это кроме обыкновенного приданого! – настаивала Вера Николаевна …
Новая квартира
Семья Полины Ерлыкиной и Семена Черномырдина проживала в четырехкомнатной квартире в первом корпусе – Полина была в числе первых основателей фирмы, и тогда им с сыном Олегом была предоставлена эта квартира.
Потом в этой квартире появился Семен Гаврилович Черномырдин, и они втроем прекрасно там размещались, и даже появление Кати никак не стесняли родителей.
И эта квалификация – «родители» – и для Олега, и для Кати были совершенно естественными. Катя очень быстро стала называть и Полину Олеговну, и Семена Гавриловича «мамой» и «папой», хотя Олег до сих пор называл Семена Гавриловича дядя Семен, а чаще всего просто Семен, но на близких родственных отношениях это никак не отражалось.
В комнату Олега с самого начала стучались и Полина и Семен Гаврилович, поэтому с появлением Кати порядок никак не изменился, а рано утром, встречаясь в коридоре около ванны в халатах, Катя и Семен Гаврилович здоровались «здравствуй, папа» и здравствуй, дочка».
В гостиной пианино появилось еще до появления здесь Черномырдина, а потом к пианино добавился синтезатор и стойка с инструментами Семена Гавриловича.
Раньше синтезатор, и даже не один, стояли в комнате Олега, но Катя «вытеснила» эти электронные устройства в гостиную.
А инициатором переселения в более вместительную квартиру принадлежало Свиридову, с чем согласились и Полина, и Семен, уже узнавшие о новом члене семьи – в проекте.
Квартиру этому семейству выделили в зеленом корпусе «трилистника».
В сторону Дворца культуры располагался красный корпус, зеленый направлялся в сторону города «умников», а синий корпус, в котором были квартиры Свиридова, Скворцова, механика Иванова и офицеров отряда полковника Воложанина, направлялся в сторону машзавода.
Зато из окон квартиры Свиридова были видны окна новой квартиры Ерлыкиных и Черномырдина, хотя расстояние между окнами и балконами было около двухсот метров.
После того, как все члены семьи осмотрели пустую новую квартиру, и до реального переселения прошел месяц. За это время была скорректирована электропроводка, отделаны стены и закуплена новая мебель. А затем совершилось переселение, когда набегали все друзья и как муравьи набрасывались на перемещаемые вещи, сопровождали их к новому подъезду и затаскивали в новую квартиру. Это отнюдь не означало, что все участники переселения будут присутствовать на празднике новоселья, и этот праздник был скромным и семейным – на него пригласили родителей Кати.
И Вера Николаевна и Николай Владимирович внимательно знакомились с обстановкой комнат, удивляться высочайшему классу предметов электроники в комнатах, с метровыми экранами домашних кинотеатров. К технике интерес проявлял в основном Николай Владимирович, а Вера Николаевна обращала внимание на занавески, одеяла и покрывала, обивку мебели, шкафы и посуду.
В кабинет Полины гостей не водили – там на одной из книжных полок за стеклом на бархате были прикреплены награды: ордена, медали, лауреатские значки всех вместе – Полины, Олега, Семена Гавриловича, и их было много …
Но посуда потрясла Веру Николаевну – такой фарфор и керамику она видела только на выставках, а тут это была повседневная посуда, а в застекленной части шкафа стоял саксонский фарфор, уж в этом-то Вера Николаевна разбиралась.
Уговоры Бганцевых перебраться молодым к ним в Москву вновь успеха не имели, и им пришлось смириться с выбором молодых.
Полина заметила, что отношения Кати со своей матерью были холодноваты, зато с отцом она была очень близка. А Николай Владимирович быстро нашел общие темы для беседы с Семеном Гавриловичем, и они увлеченно беседовали на чисто бухгалтерские темы.
А Свиридовы пришли потом всей семьей вместе с маленькими, которые обновляли детскую, Катя обсуждала в Улей свои женские вопросы, а Семен Гаврилович уговаривал Свиридова подготовить концерт из произведений Рубцова.
В другой раз прибежали девочки из общежития, где иногда ночевала Катя, и они вместе с Полиной устроили «девичник».
И Ника с Владиком нанесли визит в новую квартиру, причем Владик с Семеном Гавриловичем завели ученый разговор по поводу противостояния струнных – роялей и пианино – и синтезаторов …
Кузьмич
– Привет, Иваныч!
– Привет, Кузьмич! Как дела? Как молодняк?
– Все путем, Иваныч. У меня тут были мужики от Архипа Константиныча. Прикидывали план площадки для выездки, смету. Дорого получается!
– Пусть проект делают, а смету пусть покажут мне.
– Заглядывай, Иваныч!
Смету на создание площадки для выездки выполнили в дух вариантах – в минимальном и оптимальном вариантах. Минимальный Свиридов даже смотреть не стал. А оптимальный вариант он внимательно изучил вместе с разработчиками – сотрудниками полковника Веденеева, и вместе они внесли некоторую корректировку.
А для создания этого нового объекта – площадки для выездки лошадей из конюшни Кузьмича – пришлось создать общество с ограниченной ответственностью ООО «Событие», в которое в качестве учредителей вошли Трофим Кузьмич Анфимов и Валентина и Игнат Шалашниковы.
Расчетный счет нового ООО был открыт в местном банке, и там же на этот счет были переведены средства для проведения работ.
Эти средства были переведены лично Свиридовым, эти средства были внесены наличными, и частично в долларах …
Крестница Сторнаса
Генерал Сторнас был уже довольно стар, и пригласил Свиридова к себе домой.
Свиридов предъявил охране в вестибюле неприметного снаружи здания свое служебное удостоверение, и Тоня тоже предъявила, и они поднялись на лифте.
Пожилая женщина с короткой стрижкой и в фартуке проводила Свиридовых в гостиную.
Генерал в темном глухом халате сидел в кресле с высокой спинкой, теряясь на фоне темно-красной обивки.
– Владимир Альбертович, здравствуйте!
– Здравствуй, Верочка, рад тебя видеть!
– Здравия желаю, товарищ генерал!
– Здравствуй, Свиридов, здравствуй. Не обращайте внимания на мой вид …
Женщина разлила чай, нарезала принесенный Свиридовым торт, наполнила рюмки красным вином и неслышно вышла. За столом кроме хозяина, переодевшегося в костюм, и Свиридовых сидела миниатюрная китаянка, которую Сторнас представил как Клавдию Владимировну.
Свиридов поднял рюмку, собираясь произнести тост, но Тоня остановила его.
– Извини, Толя, позволь мне … Дорогой Владимир Альбертович, я хочу выпить за вас. Вы вместе с Василием Васильевичем готовили нас, вы навещали нас с Марго и тыкали носом прямо там, где мы были … Мы выжили благодаря вам, дорогой Владимир Альбертович! Спасибо вам!
– Ну, ну, Верочка … Не так пафосно, спокойнее …
– Товарищ генерал, я присоединяюсь к этому тосту! Полностью!
Гостья говорила на русском языке правильно, но неуловимо слишком четко выговаривая слова.
Свиридов уже мельком просканировал гостью, он уже многое понял.
И это понял Сторнас.
– Вино хорошее, торт чудесный, я – старый … Не спорьте! Поэтому я начинаю активно экономить время … и силы. Анатолий, это – Комаки, одна из моих … моих учениц. Или моих крестников, как ты называешь тех, кого я тебе … рекомендую. Я прошу тебя позаботиться о Комаки!
– Прекрасная собеседница! – обратился Свиридов к женщине на японском языке. – Я никак не пойму, где вы родились, в какой семье и какой язык вам ближе всего?
– Я Комаки Чхве из семьи Никомаэ, родилась на Окинаве и много лет провела в Гонконге. В родном доме мы говорили на корейском языке, но училась я в японской школе, а затем общалась на английском и китайском языках. Уважаемый Владимир Альбертович позволил мне говорить с вами, многоуважаемый Свиридов-сан, совершенно откровенно! Простите.
– Надеюсь, у нас с вами будет достаточно времени для подробной беседы, Клавдия Владимировна.
Свиридов перешел на русский язык.
– Как вы могли понять, моя супруга Антонина Ивановна тоже училась у Владимира Альбертовича. Поэтому от нее секретов не будет. На каком языке вам удобнее говорить – на английском или на русском?
– Разумеется, на русском. Мне нужно привыкать и тренироваться!
И дальнейшая беседа шла на русском языке.
И Комаки с удивлением обнаружила, что несмотря на подробные расспросы Свиридову удавалось обходить самые секретные – и иногда затруднительные для нее – моменты ее биографии.
Потом Комаки Чхве (или Комаки Цой в современной транскрипции) под именем Клавдии Владимировны Николаевой стала известной в городе массажисткой и специалисткой по тайским процедурам омоложения …
Ее признали ведущие – и весьма амбициозные! – специалисты по дамской красоте в городе, а затем и те мужчины, которым повезло попасть к ней на массажный стол …
А когда она в праздничные дни с разрешения генерала Свиридова надела свои военные награды – с ней стали здороваться еще почтительнее …
Медведики
– Мама, медведица выводит гулять медвежат! – Верочка с таким восторгом прибежала к Уле на кухню, что было жаль ее обижать невниманием.
– Верочка, какая медведица? У нее родились медвежатки?
– Мама, в зоопарке! Я хочу поглядеть на них!
– Я тоже – так интересно! Надо поговорить с дедушкой, чтобы он взял нас в Москву!
Свиридов тоже не остался равнодушным и пообещал своим девочкам обязательно посетить зоопарк и познакомиться с медвежьими малышами.
И так заинтересовано разговаривал с Верочкой, листал с нею альбом с картинками, и они разглядывали цветные картинки из медвежьей жизни.
А потом в один прекрасный день Верочка в сопровождении мамы, дедушки и бабушки на вертолете отправилась в Москву. На вертолете она уже летала, но все равно оторвать ее от окна было трудно.
А еще Свиридов одному ему известным способом угадал, в какое время медведица выведет своих детенышей на прогулку.
Но он угадал, а еще к ним присоединился папа Гриша, и они все вместе любовались мохнатыми белыми малышами. Они так уморительно барахтались под строгим присмотром заботливой мамы, что оторвать Верочку от этого зрелища было невозможно.
Верочка не уставала восторгаться малышами, обращаясь к матери, отцу, бабушке и дедушке, и очень огорчилась, когда медведица увела своих игривых малышей с улицы, пошлепывая их лапой.
Зато вечером она уже любовалась несколькими рисунками маленьких медведиков, нарисованных отцом …
Стипендиаты
В категорию «стипендиатов» попадали многие.
Попадали те, кто законным путем получал стипендии в ВУЗах, и те, кто таких стипендий не получал. Но и те, и другие в итоге получали практически одинаковое содержание – одни в виде доплаты к стипендии, а другие получали стипендию от фирмы «НИПЦ».
На самом деле эти стипендии выплачивали из фонда Свиридова – в просторечии этот общественный фонд, существующий негласно, называли только так.
В дополнение к подобным выплатам многие не обеспеченные общежитиями получали доплату на жилье или их селили на служебные площади фирмы «НИПЦ» в Москве.
Когда Семен Гаврилович Черномырдин докладывал Свиридову об этой статье расходов, то он приводил все сведения об учащихся в Москве.
И итоговая сумма выплат по этой статье была ощутимой – несколько миллионов рублей.
Кроме того, что стипендиаты были обеспечены материально, их еще часто навещали.
Их навещали друзья, их навещали родители – настоящие или приемные, их нередко навещал Свиридов. И такие посещения не были редкостью, и студенты их ждали – Свиридов никогда не спешил, с ним можно было поговорить о любых проблемах, а иногда даже познакомить с ним свою девушку или своего парня!
В числе стипендиатов были и молодые люди из колхоза, и за их обучение Свиридов платил лично, из своих средств – кто знал, какими средствами он располагает …
Следует отметить, что ВУЗы Москвы были охвачены достаточно полно, но неравномерно.
Учились выходцы из города, что недалеко от Москвы, в МГУ и в Бауманском (по старинке так называли Московский государственный технический университет имени Н.Э.Баумана), в МФТИ и в МГИМО, в МАИ и в МЭИ, в Менделеевском и в Ломоносовском институтах, в МАТИ и в МАДИ, в Сельскохозяйственной академии, в целом ряде медицинских ВУЗов, в юридических – очных и заочных, и в целом ряде других.
Но под особым надзором находились «мальчики» из семей названных сестричек Свиридова – мальчики, обладающие особыми способностями. Их охраняли, за их учебой пристально наблюдали, за их жизнью внимательно следили родители и сам Свиридов.
Среди студентов МГИМО было немало детей высокопоставленных родителей, и лично Свиридову пришлось приложить некие усилия для того, чтобы у еще не достигших совершеннолетия мальчиков сложились нормальные отношения с более взрослыми, а главное весьма амбициозными «детками».
И Свиридову это успешно удалось, и к мальчикам относились без скидок на возраст, а иногда даже с некоторой долей почтения – лучше этих мальчишек языки не знал никто (и даже преподаватели).
Практически с первых занятий по иностранным языкам мальчики переставали ходить на эти занятия – с разрешения педагогов и благословения Свиридова.
Со многими преподавателями Свиридову приходилось встречаться, и в этом ему значительно облегчало его знакомство с Вяземским.
А мальчики учились успешно, перескакивая через курсы, и попутно занимаясь еще и в других ВУЗах – кто где.
Олег Ерлыкин учился в Консерватории, официально на дирижерском факультете, но на самом деле его интересы простирались намного шире. Вдобавок он еще занимался на факультете журналистики МГИМО (МГУМО как он теперь начал называться) и экстерном (против всяких правил!) в институте военных переводчиков – это уже для Кати.
Поэтому первый утренний рейс вертолета совершался практически для учащихся, а уже на втором летели те, кому по службе необходимо было быть в городе.
Рейсы вертолета обходились недешево, но эта статья расходов почему-то отсутствовала в сводном бюджете фирмы – все это оплачивал Свиридов лично, из своих средств.
Что еще можно было бы отметить?
То, что 99% выпускников возвращались домой, в город недалеко от Москвы, и находили там интересную и хорошо оплачиваемую работу?
То, что почти все обзаводились семьями на рубеже, когда они заканчивали учебу?
То, что в подавляющем большинстве семейные пары образовывались из выходцев из города недалеко от Москвы?
То, что у них не было никаких проблем с жильем – те, у кого исходно не было просторной квартиры, получали новую квартиру с учетом образовавшейся семьи и мнения родителей?
То, что сироты получали не только жилье, но и неплохие подъемные?
То, что нередко демобилизованные молодые парни или заключали контракты на дальнейшую службу, или поступали в ВУЗы военного профиля или даже невоенные?
То, что ни один из дембелей не остался не у дел?
Или то, что в этом городе недалеко от Москвы нет и не было ни одного парня или девушки, судьбой которых не занимались на самом высоком уровне?
А ведь еще были аспиранты …
Первые аспиранты появились у Баранова, у Авдоконихина и у Лопаткина почти сразу после начала работы фирмы. Точнее, аспирантами стали молодые ребята, получившие должности кандидатов (или даже докторов) наук, и успешно доказывающие свои права на высокие звания.
У Свиридова аспирантов не было. И сколько не уговаривала его Полина Ерлыкина, бессменный Ученый секретарь фирмы, он не соглашался. Но при этом с спехом участвовал в научном становлении молодых, консультируя их – если такие беседы можно было назвать консультациями. Молодые ребята заранее договаривались и приходили к Свиридову все вместе, скопом, и слушали его беседы-лекции с упоением.
И затем еще заваливали его вопросами пока позволяло время.
Все успешно защищались на различных закрытых Советах до тех пор, пока свой собственный Ученый совет не получил право принимать защиту кандидатских диссертаций.
Со временем появились аспиранты, не обремененные высокими должностями, попасть в такую аспирантуру было нелегко, хотя круг руководителей расширился. Аспиранты появились у Потапа Потаповича, у Полины Ерцкой, и даже у Семена Черномырдина, успевшего между делом защитить диссертацию и ставшего кандидатом экономических наук.
Пока от аспирантов успешно отбивался Виктор Скворцов, мотивируя это своей необъятной занятостью, а в далеком городе «Солнечном» аспираты появились у Ангелины Иванищевой и Валерии Верещатской, и защищаться они прилетали в Москву, в город недалеко рт Москвы.
Потребности фирмы «НИПЦ» к всеобщему удивлению успешно удовлетворялись – что-то за счет своего ПТУ, что-то за счет своей аспирантуры, что-то за счет небольшого количества выпускников московских ВУЗов.
Этих молодых специалистов начинали «отбирать» с третьего курса, со всеми выпускниками в обязательном порядке встречался Свиридов, очень многие прибывали сюда с молодыми семьями, и почему-то прекрасно вписывались в структуру населения города.
И город принимал их, молодых и талантливых, иногда уроженцев далеких от Москвы мест, и они так быстро приживались, что и помыслить не могли иной жизни.
К ним нередко приезжали родители – в отпуск или насовсем, и опять-таки почему-то никто не удивлялся, что с каждым лично беседовал Свиридов …
