Мария Зайцева
Доброта наказуема
Лида почувствовала, как с нее грубо сдирают тонкие домашние штаны, жалобно треснувшие в талии, как жадные руки бесцеремонно исследуют ее бедра с внутренней стороны, как твердые пальцы раздвигают нежные складки, проникают внутрь.
– Сухая совсем, боишься?
Лида, не в силах говорить больше, судорожно закивала.
– А чего боишься? – пальцы замерли внутри, ледяной мутный взгляд внезапно опять уперся в ее лицо, – я первый что ли?
– Нет, нет!
Она отвернулась, не в силах сдерживаться, заплакала еще сильнее.
– Сколько? – Он вынул пальцы из нее, облизнул, причмокивая, опять полез вниз, врываясь, уже гораздо легче, чем раньше, надавливая, раздвигая. Подготавливая. – Сколько их было?
Он резко и больно двинул пальцами внутри нее:
– Ну?
– Один, только один, – всхлипывая прошептала Лида, не глядя на него.
Влад взял ее за подбородок другой рукой, не прекращая движений пальцами, уже в бешеном темпе загоняя их в нее, заставляя тело девушки давать неосознанную, нежелаемую физическую реакцию. Мокреть, выгибаться и даже чуть насаживаться на его руку.
– Точно один? – Он не отпускал ее лицо, с удовольствием наблюдая за быстрым мутнением темных глубоких глаз, за лихорадочным румянцем, залившим щеки.
Лида кивнула. Один. Да. Один только.
– Потом расскажешь, – приказал он, отпуская наконец ее подбородок и опять впиваясь в беспомощно откинутую шею грубо и безжалостно.
Он вытащил из нее пальцы, покрытые ее смазкой, понюхал, протолкнул ей в рот, заставляя облизнуть:
– А говоришь, не хочешь… Похоже, ошибся я. Ты – плохая девочка. А знаешь, что делают с плохими девочками, а?
Влад резко дернул ее на себя за бедра и вошел сразу на всю длину, заставляя беспомощную девушку выгнуться от неожиданной резкой боли.
– Их наказывают, котенок.
Он опять прихватил ее за косу, навалился, полностью обездвиживая, и, не отводя бешеного жадного взгляда от ее искаженного от боли лица, толкнулся внутрь, глубоко и сильно.
Лида застонала, не в силах сдерживаться, слезы опять потекли к вискам, попадая в уши, теряясь в волосах.
Он был большой. Везде большой. Словно разрывал ее на две части своими бешеными толчками, двигаясь сначала спокойно и мощно, явно сдерживаясь, и постепенно усиливая и убыстряя движения.
Лиде оставалось только смириться, обхватить его талию ногами, чтоб облегчить себе боль, и стараться дышать глубже.
И надеяться, что это все скоро закончится.
Влад и в самом деле долго не продержался. Внезапно он выматерился, толкнулся пару раз уже совсем бешено, и кончил, придавив ее всей массой тела к кровати.
Лида попыталась выбраться, ощущая, как бок ей заливает горячая жидкость.
Она провела рукой, поднесла к глазам. Кровь. Открылась рана.
Влад пошевелился, тоже ощущая кровотечение, повалился на спину, лениво натягивая штаны.
– Котенок, ты просто охуительна, – пробормотал он, поглаживая бедро свернувшейся калачиком девушки, – не плачь, в следующий раз кончишь. Я помогу.
Лида вздрогнула от этого недвусмысленного обещания. Следующий раз? Нет, нет, нет!
Она не вынесет больше, нет!
Она попыталась отползти от него подальше, но здоровенная лапища притянула ее обратно к твердому телу, прижала.
– Ты куда это собралась? Не, давай полежим. А потом посмотришь, че у меня там в боку.
– Кровотечение, – тихо и сухо ответила Лида, не пытаясь бороться и выскальзывать из его рук, бесполезно же. – Нельзя активно двигаться хотя бы пару дней. Рана открылась.
– О как! – рассмеялся Влад. – Ну че, тогда остается только минет и поза наездницы, а?
Лида прерывисто вздохнула и закрыла глаза.
Она в ловушке. В ужасной ловушке.
4
Влад прожил у нее в доме неделю.
На второй день он куда-то позвонил, и через час дом наполнился веселыми разгульными голосами его приятелей.
Таких же опасных на вид, грубых парней, как и он.
Все они бурно радовались его воскрешению, подшучивали, довольно беззлобно правда, над Лидой и обговаривали планы возмездия.
Лида, даже без ужаса, а просто с какой-то покорностью судьбе (ну а чего уже ждать-то хорошего?), узнала, что Влад, оказывается, не просто Влад, а тот самый Расписной, про которого не знали в их городе разве что грудные младенцы.
И что она реально своей дурацкой благотворительностью развязала кровавую междуусобицу. Потому что Влада хотели устранить по-тихому, но не получилось. Вернее, почти получилось, но Лиде приспичило бежать из больницы короткой, чтоб ее, дорогой в тот вечер.
И теперь Расписной и компания охотились на обидчиков, те, в свою очередь, умирать не желали, сопротивляясь изо всех сил.
Причем, Влад даже не знал, кто именно из многочисленных доброжелателей его подстрелил.
И только то, что он временно исчез с радаров, спрятавшись в маленьком неприметном домике в частном секторе, позволило выявить активизировавшихся внезапно конкурентов.
Лида особо не вникала и не боялась. А чего бояться-то? С нею уже случилось все, что может случиться.
Она, и до этого не особо счастливая и благополучная, теперь и вовсе оказалась заложницей в лапах жестокого и похотливого зверя.
Потому что Влад, хоть и съехал от нее, когда достал всех заказчиков, но дорогу к ней не забывал.
Эта неделя отпечаталась в памяти девушки бесконечным кошмаром.
Тягучим, мучительно-жарким. Обжигающим.
Влад как с цепи сорвался, не жалел ни её, ни себя. Сколько раз за это время она зашивала его рану, что никак не могла зажить от чересчур активных телодвижений – не сосчитать.
Он был совершенно неутомим и настойчив. Он брал ее так жарко и часто, как будто голодал все это время, до их встречи.
Иногда Лида, размышляя о причинах такой невероятной жажды по отношению к ней, думала, что, наверно, она ему кого-то напомнила из прошлого.
Слишком уж часто ловила она на себе его внимательный темный взгляд, изучающий каждый изгиб ее тела, слишком сильно он прижимал ее к себе ночами, зарываясь пятерней в густые пушистые волосы, втягивая их аромат, дурея, начиная опять покрывать ее шею и ключицы поцелуями.
Он никак не мог насытиться, напиться ею. Словно путник, попавший из пустыни в оазис.
Словно она была источником жизни для него.
Лида, сначала пробовавшая поговорить, хоть как-то прояснить ситуацию между ними, пытавшаяся объяснить ему, что она боится, что она не хочет, что ей плохо и страшно, вскоре поняла, что он ее не услышит.
Всякий их подобный разговор стабильно заканчивался в постели, где Влад каждый раз заставлял её кончать, выбивая из головы все мысли о сопротивлении.
Лида чувствовала себя не то что в клетке, нет. Она будто попала в вязкую тягучую патоку, и, барахтаясь, увязала все больше и больше.
Влад, приручая её в постели к себе, заставляя испытывать незнакомое ранее удовольствие от близости, словно терпеливый паук, опутывал её все новыми и новыми слоями паутины.
Пробиться было невозможно.
И не сказать, что Влад ее совсем не слушал.
Нет.
Все, что касалось бытовых вопросов, он прекрасно понимал сразу.
В доме не переводилась дорогая и качественная еда, таинственным образом починилась вся электрика, появилась новая мебель, крепкий забор, бытовая техника с цифровым телевидением.
Влад порывался ее возить на учебу и работу, но Лида как-то, сама не понимая, как, смогла уговорить его не делать этого. Тогда за ней стала всюду ездить неприметная тёмная машина. Лида демонстративно старалась не обращать внимание на сопровождение, считая это очередным проявлением паранойи Влада. У неё не было врагов. Ей никто не мог угрожать. Кроме него.
Влад, после того, как разобрался со всеми своими конкурентами по бизнесу, был сильно занят делами. Необходимо было продемонстрировать всем, кто в городе хозяин теперь.
«Пометить территорию», – усмехалась про себя девушка.
Но даже дикая занятость не мешала ему приезжать к ней каждый вечер и оставаться на ночь.
Лида не сопротивлялась. Позволяла ему делать с собой все, что приходило в голову. Позволяла себе забываться в его руках, отключать мозг, отчаянно сигналящий об опасности.
Иногда веселье затягивалось на всю ночь, и на учебу девушка шла, еле переставляя ноги.
Лида терпела.
Она по-прежнему не хотела его, не любила и боялась. У нее по-прежнему замирало сердце, когда слышался шум подъезжающей машины.
Она надеялась, что Владу надоест. Что он найдет себе кого-то другого, получше, покрасивее. Что отстанет, наконец, от нее.
Перестанет душить своим вниманием, своим желанием.
Но шло время, Влад только распалялся все больше.
Лида понимала, что, еще немного, и ему будет мало того, что он приезжает к ней. Что он захочет ее всю, целиком. Пока девушке удавалось отговориться, но недалек тот день, когда Влад просто перекинет ее через плечо и утащит в свое логово, запрет там и никуда больше не выпустит.
С такого собственника станется.
Слишком уж у него глаза в последнее время были тяжелые, преследовали ее даже во сне.
В кошмарах, тягучих, сладко-выматывающих. Как секс с ним.
Лида слышит шаги уже в сенях, затем дверь распахивается.
Она не смотрит, только ниже склоняет голову над тетрадью.
Сегодня ее последний шанс.
Может, он уйдет.
Может, позволит ей уйти.
Она даже из города пыталась как-то уехать, не смогла. На вокзале перехватили.
В ту ночь Влад брал её особенно грубо и жёстко.
– Ты чего это в косынке, котенок? – голос тихий и хрипловатый. Наверно, возбуждающий. Она не знает.
Лида молчит. Чего говорить? Сейчас сам все увидит.
Влад подходит и сдергивает с ее головы платок.
И молчит.
Долго.
Затем сильные руки подхватывают взвизгнувшую Лиду под мышками, поднимают на уровень глаз.
Она находит в себе силы, смотрит прямо в серый антарктический лед, замерзает от неминуемого ожидания наказания.
– Зачем? – рычит Влад, еле сдерживаясь, чуть потряхивая ее, так, что голова, ставшая очень легкой и воздушной с нелепой стрижкой под мальчика, мотается на тонкой шейке, грозя оторваться.
– Потому что тебе мои волосы нравятся. – Лида смотрит прямо, серьезно и с вызовом.
Он все равно накажет. Но, может, все-таки услышит ее перед этим?
Он делает пару шагов, достигая спальни, роняет Лиду на широченную, им купленную кровать, на прикрученной к стене железной раме.
Девушка бессильно откидывается на спину и закрывает глаза, стараясь не сжиматься. Потому что так будет больнее.
И ждет.
И ничего не происходит.
Открыв глаза, она натыкается на насмешливый и все такой же жадный взгляд Влада, взгляд, на дне которого уже зарождается мутное безумие похоти.
Лида не понимает. Удивляется.
Почему он хочет ее?
Она ведь изуродовала себя специально.
Чтоб отвернулся, кривясь.
Слишком уж ему нравилось с ее волосами возиться, зарываться в них лицом и руками, вдыхать аромат. Он от этого больше всего заводился.
Значит, отрезав их, она вполне могла бы подурнеть в его глазах.
Но нет. Взгляд по-прежнему бешеный.
Влад резко дергает ее за ноги, подтаскивая к себе, укладывается на нее, перехватывает обя тонких запястья над головой и одним широким движением лижет шею от основания до уха.
– Дура ты, котенок, – мурлычет он весело и довольно, начиная расстегивать на ней кофточку, – ох и дура.
Он наблюдает за сменой эмоций на лице девушки, с пониманием и удовольствием. Он не дурак и знает, как она к нему относится. И смеется над ее жалкими попытками избавиться от него.
– Мне так тоже нравится. Словно пятнадцатилетняя девочка подо мной. – Смеется он между поцелуями, потом отрывается на минуту, опять оглядывает ее, медленно и тягуче, – Пиздец, я педофил, а? Заводит нереально.
Разорванная нетерпеливыми руками кофточка летит в сторону вместе с домашними штанами, Лида бессильно стонет в ставших требовательными и тяжелыми руках, выгибаясь от боли первого проникновения, от жадности грубых толчков, от тяжести горячего тела.
От собственной нежеланной реакции на его действия.
Ничего не вышло. Нет ей спасения.
И тем же вечером, наблюдая за выражением лица Влада, вышедшего из ванной с положительным тестом на беременность, который она по глупости не сожгла, не закопала в саду, а просто выбросила в мусорное ведро, Лида окончательно и бесповоротно понимает: она никогда от него не избавится.
Она в пожизненной клетке. Паутине.
И никто в этом не виноват, кроме нее.
Потому что доброта наказуема, теперь она это точно знает.
