Мария Александровна Ушакова
Последние звёзды уничтоженного мира
22
Лолита и Пётр находились в Сонагири уже неделю. Это время они проводили общаясь друг с другом, наблюдая местные пейзажи. Они уже привыкли к каменным кроватям, холодным ночам и средневековым удобствам в виде деревянных ванн, в которые нужно самостоятельно набирать воду. Пётр с улыбкой и иронией рассказывал Босстром про дни в России, когда могли отключить воду на всё лето, и сделал вывод, что в этом плане город джайнов недалеко ушёл от его родины.
За неделю Лолита смогла немного успокоить свои мысли. Открываться самой себе оказалось не так легко, как могло изначально показаться. Она думала, что знает себя, принимает все свои мысли, но как оказалось многое она трепетно скрывала, зарывая вглубь своего сознания. Несмотря на то, что Пётр уверял её, что не держит обиды, его частые уходы «в себя», заставляли Лолиту сомневаться в этом. О том, что происходило за дверью во время беседы с ачарием, Пётр упоминал вскользь. Он вздрагивал, как только девушка упоминала об учителе джайнов или о сне, который видел Павлов по прибытию сюда.
На восьмой день к ним в дом пришёл Исаак Гатри. Его сопровождал монах с блаженной улыбкой. Мышцы Павлова напряглись, что было хорошо заметно по его сжатому лицу. Он не видел ни Исаака, ни ачария всё это время, будто сама судьба разводила их по разным путям. Но рано или поздно все пути вновь сходятся, и все встречаются…
– Сегодня восхитительная погода! – вместо приветствия произнёс Исаак, заглядывая внутрь дома гостей, – Я приглашаю вас на прогулку по Сонагири.
– Поздновато для экскурсии, – выдохнул Пётр, расставляя посуду по местам, – Но мы как раз собирались выйти на улицу.
Ширины каменной дорожки хватало для четверых. Какое-то время Исаак молчал, иногда посматривая то на Лолиту, то на монаха, который вёз его. С последним он перекидывался короткими фразами и, если верить эмоциям, говорили они о чём-то весёлом. Когда Исаак всё-таки понял, что их не понимают, он обратился к гостям:
– Простите. Мой друг рассказывал о том, как прошла его медитация в саду. Знаете, монахи часто сидят посреди природы, пытаясь слиться с окружением. Так к нему подлетела птица и попыталась залезть клювом в ухо. И теперь она часто прилетает к нему, садиться на плечо и поёт! Честно сказать, меня всегда умиляли такие истории.
– Да, сразу становиться тепло внутри. Будто вновь влюбляешься в эту жизнь, – подтвердил Пётр, представляя картину с птицей.
– Именно! – воскликнул мужчина и даже немного подпрыгнул на кресле.
– Будьте осторожны, – строго, но не меняя безмятежного лица, сказал монах.
– Простите, мой друг, – сразу извинился Гатри, а затем взглянул на Лолиту, – Вы сегодня выглядите прекрасно, мисс Босстром. Солнце Индии идёт вам на пользу.
– Спасибо, – улыбнулась девушка, – Климат здесь действительно прекрасен, хоть раньше я не любила жару.
– Бывает так, что мы меняемся. Пусть многие и говорят, что стабильность – признак профессионализма, я считаю, что стабильность – признак застоя. И это относится ко всему. А как вы себя чувствуете?
Лолита вспомнила прошедшую неделю. Она пролетела так быстро несмотря на то, что в Сонагири нет интернета, книг, которые она могла бы прочитать, телевизоров. Девушка была поглощена своими мыслями и Петром. Особенно им. За то время, пока она находилась в больнице, они будто всё больше отдалялись. Возможно, Лолита сама строила невидимую и непреодолимую стену. А сейчас сама же её разбирала. И как было приятно вновь ощутить чьё-то тепло, от которого она отгородилась.
– Намного лучше, – призналась девушка, – Будто пелена спала. Мои мысли стали более… лёгкие?
– Рад это слышать. Значит ваше нахождение здесь уже даёт свои плоды, – кивал Исаак и обратился к монаху, – Останови здесь. Солнце уже не опасно, поэтому можем посидеть.
Напротив того места, где они расположились возвышалось сооружение, напоминавшее своей ломанной конструкцией неравномерно распускающийся цветок. Здание было древним, если судить по осыпающимся кусочкам мозаики, из которой состоял весь белый фасад. Под ними сияла своей контрастностью голубая краска. Видимо, изначально Сонагири вовсе не был «белым городом».
– В этом здании царь Нангананг Кумар смог освободиться от цикла перерождения, – любуясь зданием, повествовал Исаак, – Иногда наш ачарий ходит туда медитировать, в надежде повторить его путь.
– Как вы понимаете, что прервали цикл? – спросила Лолита.
Гатри кашлянул. Его лицо сморщилось, будто он посмотрел на яркий диск солнца. Но оно находилось с другой стороны, поэтому Пётр предположил, что вопрос девушки заставил задуматься мужчину.
– Этот процесс постепенный, – подбирал слова Исаак, смотря в пол, – Человек полностью меняется. Меняются его привычки, мысли, потому что ему открывается само Знание. К сожалению, я не знаю, что произошло с Нанганангом после его освобождения. Лучше спросить у ачария. Он вам лучше это объяснит.
– Как вы попали сюда, Исаак? – спросил Пётр, всматриваясь в лицо знакомого с ещё неглубокими возрастными морщинками, и посмеялся – Тоже отправил Нильсен, как и нас?
Исаак усмехнулся:
– Нет, но он тоже причастен к этой истории.
– Расскажите? – вдруг просияла Лолита.
– Пятнадцать лет назад, – мужчина вновь поднял голову на небо, словно видел там свою прошлую жизнь, – я попал под поезд в метро. Это была случайность. Рядом со мной стояли подвыпившие мужчины, и в какой-то момент один из них стал агрессивно себя вести. Между ними завязалась драка, и эта кучка пьяни вытолкнула меня на рельсы.
– Вы не слышали, что они рядом с вами? – спросил Пётр.
– Я был в наушниках, – быстро ответил Гатри, – В те годы я любил громко слушать музыку. И это сыграло со мной злую шутку. Поезд был уже недалеко, а у меня туфля застряла между шпалами. Все вокруг паникуют, пытаются остановить вагон, но он же не может остановиться за секунду. Возможно, если бы я успокоился и прекратил дёргаться, то смог бы вытащить ногу, но…
Он замолчал. Вспоминать подобное было сложно, пусть это и произошло почти пол жизни Исаака назад. Гатри разминал вспотевшие руки. Мелкая дрожь пронзала его тело, отчего у него тряслись поджилки на челюсти. Лолита переняла его состояние и мысленно сжала руки в замке. Чувствовала бы она ноги, стала бы нервно стучать ими по каменным плиткам.
– От болевого шока я потерял сознание, – продолжил Исаак, – А проснулся уже в больнице. Без ног. Меня охватила такая паника, что держал меня весь медперсонал, пока не подействовало успокоительное. Я послал всех, кого можно было. И Нильсена в том числе, потому что он был дежурным врачом в тот день.
«Ты – ублюдок! Сучий сын, которого следовало кастрировать при рождении! Как только я выйду из этой ублюдской больницы, в которой работают одни недоумки, я сразу засужу тебя! Ты слышишь меня или мозгов мне ответить не хватает?» – кричал молодой Исаак, кидаясь на Нильсена.
Нейрохирург набирал в шприц лекарство, пропуская мимо ушей обидные слова, сказанные в его адрес. То есть, всё, что кричал Исаак. Ему уже приходилось однажды видеть подобное поведение, когда он был интерном. В те годы Роберт принимал каждое слово пациента близко к сердцу, до того момента, пока у него самого не случился нервный срыв.
«Мы с вами поговорим, как только вы успокоитесь, мистер Гатри, – Нильсен вводил лекарство с невозмутимым лицом, – А пока что поспите».
В своё следующее пробуждение Исаак был более спокойным. От лекарства он чувствовал себя разбитым и тратить свои силы на кого-либо не хотелось. Поэтому парень лежал на койке в сонном состоянии, каждые пять минут уходя в сон. К нему приходили медсёстры, копошились возле него и спешно уходили, услышав угрожающие рыки Гатри.
Около недели Нильсен старался поговорить с ним, но ничего, кроме краткого «Отвалите» услышать не удавалось. Кроме того, все родственники, приходившие с плотной тенью на лице, уходили с дополнительной дозой отчаяния. Ведь Исаак совершенно не собирался с ними разговаривать. Пусть ситуация парня и не была той, которую должен был отслеживать Нильсен, он взял его под свой контроль.
«Мистер Гатри, – вновь пытался поговорить Роберт, сев напротив пациента, – Давайте говорить, как взрослые люди. Прошло уже больше месяца, а нормального диалога у нас с вами так и не получилось. Если вы будете и дальше молчать, то сделаете хуже только себе».
«От..» – начал Исаак заученную фразу, но его перебил Нильсен.
«Отвалите. Да, я это уже слышал. Вы же знаете, что я продолжу приходить к вам каждый день и доставать одним и тем же вопросом».
«Что вы хотите от меня? – вдруг всколыхнулся Исаак, жалобно подняв брови, – Не легче просто выписать меня отсюда и отправить домой?»
«Так вы хотите домой?».
«Я… ничего не хочу».
«Почему же?».
Гатри одарил Нильсена удивлённым взглядом. Его глаза распахнулись так широко, что от такой неестественности у доктора всколыхнулось в груди. И словно для равновесия, брови Роберта опустились.
«Скажите, а вы точно доктор? Вы понимаете, ЧТО со мной произошло?» – кипятился парень, скалясь.
«Прекрасно понимаю, – не поддавался на манипуляции нейрохирург, – Но моё мнение может отличаться от вашего. И для полного понимания вас я и хочу слышать ВАШИ ответы».
«Вы вроде хирург, а разговариваете, как психолог», – фыркнул Гатри и вновь упал на подушку.
«Нейрохирург», – поправил мужчина.
«Да хоть ХЕРохирург. Мне плевать!»
– Ох, – засмеялся Исаак, вытирая капельки пота с лица, – Я не представляю, как он терпел меня. Когда он мне недавно рассказывал об этом, я вновь послал его. Но уже, конечно, по-дружески. Я, честно, не мог бы подумать, что был таким злым. Видимо, пубертатный период немного опоздал.
Исаак задумался. Улыбка долго не сходила с его лица, пока он не продолжил рассказ.
– Мы стали хорошо общаться с Робертом даже после моей выписки. Мне пришлось сменить работу, поменять свой образ жизни. И во всём он меня поддерживал. Был, как брат. Часто заходил к нам в гости вместе со своей семьёй. Они нравились и моим родственникам тоже. Мы хотели поехать в небольшое путешествие по Индии, но заболела Ханна. Роберт целыми днями пропадал в больнице. А позже Ханна умерла. Тогда с ним уже сидел я, удерживая его над пропастью, – мужчина тяжело вздохнул, закинув голову на сложенные на затылке руки, – В Индию я поехал один, когда убедился, что Роберт оправился.
– Он не захотел поехать с вами? – спросил Пётр, узнавая новые детали из жизни своего начальника.
– Нет, – покачал головой Исаак, – Он сказал, что появилось важное дело. Как я потом узнал, этим делом оказались курсы по психологии. Ещё через пару лет он открыл свой центр.
– Вы не возвращались в Осло? – удивилась Лолита.
– Сонагири был последним местом моего путешествия. Я собирался вернуться до того момента, пока не попал сюда. Я приезжал в Осло два раза, чтобы повидаться с моими родителями и с Робертом, но эти поездки длились недолго.
«Я рад, что ты нашёл своё место», – искренне улыбался Нильсен после рассказов Исаака о Сонагири.
«Как насчёт того, чтобы поехать туда вдвоём? – предложил Исаак с энтузиазмом, – Тебе там понравится! Такого чистого воздуха, такого умиротворения в каждом сантиметре этого города ты нигде не видел! А когда познакомишься с нашим ачарием, точно захочешь жить там!»
«Нет-нет, – уклонялся Нильсен, – Теперь я уеду отсюда только, когда найду подходящего человека на своё место».
«У тебя нет заместителя? Или хотя бы… не знаю… секретарши, которая ведёт все твои дела?»
«Секретарша-психолог? – посмеялся мужчина на диване, – Звучит интересно, но, увы, такого работника у меня нет».
– Он всегда был упрямым, – подвёл итог Исаак, – Но рано или поздно этот заместитель найдётся. Я надеюсь.
Лолита многозначительно посмотрела на Петра. Мужчина в ответ улыбнулся, но не подал виду, что понял значение этого взгляда.
– Поэтому, мисс Босстром, не спешите с выводами. Иногда ответы приходят спустя годы.
Лолита не ответила. История Исаака была чем-то схожа с её. Но девушка не до конца была согласна с тем, что они в одной лодке. Одно дело, когда отсутствует только одна пара конечностей, и совсем другое, когда…
– Пора ужинать! – хлопнул Исаак Гатри и схватился за коляску, – Не отставайте! Я договорился с поварами на особенное блюдо!
23
Какое отвратительное щемящее чувство в груди! Чьи-то руки проникают внутрь тела и исследуют, безжалостно разрушая данное природой строение. Немощное состояние разбавляет только темнота. Тёплая и убаюкивающая. Сквозь голову проходят стрелы мыслей, поражающие своей быстротой. Они твердят проснуться, выйти из этого сковывающего состояния. И Пётр под давлением разрезающих голосов решается открыть глаза.
Он видит привычный белый потолок, который встречает его каждое пробуждение. По освещению становится понятно, что утро ещё не скоро. Та самая темнота, которая во сне была спасательным кругом для него, остаётся им и сейчас. Глаза медленно стали смыкаться под напором усталости. Но неожиданный голос Кирстен разбудил психолога.
«Прочитаешь, когда будете на месте».
Пётр лениво встал с кровати. Лолита спокойно посапывала на соседней кровати. По традиции Пётр перевернул её, заботливо укрыв и поцеловав. Сквозь сон девушка расплылась в улыбке, видимо почувствовав приятное прикосновение.
Чтобы не разбудить сладко спящую Лолиту, Павлов спустился на нижний этаж. Взяв коробку с подарком, он сел за стол. Холодный воздух мгновенно пронзил мужчину, но первые строчки письма так заинтересовали психолога, что он остался сидеть на месте.
«Дорогой доктор Павлов,
Я надеюсь, что вы читаете эти строки, когда между нами не только километры, но и часы. Хочу сразу сказать вам ОГРОМНОЕ СПАСИБО (дважды подчёркнуто) за то, что вы вернули мне прежнюю уверенность. Я поняла, что всю свою жизнь я была искусственной. Пряталась за улыбкой и вызывающими вещами, чем и отталкивала окружающих. Мне не хотелось признавать этого до того дня, пока вы не оказались у меня. Как я и говорила вам лично, мне понравился ваш удивлённый взгляд. И я хотела видеть его… каждый день.
Но после вашего рассказа о Лолите я поняла, что наши пути должны разойтись. Вы уедите в Индию, я – в Германию. И рассчитывать на что-то большее я не смела с того момента, когда поняла свои чувства к вам. Могу заверить, что это не было любовью, но могло иметь такое развитие. Поэтому в Осло я больше не вернусь. Чтобы не быть тем клиентом, который принял вежливость за флирт. И чтобы не терзать себя смутными надеждами.
Я искренне надеюсь, что у вас с Лолитой всё будет хорошо, и вы вернётесь в Осло вместе. Кольца, что я сделала для вас – знак вашей любви. И хочу, чтобы вы берегли их и друг друга.
С наилучшими пожеланиями – Кирстен Юхансен».
Пётр расплывался в улыбке. Читая эти строки, он видел, как эта женщина сидела за столом и выводила каждую букву. Он знал обо всём, о чём писала Киртсен. Это было заметно по неуверенному взгляду, касаниям. Если всё написанное – правда, то всё не так потерянно, как считал Пётр. Она поступила правильно, решив оборвать связи. Если бы Павлов узнал об этом раньше, то поступил также.
Он решил проверить Лолиту ещё раз и направился к тому месту, где открывался вид на скалы. Он посчитал, что будет правильно уничтожить письмо, доверив его обрывки ветру. Пусть лучше слова Кирстен останутся только в его памяти. Кольца на пальце в качестве воспоминания о ней будет достаточно.
На том месте, куда направлялся Павлов, сидел какой-то медитирующий монах. Со спины в темноте Пётр не сразу признал в нём ачария. Только по худощавой руке, которой учитель позвал его, Павлов узнал его. От неожиданности мужчина запихнул письмо в карман. Опустившись рядом, Пётр разглядел умиротворённое лицо собеседника. Начинать разговор первым он не решался.
– Почему не спите в такой поздний час? – спросил ачарий, открыв глаза.
– Проснулся из-за сна. Опять, – не стал скрывать психолог, – А потом уже не мог лечь обратно. А вы всегда медитируете ночью?
– Я медитирую всегда, независимо от времени суток. Ночью совсем другая природа, которую нужно познавать отдельно от дневной, – мужчина взглянул на Петра, – Я хотел с вами кое-что обсудить.
– Конечно, – согласился Павлов, но внутри напрягся.
– Мы оставляем гостей на десять дней, полностью обеспечивая их. И по прошествии десяти дней, они должны решить: остаются ли они в Сонагири или покидают его.
Пётр понимал к чему ведёт учитель джайнов. Если верить последним словам Лолиты, то она согласилась бы остаться здесь. Но как долго может здесь находится он? В Осло у него остался арендованный дом, за который нужно платить, и работа в центре Нильсена.
– Если решите остаться здесь, – продолжал ачарий, – то придётся принять джайнизм, став одними из нас и приняв определённые обязательства.
– Стать джайном? – нахмурился Павлов, совсем не ожидая этого, – То есть чего-то среднего нет?
Ачарий снисходительно улыбнулся, оставив собеседника без ответа. Пётр смотрел на мужчину, не веря в то, что он говорит серьёзно.
– Если мы согласимся стать джайнами, то… мы должны будем остаться здесь навсегда?
– Ваш дом будет здесь, – уклонился от точного ответа учитель, – Все ваши пути будут вести сюда. Но если у вас есть хоть небольшое сомнение, мистер Павлов, то я не смогу провести необходимый обряд.
– Я просто… не готов к этому, – признался Пётр, бегая глазами по мелким камешкам рядом с ним.
– Я вас не принуждаю, – засмеялся ачарий, увидев обескураженное лицо психолога, и резко изменился в лице, вспомнив о чём-то, – Но… мисс Босстром…
– Что с ней не так?
Стоило учителю джайнов упомянуть Лолиту, как Пётр сразу забыл об ультиматуме. Его не так интересовало посвящение в джайны, как внезапно строгий голос ачария. Даже глаза смуглого мужчины вдруг потускнели.
– Вы спрашивали, что снилось мне. Я видел мисс Босстром с длинными белыми волосами, сияющими, как Луна, глазами и голубыми символами по всему телу. Мы с ней были в тёмном помещении. Она возвышалась надо мной, вдавливая в пол одним взглядом, – ачарий говорил это с восхищением и страхом.
– Она была зла на вас? – уточнил Пётр.
– Похоже на то, – усмехнулся учитель, пожимая плечами, – А в конце я почувствовал то же, что и вы: печаль и обречённость, словно я остался лежать на огромном сожжённом поле. Это был короткий сон, больше похожий на картинку. Обычно так и бывает, поэтому я удивился, когда вы рассказали ваш сон. Столько образов и чувств.
– И что значит ваш сон? Как это связано с тем, что происходит сейчас, если сны – это одна из жизней?
– Хороший вопрос, мистер Павлов, – кивнул ачарий, – Именно поэтому я хочу, чтобы Лолита осталась с нами. Завтра за ней зайдёт Исаак Гатри. Я хочу с ней побеседовать ещё раз. Естественно, настаивать я ни на чём не буду.
– Она не останется здесь одна, – уверенно ответил Пётр, – Если уеду я, то уедет и она.
– Жизнь бывает непредсказуемой, мистер Павлов.
Учитель встал, вдохнув ночной воздух. Пётр хотел что-то ответить на загадочные слова мужчины, но ачарий быстро удалился, оставив после себя только больше вопросов. Павлов вытащил из кармана скомканное письмо и, разорвав его, направился в дом, где всю оставшуюся ночь размышлял о будущем и Лолите, которую видел ачарий в своём сне.
24
Узнав, что учитель джайнов желает поговорить с ней, Лолита ощутила короткое сжатие мышц всего тела. Она помнила тот взгляд, которым мужчина пронзал её, и слова, эхом разносящиеся до сих пор. Пётр умолчал о многих подробностях, таких как: сон ачария, его желание, чтобы девушка осталась здесь, и то, что она с Петром должны будут принять джайнизм, в случае их решения остаться в Сонагири. Павлов посчитал, что он может неправильно выразить смысл слов, и сразу оттолкнуть Лолиту от ачария. Он знал, что девушка не останется здесь одна, но необоснованные сомнения сидели в голове. С самого утра, как только взошло солнце, тело психолога тряслось. Воздух был тяжёлым. Вдыхать его становилось только сложнее. И паника. Она не покидала его даже, когда Лолита зашла в здание, где ждал ачарий.
Пока Пётр пытался собраться с мыслями, и узнать природу внезапно возникшего страха, Босстром вновь сидела в окружении зажжённых свечей. На этот раз мужчина стоял сразу к ней лицом и тень, падающая на красные ткани, не казалась такой устрашающей, как в первый раз. По разные стороны стояли два монаха, склонив головы.
– Как прошли ваши дни в Сонагири, мисс Босстром? – спросил мужчина, сложив руки в замке.
– Намного лучше, чем я ожидала, – призналась девушка, неуверенно улыбнувшись, – У вас здесь очень спокойно.
Ачарий кивнул.
– Мистер Павлов не рассказывал вам по какой причине я позвал вас?
– Нет.
Ответив, Лолита почувствовала, как сердце с невероятной мощью ударило, как таран о ворота средневекового замка. На секунду даже закружилась голова. Мужчина не отводил своего безмятежного взгляда от девушки. Он замечал каждую эмоцию на её круглом лице с тонкой кожей, через которую виднелись пульсирующие синие венки.
– Тем лучше, – продолжил ачарий, – Вы пробыли здесь уже десять дней. А это означает, что дальше вы должны принять решение: остаться или уйти. Мы выполнили свои обязательства, настала ваша очередь.
– Наша? – переспросила Лолита, кривя непонимающую гримасу.
– Да. Если вы решите остаться, то должны будете принять джайнизм. Если решите уехать, то мы разойдёмся по разным путям.
– Пётр об этом знает?
– Да.
Они дали так мало времени на раздумья. Ответить сходу не получилось ни у Петра, ни у Лолиты. Решиться на подобный шаг было сложно. Бросить всё, чтобы остаться в Сонагири и принять джайнизм? Хоть Лолите и нравилась эта атмосфера безмятежности, но…
– Почему вы не сообщили об этом заранее? – возмутилась Лолита, не находя нужного ответа на вопрос учителя.
– Когда человек много размышляет, его мысли понемногу превращаются в запутанный клубок. Он говорит «да», подразумевая «нет», соглашается, когда его истинное «Я» отрицает. И чаще всего делает верный выбор, не думая. Он выбирает то, что чувствует. Это и есть истина.
Босстром задумалась. Она пыталась услышать своё истинное «Я», но оно будто поровну разделилось между двумя противоположными понятиями. Мысли кружились в черепной коробке, пока она стояла посреди этого вихря безумия. Лолита открывала рот каждый раз, когда одна сторона перевешивала другую, но единого ответа не было.
– Я не могу сходу ответить, – качала головой девушка.
– У вас есть время до завтрашнего утра, – успокоил её ачарий и сел на пол, – А пока что, я хочу спросить у вас ещё кое о чём.
– Мне уже страшно, – шепнула Лолита, не смотря на мужчину.
– Помните, я рассказывал о том, что люди видят сны о прошедших и будущих жизнях?
Лолита кивнула.
– Вы, – запнулся неожиданно ачарий, выпучив глаза.
Всё замерло, будто зритель их жизни поставил на паузу. Но осмотревшись по сторонам, и увидев движение маленьких огоньков, Босстром поняла, что застыл только учитель джайнов. Он смотрел сквозь неё. Монахи у стен одновременно подняли свои взгляды на него. Уголки губ голубоглазого мужчины опускались вместе с бровями. Полная тишина давила на уши. Маленькая капелька пота скатилась по намокшему за секунду лбу ачария.
Спустя время мужчина сложил ладоши вместе и устремил взгляд вверх. За ним последовали монахи. Лолита продолжала удивлённо смотреть на происходящее. Она тоже на секунду ощутила что-то странное, щемящее внутри. Спрашивать об этом Босстром не хотела, будто боялась услышать ответ.
Ачарий взглянул на девушку прежним взглядом, словно ничего не происходило.
– Вы, – вздохнул мужчина, – видели сон, пока находились здесь?
– Н-нет, – неуверенно ответила Лолита, – Это плохо?
– Ни в коем случае. Но вы снились мне, мисс Босстром.
– Я?
– Да, как только я стал ачарием. Я видел вас совсем другую, – серьёзно сказал мужчина, нахмурив брови, – У вас были белые волосы, голубые глаза и сияющие символы по всему телу. Я думаю, это может быть как-то связано с тем, что вы ничего не видели.
– Каким образом?
– К сожалению, этого я пока что не знаю, но у меня есть предложение, – учитель встал и повернулся к девушке спиной, – Останьтесь в Сонагири. Я помогу вам вновь встать на ноги.
После этой фразы истинное «Я» Лолиты сразу закричало тысячекратное «ДА!». Теперь не было никаких препятствий для того, чтобы она осталась здесь. Ничего не было важно так, как вернуть себе тело. Босстром была готова выполнить всё, что скажет этот неизвестный мужчина, с которым она знакома только несколько дней. Да плевать! Она бросит всё: Осло, университет, родителей, которые бросили её раньше, прошлую жизнь, привычки. Но тут мысли прекратились. Ликование снизошло на нет. Всё же она не может ВСЁ бросить. Петра Лолита не променяет даже на такую возможность. К тому же, он вероятнее всего поддержит её. Они же преследуют одну цель, верно?
– Неужели я не буду ничего должна?
– Всё, что вы должны будете сделать – это стать одной из нас, что уже влечёт за собой определённые обязанности. Всё прочее – мои заботы.
– Я должна обсудить это с Петром, – скрывая радость, отвечала Лолита.
– Конечно, – согласился ачарий, – У вас есть время до завтрашнего утра. Жду вас здесь на восходе солнца.
Учитель джайнов махнул рукой, и один из стоящих рядом монахов вывез Лолиту на улицу. Девушка увидела Петра, сидящего на земле с опущенной головой. Он не обратил внимания на неё, даже когда коляска поравнялась с ним. Пугающее состояние мужчины заставило Лолиту вновь почувствовать сжимающую боль.
– Пётр? – обратилась она к нему.
Её окутал холод, когда Павлов поднял на неё свои красные заплаканные глаза. Миллионы мыслей сверкнули в голове девушки, но самую ужасную озвучил Пётр.
– Бабушка умерла.
