Мария Фир
Солнечный страж
Послышались возгласы. Кто-то кричал одобрительно, кто-то негодовал. Как выяснилось позже, объявление зачитывал сам местный инспектор от Инквизиции. Мне стало вдруг понятно, для чего маги из гильдии в последние годы усердно скупали фокусирующие кристаллы, предлагая за них немалые деньги. Если подобные разработки будут развиваться, то ни полукровкам, ни ушедшим в подполье теневым магам не будет никакой жизни: их переловят и уничтожат подчистую. Я чувствовала, как кровь отливает от моих конечностей, а ноги становятся непослушными и норовят подкоситься.
– Рик, пойдём отсюда, – быстро проговорила я. – Поскорее, мне нехорошо. Слишком много народу…
Я закрыла руками живот, и мне уже было всё равно, что кто-то может обратить на это внимание. Страж взял меня под руку, и мы торопливо протиснулись между разинувшими рты зеваками и поспешили к решётчатым воротам форта. Мистик усадил меня на лавочку под деревом и предложил позвать кого-нибудь из лекарей из лазарета. Закрыв лицо руками, я согнулась пополам и думала только о том, чтобы с моей маленькой Лизой ничего не случилось. Даже если придётся отправиться к лекарю – ведь никто без особой магии не догадается, что моя беременность не совсем обычная.
– Если не хочешь оставаться здесь одна, я могу отвести тебя или отнести, – предложил Рик, но в этот миг, на моё счастье, в ворота ворвался отряд Эдвина Сандберга. И первым, что увидел мой жених, было моё бледное испуганное лицо.
– Сония! – закричал он ещё издалека, спрыгивая с коня и бросаясь ко мне бегом. – Что произошло?
– Ей стало плохо на площади, – быстро объяснил мистик.
Эдвин подхватил меня на руки и прижал к себе:
– Не бойся, всё будет хорошо, не бойся, – и торопливо прижался щекой к моей щеке.
В этот момент сознание ускользнуло от меня, и я ничего больше не видела и не слышала.
Когда я пришла в себя, меня окружало мягкое и невероятно уютное тепло, а мои руки были в руках любимого. Он бережно сжимал мои ладони и терпеливо ждал, когда я решусь открыть глаза. Я словно выныривала из тёмного омута на яркий свет и боялась пошевелиться. Какая-то мысль смутно вертелась на самой грани моего сознания, и я всё никак не могла поймать её и разглядеть как следует. Площадь, люди, Рик… Моя дочь! Сердце подскочило в груди, и я резко подняла голову.
– Тише, тише, полежи немного, любовь моя.
– Скажи… с Лизой всё в порядке? – прошептала я дрожащим голосом.
– Конечно. – Он положил руку на мой живот, и я почувствовала сквозь ткань платья его родное тепло. – Ты немного переволновалась, но ей ничего не угрожает.
– Точно? – на всякий случай переспросила я, успокаиваясь.
– Абсолютно. Если хочешь, мы можем снова посмотреть на неё.
– Да, хочу, – сказала я. – Очень.
И опять меня пронизывали упругие волны невидимого тепла. Снова они, направленные целителем сквозь меня, возвращались обратно, в мои ладони, и складывались в образ маленького существа, притаившегося внутри. Моя дочь подросла, теперь я явственно ощущала её и отчётливо слышала биение её сердечка. Это было так необходимо сейчас – слушать, слушать её жизнь и стараться дышать бесшумно, чтобы наслушаться вдоволь. Не знаю, сколько времени я провела, судорожно стиснув руку Эдвина, но в какой-то момент тёмная мгла страха окончательно рассеялась. Я опомнилась, подскочила на лежанке и обнаружила себя в небольшом закутке лазарета.
– Эй, осторожнее, не то голова закружится, – удержал меня Эдвин и помог подняться.
Теперь я осознала, что мы не виделись почти три недели, что мой жених только что вернулся из похода (а я самым бесцеремонным образом вздумала напугать его), что лицо его заросло рыжей щетиной, а глаза смотрят на меня с неподдельной радостью. Виновато вздохнув, я прильнула к его плечу:
– Ты устал, наверное… И тут я со своим обмороком некстати. Не надо было ходить на площадь…
– Представляю, как ты утомилась измерять шагами внутренний двор форта, – усмехнулся он. – Не слишком приветливый город – стены, стены. Каменный мешок какой-то.
Он говорил так, а я вспоминала тот далёкий осенний день, когда схожие мысли заставили меня карабкаться на городскую стену. Это было так бесконечно далеко, в какой-то другой, не моей жизни, а может и вовсе не жизни, а беспробудном тяжёлом сне длиною в целый год.
– Пойдём домой? – предложила я, улыбнувшись. Он поправил мои волосы и нежно коснулся губами моего виска:
– Я надеялся выехать в Фоллинге уже завтра, но если ты будешь плохо себя чувствовать, то поездку придётся отложить.
– С тобой я чувствую себя превосходно, – заверила я его.
Презентация чудо-устройства на площади была у всех на устах и в этот вечер, и весь следующий день. Об изобретении против нечисти и носителей проклятой эльфийской крови не судачил только ленивый. Все – от утончённых знатных дамочек до последних пьяниц – только и делали, что передавали друг другу новость, уже переиначенную и искажённую на все возможные лады. «Слыхали, – доносилось из-за угла, – какую штуковину гильдейские маги выдумали! Ежели кто в подполе у себя раба-полукровку прячет или колдуна какого укрывает, так враз зазвенит на весь город амулет, а дом тот сам собою и вспыхнет вместе со всем добром!» «Брехня, – отвечали приглушённые, прикрытые полусогнутой ладонью голоса, – инквизиторы в Ничейных землях энту гадость откопали и теперь надеются магов начисто повывести, как в соседнем Фороссе, а гильдейские простофили и рады себе яму копать». «Ещё говорят, такие же камешки поменьше можно на жену или на мужа вешать, а стоит тому только одним глазом куда налево посмотреть, так начинают они гудеть и светиться, потому как магия Ордена распознаёт любое враньё!»
Я делала вид, будто не обращаю внимания на всю эту суету. Почувствовала невероятное облегчение, когда к нам в комнату ворвалась огненным вихрем Нора и в десять минут помогла мне упаковать все нужные в дороге вещи, которые я до того полдня бесцельно перекладывала с места на место. Слушала за обедом рассказы ребят из отряда о походе и ликвидации магической аномалии, хвастовство бравых воинов друг перед другом и горестные вздохи Рикарда, до дыр просидевшего все штаны в форте.
– И первоцветы появились на пригорках, – чуть смущённо сказал самый молодой из Солнечных стражей.
– Хороши первоцветы, – отозвался другой, наполняя кружку пенным элем, – когда есть кому их привезти.
Говоривший залился краской, но друзья развеселились ещё больше и принялись расспрашивать его, удалась ли прошлая ночь. Отчего-то мне тоже стало вдруг волнительно и весело, трудно было усидеть на месте и дождаться, когда все разойдутся, но к ночи, когда мы остались вдвоём с Эдвином, вновь вернулась тревога. Я в который раз проверила сумку, хотя вещей у меня было совсем немного, в который раз выглянула в окно, где синеватым бархатом висел апрельский вечер, в который раз попыталась занять руки вышивкой…
– Мы что-нибудь придумаем, – не выдержал наконец Солнечный страж, поймал меня за плечи, усадил рядом с собою на кровать, – мы тоже что-нибудь изобретём. Наша маленькая Лиза будет расти в безопасности.
И я поняла, что всё это время он, оказывается, тоже размышлял об этом проклятущем устройстве инквизиторов. И «наша», «наша Лиза» – я ещё не могла раскрыть свою душу настолько, чтобы в неё вместились эти простые, между прочим сказанные слова.
– Нет в мире магии, которую нельзя было бы нейтрализовать, – сказал он, глубоко вдохнув и выдохнув. – Фокусирующие кристаллы придумал не Орден. Они ведь только приспособили их под свои нужды, а значит, другие тоже могут приспособить. Я напишу письмо нашему общему знакомому. Тому, что носит крылья вместо дорожного плаща.
Моё сердце забилось так сильно, что я испугалась, как бы снова не потерять сознание.
– Ты знаешь, как найти Тэрона? Знаешь, где он живёт? – с надеждой спросила я.
– Нет, – улыбнулся Эдвин Сандберг. – Но я знаю того, кто передаст ему сообщение.
С этого вечера, знаю, именно с этого момента в моей жизни начали регулярно происходить чудеса. Даже спустя годы после того, как мы потихоньку спустились по тёмной лестнице, сжимая в руках туго свёрнутую записку, когда рука об руку, держась длинных густых теней, выскользнули из форта и оказались на залитой лунным светом и вечерней дымкой поляне. Когда над низким туманным кустарником пронёсся тонкий свист и навстречу нам выбежал остроносый худощавый лис и ткнулся в моё колено доверчивым носом. И когда Эдвин опустился на колени и крепко привязал к ошейнику зверя письмо для магистра из Гильдии призывателей.
– К утру ты должен вернуться, – прошептал Солнечный страж.
Лис вильнул хвостом и отступил на пару шагов, растворяясь в тенях, но затем повернул голову и задорно, по-хулигански тявкнул.
– Что ж, будь по-твоему, Рик, – согласился со зверем мой жених и внимательно посмотрел мне в глаза.
Я смотрела, как странный, чем-то неуловимо знакомый мне зверь вертится вокруг себя, прыгает, словно пытаясь ухватить себя за хвост, а затем вдруг исчезает в мерцании волшебного облака.
– Он особый вид, – шёпотом сказал Эдвин, прижимая меня к себе, – преодолевает огромные расстояния за считаные минуты. Орден Инквизиции до сих пор не придумал способа изловить подобных существ. Они под защитой Солнечной стражи.
– Рик, – всё ещё не до конца веря собственным глазам, пролепетала я. – Так вы не взяли его в поход не из-за ранения…
Эдвин кивнул:
– У оборотней специальный режим, даже в рядах Солнечной стражи.
Я смотрела, как медленно расплывается в предутреннем тумане дымчатое магическое облачко, и испытывала странные, прежде незнакомые мне ощущения, будто это место – неведомый никому перекрёсток нескольких миров. Будто городская стена, окутанная мраком поляна под ней и едва слышимо шелестящая кромка леса образуют особый заколдованный треугольник, и не случайно чья-то могущественная воля привела и меня, и Эдвина, и Рика сюда в тот далёкий осенний день прошлого года.
Меня разрывали изнутри тысячи вопросов, но в то же время ужасно не хотелось нарушать таинственной тишины, в которой мы стояли рядом с Солнечным стражем, глядя друг на друга и куда-то глубже, в самую сердцевину души.
– Я не хочу с тобой расставаться, – сказал наконец Эдвин.
– Нам нужно расставаться? – прошептала я, почувствовав тонкий укол в сердце.
– Ты не поняла: совсем не хочу. Ни на неделю, ни на день, никогда.
– Но ты ведь не можешь оставить службу, – не вопросительно, но утвердительно сказала я. Мне уже было известно, что для лекарей обязательный срок службы в Солнечной страже равняется десяти годам.
– Конечно, нет, но я думал, что тебе лучше будет после свадьбы остаться в Фоллинге: там большой дом, и рядом живут мои родичи. Наш посёлок всегда был спокойным, тихим местом, только кто теперь знает, что может прийти на ум Высшему совету в связи с этим новым изобретением Ордена…
Я судорожно стиснула его руки, вцепилась в них:
– Ни в каком даже самом уютном месте мне не будет так спокойно, как рядом с тобой! Ничего страшного, пусть будет маленькая комната вместо большого дома, пусть будут стены вместо летних лугов, но я хочу остаться здесь с тобой, пока не закончится твоя служба!
Он успокаивающе погладил меня по спине:
– Сония, это пять долгих лет, но мне тоже так будет гораздо спокойнее. К тому же я доверяю своему отряду гораздо больше, чем кому-либо ещё на всём свете. Кроме разве что дедушки, но он не сможет защитить тебя и нашу дочь в случае чего, а стражи – смогут.
Я с готовностью кивнула и улыбнулась, а он тут же наклонился и поцеловал меня тёплыми губами:
– Теперь пойдём поспим остаток ночи, нас ждёт долгая дорога.
Глава 23
Посёлок Фоллинге считался восточной окраиной Вестенских равнин. Густые травяные луга с разбросанными тут и там синими пятнами озёр встречались здесь с весёлым дымчатым редколесьем. До настоящего леса отсюда было ещё несколько миль, но всё же полупрозрачные рощи, что окружали посёлок широким кольцом, давали кое-какую защиту от ветров. Здесь было гораздо теплее, чем в Вестене в эту пору, и несравнимо уютнее, нежели в северных краях. Когда Эдвин расплатился с возницей и подал мне руку, помогая выбраться из повозки, я с удивлением обнаружила нас на просторной площади, вокруг которой располагались тёплые, песочного цвета здания из глины и кирпича. Выглянувшее к полудню солнце ослепительно играло в сияющих витражами красно-золотых окошках небольшой часовни. Люди приветливо улыбались друг другу, толпясь у входа и ожидая, по-видимому, священника или настоятельницу для дневной молитвы солнечному богу Ксаю.
– Приехали, – пожал плечами мой жених, заметив недоумение на моём лице.
– Ты говорил, что Фоллинге – деревня, но это ведь настоящий городок! – воскликнула я, не веря своим глазам. Сначала я подумала, что приветливый посёлок всего лишь очередная остановка в пути, чтобы перекусить в таверне и немного размять ноги.
– И городок, и деревня, всё сразу. В старые времена это место называли перекрёстком, потому как здесь есть всё, что угодно природе: и поля, и леса, и озёра, и пещеры, и холм, и волшебная речка.
Солнечный страж держал меня за руку, и я видела, как смотрели на нас люди, спешившие к часовне. Кое-кто кивал Эдвину, а затем неизменно скользил по мне любопытным, но всё же восторженным взглядом.
– Почему речка волшебная? – спросила я, когда мы медленно двинулись по направлению к самой широкой улице.
– О, это только байки, – засмеялся Эдвин. – Говорили, что если переплыть с той стороны реки на эту, то обретёшь магический дар, а если наоборот, то потеряешь. Потому что за рекой, в Заречье, никогда не рождалось магов. Всё это враньё, разумеется. В детстве я сто тысяч раз переплывал эту речку, и мой дар никуда не девался. И дедушкин – тоже!
Дедушка. При упоминании единственного оставшегося в живых предка Эдвин тепло улыбнулся и чуть сжал мою ладонь. Он знал, что я беспокоюсь о том, как меня примут. А я тревожно оглядывалась по сторонам и старалась угадать, в каком из домишек вырос мой жених. Дворы здесь разительно отличались от северных городков и селений: заборы были совсем низкими, дети с лёгкостью перепрыгивали ограды и мчались по своим делам. Куры выискивали в прошлогодней жухлой траве червей, полосатые коты грелись на весеннем солнышке, лениво и добродушно брехали лохматые рыжие и коричневые собаки. Везде и во всём – от чисто вымытых стёкол одноэтажного голубого здания с белыми занавесками (оказалось, это была местная школа) до маленьких ухоженных клумб с распустившимися на них крокусами и примулами – везде чувствовалась весна.
Мы шли неторопливо, никуда не сворачивая, и я продолжала теряться в догадках, а Эдвин был таинственным и задумчивым, словно погрузился в воспоминания своего детства и чувствовал себя мальчишкой-подростком, а вовсе не капитаном Солнечной стражи. Он как будто забыл о том, что на плечах его белая мантия, а на ней сияющий знак капитана, и с восторгом смотрел, как мальчишки пытаются устроить шалаш из досок в развилке старой кряжистой липы. Два или три раза кто-то окликал Эдвина, и тогда он учтиво здоровался с пожилыми обитателями деревни или приветственно махал рукой своим ровесникам. И вновь я слышала тихие шепотки за спиной и то, как меня называли невестой Солнечного стража. Моё сердце трепетало в груди, и я решительно не знала, как вести себя, а потому только крепче сжимала локоть жениха и прятала взгляд в подоле своего дорожного платья. Мне казалось, что маленькая Лиза тоже замирает внутри меня, отчаянно прислушиваясь к незнакомым звукам и окликам.
– Вот это да! – послышалось откуда-то справа, и нас нагнал извозчик с пустой телегой, запряжённой серой доброй лошадкой. – Сандберг, да ты никак женился? Вот дед-то обрадуется! Ну, садитесь, подвезу до дома.
– Спасибо, но мы пешком пойдём, – поблагодарил Эдвин деревенского мужичка. – Хочу невесте дорогу показать.
– Невесте, ну дела! А свадьба-то когда? – усмехнулся в седоватые усы сосед Сандбергов.
– Завтра, – весело отозвался страж, – да мы вечером зайдём вас пригласить.
– Ну гуляйте, гуляйте, – покивал дядька и тронул лошадку. Старенькая телега с грохотом покатилась по утоптанной сухой глине.
– Завтра? – От неожиданности я даже остановилась. Над нашими головами в ещё голых яблонях и вишнях пронзительно верещали воробьи.
– Конечно, а чего тянуть-то? – Эдвин притянул меня к себе, поцеловал в щеку и кивнул в сторону часовни, золотой шпиль которой был виден из любой части посёлка. – Прямо завтра и обвенчаемся, ребята обещали к обеду добраться до нас.
– А здесь что? – спросила я, когда мы оказались у маленького, затянутого диким виноградом крыльца, сплошь усыпанного прошлогодними красно-бурыми листьями. На двери домика поблескивал медный знак, очень похожий на тот, что носили целители Солнечной стражи.
– Моя будущая клиника, – с уверенностью ответил он и, смахнув сапогом листья со ступеней, легко взбежал к плотно запертому входу. – Когда служба в Страже окончится, мы с тобой откроем здесь лечебницу. Ты как раз успеешь за это время выучиться в Академии.
Он был необыкновенным человеком. В его словах чувствовалась такая пламенная уверенность, что все, кому доводилось слушать его, не могли усомниться в том, что всё будет именно так, как он говорит. Я осторожно потрогала медную ручку двери, и мне показалось, что металл ответил едва различимым теплом, словно весеннее солнце уже успело нагреть залитое светом крыльцо. Позже я узнала от дедушки, что запертая несколько лет больница принадлежала его родному брату, погибшему на войне.
Центр Фоллинге остался за нашими спинами, и теперь мы шли по широкой восточной дороге. По обе стороны далеко впереди виднелись дома и сады, некоторые деревья были тронуты первой несмелой зеленью, а в воздухе носилась пыльца ольховых и берёзовых серёжек, щекотавшая нос. Я обратила внимание, что ворота одного из дворов распахнуты настежь и вся лужайка перед домом усыпана мелкими голубыми и белыми цветами. Как синий и жемчужный волшебный бисер, крохотные первоцветы росли здесь повсюду, бесцеремонно вытекали голубой речушкой из-под забора, спускались в придорожную канаву, занимали собой кучи дёрна и навоза, сложенные у добротного плетня. И человек – не старый ещё мужчина с такими же синими, как эти цветы, глазами – заботливо обрезал сухие ветви яблони и насвистывал какую-то песенку.
– Эй, дед, – вдруг окликнул его Эдвин, приобняв меня за плечи. – Я нашёл её! Нашёл мою Сонию!
– Да неужели? – притворно-недоверчиво отозвался мужчина, отряхивая руки о потёртые штаны.
Ему было лет семьдесят, по моим подсчётам, но я бы никогда не поверила в его возраст, если бы не знала, что Эдвину он приходится дедушкой, а не отцом. Матеус Сандберг был высок и строен, а его поредевшая и порядочно разбавленная сединой лохматая шевелюра всё ещё вспыхивала на солнце рыжими огненными прядями. Наскоро обнявшись с внуком, он повернулся ко мне и пронзил смеющимся лучистым взором:
– Заставила же ты его побегать, красавица! – и дедушка порывисто притянул меня к себе и обнял так, словно и меня ждал с тем же нетерпением, что и единственного наследника.
От него пахло крепким травяным чаем и едва уловимым дымом костра. Его дар был совсем не таким, как у внука: не белый, а обжигающий рыжий огонь был заключён внутри этого мага. Я знала эту разновидность дара: таким же был огонь Норы, но её стихия представлялась мне безудержным пламенем, которое только и нуждается в том, чтобы его каждую минуту сдерживали, дедушкин же огонь горел уверенно и ровно, давно подчинённый и полностью контролируемый своим обладателем.
Чуть позже, когда мы уже умылись с дороги и разместились в просторной большой комнате, принадлежавшей прежде родителям Эдвина, дедушка пригласил нас обедать. Я подхватилась было помогать ему накрыть на стол, но оказалось, что мой проворный жених уже вытащил и разложил по тарелкам все наши припасы, закупленные по дороге, а Матеус водрузил на деревянный кругляшок большой горшок с похлёбкой.
– Уж чем богаты, – чуть смущённо сказал дедушка, подавая мне дымящуюся плошку. – А теперь рассказывайте, как вы собрались завтра свадьбу играть без платьев, свидетелей и прочих важных приготовлений, а?
– А свидетели завтра приедут, – весело ответил Эдвин. – Ты их хорошо знаешь, дед. И Рика, и Нору, и остальных. У нас отпуск короткий, сам понимаешь, всё успеть хочется!
– Да уж успеешь, успеешь, – подмигнул ему дедушка и расхохотался. Мне показалось, искры так и брызнули из его рта и глаз, обдавая нас заразительным смехом.
– Да ну тебя, дед, – нахмурился мой жених. – Вечно ты насчёт этого подначиваешь.
– А почему нет? Кому, как не старику, остаётся только что и вспоминать дни перед свадьбой, когда и хочется, и колется и всё остальное. А нельзя.
Я чувствовала, что краснею, и молча жевала, опустив ресницы, не в силах поднять глаз на веселившегося дедушку.
– У нас дочь будет, – объявил Эдвин и нарочно стукнул ложкой о тарелку, словно этот звук означал что-то окончательное и бесповоротное. – В конце осени.
Матеус Сандберг покачал головой, веселье его чуть приутихло, а новость, так внезапно свалившаяся вслед за приездом долгожданного внука с невестой, вдруг осветила всю паутинчатую россыпь морщин на его подтянутом и сухом лице. Он вздохнул, обхватив растрёпанную голову руками, а после вновь озарился улыбкой, за которой крылось неподдельное волнение.
– Эдак вы до удара меня за сегодня доведёте, молодёжь! В моём возрасте противопоказано более одной новости за раз!
Эдвин поднялся и обнял его, и я сделала то же самое. Дедушка обхватил нас обоих, обнимая, и долго ещё качал головой, приговаривая что-то о старых временах и современных нравах нетерпеливых юношей.
– Мы назовём её Лизой, в честь бабушки, – пообещал мой жених старому Сандбергу, и только я заметила потом, как дедушка украдкой вытирал подступающие к глазам слёзы, делая вид, будто перебирает дрова для камина.
– Лиза, ну надо же, – шептал он, – пусть все боги сделают так, чтобы ты и вправду родилась на исходе осени.
– Мы скажем ему правду, – тихо сказал мне Эдвин, когда пришла ночь и я лежала на его горячем плече в нашей новой спальне. – Он всё поймёт, обещаю. Но пусть сначала привыкнет к тому, что мы ему уже сообщили.
Мы нарушали все правила, ведь ночь перед свадьбой считалась особенной и жениху ни в коем случае не дозволялось даже краем глаза видеть невесту в последнюю ночь её девичества. У нас с самого начала было всё не как у людей, а потому мы были вместе и нисколько не опасались гнева богов или осуждения соседей.
– Что если она родится… другой? Непохожей на обычных людей? – едва слышно прошептала я, внутренне сжимаясь от своих суеверных страхов.
– Я ведь давал тебе читать учебник, – поморщился Эдвин. – Не говори ерунды. Мы со всем справимся, и Тэрон – я уверен в этом – тоже что-нибудь придумает.
Он принялся целовать меня, и страх, убоявшись близости Солнечного стража, отступил и спрятался в самом потаённом уголке моего сознания. И всё-таки я постоянно, не переставая, думала о моей дочери. Каждый час и, кажется, каждую минуту.
Мы поженились на следующий день в маленькой часовне на площади Фоллинге. Нежно, переливисто звучала музыка лютни и флейты, светлыми и радостными были лица Солнечного отряда, друзей и соседей маленького семейства Сандбергов, что пришли порадоваться нашему воссоединению. За весь день на небе не показалось ни единого, даже самого прозрачного облачка, а лучи солнца, пробившись в часовню сквозь золотые витражи, яркими зайчиками прыгали по нашим одеждам и лицам.
На мне было простое светлое платье, Эдвин облачился в парадный камзол Солнечной стражи и с раннего утра принёс мне букет из белых, покрытых холодной росой первоцветов. На празднестве, организованном прямо среди деревьев в небольшом саду у дома, брошенный букет поймала огненная Нора, а после пыталась заверить всех, что это вышло случайно и она просто подхватила цветы, чтобы они не упали на землю. Другие девушки из соседских домов звонко спорили, что всё было не так и стражница нарочно растолкала конкуренток, чтобы букет достался именно ей. После все веселились дотемна, слышался звон кружек, и рекой лилось сладкое вино и хмельное пиво, а я всё думала, думала о Лизе и о том, как стремительно мчатся дни.
Дни и вправду мчались в тот год так быстро, что я не успевала отмечать их в календаре, с удивлением обнаруживая всякий раз, что прошла неделя, а за ней ещё и ещё, что платье вновь стало мне слишком тесным в талии и требуется распустить ещё две или три сборки ткани и ослабить поясок на животе. После свадьбы и недельного отдыха в Фоллинге мы вернулись в форт. Командующий Солнечной стражи, узнав о женитьбе командира отряда, распорядился предоставить нам помещение побольше, и вскоре мы уже не ютились в крохотной каморке в конце коридора, а занимали две светлых комнаты. Северное лето пролетело так скоро, что мне запомнились лишь несколько ярких дней июля – свадьба Норы и Рика, на которой моя подруга была в огненно-красном платье с золотыми лентами в чёрной косе. Я нервничала всё больше и больше. Писем от Тэрона не приходило, а все доступные в форте книги о деторождении и наследственности были зачитаны мною до дыр. Лиза чувствовала мои переживания и беспокойно вертелась в животе по ночам, не давая мне отвлечься на другие мысли.
– Что бы ни случилось, – сказал однажды Эдвин, обнимая меня бессонной ночью, – я никогда не откажусь ни от тебя, ни от малышки. Даже если придётся на время оставить службу и уехать отсюда за тридевять земель.
– Не говори так, – взмолилась я, – Солнечный страж не должен нарушать данной клятвы!
– Но я дал клятву и тебе тоже, а потому во что бы то ни стало найду для вас безопасное место, – заверил меня он.
В тот миг мне показалось, что, несмотря на всю уверенность, мой муж тоже ждёт рождения эльфийского ребёнка с тревогой и опасениями. Только в отличие от меня умеет прятать свои страхи так глубоко, что не высказал бы их и под пытками.
– Что может случиться? – дрожащим шёпотом спросила я его. – Скажи, что?!
– Всё будет хорошо, – упрямо сказал он, прижимая меня к себе.
В тот день, последний день октября, я неожиданно для себя уснула днём, едва покончив с домашними делами. Эдвин был на службе с утра, и я поджидала его к обеду, но время начало тянуться медленно и долго, как застывающий мёд. Я прилегла на краешек кровати и вдруг провалилась в мягкий сумрак, который обнял меня тёплыми пушистыми лапами. Во сне я видела стройного длинноволосого эльфа, склонившего голову над столом, а рядом с ним – смутно знакомого мне человека в мантии, сплошь расшитой блестящими чёрными перьями. В тонких бледных руках эльф держал какой-то слабо мерцающий предмет, но он был таким маленьким, что не представлялось возможным разглядеть его. И туман, сизый клубящийся туман застилал моё видение. Я размахивала руками, пытаясь разогнать волны серого дыма, но картинка расплывалась, удалялась от меня и в конце концов исчезла совсем. В тот же самый миг – мне так показалось – кто-то толкнул меня в поясницу, и я проснулась. В комнате уже было темно.
– Эдвин? – тихо позвала я, на ощупь поднимаясь с подушки.
– Я здесь, – отозвался мой муж и засветил тёплые жёлтые свечи на столе. Он был странно задумчивым, и за его напряжённой позой скрывалось сдерживаемое волнение.
– Кажется, время пришло, – сказала я, чувствуя себя более чем необычно. Спину ломило, ноги не то от волнения, не то от слабости казались ватными, живот взялся жить своей собственной жизнью.
– Всё готово, – улыбнулся Эдвин и пожал плечами. – Ты ведь говорила, что не хочешь идти в лазарет. Я всё предусмотрел.
Он сел рядом со мной и погладил по волосам, распущенным по спине. Я чувствовала, что рука его дрожит от волнения, а может быть, это было лишь отражением моей собственной дрожи?
– Я видела их во сне, – тихо сказала я, опустив голову. – Тэрона, и Гаэласа тоже… Но они были по ту сторону завесы, в сумраке…
– Рождение каждой новой жизни отражается на состоянии миров – и нашего, и сумрачного, – прошептал Эдвин. – Так что всё в порядке вещей.
Меня всегда поражала его способность принимать события такими, какие они есть – без лишних колебаний и раздумий. За месяцы, что мы провели вместе, я убедилась в том, что моего мужа практически невозможно ничем удивить. Даже сейчас, хотя он и переживал вместе со мной, на лице его читалась абсолютная готовность к любому исходу. А я молилась только о том, чтобы моя дочь благополучно справилась с появлением на свет и была похожа на нас… на людей.
В эту ночь мы – Эдвин и я – стали ближе, чем можно себе представить. Я никогда не думала, что может быть большая степень близости, чем случалась между нами во время чувственных и страстных ночей или долгих задушевных разговоров. Но сегодня, в ночь на первый день ноября, который на севере считался первым зимним месяцем, мы стали настоящей семьёй, разделив таинство рождения нашей первой дочери.
Незадолго до её появления на свет я стояла у окна, и Эдвин обнимал меня, окутывая целительными волнами заклинания, мы слушали вой ледяного ветра за окном и смотрели, как в далёкой небесной тьме мерцают крохотные серебряные звёзды. Моя маленькая Лиза родилась с наступлением утра. Она негодующе кричала на нас, когда мы, до смерти уставшие и счастливые, внимательно разглядывали её, положив на стопку белых простыней. Да, она выглядела обычным человеческим ребёнком, и её несказанно возмущали наши сомнения в этом очевидном факте.
– Я буду любить тебя вечно, – тихо сказал мне Солнечный страж. – В этой жизни и во всех последующих. И всех наших детей тоже, конечно же.
Прошла зима, а за ней ещё стремительнее, чем прежде, пролетело лето в заботах о подрастающей малышке. Мы подумывали о том, что на следующий год мне нужно будет поступать в Вестенскую академию. Для начала хотя бы заниматься по учебникам в форте и иногда ездить к учителям для проверки знаний. Всю трескучую и метелистую зиму нового года мы с годовалой Лизой провели в библиотеке форта Солнечной стражи. Я научилась быстро делать конспекты и заучивать заклинания одной рукой, в то время как другая удерживала любознательного ребёнка от исследования самых пыльных и тёмных закоулков читальной комнаты. Время от времени мы с Эдвином по молчаливому согласию пытались выслушать в дочери признаки дара. Лиза заливалась смехом от щекотки, которую доставляли ей прикосновения кончиков пальцев и лёгкое покалывание магии, но никакого ответа на магические импульсы мы не обнаруживали. Моя надежда на то, что девочка не унаследовала никакой магии из-за того, что была полукровкой, постепенно укреплялась. От магистра Тэрона по-прежнему не было вестей, а отправленный на разведку Рик вернулся с ответом, что Гильдия призывателей вновь изменила места встреч со своими информаторами и координаты этих тайных укрытий ему неизвестны. Я понемногу успокаивалась и начинала забывать о так долго терзавших меня сомнениях: Эдвин души не чаял в маленькой Лизе, Нора и Рик с удовольствием возились с ней в выходные дни и мечтали о собственных детях, дедушка поджидал нас в гости летом, старательно вырезал из можжевельника и липы деревянных лошадок и кукол. А до поездки в Фоллинге я должна была держать вступительные экзамены в академию.
