Мария Кича
Афганистан. Подлинная история страны-легенды
В период гражданской войны в Афганистане – до возвышения Дост Мухаммеда – Запад сотрясали грандиозные перемены. В XVIII в. закончилась беспрецедентная европейская экспансия во все регионы земного шара – она стала возможной, потому что европейцы безраздельно царили на море. За несколько столетий англичане, французы, голландцы, испанцы и португальцы доплыли до самых дальних берегов всех пяти океанов, основали там колонии и торговые поселения. Наука как метод познания окружающего мира заменила религию. Научно-технический прогресс породил немыслимые прежде изобретения: паровой двигатель, железные дороги, конвейерное производство – и все это определило будущее человечества.
Индустриальной революции сопутствовали две величайшие социальные революции в истории – Американская и Французская. В 1776 г. североамериканские колонии Великобритании отделились от метрополии и победили ее в Войне за независимость (1775–1783); так возникло новое государство – Соединенные Штаты Америки. В 1789 г. французы свергли монархию и старую наследственную аристократию. Элитой нового общества стала буржуазия. Революционеры отбили атаки монархистов, и из пушечного дыма выступил герой и кумир многих поколений – Наполеон I Бонапарт, «маленький капрал», принявший гордый титул «император французов» (1804). Не удовольствовавшись властью над Францией, он покорил большую часть Европы. Однако Наполеону не удалось выиграть ни одного важного сражения у Великобритании, а его грандиозная попытка завоевать Россию завершилась катастрофой. В конце концов, сокрушенный в битве при Ватерлоо (1815), Наполеон был сослан на крошечный остров Святой Елены, затерянный в Атлантическом океане, – где и умер в 1821 г.
Драматическая эпоха Великой французской революции и Наполеоновских войн навсегда преобразила мировую политику. Великобритания превратилась в самую могущественную державу на планете – главным образом за счет флота. Никто не мог одолеть англичан на воде, и Наполеоновские войны подтвердили, что военно-морские силы отныне являются одним из ключей к мировому господству. Другим таким ключом были технологии – и Великобритания здесь тоже лидировала. Она первой построила железные дороги и использовала силу пара для промышленного производства. Конечно, фабрики следовало снабжать сырьем и постоянно финансировать – но британцы преуспели и тут. Они владели Индией – ценнейшей колонией на свете. Благодаря непревзойденному флоту, развитым технологиям и индийским ресурсам Лондон обладал колоссальной властью – и столицы прочих государств не могли с ним тягаться.
Наполеоновские войны подчеркнули значимость еще одного игрока – России. Именно она нанесла Наполеону смертельный удар. Эта страна во многом представляла собой полную противоположность Великобритании – она была не маленькой, но огромной; не индустриальной, но аграрной. В Великобритании существовал значительный средний класс – в России же он почти отсутствовал. Горстка дворян эксплуатировала миллионы крепостных крестьян и даже не разговаривала с ними на одном языке[65].
Российская империя упорно расширялась через Уральские горы в Среднюю Азию, но фактически не обладала полезными далекими колониями из-за последнего принципиального отличия от островной Великобритании – неимения выхода к морю. Доступ к Северному Ледовитому океану нельзя считать удовлетворительным – зимой он замерзал.
Впрочем, Россия все же обладала экзотическими колониями и землями – например Аляской (1732–1867). Летом 1773 г. в ходе очередной Русско-турецкой войны (1768–1774) эскадра под командованием капитана 2-го ранга Михаила Гавриловича Кожухова осадила и взяла Бейрут (современную столицу Ливана). В 1889 г. терские казаки добрались до Французского Сомали (ныне Джибути), переименовали форт Сагалло в Новую Москву и провозгласили его окрестности российской территорией. Позже – в 1920–1924 гг. – русская эскадра стояла в Бизерте, портовом городе на севере Туниса. История России изобилует подобными любопытными эпизодами, но «туземные» владения не приносили особых дивидендов и были постепенно утеряны по тем или иным причинам.
Россия располагала портами на Черном море, однако оно окружено сушей; лишь Босфор и Дарданеллы связывают его со Средиземноморьем и Атлантикой. В эпоху Нового времени эти узкие проливы контролировала Османская империя – и Петербург не овладел ими даже в ходе Русско-турецких войн[66]. Иными словами, России следовало обрести лучший доступ к Мировому океану, дабы конкурировать с колониальными державами. Выход был только один: продвинуться на восток, потом повернуть на юг, дойти до Афганистана и оттуда дотянуться до Аравийского моря и Индийского океана. Так у Петербурга появилась цель, за которую имело смысл бороться, – и на пути к ней стоял Афганистан.
Естественно, Петербург скрывал свои истинные намерения. Например, генерал-майор Генерального штаба Лев Феофилович Костенко (1841–1891) – заведующий Азиатской части Главного штаба – писал: «Не честолюбивые замыслы и никакие другие своекорыстные расчеты руководят Россией в ее поступательном движении в Среднюю Азию, но исключительно только желание умиротворить тот край, дать толчок ее производительным силам и открыть кратчайший путь для сбыта произведений Туркестана в европейскую часть России».
Лондон не мог закрыть глаза на российскую экспансию, ведь доступ к Индийскому океану привел бы Россию прямо в Индию – главную сокровищницу британской короны. На карту был поставлен не контроль над парой-тройкой портов, но сам источник британской власти и богатства. К тому же Туманный Альбион был обеспокоен проблемой обороны Индии – исторически все нашествия на нее осуществлялись из глубин Центральной Азии. По этой дороге шли армии всех предыдущих завоевателей – Александра Македонского, Бабура и др. Российский самодержец мог оказаться следующим в нескончаемой череде захватчиков. Так или иначе, но Индию требовалось защитить любой ценой – а значит, ни в коем случае нельзя было позволить русским взять Афганистан. Между двумя мировыми державами развернулась борьба за господство в Южной и Центральной Азии. Редьярд Киплинг в романе «Ким» (1901) описал это противостояние как «Большую игру» – но легкомысленное название вовсе не отражало всю драматичность и напряженность зарождающегося противостояния.
Термин «Большая игра» («Великая игра», англ. The Grand Game, The Great Game) в 1840 г. придумал разведчик Артур Конолли (1807–1842), который служил в Британской Ост-Индской компании. Спустя 61 год Редьярд Киплинг ввел этот термин в широкий оборот, упомянув его в своем романе.
Кроме того, для обозначения русско-британского соперничества употрябляется термин «Война теней» (нем. das Schattenturnier). Его авторство приписывается графу Карлу Васильевичу Нессельроде – министру иностранных дел Российской империи (1822–1856). Под «Войной теней» Нессельроде подразумевал то, что конфликтующие стороны ни разу так и не встретились на поле боя.
На заре XIX в. основную угрозу для Афганистана представляла не Великобритания или Россия, а Франция, питаемая имперскими амбициями Наполеона I. В 1807 г. иранцы и французы подписали союзный Финкенштейнский договор. Наполеоновские дипломаты поощряли каджарских шахов[67] к походу в Афганистан, видя в нем перспективу вторжения в Индию по проверенному веками маршруту – или, по крайней мере, так думали британцы. Впрочем, французы не сумели помочь Персии отбиться от русского наступления в Закавказье, и после череды русских побед французские притязания на Индию оказались под вопросом. Россия же – сухопутная империя с обширными азиатскими владениями – была гораздо более опасной для Афганистана – а значит, и для Британской Индии. Попытки отобрать у османов Босфор и Дарданеллы не увенчались успехом – и русская армия устремилась в Среднюю Азию.
Первым сражением «Большой игры» стала битва при Асландузе (1812) – эпизод Русско-персидской войны 1804–1813 гг. Иранской армией командовали британские офицеры, но персы были наголову разбиты, а наследный принц Аббас-Мирза едва не попал в плен. По Гюлистанскому мирному договору (1813) Россия получила исключительное право иметь на Каспийском море военный флот. Лондон чинил Петербургу всяческие препятствия[68] – и тем не менее русское влияние на Тегеран продолжало расти. В 1828 г. Россия аннексировала Восточную Армению, в 1820-х гг. – присоединила казахские степи и теперь присматривалась к среднеазиатским ханствам, расположенным к северу от дурранийских владений.
В 1831 г. Ост-Индская компания отправила юного лейтенанта Александра Бернса в верховья Инда, а оттуда – через Афганистан в Бухару и другие города Великого шелкового пути для изучения их коммерческого потенциала. Бернс очутился на Востоке впервые и жаждал приключений. Он вел путевой дневник, куда заносил свои наблюдения и впечатления. Сперва молодой человек остановился в индийском городе Лудхиана, где встретился с двумя бывшими афганскими монархами – Земан-шахом и Шуджа-шахом. Оба являлись внуками Ахмад-шаха Дуррани. Раньше братья враждовали – но теперь вместе коротали время в позорной ссылке.
Бернс любил афганцев и восхищался ими – и потому пытался рассказать что-то хорошее даже о никчемных дурранийских феодалах. По словам лейтенанта, братья обладали царским достоинством – но описанная им сцена все равно выглядит очень мрачной. Слепой Земан-шах был угрюм, а Шуджа-шах казался неудачником и мошенником. Специально для разговора с гостем он нарядился в розовый халат и бархатную шапочку, расшитую изумрудами. Толстый и плаксивый Шуджа-шах жаловался Бернсу на многочисленные несчастья. В 1809 г. он стал первым афганским правителем, заключившим договор с британцами. Стороны оформили соглашение 7 июня и обещали противостоять любой агрессии, направленной на Британскую Индию. Вскоре Шуджа-шаха низложил другой его брат – Махмуд-шах. Потеряв трон, Шуджа-шах бежал к сикхскому властелину Ранджиту Сингху, умолял приютить его и надеялся заплатить за гостеприимство алмазом «Кохинур», который предусмотрительно прихватил из сокровищницы. Ранджит Сингх взял драгоценность и бросил просителя в темницу. Ситуации добавляло пикантности то, что 70 лет назад Ахмад-шах – дед Шуджа-шаха – украл камень у своего хозяина Надир-шаха после того, как тот вывез «Кохинур» из Индии.
Шуджа-шах не захотел томиться в неволе – он пробрался в канализацию и был таков. За свое недолгое правление он снискал расположение англичан и подписал договор, по которому фактически передал им контроль над внешней политикой Афганистана. Этот хитрый ход заставил британцев думать, что Шуджа-шах еще может им пригодиться. Беглецу дали поместье и назначили пенсию, достаточную для содержания обоих братьев и их гаремов из нескольких сотен женщин. Однако Шуджа-шаха это не устраивало – он грезил о короне. Бернс сказал, что у опального монарха много друзей – но тот театрально закатил глаза и воскликнул: «О! Такие друзья хуже врагов! Они ничего не делают, чтобы мне помочь!» Разочарованный юноша понял, что Шуджа-шах не обладает ни темпераментом, ни рассудительностью, необходимыми для управления страной.
В апреле 1831 г. лейтенант Александр Бернс добрался до столицы Дост Мухаммеда – Кабула, города настолько оживленного и шумного, что два человека, идущие рядом по улице, не слышали друг друга. Воздух благоухал ароматами цветущих фруктовых деревьев: шелковицы, абрикосов, груши и айвы. Веселый и гостепримный Кабул широко распахивал объятия перед купцами и путешественниками всех мастей. Здесь не хватало лишь алкоголя – эмир, некогда страстно любивший спиртное, преисполнился исламского рвения и запретил горячительные напитки. Евреи, владевшие пивоварнями и винокурнями, уезжали, ибо новые законы лишили их средств к существованию.
Бернс обедал с Дост Мухаммедом в роскошном дворце. Мужчины сидели на дорогих коврах и ели руками. Эмир засыпал иностранца вопросами. Сколько королей в Европе? Как они ладят между собой? Как в Великобритании собирают налоги? Как организован воинский призыв? Какие у Лондона планы в отношении Кабула? Как англичанам удается производить дешевые товары? Офицер поведал эмиру о паровых машинах – и того это крайне заинтересовало. Бернс явно нравился Дост Мухаммеду – ведь он был энергичным и очаровательным юношей, свободно говорил на фарси и хинди, а также умел читать по-арабски. Его визит в Кабул заложил основу дружбы между Великобританией и Афганистаном. По крайней мере, так казалось Дост Мухаммеду.
Современный персидский язык имеет три близкородственных варианта, которые признаны государственными языками в Иране, Афганистане и Таджикистане. Западный вариант (фарси) – это язык Ирана. Восточный вариант представлен языками дари (в Афганистане) и таджикским (в Таджикистане). Сейчас дари является языком афганских таджиков, хазарейцев, чараймаков и некоторых других этнических групп. Таджикский поэт Мумин Каноат (1932–2018) писал:
Фарси, дари или таджикский,
Его как хочешь назови.
Он для меня язык искусства,
Неумирающей любви.
Вернувшись в Лондон, Бернс опубликовал книгу о своих приключениях, которая стала бестселлером. Молодого человека с радостью приглашали в лучшие дома британской столицы. Поклонники именовали его «Искандером Востока» – по аналогии с Александром Македонским, великим античным завоевателем. Лейтенант получил и другое прозвище – «Бернс Бухарский» – из-за склонности носить тюрбаны и прочие восточные наряды, а также за вклад в установление отношений с Бухарским эмиратом. Словом, Александр Бернс снискал не меньшую славу, чем его двоюродный дядя – знаменитый шотландский поэт Роберт Бернс.
Британцы удивлялись тому, что Бернс добрался до отдаленных мест, которые мало кто видел. На самом деле многие люди видели эти места каждый день, более того – они там жили. Для них экзотикой был как раз Александр Бернс. Старые города – Балх, Бухара, Самарканд, Ташкент – являлись перевалочными пунктами Великого шелкового пути, который долгое время представлял собой самую загруженную торговую магистраль мира и связывал Китай, Индию и Европу. Восточные купцы часто ездили за товаром в Индию и иногда – в Китай. В Европе побывали единицы. Все остальные считали ее странным и далеким краем – который, возможно, вообще не существовал.
Дост Мухаммед несколько раз сражался с Ранджитом Сингхом, пытаясь отбить Пешавар, – но город остался у сикхов. Наконец, эмир решил, что ему нужна помощь, и принялся искать союзников. У него было два варианта – привлекательных и одновременно рискованных. Первый – британцы, доминировавшие в Индии. Источник их господства был непонятен афганцам. Туманный Альбион находился далеко, и энграйзи не бросали огромные армии на штурм чужих городов. Напротив – они прислали всего несколько офицеров, сформировали войско из местных жителей и их руками покорили их же страну. Это был определенно новый вид силы, и афганцы не знали, что с ним делать.
Вторым вероятным союзником Дост Мухаммед видел Россию. Ее царь, подобно британскому королю, демонстрировал свою власть на огромном расстоянии. Проделав долгий путь от Кавказа до Аральского моря, русская армия приблизилась к Афганистану – и эмир знал, что с ней надо считаться.
Обращение за помощью что к России, что к Великобритании для Дост Мухаммеда было эквивалентно тому, чтобы просить дракона помочь развести костер. Из двух вариантов эмир выбрал третий – он предпочел манипулировать обеими сторонами, используя их в собственных интересах. По иронии судьбы, «Большая игра» могла гарантировать неприкосновенность Афганистана как буферного государства, отделяющего российские владения от Британской Индии. Но на кого следовало опереться Дост Мухаммеду, дабы вернуть Пешавар? Эмир склонялся к сотрудничеству с англичанами – главным образом из-за встречи с Бернсом, которая пробуждала у афганского монарха приятные воспоминания. Но с точки зрения Лондона, слабый расколотый Афганистан манил к себе русских и буквально провоцировал интервенцию. «Бернс Бухарский» раздражал британскую правящую элиту, как позже – Лоуренс Аравийский[69]. Молодого исследователя считали выскочкой и наглецом, который посмел раздавать государственным мужам нелепые советы. Рекомендации Бернса возымели обратный эффект. Когда стало ясно, что Дост Мухаммед не хочет связываться с Россией, англичане решили поддержать агонизирующий клан Садозай. У Джорджа Идена, графа Окленда (нового генерал-губернатора Индии) зародилась мысль, что давний британский подопечный Шуджа-шах – внук легендарного Ахмад-шаха – станет куда более популярным, надежным и послушным правителем, чем Дост Мухаммед.
В 1836 г. эмир написал лорду Окленду, дабы прозондировать почву и разузнать, убедит ли он Ранджита Сингха передать афганцам Пешавар. Это положило начало двухлетним – и бесплодным – переговорам, в рамках которых Дост Мухаммед надеялся вернуть город, а британцы надеялись включить Афганистан в сферу своего влияния. Генерал-губернатор ответил эмиру: «Мой друг, не в правилах Ее Величества[70] вмешиваться в дела суверенных народов». Дост Мухаммед успокоился. Если невмешательство действительно являлось принципом британской политики, то Лондон мог стать самым безопасным союзником для Афганистана.
В следующем году лорд Окленд отправил в Кабул торговую миссию во главе с Александром Бернсом. Эмир радушно принял гостей. Официально шотландец приехал с прежней целью – изучить коммерческие возможности страны по поручению Ост-Индской компании; однако он не имел права заключать какие-либо соглашения. Генерал-губернатор сформулировал задачу Бернса: проводить как можно больше времени во дворце, узнать все о российском влиянии на Дост Мухаммеда, но избегать любых намеков на британскую помощь. Таким образом, Бернс вернулся в Кабул сугубо в качестве шпиона.
Лорд Окленд ограничил полномочия Бернса, поскольку прислушивался к Уильяму Макнатену – старшему эксперту по внешней политике. Тот представлял собой викторианскую версию американских «охотников на ведьм» 1950-х гг. – куда бы они ни смотрели, им мерещились коммунисты, а вот Макнатен повсюду видел «русского медведя». Будучи специалистом по Центральной Азии, он был уверен, что угроза британскому влиянию сосредоточена именно в этом регионе, – и что русские в реальности нацелились на Индию.
Крепкий союз с Дост Мухаммедом позволил бы британцам заблокировать российскую экспансию, но Окленд и Макнатен не доверяли Дост Мухаммеду. Он был слишком силен. Выполняя приказ генерал-губернатора, Бернс старался не обсуждать с монархом Пешавар, военную помощь, англо-афганские договоры и установление дипломатических связей. Время визита истекло – и эмир понял, что Бернс собирается обратно в Индию, не дав ему ни единого обещания.
В ноябре 1837 г. – пока шли англо-афганские переговоры – персы осадили Герат. Братья Дост Мухаммеда, правившие Кандагаром, запаниковали и едва не присягнули на верность Мохаммед-шаху Каджару. Лондон поддерживал Гератское ханство, а Петербург – Персию. Главные участники «Большой игры» опять схлестнулись в схватке – и снова опосредованно, оставаясь в тени и передвигая фигуры на восточном шахматном поле.
На фоне этих событий в Кабул приехал некий поручик Ян Викторович Виткевич. Он представился царским посланником и изъявил желание встретиться с эмиром. Личность Виткевича до сих пор порождает споры – его называют и авантюристом, и внештатным российским дипломатом, и тайным агентом, и официальным лицом – переводчиком при Оренбургской пограничной комиссии. Согласно распространенной версии, поручика командировали в Кабул в ответ на просьбу Дост Мухаммеда о помощи, адресованную русскому правительству. Министр иностранных дел Нессельроде якобы говорил, что не знаком с Виткевичем, а Николай I отрицал, что Виткевич действовал от его имени. У Петербурга имелась веская причина для подобной позиции – Россия не хотела лишний раз обострять отношения с Великобританией, с которой уже велась «Большая игра». Тем не менее Виткевич предложил Дост Мухаммеду наладить контакты с царем. «Загадочный русский» примирил враждующих афганских феодалов друг с другом и с персами. Вопреки истерическим публикациям в английской прессе он, конечно, не намекал на совместное русско-афганское вторжение в Индию. Поручик лишь предположил, что несколько российских эмиссаров могут поселиться в Кабуле, а затем – конечно, только для их защиты – в город могут прибыть военные…
Дост Мухаммед уведомил Окленда о встрече с Виткевичем, дабы подразнить генерал-губернатора и подтолкнуть его к решительным действиям. Эмир кидал медведю объедки в надежде вызвать ревность у льва – и в результате заполучить Пешавар. Терпение англичан лопнуло, однако их реакция превзошла все ожидания афганцев. 30 июля 1838 г. британский посол заявил Мохаммед-шаху Каджару, что Лондон будет рассматривать дальнейшую осаду Герата как операцию против Британской Индии – и что шахская армия должна немедленно убраться в Персию, если Тегеран не желает войны с Великобританией. Для наглядной иллюстрации этой угрозы в Персидском заливе появилась британская эскадра. 28 августа 1838 г. – спустя восемь месяцев – осада с Герата была снята.
Осенью того же года британский посол в Петербурге, лорд Кланрикард вручил Нессельроде ноту, в которой утверждалось, что российские дипломаты и агенты в Афганистане и Персии оказывали помощь персам под Гератом, препятствовали работе британских посредников и вообще поступали враждебно интересам Туманного Альбиона. Вследствие такого давления переговоры Виткевича в Кабуле были прерваны, а его самого – как и графа Ивана Осиповича Симонича, посла в Персии – отозвали. Впоследствиии царское правительство не признало договоры, которые Виткевич заключил с афганцами.
Новости из Кабула о сношениях Дост Мухаммеда и Виткевича вызвали переполох в Индии. Макнатен рвал и метал – ведь кабульский эмир, как он и предрекал, оказался коварным и двуличным. Генерал-губернатор не на шутку обиделся. «Сэр, – предупредил он Дост Мухаммеда, – вы должны воздержаться от любой переписки с Персией и Россией. Вы также не должны принимать их агентов без нашей санкции». Да, это писал тот же лорд Окленд, который двумя годами ранее уверял эмира, что Великобритания не вмешивается в дела суверенных народов.
Дост Мухаммед все еще надеялся на сотрудничество с англичанами. Эмир мог бы напомнить генерал-губернатору, что он является суверенным монархом, – но вместо этого лишь попросил Окленда письменно изложить свои условия – особенно касаемо Пешавара. Окленд и Макнатен растерялись. Зачем Дост Мухаммеду потребовался письменный документ? Почему он продолжает вести с ними диалог? Какой туз он прячет в рукаве? Макнатен постановил, что эмир подчиняется царю – а значит, его надо свергнуть.
У британцев имелся отличный кандидат, способный заменить Дост Мухаммеда, – Шуджа-шах. Он по-прежнему жил в Индии на британскую пенсию, имел право на афганский престол и являлся внуком Ахмад-шаха Дуррани. Более того – Шуджа-шах уже носил корону с 1803 г. по 1809 г.
1 октября 1838 г. лорд Окленд выпустил манифест Симлы[71]. В нем говорилось, что Дост Мухаммед готовил «неспровоцированное нападение на нашего старого союзника, махараджу[72] Ранджита Сингха» – и что генерал-губернатор Индии поддержит в борьбе за власть «популярного во всем Афганистане» Шуджа-шаха. «Все соображения политики и справедливости» привели Окленда к тому, чтобы содействовать «восстановлению шаха на троне его предков». Успех этого предприятия позволял «разумно надеяться на свободу и безопасность торговли, а также процветание афганского народа». Кроме того, согласно документу, британцы не стремились завоевать страну – они лишь хотели удостовериться, что будет установлена «независимость и целостность Афганистана». Как только это произойдет, цели британцев будут достигнуты, и они уйдут.
Манифест Симлы определил судьбу Афганистана как минимум на ближайшие 80 лет. Подготовка к Первой англо-афганской войне вступила в завершающую фазу.
