Мария Александровна Анисова
Седьмая хромосома
Сто тридцать пять – не так уж и много.
Сергей не любил вспоминать о своём возрасте. В определённом смысле ему всё ещё было шестьдесят пять, как и семьдесят лет назад. Тогда, в далёком и неспокойном 2025 году, он стал одним из участников международного проекта с лаконичным названием «X2».
Будучи поначалу секретным, из-за утечек и резонанса он быстро перестал быть таковым. Общественность очень скоро узнала, что учёные решились провести на людях первые испытания готовой «вакцины от смерти». Новое вещество с «умными» частицами проникало внутрь клеток, обнаруживало механизм, запускающий старение организма и блокировало его. Это была своего рода хакерская атака на клеточную ДНК. В результате такого вторжения организм замирал в том возрасте, в котором находился на момент воздействия.
К участию в проекте приглашались исключительно профессионалы в различных областях знаний: врачи, философы, математики и поэты подали несколько миллионов заявок. Из них независимый искусственный интеллект выбрал ровно десять тысяч добровольцев, которые и получили вакцину. Но, разумеется, это вовсе не было тем бесплатным бессмертием, про которое кричали заголовки газет. Каждый участник подписывал с клиникой договор, в котором чётко обозначались два условия. Первое – срок жизни получившего вакцину не должен был превысить две сотни лет, а затем участника ждала бесплатная эвтаназия. Второе – каждый подопытный обязывался официально трудиться по специальности. В случае увольнения, отказа выходить на работу или иных событий, прямо нарушающих условия договора, всех отсылали к завершающей фразе первого пункта условий.
Утопическая идея куратора «Х2» состояла в том, что он рассчитывал продемонстрировать человечеству, каких удивительных результатов могут достичь талантливые профи с вековым опытом работы. Реальность же показала, как ещё далеко до этого идеала. Первыми звоночками стали волны протестов, охватившие большинство более-менее демократических регионов: люди требовали пересмотра списка кандидатов и настаивали на том, чтобы на месте добровольцев оказались они сами или их близкие как не менее достойные члены общества. Прогремело несколько судебных разбирательств над политиками, пытавшимися купить себе вакцину. Сложно сказать, чем бы всё это кончилось, но с проявлением у привившихся первых побочных эффектов количество желающих оказаться на их месте стало стремиться к нулю быстрее, чем аналитики рисовали на графиках экспоненциальный спад.
Вакцина действовала не так, как предполагалось, лишь в 0,02 % случаев. Теория вероятности говорила, что это число ничтожно. Но когда оно применилось к людям, все вдруг вспомнили, что любая теория – лишь абстрактное описание жизни. Оно сродни средневековым изображениям животных, нарисованных по рассказам путешественников: синие тигры в белую крапинку, бегемоты с рыбьими мордами и слоны размером с собаку, конечно, походили на оригиналы. Они будоражили умы людей, чья жизнь ограничивалась собственным двором, но были совершенно бесполезны для тех, кто сталкивался с тиграми, бегемотами и слонами лицом к лицу.
Две сотых процента в пересчёте на десять тысяч избранных дали два летальных исхода. Первым умер нобелевский лауреат по химии, открывший, по иронии судьбы, то самое вещество, которое легло в основу вакцины. Наночастицы с искусственным интеллектом, которые должны были вычислить механизм, ответственный за старение, дали осечку. Вместо нужной составляющей клеточной ДНК у него оказалась заблокирована работа дыхательного центра. Учёный умер под аппаратом ИВЛ, не приходя в сознание.
Второй жертвой теории вероятности стал энтомолог из Перу. Сейчас уже никто бы не вспомнил его имени, поскольку в памяти людей он остался под прозвищем «Ангел Сильфина». Это название носит экзотическая бабочка. Прекрасные резные крылья, прозрачные внутри и чёрные по контуру – между тем, как она расправляет их, впервые выходя из кокона, и как взмахивает ими в последний раз, проходит девять месяцев. Срок, для бабочки необычайно долгий, но слишком короткий для человека.
В случае перуанского энтомолога часть ДНК была обнаружена верно, однако вместо блокировки механизма старости произошла его мощная активация. Темпы приближения учёного к смерти были так высоки, что врачи отмерили ему при правильной терапии меньше года. «Как Sylphina Angel…», – задумчиво произнёс он, услышав приговор. Каменная бабочка на его гранитном надгробии, появившаяся спустя восемь с половиной месяцев навсегда застыла с распростёртыми в стороны резными крыльями.
Остальным участникам эксперимента повезло больше – у них блокировка произошла по плану. Однако и среди них нашлось немало тех, кто оказался не готов к долгой жизни. Спустя полвека после процедуры насчитывалось более шести тысяч подопытных, по собственному желанию покинувших рабочий пост и принявшими бескомпромиссную участь «первого пункта».
Бессмертие оказалось под силу далеко не всем. Необходимо было иметь крепкий внутренний стержень, незыблемую веру в будущее и далёкую цель. В живых остались те, кто умел думать не только о себе и искренне желал достичь лучшего будущего. Это были самые достойные.
Меньшая часть участников доказала состоятельность утопии куратора «X2», к тому времени уже покинувшего этот мир. Нестареющие люди, первыми ступившие на неизвестную дорогу и сумевшие пройти по ней на значительное расстояние в пятьдесят лет, действительно начали показывать значительные результаты. Они отличались крайне нестандартным мышлением, их творческий потенциал поражал, а максимальный уровень теста IQ был повышен вдвое. Среди них появились первые учёные, которые получили Нобелевскую премию трижды. Иметь нестареющего сотрудника было очень почётно, и только крупнейшие корпорации могли позволить себе нанять такого человека.
Сергей выделялся среди прочих нестареющих. Он никогда не жаждал славы и популярности, которыми окружали себя другие участники проекта – даже запретил обсуждать эту тему внутри собственной семьи. Когда родились его первые праправнуки, он сказал им, что является их двоюродным дедушкой и никогда не выходил из принятой на себя роли. Правду они узнали лишь в зрелом возрасте, когда сами завели детей и с удивлением услышали, что не постаревший за долгие годы Сергей назвался двоюродным дедушкой и их детям.
После того, как шокирующая информация всё же становилась известной, родственники устраивали долгие дебаты, но каждое поколение приходило к выводу, что их уникальный предок выбрал самый верный путь. Они продолжали поддерживать его легенду внутри семьи, но Сергей всегда читал на их лицах немой вопрос, который никто ещё не осмеливался задать. Тоскливый взгляд, повядшая улыбка, морщинки на юных щеках… Это был вопрос о том, как он живёт, видя смерть собственных детей, зная, что ему придётся пережить и новые похороны? Их похороны?
Ответ, если бы Сергей искренне его озвучил, звучал бы для родных кощунственно. Для него этот вопрос был не важен. Жизнь членов его семьи – вот что составляло сферу его забот и мечтаний. Он был уже настолько мудр, что понимал: тоска по ушедшим лишь горечь по самому себе. Плачущие над могилами рыдают не по тому, кто завершил свой путь, а по той пустоте, что образовалась внутри после их ухода. Но в душе Сергея не было места пустоте. Вера, надежда, любовь, желание быть рядом с родными и строить для них лучшее будущее – только это заполняло его без остатка.
Свой сто тридцать пятый юбилей Сергей не отмечал. Да и вспомнил даже про него случайно – когда его поздравили стюардессы в самолёте и робот-пилот по громкой связи. «Заслон» – компания, которая и отправила инженера-долгожителя в командировку, оплатила лучшие места в бизнес-классе. Такое отношение к сотрудникам в научно-техническом центре давно уже являлось нормой, и дело было вовсе не в особом статусе Сергея: вместе с ним бизнес-классом летел его ассистент переводчик Александр.
Полёт на сверхскоростном пассажирском боинге из Москвы в Тель-Авив занимал всего около двух часов, большую часть из которых сотрудники провели в молчании. Александр читал, а Сергей смотрел в иллюминатор. Объёмные облака, вздымающиеся вершины заснеженных гор, расчерченные по живой карте поля, – это зрелище не могло наскучить ни за сто тридцать пять, ни за сколько угодно лет.
Восточный рынок пестрел, как дорогой ковёр. Узкие ряды между витрин под разноцветными, спасающими от палящего солнца тентами, завлекали прохожих, и те терялись в них, словно в лабиринте тканевых узоров. Орехи, сладости, фрукты, выпечка, украшения – всё это смешивалось, органично и аутентично, заставляя биться чаще сердце любого туриста, пришедшего за сувенирами или даже просто новыми впечатлениями. И, хотя Сергей и Александр, два инженера из «Заслона», приехали в Израиль по делу, они не могли упустить шанс хоть немного осмотреться.
Двое взрослых мужчин в рубашках и галстуках смотрелись странно даже на фоне разношёрстной толпы, но чемоданы с вещами сейчас ехали из аэропорта в гостиницу, и сменить одежду возможности не было. Единственное, что они смогли противопоставить немилосердному климату ближневосточного региона – расстёгнутые вороты и закатанные рукава.
– «Махане Йехуда», – со своим обычным занудным видом говорил Александр, – лучший рынок Иерусалима, – Я читал, что здесь торгуют с XX века без остановки. Кстати, видишь вот эту кондитерскую, где ещё весь персонал в белых футболках с надписями? Там говорится: «Я араб, и я пеку халы для евреев».
– Когда-то о такой дружбе и мечтать не могли, – задумчиво ответил Сергей, спеша укрыться под тентами, – Интересно, здесь всегда такая толпа?
– Ло1! Сегодня вечером начинается шаббат – все хотят подготовиться!
– Шаббат? Как же нам назначили деловую встречу на завтрашнее утро?
– Мы ведь работаем с медиками. А люди не выбирают время, когда им заболеть.
Сергей помрачнел. Здоровье давно было главной проблемой членов его семьи, но месяц назад ситуация усугубилась. Его внучка Галя – вернее, прапраправнучка, хотя для Сергея уже не было никакой разницы – решила завести ребёнка, и врачи отправили их с супругом проходить генетический тест, являющийся обязательным анализом для пар. Обычно безболезненная, быстрая и полезная процедура, показывающая, на какие физические показатели новорождённого нужно будет обратить особое внимание. Но в этот раз тест дал гораздо более неприятные результаты: выяснилось, что из-за мутации в седьмой хромосоме с вероятностью в 89,9 % у ребёнка в этой паре будет тяжёлое наследственное заболевание, поражающее все системы организма, но в большей степени затрагивающее лёгкие.
Эта новость стала ударом для всех. Сергей, с детства страдающий от астмы, не пожелал бы такого даже своим самым беспринципным конкурентам. Страдания преследуют человека с такой мутацией на протяжении всей жизни. Хронические болезни, бесконечный кашель, зависимость от ингалятора… Обречь ребёнка на похожую участь казалось ему верхом безответственности. В связи с этим решено было отложить беременность на неопределённый срок: прогресс всё ещё двигался ускоренными темпами, и год-два могли принести существенные успехи в медицине.
Внучка держалась стойко, стараясь не показывать своего отчаяния. Супруг не замечал в ней изменений, но Сергей, знающий Галю буквально с пелёнок, прекрасно видел, как она переживает. Для женщины, к тому же, замужней, это была катастрофа.
От печальных мыслей мужчину, как мог, отвлекал друг и коллега. Он подвёл инженера к прилавку с серебряными украшениями. Кольца, кулоны и подвески отличались этническим стилем и были явно ручной работы. Красивее прочих на солнце блестели белые и голубые израильские опалы, яркие, с малиновыми и нежно-салатовыми вкраплениями.
– Сколько стоит? – спросил Сергей, указывая на брошь в форме бабочки с переливающимися камнями на крыльях.
– Шестьсот пятьдесят шекелей, – на ломаном русском ответила женщина за прилавком, поправляя красное платье, обтягивающее пышные формы.
– Я возьму, – он протянул ей деньги.
– Какой щедрый, – улыбнулась торговка, – Вашему жене очень повезло! Пускай носит с удов… удовольностью!
– Благодарю.
– Он не женат, – встрял Александр и подмигнул женщине, – И я, кстати, тоже! А откуда вы так хорошо знаете русский? Может, я тоже куплю у вас что-нибудь, а вы расскажете?..
Закатив глаза, Сергей направился искать выход из пёстрого восточного лабиринта. Александру тут же пришлось его догонять, чтобы не потеряться. Когда они поравнялись, Сергей явно различил недовольное выражение у друга на лице.
– Ну что ты опять? У нас же только завязалась беседа!
– Мне нужен завтра бодрый выспавшийся переводчик, Сань. Ты же знаешь, как нам важен этот заказ.
– Ладно, ты прав. Проехали. Кстати, как ты смотришь насчёт того, чтобы пойти взглянуть на храм Гроба Господня? Свечки поставим…
– Иди без меня.
– Ты что, Серёга? Такое пропускать… Когда ещё попадём!
– Можешь сделать за меня всё… что там нужно. Я прогуляюсь неподалёку.
– Как знаешь, – озадаченно согласился переводчик.
Религия являлась для Сергея единственным убеждением, в котором он молча позволял людям заблуждаться. Инженер полагал, что корни веры в человечестве сидят так глубоко, что невозможно извлечь их, не повредив сути. По этой же причине прогрессивное общество до сих пор строило церкви и не забывало их посещать хотя бы по праздникам. Это было антинаучно, нерационально, попросту абсурдно – но именно вера позволяла людям прикоснуться к собственной идентичности, найти то, что отличает их от роботов. Одновременно Сергей считал, что всё божественное вскоре и вовсе окажется нивелированным. Это вполне согласовалось с общей тенденцией мифов, придуманных за всю историю человечества: сначала Боги были всесильны, затем, по мере того, как человек подчинял природу, появились герои, способные бросить вызов всемогущим. Теперь же каждый обладает силой, способной за доли секунды перенести его слово хоть в противоположную точку земного шара. А значит, вполне можно молиться на фигуру обыкновенного человека.
Находились, впрочем, и те, кто всерьёз уверял, что Бог – не что иное, как совершенный искусственный интеллект, таким же был и Иисус, и что всадники апокалипсиса будут терминаторами. Убеждённые в этом люди поклонялись роботам, а те из них, что занимали посты повыше, пытались лоббировать присвоение машинам таких прав, которых никогда не было даже у людей. Подобные заблуждения, равно как и их популяризаторов, Сергей уничтожал безжалостно – разумеется, исключительно с помощью аргументов. И если самих верующих переубедить ему удавалось редко, то сделать прививку от ложных представлений о мире всем окружающим получалось отлично.
В гостиницу добрались уже к вечеру. Пока Александр сражался со своей непослушной бородой в ванной, Сергей решил позвонить внучке. Он набрал номер на планшете, и из небольшой точки рядом с веб-камерой заискрилась голубоватая голограмма. Симпатичная женщина в шёлковом домашнем халате уже, похоже, собиралась спать.
– Привет! Я поздно?
– Ничего, я всегда рада тебя слышать. Как Иерусалим? – голос её был одновременно нежным и грустным.
– Жарко, – признался Сергей, – А в целом, после того, как разрешился ближневосточный конфликт, тут стало совсем как в какой-нибудь советской утопии – все нации смешались, все работают сообща… Смотри, что я для тебя купил сегодня.
Он открыл небольшую коробочку, и в искусственном свете ламп опалы на броши засияли ещё ярче, чем днём.
– Наденешь её, и станешь такой же лёгкой и свободной, как полёт этой бабочки…
– Серёж…
– Да?
– Знаешь, я решила не ждать два года. Решила действовать сейчас.
– Что? – удивился он, – Но почему? Ты ходила к врачу?
– Да, – тут он слегка закашлялась, – Ходила. В этом как раз и дело.
– Что тебе сказали?
– Сказали, что… как это правильно… – Сергей видел, как она шелестела выписками, – Почти исчерпан овариальный резерв. Так что, если мы с Димой хотим ребёнка, то нужно решить этот вопрос в ближайшие полгода.
– Но…
– Не говори ничего. Восемьдесят девять – это не так уж много. Может, попадём в оставшиеся одиннадцать процентов…
– А если нет? – не удержался Сергей.
– Значит, такова судьба. Значит, буду ухаживать за ребёнком.
Повисла пауза. Голограмма искрилась и подрагивала, ещё больше усиливая ощущение хрупкости и мимолётности жизни.
– Мужу уже сказала?
– Решила его не огорчать.
– И не скажешь?
– Нет. Не скажу. Всё равно ему ничего не изменить…
Из ванной вышел Александр, вытирающий лицо полотенцем – он сразу узнал свою знакомую.
– Галя, привет! Как жизнь? – весело спросил он.
– Привет, Саш! Всё в порядке, собираюсь спать. У нас уже поздно.
– Да, – отрезал Сергей и отошёл вместе с планшетом к окну, – Ничего пока не делай, слышишь? Я что-нибудь придумаю.
– Нечего ждать…
– Хотя бы до завтра! Завтра созвонимся и всё обсудим. Пообещай мне!
– Хорошо. Обещаю. Спокойной ночи.
– Спокойной…
Голограмма рассеялась простеньким визуальным эффектом, и голубые искры, только что составляющие объёмный портрет женщины, смешались с высоким небом и растворились в огромном алеющем закатном солнце.
Синий. Чёрный. Изумрудный. Тёмно-бордовый. Или, может, всё-таки синий?
Александр уже двадцать минут стоял у зеркала и нажимал незаметную кнопку на внутренней стороне своего пиджака. Наноткань меняла цвет, как гирлянда, но переводчик никак не мог определиться. В конце концов, устав от мук выбора, он обратился к коллеге.
– Оставляй чёрный. Но обязательно с красным галстуком, – не оборачиваясь, посоветовал Сергей, уже одетый точно так, как и рекомендовал другу.
– Как скажешь. Есть мысли, что будет на нашей встрече?
– Как всегда, – спокойно ответил Сергей, глядя в окно, – Обменяемся любезностями, сядем за стол. Представитель заказчика скажет что-то вроде «Много о вас наслышаны. У нас в стране вас уже называют…» и дальше несколько похожих вариантов развития диалога. Это ведь деловая встреча, а не шекспировская пьеса.
– Кстати, Шекспир творил всего около двадцати лет, я читал… Впрочем, неважно. Надеюсь, ни в одном из твоих вариантов я не рушу российско-израильские отношения. Или, ещё хуже, контракт «Заслона».
Телефон в номере издал старинный звук, похожий на «о-оу», и над ним появилась голограмма в виде тучного израильтянина по имени Хаим, который исполнял роль сопровождающего для командированных из «Заслона». Это был вылитый Карабас-Барабас, променявший театр кукол на скрипку и кипу.
– Шалом, уважаемые гости! Надеюсь, вы успели отдохнуть! Транспорт уже подан.
