Когда отец ломал хлеб, то обломанный край каравая обращал к середине стола, чтобы зерно не переводилось в доме. Хлеб на низком столике лежал так – наверное, старая Мерве почитала местные приметы. От веры отказалась, а от суеверий не смогла.
Босилька протянула руку к хлебу, но тут же отдёрнула – стоит поддаться одному искушению, как они все разом подступят и одолеют. Будет она стоять во дворе Санжара в красных свадебных одеждах, в красной фате, словно пропитанной кровью народа, который предала.
А здесь был не только хлеб. Горку золотистого плова венчали обжаренные кусочки баранины. Тушеные овощи маслянисто блестели, посыпанные зеленью. Стеклянный кувшин с фруктовым шербетом янтарно мерцал. Искушение было велико. Босилька съела кусочек хлеба и запила шербетом. Только для того, чтобы были силы. Потом отошла подальше, достала сумочку с вязанием. Она вынула клубочки – красный, рыжий, серый. Нужно продолжать труд, вязать рукавицы для брата и надеяться, что сможет вручить ему их.
– Господи боже, в тяжёлые дни
наши края от врагов сохрани,
сербов нечистому не уступи,
нас благодатью своей укрепи. – Тихо запела Босилька.
– Что за плач? Девушке надо петь о любви, о розе румяной. – Произнёс молодой мужской голос.
Босилька вздрогнула, подняла глаза. В дверях стоял Санжар. Его глубоко посаженные глаза уставились прямо на неё. Неестественно-светлые, хищные.
Она отложила вязание и поднялась с ложа.
– Здравствуй, красавица. Посмотри, что я принёс тебе.
Санжар держал в руках свёрток. В комнату нырнула Мерве, схватила поднос с едой и исчезла, метнув на Босильку строгий взгляд. Санжар положил свою ношу на стол, развернул. На шёлковом платке засверкали драгоценности. Санжар с улыбкой поднял на растопыренных пальцах бусы – искрящиеся камни были нанизаны на три переплетенные нити.
– Неужели это бриллианты? – Подумала Босилька.
– Посмотри, как свет играет в гранях этих камней! Но твои глаза сверкают ярче. – Вкрадчиво произнёс Санжар.
– Не стоило тратить деньги, добрый человек. – Сказала она тихо, опустив глаза.
– Я не трачу деньги. То, что нужно, беру мечом. – Сказал Санжар надменно. – Это ожерелье я сорвал с шеи одной венгерской купчихи. Её семья посмела бунтовать против султана.
Он опустил украшение на стол. Схватил и поднял витой браслет:
– Золото и рубины. Камни алые, словно твои прекрасные губы. Эту игрушку я взял из шкатулки румынской княжны.
Браслет звякнул об стол, а Санжар уже сжимал в пальцах перстень с тёмно-синим камнем:
– А этим заплатили выкуп за дочь молдавского господаря. Лучшие самоцветы, золото и серебро Балкан – для тебя, Босилька из Пасьяне.
Он крепко взял её за руку и попытался надеть перстень, Босилька молча вырывалась.
– Что ты упрямишься?
– Мне не нужны подарки.
– Я хочу обручиться с тобой, Босилька. Прими этот перстень, дай согласие стать моей женой.
– Я не могу стать ничьей женой, Санжар. Потому что дала обет постричься в монахини. – Она надеялась, что такой ответ не уязвит гордость арнаута – ведь девушка отказывает ему не ради другого мужчины, а ради целомудренной жизни в обители. Босилька действительно задумывалась об этом и в плену пришла к окончательному решению.
– Что за вздор! – Вспыхнул Санжар. – Это девичья шутка, из тех, какими вы дурите голову мужчинам. Посиди, подумай, полюбуйся на мои подарки. Я ещё приду к тебе, Босилька из Пасьяне.
– Отпусти меня домой, добрый человек. Я готова молиться о твоём благополучии до скончания дней. – Смиренно склонила голову девушка.
– Домой? В избу под соломенной крышей, где смердит овчиной? Ты не ценишь своего счастья – стать старшей женой в моём гареме. Все, кого я возьму после тебя, будут подчиняться тебе, Босилька. Всё самое лучшее будет доставаться тебе. А когда я буду уезжать на войну, не Мерве, а ты будешь управлять моим домом, моим поместьем. Твои дети унаследуют золото, которое я коплю, и благосклонность султана к нашему роду.
– Я христианка, Санжар.
– Ты примешь мою веру.
– Не приму.
Он поднял брови, голубые глаза уставились на неё с удивлением и гневом.
– Это мы ещё посмотрим. Ты не ценишь своего счастья.
Босилька легла спать поздно. Шёлковые простыни и наволочка казались отвратительно скользкими. Эта постель душила, но не грела.
На ночь мать ставила в доме букетик базилика и бессмертника, чтобы детям слаще спалось, а здесь откуда-то тёк приторный дым восточных курений. Он дурманил, соблазнял сытым покоем, тягучим мёдом сладостей, ласками чужих рук. Но запах чужого жилья, чужого народа не успокаивал Босильку.
– Блаженными алчущие, ибо они насытятся, блаженны плачущие, ибо они утешатся… – В полузабытьи сухими губами шептала она. Другое блаженство у христиан, другое счастье у сербов.
Несколько дней Санжар не беспокоил пленницу. Являлась Мерве, уговаривала надеть красивую одежду, украшения. Босилька перестала брать еду с подноса, кроме хлеба и воды. Иногда Мерве выводила Босильку во двор, показывала дом, сараи, конюшню, хвалила богатства Санжара. Привозит он золото и всякое добро отовсюду, куда пошлёт его султан. Есть у него стадо тонкорунных овец. Только не привозит девиц. Прежде ни одна красавица не волновала его сердце. Босильку присмотрел давно и ни о ком другом не говорил. И если хочет Босилька хорошего мужа, то это и есть Санжар.
– Санжар ходит в походы. Наверное, там встречал красивых девушек. Говорил он о румынской княжне, о дочери молдавского господаря, о жене венгерского купца… – Замечает Босилька.
– Неужто ревнуешь? – Подмигивает Мерве. – Слышала, как за вином Санжар рассказывал о них своему дяде. Если воину в походе нужна женщина, он берёт её у врагов. Этих девушек Санжар и взял, и продал по дороге домой. Он никогда не упустит выгоды. Только с тобой выгоду упускает! Ни приданого, ни знатной родни у тебя нет, только гонор.
Мерве поставила на столик кувшин и тарелку.
– Посмотри, какие сладости я принесла. Пахлава с бекмезом, сотовый мёд.
Босилька промолчала
– Но самый сладкий кусочек для женщины – мужское сердце. – Продолжала Мерве. – Ты зря упрямишься. Нет ничего страшного в перемене веры. Посмотри на меня, разве я хочу вернуться в православие?
Босилька подняла глаза на старуху:
– А ты была христианкой?
– Конечно. И выросла в Сербии. Меня крестили, как и тебя, во младенчестве. Я была христианкой до пятнадцати лет. – Мерве вздохнула. – А потом меня украли османы и повезли в Стамбул. По дороге командир запретил трогать меня, он хотел дорого продать девственницу. А я была хороша. И он сбыл меня содержателю Дома балканских роз, Юнусу-аге. Там лучшие пленницы за деньги отдавались богатым гостям. А прибыль клал себе в карман Юнус. Вот когда пришлось мне тяжко. И грубым, и пьяным, и уродливым я должна была дарить ласку. Бывала бита, что только не творили со мной гости. А на следующий день хозяин снова приказывал мне наряжаться и с весёлой улыбкой завлекать в комнату купца или пашу. Я понимала, что смогу покинуть Дом балканских роз только когда потеряю красоту. Юнус сам вышвырнет меня. Но куда идти? Мне не на что будет добраться до Сербии. Придётся снова продавать себя, больную, увядшую, за кусок хлеба. Но мне улыбнулось счастье – в Дом роз заглянул добрый человек, богатый вдовец – Бихрам-паша. Я приглянулась ему, так что только ко мне и ходил. А потом выкупил у Юнуса. В его доме я сначала была наложницей, потом приняла ислам, и господин назначил меня калфой. На этой должности я присматривала за его гаремом и служанками. Мне было за пятьдесят, когда Бихрам подарил меня своему другу из Сербии – Мухаммаду. Бихрам знал, что я мечтаю вернуться в родные края, узнать, живы ли мои родственники. Мухаммад был отцом твоего жениха Санжара. Он привёз меня в Сербию. Своих родителей и брата в живых я не застала, но дом Мухаммада стал моим. Здесь я тоже управляю прислугой.
– Османы отняли у тебя молодость, честь, волю. А ты хвалишь свой ничтожный удел. – Не сдержалась Босилька.
– Да, Творец вёл меня извилистым путём, но привёл к жизни в богатстве и холе. Всякий прислушается к моему совету. – Важно ответила Мерве.
– Главный раб – тоже раб. Если бы тебя не украли, сейчас ты жила бы в своём доме, нянчила своих внуков.
– Наверное, в селе у тебя, красавица, были кавалеры. Пока липа цветет, на ней полно пчел. Может, ты отказываешь Санжару, потому что у тебя есть жених? – Хитро прищурилась старуха.
– Мой жених – Христос. Так и передай своему господину.
– Легче сварить железо, чем побороть девичье упрямство. Почему не ешь?
– Меня Христос кормит. – Ответила Босилька. – Я только попью.
– Если тебя кормит Христос, пусть он же воды подаст. Посмотрим, сколько ты выдержишь без питья.
Старуха вскочила с софы, схватила кувшин, тарелку со сладостями и покинула комнату.