– Благодарю, мы сейчас спустимся, – ответил Сергей.
– О, нет-нет! – замахал руками Хаим, торопясь их остановить, – Наоборот, поднимайтесь на крышу! Вертолёт вас ждёт там, а я жду внутри вертолёта, хе-хе!
Обстановка на крыше была как в рекламе лака для волос, после использования которого укладка выдерживает и зной пустыни, и ветер под тридцать метров в секунду. Полы пиджаков трепетали, как флаги, а галстуки просились развязаться и улететь. Русские инженеры поспешили поскорее подняться на борт.
Хаим прищурился, с удовольствием отмечая удивление на лицах гостей. Он понимал, что его начальство планировало достичь именно такого эффекта.
– Обыкновенная израильская машина скорой помощи! – Хаим постучал ладонью по металлическому корпусу и запустил автопилот.
– В таком случае, не стоило лишать граждан вашей страны столь важного транспорта ради экономии нашего времени, – дипломатично заметил Сергей.
– О, нет! Поверьте, таких машин у нас предостаточно, хе-хе! А как обстоят с этим дела у вас, в России?
– У нас такого нет, – с восхищением пробормотал Александр и тут же получил незаметный пинок от Сергея.
– Мой коллега, конечно же, имеет в виду американские дотации.
Разговор смялся, как испорченный черновик, и упал вниз, в каменную пустыню. Александр ошалело посмотрел на друга. В глазах его читалось выражение «ты что творишь?!» – вернее, читалось бы, если бы Сергей хоть раз взглянул на коллегу. Но инженер и так знал, что сейчас происходит на лице переводчика, потому и не оборачивался. Он не сожалел о сказанном: это чувство не смогло бы пробиться сквозь прочную броню из общей эрудиции, знания ситуации и истинного патриотизма.
Пустынные пейзажи внизу скоро стали сменяться урбанистическими. Небоскрёбы, проспекты, яркие огни – пунктом назначения была явно не клиника в древнем, консервативном Иерусалиме.
– Куда мы летим? Нас не предупреждали, что изменится место встречи.
– О, прошу прощения! Совсем вылетело из головы, это моя ошибка! Встречу перенесли в Тель-Авив.
– В Тель-Авив? Почему?
– Скоро сами всё узнаете.
Инженеры переглянулись. По Александру было видно, что он начинает волноваться – переводчик как-то напрягся и уставился в окно, хотя пейзажи с высоты птичьего полёта его никогда не интересовали. Сергей же и бровью не повёл – прекрасно понимал, что уж его-то не получится запутать никакими уловками. Настораживало лишь одно – зачем вообще эти уловки понадобились? Договор на поставку инновационных терагерцевых интерферометров ТИЗ-2 для неинвазивной медицинской диагностики уже был согласован. Всё, что оставалось Сергею и Александру, по большому счёту, – это торжественно поставить подписи и пожать руки.
Инженеры и сопровождающий летели в неловком молчании ещё какое-то время, прежде чем вертолёт начал сбрасывать высоту и, наконец, осторожно приземлился на небольшую площадку рядом с какой-то скромной, ничем не примечательной улицей. По периметру стояли военные в костюмах песочного цвета, балаклавах и касках, в руках они держали автоматы. Несмотря на то, что ближневосточный конфликт официально был разрешён, а государство Израиль утверждено в чётких границах, такая картина на улицах всё ещё не ушла в небытие. Страна ни на секунду не теряла бдительности по отношению к новым «друзьям», столько лет считавшимся врагами.
Хаим провёл гостей по серой улочке мимо старой водонапорной башни, разукрашенной выцветшими красками, и указал на двухэтажное белое здание. Оно состояло из трёх прямоугольных блоков; боковые выдавались чуть вперёд, создавая монументальность. Узкие длинные окна, словно прорези в рыцарском шлеме, заставляли насторожиться: что скрывает это здание под своим опущенным забралом?
Внутри тоже стояли солдаты в той же форме с синими нашивками в виде меноры, заключённой в круг. Они внимательно следили за тем, как Хаим провожает инженеров в зал, где их уже ждали. Казалось, любое резкое движение – и дула автоматов тут же окажутся направлены прямо тебе в лоб.
Едва увидев зал, инженеры сразу поняли, где находятся. Скромное пространство с интерьером из прошлого века, израильские флаги, простой стол на небольшом возвышении, над ним – портрет Теодора Герцля. Это был тот самый зал, в котором подписывали Декларацию независимости. Судя по всему, их доставку сюда представят общественности как безобидную экскурсию.
– Кстати, – как всегда, совершенно некстати прошептал Александр, – Я читал, что окончательный текст Декларации напечатали всего за девять часов до окончания Британского мандата на Палестину. А водителя, который вёз сюда бумаги, остановили за превышение скорости…
Но Сергей не слушал товарища. Он своим зорким взглядом, почти как робот из фантастического кино, идентифицировал всех, кто собрался в зале. Вон тот, седой, с немигающими глазами и чересчур ухоженными руками – явно врач из иерусалимской клинки. Другой, помоложе, что смотрит по сторонам так цепко, словно книгу читает, – из службы безопасности. Солдаты под его взглядом просто в струну вытягиваются, портят ему всю конспирацию. Впрочем, он и сам планирует раскрыть себя в ходе беседы, иначе бы не прикреплял на пиджак госнаграду. Рядом с ним – ещё один военный, судя по всему, чином пониже. Навык исполнять приказы, не задумываясь, оставляет заметный отпечаток на взгляде, делая его каким-то мёртвым, полупустым.
Как-то Сергей, ещё будучи простым смертным, во время командировки гулял по Национальному музею антропологии в Мехико. Среди прочих сокровищ древней южноамериканской цивилизации ему попался череп безымянного ацтека, искусно расписанный и украшенный бирюзой. Вглядываясь в его нарисованные зрачки в глазницах, Сергей вдруг осознал, почему смерть является наивысшим из всех страхов человечества. Вовсе не из-за того, что всех нас ждёт такой закономерный конец, нет. Смерть так страшна лишь потому, что незаметна. Человек может умереть задолго до того, как врачи констатируют остановку сердца. Утрата интереса к жизни и себя самого – вот что значит подлинная смерть. Люди всегда замечают её слишком поздно. Спустя долгие месяцы или даже годы они вдруг с ужасом обнаруживают, что те, кого они считали родными и близкими, уже давно мертвы. Или даже осознают, что умерли они сами – и каждый из них всегда сможет безошибочно назвать тот момент, когда это произошло. На земле остаётся лишь пустая оболочка, которая ходит, разговаривает, может быть, даже сияет розовыми щеками и повторяет услышанные по телевизору анекдоты. Но внутри неё уже ничего нет – вот что по-настоящему страшно.
Бывает, впрочем, и наоборот. Есть люди, чья неуловимая искра жизни горит настолько ярко, что зажигает других – и эти огоньки, передаваясь от одного к другому, словно лесной пожар, могут гореть вечно, даруя источнику этого пламени настоящее, подлинное бессмертие.
Увы, военный относился к первой категории. Поэтому Сергей не удивился, когда услышал, что именно он заговорил первым: когда оболочка пуста, слова могут быть обращены только наружу.
– Приветствую! – отчеканил военный.
– Шаббат шалом! – вежливо по совету Хаима ответил Сергей.
Дальше беседу пришлось продолжать Александру, поскольку при жизни военный ничего, кроме иврита, выучить не успел. Теперь же осуждать его за ограниченность было бы в высшей степени глупо.
По мере того, как военный говорил, лицо переводчика всё сильнее вытягивалось, а в глазах отражался страх. Под конец он уже крутил двумя пальцами пуговицу на пиджаке, как школьник у доски. Раньше за ним особой тревожности не наблюдалось: Александр умел брать себя в руки, особенно когда чувствовал на себе ответственность. Теперь же дело, судя по всему, выходило за рамки обычного.
Закончив говорить, военный, не мигая, уставился на переводчика, словно собирался его экзаменовать.
– Так… Эм-м… – собрался Александр, – Добро пожаловать в государство Израиль! Мы много наслышаны о вас и «Заслоне». В нашей стране вас называют «русский Моисей». Это намёк на то, что вы покорили терагерцевые волны. А нам сейчас такой как раз нужен! Новый Моисей. От имени службы безопасности Израиля призываю вас заключить дополнительно секретное соглашение к нашему договору о поставке интерферометров…
– Какое отношение имеет служба безопасности к диагностическому медицинскому оборудованию? – прервал Сергей, надеясь перевернуть ситуацию до того, как суть слов военного будет озвучена, а путь назад – отрезан навсегда.
– Прямое, – продолжил переводить Александр, – Медицина – это хорошо. Но безопасность сейчас важнее. Всем в мире известно, что лучшее радиолокационное оборудование делает «Заслон»…
– У Израиля есть вертолёты для скорой помощи, но нет радаров?
– Не просто радаров. А радаров с очень высокой разрешающей способностью. Космически высокой.
– Прошу прощения, но я хотел бы вернуться к теме соглашения по интерферометрам. Мы ведь собрались здесь именно по этому поводу, верно?
– Верно. Но от темы и не уходили. Мы предлагаем вам следующее: соглашение о поставке интерферометров мы подписываем, но вместо медицинского оборудования вы разрабатываете и поставляете нам мощные радары и ракеты. Доставку возьмём на себя, проблем не будет. Сумма, которую получит «Заслон» вырастет в пятьдесят раз, а ваше личное вознаграждение – вдвое от того, что полагалось компании.
Перед цифрой Александр сделал паузу, словно сомневался, что правильно услышал «пятьдесят». «Неслыханно! Продавать оружие, да ещё и в другую страну! И эти огромные суммы, что они предлагают – на них можно так продвинуться, что даже монополистом стать! Неужели правда…», – думал переводчик, пытаясь прочитать эмоции по лицу коллеги. Увы, это оказалось невозможным.
– Я не уполномочен обсуждать такие вопросы. Мне нужно сообщить ваше предложение начальству, – Сергей резко встал и заметил, как солдаты напряглись. Тот военный, что всё время молчал, дал им знак ничего не предпринимать.
– Тише, Сергей Васильевич, тише. Успокойтесь. Позвольте задать вам всего один вопрос, – вкрадчиво сказал он на русском без малейшего акцента, – Сядьте, пожалуйста.
Сергей медленно опустился обратно на стул, соблюдая формальности.
– Представьте, что вы плывёте по морю в лодке, – военный будто начал рассказывать сказку, странно сочетающуюся с царившей удушливой атмосферой, – Рядом с вами – ваш отец и сын. И вдруг начинается шторм. Волны накатывают всё сильней и сильней, ветер бросает судёнышко в разные стороны, с небес сверкают молнии… Вы понимаете, что конец близок. Но вы можете спастись и сохранить жизнь ещё одному – но только одному – человеку. Кого бы вы выбрали, Сергей? Сына или отца?
Инженер молчал. Будь он моложе примерно на сотню лет, то наверняка счёл бы этот вопрос угрозой, но в действительности дело обстояло гораздо сложнее банального запугивания, и Сергей интуитивно это чувствовал. Тем более, что сына у него никогда не было, а отец умер много лет назад.
– Я знаю, что бы вы выбрали. Сына. Конечно, сына. Все европейцы отвечают именно так. В культуре уже заложено, что дети – символ будущего. Но палестинцы бы с вами не согласились. Они, не задумываясь, выбрали бы отца, ведь, по их мнению, родители одни, а детей можно нарожать сколько угодно… Не зря Ясир Арафат говорил, что его самое сильное оружие – чрево арабской женщины. Это гораздо более жестоко, чем простые радары и ракеты. А мы просим только их.
По последним данным нашей разведки, объединённые арабские государства планируют нанести Израилю внезапный и сокрушительный удар из космоса. Их спутник «Интисар» с ядерной боеголовкой на борту уже запущен, мы не успели этому помешать. Но ещё можем спасти нашу страну, если вы согласитесь нам помочь. И да – мы в курсе, что у вас достаточно полномочий для того, чтобы дать согласие.
– В таком случае, вам известно также и то, что от лица компании я могу и отказаться. Считайте, что я это уже сделал. И, если мы не планируем сегодня подписывать договор о поставке интерферометров, то…
– Подумайте, Сергей. Мы можем быть полезны друг другу.
– Каким же это образом?
– Как вы знаете, в Израиле официально разрешено редактирование генома человека. И наши врачи, – тут военный указал на пожилого мужчину с ухоженными руками, – добились в этом деле значительных высот. В отличие от России, где, к большому сожалению, такие вмешательства всё ещё запрещены по морально-этическим причинам. Надеюсь, в ближайшие годы ситуация изменится, однако, боюсь, у вас нет времени ждать. Вернее, у вашей пра-пра… хм, даже не знаю, сколько повторять… внучки. Мы можем исправить седьмую хромосому её будущего ребёнка. Бесплатно и без очереди. И ваш наследник, спустя столько поколений, наконец, избавится от мутации, тяготеющей над семьёй, словно проклятие. Мы решим вашу проблему хоть завтра. Скажем, в 13:00, вас устроит? Как раз удобно доехать из аэропорта. Одно ваше слово – и семья обретёт долгожданный покой и счастье. Соглашайтесь, Сергей.
В груди всё свело судорогой. Стало нечем дышать, и хотелось хватать ртом воздух часто, как пойманной на крючок рыбе. В каком-то смысле так и было, но, подготавливая удочку и прочие снасти, военный не учёл, что рыбка в данном случае умнее самого рыбака. И, хоть Сергей значительно побледнел, ничто больше не выдало его волнения.
– Ваши условия неприемлемы для нашей компании. В связи с этим вынужден отказать. По оставшимся вопросам можете обговорить детали с нашим юристом.
– Когда передумаете, свяжитесь со мной или с Хаимом. Мы ждём…
Последние слова военный произносил уже в спину уходящему Сергею. Он удалялся уверенно и быстро, так что запоздало вскочивший Александр едва за ним поспевал. Но хоть в ходе проекта «Х2» Сергею остановили процессы старения, моложе он не стал. Поэтому сил хватило только выйти из здания, сделать пару шагов и облокотиться рукой о ствол молодого бутылочного дерева.
Сергей сорвал с себя галстук и остановился под вошедшим в зенит солнцем. Неподготовленная, сгорающая кожа молила о тени, пот катился градом, словно сверху вылили ведро воды. Но инженер так и стоял, не снимая пиджака, царапая кору и глядя куда-то в пустоту.
Рядом неуверенно топтался Александр с пиджаком в руках, уже расстегнувший рубашку до третьей пуговицы и поставивший ткань на максимум режима «охлаждение». Он хотел поддержать коллегу, но не мог подобрать нужных слов ни на одном из восьми языков, которые знал в совершенстве. В этот неловкий момент из здания выбежал пожилой врач. Он осмотрелся по сторонам и с облегчением выдохнул, увидев Сергея. Хромая, доктор направился к нему. Лицо его при каждом шаге искажалось гримасой боли, но одновременно с тем выражало особую решимость.
– Сергей, возьми! – с акцентом проговорил он, вспоминая русские слова и протягивая небольшую свёрнутую бумажку, – Если… передумать.
Инженер повернулся и смерил его взглядом. Голубые и глубокие, как лёд на Байкале, глаза Сергея встретились с двумя антрацитовыми угольками, которые где-то внутри всё ещё тлели, не желая потухать вопреки всему.
– Продались военным, значит. Оставили людей без медицинского оборудования. Вы всё ещё считаете себя врачом после этого?
Доктор продолжал стоять, не опуская рук с бумажкой. Он выдержал взгляд собеседника, но уже смотрел, скорее, с просьбой и немного виновато.
– Возьми, – повторил он, – У меня тоже есть семья.
Сергей выхватил бумажку, смял и бросил на землю.
– Я всё уже сказал.
Тяжело вздохнув, врач присел, чтобы поднять записку. Это далось ему с трудом: по тому, как он сжал зубы, это было даже больнее, чем ходить. На лбу его под чёрными кудрявыми волосами выступила испарина. Выпрямившись, доктор аккуратно расправил записку и протянул её Александру.
– Передать Сергей, пожалуйста. Позже… Потом.
Александр убрал записку в карман, чувствуя вспыхнувшей щекой пламенный взгляд Сергея. Наверняка это было впечатляющим зрелищем, если смотреть инженеру прямо в глаза. В голове Александра вновь вспыхнуло: «Кстати, лёд действительно способен гореть, если в его кристаллической решетке есть молекулы горючего газа. Или если он внутри фтора, окислителя более сильного, чем О2…».
– И вот ещё, – прервал его мысленную тираду доктор, – Возьми, это успокоительное. Под язык. Сердце! Надо беречь.
И врач медленно захромал обратно. Ежедневное количество шагов, которое он мог сделать самостоятельно, подходило к нулю. Вскоре рядом с ним у обочины остановилась чёрная машина с солнечными батареями на крыше и капоте. Он сел в неё и уехал.
– Пойдём, выпьем что-нибудь, – заговорил, наконец, Александр. Успокоительное он тоже спрятал, небезосновательно полагая, что Сергей к нему не притронется. Блаженное равнодушие было не для него.
Они двинулись вдоль по улице и зашли в первый попавшийся на глаза бар, который работал в шаббат. Помещение без окон с неоновым освещением дохнуло вожделенной прохладой. Инженеры сели за свободный столик около искусственной пальмы в горшке.
Подошедшая официантка в довольно откровенном наряде поздоровалась на иврите и спросила, что гости желают заказать. Сергей ткнул в “Bloody Mary” – благо, меню дублировалось на английском – а Александр, судя по улыбочкам средней паршивости, делегировал свой выбор работнице бара. Когда она отошла, переводчик взглянул на Сергея и вновь поник.
Напитки подали быстро. После пары глотков Сергей внезапно заговорил.
– Сволочи.
Ёмко, чётко, лаконично. Для того, чтобы завязать разговор, вполне достаточно. Впрочем, усилий Александра не потребовалось, его коллега продолжил сам.
– Они с самого начала это планировали. Им нужен был договор с «Заслоном», чтобы заманить нас сюда. Радары! Ну конечно. Грязные манипуляторы! Они прослушивали наши звонки!
– Так вот, почему ты так быстро попрощался с внучкой, когда я вернулся… Всё так серьёзно?
– Серьёзнее некуда. Мы просто не успеем оформить бумаги, чтобы пройти нужную процедуру за границей. Они знали, на что надавить… Чёрт, я ведь обещал ей, что сегодня со всем разберусь. Придумаю что-нибудь… Что я скажу теперь? Почти бессмертный, известный во всём мире, самый компетентный в своей области… Зачем всё это, если я не в силах даже помочь своей семье?
– Так, может… – осторожно начал Александр, – Оружие, конечно, оружием, но нам ли не знать, что оно не только отнимает жизни, но и спасает. Как инструмент сдерживания. Как советский атомный проект. Кстати, я читал, что первая бомба…
– Значит, так, Саня, – прервал его слегка раскрасневшийся то ли от солнца, то ли от коктейля Сергей, – Я ничего не слышал, а ты ничего не говорил. Оружие он Израилю делать собрался… Ты же видел этих людей. Дай им возможность, и они наставят созданное тобою оружие на тебя же, и глазом не моргнут. Вот уж от кого, а от тебя не ожидал…