Марина Сергеевна Айрапетова
Зеркало.
У бедного отца даже подкосились ноги, он не мог отдышаться, а не то, чтобы еще и шутить. Аська даже испугалась, и теперь тихо сопела в трубку, дожидаясь, когда отец придет в себя. Услышав его выровнявшееся дыхание, она уже обстоятельно рассказала ему о своих планах.
Через неделю с небольшим опозданием Ася действительно топталась на пороге отчего дома. Ее встретили сразу все символы ее детства: знакомый запах, мягкий полусвет прихожей, громыхало, половик, правда теперь наполовину свободный от обуви, ну и, конечно, главный сторожил, немного постаревший, но ужас какой родной и дорогой Отче. Обнявшись, они долго, немного раскачиваясь, стояли посередине коридора, а зеркало усердно их запоминало. Но, кажется, они испытывали совсем разные чувства в этот момент. Старик вновь обрел хотя бы часть второй половины своего мира, он теперь видел, осязал, крепко обнимая, ту часть жизни, которую он не мог увидеть в зеркале, но бережно хранил в памяти своей души. А Ася прижалась к своему такому родному и верному человеку, она прижалась к своему детству. Но одновременно почувствовала, что детство это сильно уменьшилось и теперь уже нуждалось в ее опеке. И, окинув взглядом знакомый коридор, впервые в жизни почувствовала его обреченность. Ей вдруг очень захотелось схватить своего хрупкого теперь и слабого отца и скорее потащить за собой в их молодой и полный сил мир.
Отец, придя в себя от нахлынувших чувств, дал раздеться дочери, а потом, обняв ее за плечи, потащил к зеркалу.
–Стой и смотри в него. Пусть оно тебя запомнит. Пока будешь здесь, почаще заглядывай в него, делись с ним любой эмоцией. Нам, и мне, и зеркалу, это очень важно и нужно. Оно мне обо всем может рассказать, но только с одним условием, оно может воспроизвести только то, что я видел в нем когда-либо. И теперь я тоже постараюсь смотреть на тебя через зеркало.
–Пап, ты шутником стал. Не пугай меня!
–Я не думал, что шутки могут напугать. Смотришь на меня и думаешь, что сбрендил совсем старик? А вот оно так не думает, оно меня понимает.
Ася немного растерянно еще раз посмотрела на него в зеркале. Но он ей вдруг так знакомо, весело подмигнул, что сразу стало легко и хорошо. Ася развернулась и звонко чмокнула в его щетинистую щеку. Некогда крупный и интересный мужчина, сейчас ставший довольно щуплым и потускневшим стариком, от неожиданной нежности дочки еще больше обмяк и стал еще меньше и трогательнее. Ася скорее отвела от него глаза с нахлынувшей слезой. Но зеркало эти глаза уловило и отправило, конечно, старику. Он хитро подмигнул Аське, а может быть, зеркалу и пошел на кухню. Пора было покормить дочь. Пока Аська уплетала папину стряпню, Филипп Палыч любовался живой страницей из семейной летописи, ее молодостью и свежестью. Глядя на нее ему было спокойно, он был уверен, что у нее все будет хорошо. Весь остаток дня Ася занималась изучением его жизнедеятельности, самочувствия, его гардеробом, лекарствами, изучала запасы продуктов.
–У меня есть подозрение, что тебя какая-то служба подослала. Ты компромат ищешь?
–А мне нравиться, что ты все такой же шутник, это обнадеживает. Ты что, не понимаешь? Я заботу проявляю!
–А-а! Ну проявляй, проявляй, – с довольной ухмылкой сказал совсем размякший старик. Он вдруг вспомнил, как они играли все вместе в «холодно-горячо». И Аська, вот только совсем еще маленькая, очень усердно лазила по всем закуткам комнаты в поисках спрятанного игрушечного клоуна. И тут вдруг произошло совершенно неожиданное. Ася, роясь в кладовке, вдруг выходит оттуда именно с этим клоуном, правда без колпачка, что был раньше у него на голове. Видно, колпак куда-нибудь там завалился. Клоун был теперь тоже постаревшим, одежда его выцвела, колпак пропал, а редкие волосы посерели и беспорядочно торчали теперь во все стороны, и посередине головы зияла небольшая лысинка, на том месте, где раньше приклеен был колпачок. Ася растерянно стояла в одной руке со своим старым другом, а другой рукой нервно накручивала прядь своих волос на палец. Филипп Палыч улыбнулся, заметив этот жест. Ася так и раньше всегда делала, когда начинала переживать. Он, кивнув ей, жестом пригласил присесть к нему на диван. Потом они долго еще, молча и покачиваясь, сидели на диване втроем, он, Ася и клоун, вспоминая каждый свою историю из той далекой жизни.
На следующий день Ася взялась за документы и всевозможные справки. Она за возможность отъезда отца была спокойна. Незадолго до смерти мамы они всей семьей сделали израильские паспорта. Сделать это было нетрудно, мама была еврейкой. И это было ее идеей. Она оказалась очень прозорливой, говоря что это может когда-нибудь очень пригодиться.
Да, спокойствие за возможность отъезда было, но не было уверенности в том, что удастся отца в этом убедить. Разговор получился с ним долгим и трудным. Особенно из-за того, что он опирался исключительно на чувства и интуицию, а единственным аргументом было зеркало. Но когда он начинал приводить все свои наивные причины, он становился особенно трогательным и беспомощным. Переговоры Аси с сестрой ей не помогли. Агата рассуждала правильно, очень трезво, но оторвано от местной ситуации. Все-таки разговор с отцом по телефону и даже по видеосвязи и с отцом , сидящим вот тут, напротив – это были несравнимые ситуации.
Аська поняла, что решение, как дальше поступить, ложиться на нее. Весь вечер она моталась по квартире почему-то с клоуном в руках. Периодически она машинально заглядывала в его выцветшие, смешные, нарисованные глаза. И вдруг, остановившись посреди комнаты, Ася обратила внимание, что этот клоун напоминает ей теперешнего папу. Она прижала его к щеке и заплакала. Из кухни раздался голос Филиппа Палыча, он звал дочь ужинать. Стол был накрыт отцом старательно, он вспомнил все ее прежние пристрастия и очень постарался сделать так, как она любила в детстве.
Бедный Отче, он совсем забыл, сколько лет уже с тех пор утекло. Забыл, что она уже очень взрослая. Да теперь еще и «иностранка». Господи, как замысловато устроена жизнь человека, живешь и удивляешься, а самое главное, ну просто совсем не бывает похожих судеб!
После ужина, еще сидя за столом напротив папы, Ася, вздохнув полной грудью, сказала:
–Пап, знаешь, что Фильке скоро исполняется десять? Юбилей однако! Он по тебе скучает, часто спрашивает…
–Гм…, я тоже о нем часто думаю. Пацаненок в пацана превращается, самый пацанский возраст грядет. Правда, иностранные пацаны отличаются, наверное, от наших…, хотя, пацан, он и в Африке пацан. Наверное…
–Пап, а Маську ты нашу вообще не знаешь, так ведь? И Агата ужас как соскучилась, но вырваться ей гораздо тяжелее, чем мне.
Филипп Палыч нервно заерзал на стуле, суетливо встал и начал убирать посуду со стола. И все время пытался отвернуть лицо от Аси. Потом резко опять сел, так и не положив салатник в раковину, поставил его на стол и начал водить ладонью по краю. Помолчав с минуту, он смело посмотрел дочке в глаза и сказал:
