Марина Линник
Королевский секрет

– Пусть уходит и забирает письмо назад. Я не буду его читать, – капризно заявила герцогиня де Шатору. – Вы свободны!

– Слушаюсь, миледи, – слуга поклонился еще раз и вышел.

Когда за ним закрылась дверь, Аделаида, отшвырнув вышивку, подскочила к продолжавшей стоять возле окна сестре.

– Ты сошла с ума? – набросилась на нее Адель. – Нам почти нечего есть и нечем топить дом, а ты отсылаешь посланника короля, даже не прочитав письма. А ну как правитель зовет тебя обратно в Версаль? Ты не думала об этом? КАК мы теперь узнаем, о чем Луи написал тебе?

– Или говорит в очередной раз, что не желает больше меня видеть, – предположила Мари-Анн, бросив недовольный взгляд на сестру. – Дорогая, если бы Его Величество хотел, чтобы я вернулась к нему, то приехал бы сам, а не присылал какого-то гонца. Видимо, Адель, для меня, собственно, как и для тебя, в самом деле все кончено. Людовик не хочет меня больше видеть. Король отказался от меня. Что ж… Теперь мы должны сами о себе позаботиться. Такова его воля…

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показался разгневанный Людовик XV, одетый в костюм королевского пажа.

– Как вы смеете, мадам, отвергать посланца самого могущественного короля Европы? Откуда такая наглость? Кто вы такая, герцогиня, чтобы вести себя с нами подобным образом?

Опешившие от неожиданного появления короля сестры молчали. Первой пришла в себя Мари-Анн. Горделиво вскинув голову, она неспешно зашагала к побагровевшему от гнева королю. Поравнявшись с ним, она сделала почтительный книксен и, пристально всмотревшись в лицо возлюбленного, сухо произнесла:

– Я та, сир, которую вы с позором изгнали из Меца несколько недель назад. Я та, которую чуть не разорвали на части по пути в Париж. Я та, которую оскорбляла чернь, называя королевской шлюхой. Я та, которую вы бросили на произвол судьбы и ради… ради кого? Женщины, которая не разделяет ваших идеалов и интересов? Женщины, на которой вы женились по необходимости? Этого мало? Уходите, Ваше Величество, забудьте дорогу в мой дом. Я не желаю больше видеть вас. Вы растоптали нашу любовь. Вы отреклись от меня!

– О нет! Не смейте так говорить! – вскричал Луи, схватив ее за руку. – Вы же знаете, что моя душа и мое сердце принадлежат исключительно вам!.. Да, признаюсь, я смалодушничал, послушавшись этих болванов-духовников, которые, воспользовавшись моей болезнью, внушили мне, что из-за нашей связи я буду вечно гореть в Аду… Нет… В Аду я живу сейчас. Не проходило и дня, чтобы я не сожалел о том, что приказал вам уехать… Мари, простите меня. Это ОНИ обманом вынудили меня отречься от вас, чья вина заключается лишь в том, что вы чрезмерно любите меня. Разве я не прав? Вы же еще любите меня?

– И вы еще сомневаетесь в этом, сир? – обвив шею короля руками и наградив жарким поцелуем, прошептала герцогиня. – Вы моя жизнь, свежий весенний воздух, моя живительная влага. Я люблю вас всем сердцем, мой король, мой властелин, мой господин…

Изнемогая от вожделения, Людовик хотел было заключить любовницу в объятия, но та проворно вырвалась и, отойдя на несколько шагов от него, села на диван, украшенный позолоченной бахромой. Аделаида, затаив дыхание, наблюдала разыгрывавшуюся на ее глазах сценку, поражаясь смелости сестры, которую, как она полагала, явно ждет виселица за дерзость и самонадеянность. А раз так… то тогда у нее, герцогини де Лорагэ, появится возможность вновь оказаться подле короля. «Пусть Мари-Анн копает себе могилу собственными руками и дальше, – подумала Адель, прищурившись. – Я и полсловечка не скажу ей об опасности».

– Мы… мы… я не понимаю! – нахохлился Луи, отвыкший от подобного обращения. – Вы ОТВЕР-ГАЕТЕ меня? Слыханное ли дело! Меня! Короля Франции! Я не потерплю подобного отношения. Берегитесь, миледи. Вы избрали опасный путь, ходя по краю пропасти.

Раздосадованный странным поведением фаворитка, он развернулся на каблуках и решительно поспешил к выходу.

– Ваше Величество, – услышал правитель за спиной, – но вы не сказали, любите ли ВЫ меня еще, нужна ли я вам? Разве я так многого прошу от вас? Лишь подтверждения того, что в вашем сердце осталось место для рабыни, доведенной до отчаяния вашим безразличием… Но вы уходите, не сказав мне ни слова. И что осталось мне от вас и от нашей любви? Лишь угрозы… опять бесконечные угрозы. Я так несчастна!

Сказав это, Мари-Анн расплакалась. Она никогда не позволяла себе быть слабой, но, правильно оценив ситуацию, герцогиня де Шатору справедливо предположила, что сейчас слезы – единственный способ заставить короля забыть о гневе и вернуться. Расчет оказался верным, ибо Луи, не выдержав вида рыдающей любимой, бросился к ней и, упав на колени, принялся покрывать ее заплаканное лицо страстными поцелуями.

– Моя дорогая… не нужно слез… они разрывают мое сердце на множество частей. Я… очень хочу, чтобы вы вернулись в Версаль вместе со мной… Пожалуйста, скажите, что все будет по-старому. Прошу вас!

– Вернуться в Версаль? – слезы тотчас же высохли на лице герцогини. – Ни за что! Чтобы опять за моей спиной шептались и плели заговоры? Они ненавидят меня!

– Ma chère, – целуя ее руки, проговорил король. – Неправда! Люди любят вас. А тот, кто настроен против вашего присутствия возле меня, будет терпеть, ибо мое слово – закон. Я так решил! Вы вернетесь со мной в Версаль и займете комнаты рядом с кабинетом, чтобы я в любую минуту мог видеть вас.

– Я вернусь с вами лишь при одном условии, – капризным тоном заявила Мари-Анн, отстранив Луи.

Она встала с дивана и подошла к окну. Людовик устремил взгляд на герцогиню, высокомерный вид которой еще больше распалил в нем страсть. Он жаждал обладать этой женщиной, жаждал вновь предаться плотскому греху. Его низменные желания были столь горячи, что, вскочив на ноги, король быстрым шагом подошел к Мари-Анн и, схватив ее, сильно прижал к себе.

– Все, что вы хотите, ma belle. Я сделаю все, чего бы вы ни пожелали.

Заглянув в глаза короля, фаворитка стыдливо опустила взор и пролепетала елейным голосом:

– Вы и впрямь исполните свое обещание, сир? Вы не обманете меня, воспользовавшись моей слабостью?

– Иначе и быть не может, моя чаровница. Король всегда держит свое слово.

– Тогда, – любовница прильнула к Людовику и зашептала ему на ушко: – раз вы все еще любите меня, то прогоните герцога де Буйона, герцога де Шатийона, Ларошфуко, Балероя, отца Перюссо и епископа Суассонского. Пока они подле вас, мне не будет покоя. Они жаждут моего низвержения, моей смерти. Умоляю вас, Ваше Величество, защитите свою несчастную рабу, сгорающую от любви к вам!

– Я сделаю все, как вы пожелаете, миледи, – отозвался король, покрывая поцелуями шею фаворитки.

Его руки скользнули по покатым плечам герцогини и обнажили их. Бросив красноречивый взгляд на сестру, Мари-Анн жестом выпроводила ее из комнаты.

Герцогиня де Шатору добилась своего: ее враги были отосланы, а она вновь заняла выделенные ей покои, заставив королеву кусать губы от обиды. Вернувшись с триумфом в Версаль, Мари-Анн принялась там хозяйничать, теперь не обращая внимания ни на кого.

– Бесстыдница… распутница… грязная шлюха… греховодница, – шептались у нее за спиной придворные, презрительно глядевшие вслед фаворитке каждый раз, когда та горделиво и величественно шествовала по залам дворца.

Недовольство нарастало с каждым днем, а ее внезапное появление на совете у короля подлило масла в огонь.

– Мало того, что эта нахалка разрушает семейные устои королевского двора, ведя себя в Версале так, словно она королева Франции, так герцогиня де Шатору еще и советует всем нам, как нужно проводить внешнюю и внутреннюю политику Франции, – выходя из кабинета короля, пожаловался Франсуа де Берни, министр короля, своему собеседнику, Пьеру де Тансену. – Слыханное ли дело!

– Любезный друг, возможно, вы преувеличиваете ее влияние, – попытался успокоить друга архиепископ Лионский, судьба которого висела на волоске из-за несогласия Жан-Батиста де Машо с его финансовой политикой. – Она лишь одна из фавориток. Сегодня она, завтра другая займет ее место. Стоит просто-напросто подождать. Король легкомыслен, живет одним днем. Из чего я могу заключить, что на него можно, а главное, нужно влиять.

– Подождать? – усмехнулся Берни, исподлобья поглядев на собеседника. – Помнится, год назад вы говорили то же самое. Тогда мне, так же, как и вам, казалось, что ее присутствие только временно, что, пресытившись прелестями фаворитки, король отошлет любовницу подальше. Но мы все ошиблись! Герцог Эгильон переиграл нас.

– Время работает на нас, Франсуа… Да-да, именно так: время работает на нас, – обратив глубокомысленный взор на аббата, отозвался министр. – Кстати, вы видели вчера на балу некую особу, мадам д’Этиоль? Меня познакомил с ней один банкир.

– Да-да, припоминаю… Еще одна мещанка? – поморщился Берни. – Куда катится мир? Провинциалки просто заполонили двор!

– Может, оно и так, но без помощи их покровителей мы бы не смогли ни вести войну, ни пополнять казну и… чего греха таить, наши карманы… Так вы не сказали: как она вам?

– Что ж, могу сказать, что она довольно-таки миловидна, – задумался аббат. – Не слишком красива, но в ней что-то есть. Она притягивает взгляды.

– Как вы думаете: она могла бы понравиться королю?

– Трудно предугадать. Вы же знаете Его Величество…

Тут Берни пристально взглянул на Тансена и, прищурившись, спросил:

– Какую игру вы затеяли, мой дорогой друг?

– А ту, в которой НАША пешка будет выполнять все НАШИ требования, нашептывая по ночам королю НАШИ желания. Разве вы хотите не того же самого?

– Тшшш, – предостерег его аббат, оглянувшись по сторонам. – Вы слишком громко разглагольствуете о таких серьезных вещах… Идемте-ка ко мне, Пьер. Я угощу вас чудесным вином. Такого вы еще не пробовали, обещаю! Дома и обсудим наши дела и… планы.

Глава 4. С чистого листа

Версаль, декабрь 1744 года

Дождливая ноябрьская погода сменилась пасмурными, морозными декабрьскими днями. Деревья сбросили листву, и их корявые скрюченные лапы чернели на сером небосклоне. Зима вступила в свои права, подарив людям ощущение опустошенности и бесконечного одиночества. Фонтаны в парке уже не работали, последние цветы давно поблекли, птицы перестали петь звонкие песни, а люди, кутаясь в мантии и плащи, спешили по делам или праздно прогуливались, как это делали придворные в королевской резиденции.

– Не пора ли домой? – раздраженно спросила Адель в очередной раз, кутаясь в подбитую мехом накидку. – Я ужасно замерзла. Мари! О чем ты все время думаешь?

Фаворитка короля медленно шла по дорожкам парка, задумчиво глядя себе под ноги. Она погрузилась в невеселые думы, совершенно не слыша нытья сестры и не чувствуя пронизывающего холода. Бледность лица и покрасневшие глаза говорили о том, что сегодня она провела неспокойную ночь. Но виновником бессонницы был отнюдь не король, пожелавший накануне остаться один в спальне. Вернувшись к себе в покои после очередного театрального представления, которое она устроила, чтобы повеселить короля, Мари-Анн наткнулась на письмо, содержание которого успело врезаться в память, несмотря на то что герцогиня тотчас же сожгла его.

«Ваша жизнь в опасности. Послушайтесь доброго совета и навсегда покиньте дворец, ибо смерть уже следует за вами по пятам. На вас лежит ее печать. Берегитесь!»

«Кто бы мог это написать? – крутилось у нее в голове. – Зачем кому-то предупреждать меня. И, собственно, о чем? О какой опасности идет речь? Совершенно очевидно, что кто-то пытается выпроводить меня из Версаля. Хм… не бывать этому! Я не доставлю никому удовольствия увидеть мой трусливый побег!»

Решив не обращать внимания на предостережение и оставаться во дворце во что бы то ни стало, фаворитка все равно пребывала в подавленном состоянии.

– Да что с тобой? – не выдержав, воскликнула Аделаида. – На тебе лица нет! Что-то стряслось? Король тебя выгнал? Он отказывается с тобой спать? Мы должны уехать восвояси и опять голодать? Ну говори, не молчи, ради Пресвятой Девы. Не пугай меня своим молчанием!

– Господи, Дели, неужели тебя интересуют лишь твое благополучие и плотские утехи? Твоя глупость порой убивает меня. Просто невыносимо слушать твои бредни!

Герцогиня де Логарэ надула губки и отвернулась, метнув на сестру злобный взгляд. Заметив его, герцогиня де Шатору невольно попятилась.

«А может, то письмо написала Адель? Хотя, нет. Во-первых, сестренка вряд ли смогла бы грамотно его написать, уж это-то я точно знаю, а во-вторых, едва ли сумела бы до такого додуматься сама… сама… а что, если кто-то подсказал ей? А что, если она писала под чью-то диктовку? Такое тоже возможно. А что, если Аделаида стала орудием в борьбе моих недругов против меня?»

Покосившись на стоящую рядом сестру, Мари-Анн представила картину: ее сестра пишет письмо в окружении стоящих людей.

«Нет, чушь какая-то, – отмахиваясь от наваждения, подумала герцогиня. – Это лишь мое больное воображение… Что-то мне нехорошо. Господи, почему у меня сегодня так болит живот? Адель права, нужно уже идти домой. Мне следует прилечь и позвать врача. Пусть даст какой-нибудь отвар или микстуру, что ли».

– Не сердись, сестренка, – отзываясь на очередной упрек, проговорила герцогиня де Шатору, – я на самом деле неважно сегодня спала… голова болела всю ночь, да и думы тревожили.

– Почему? Тебя что-то беспокоит? – с озабоченным видом поинтересовалась Аделаида.

– Сказать по правде, у меня уже несколько дней болит живот и постоянно тошнит.

– Хм… Видимо, ты в положении? – отстраняясь от сестры, задала вопрос Адель.

– Ох, не бросай меня, – повиснув на сестре, взмолилась Мари-Анн, почувствовав головокружение и новый приступ накатившей тошноты. – Увы, нет. К несчастью, мне так и не удалось за все это время забеременеть от короля… будь так, я была бы уверена в своем будущем, но, увы.

– Но твое самочувствие… эти приступы, твоя бледность, постоянная усталость, – все это как раз очень напоминает…

– …вчера врач уже осматривал меня, – перебила сестру Мари-Анн.

– И что?

– К глубокому сожалению, нет, – скорбно констатировала метресса.

– Тогда что? Почему ты в таком состоянии?

– Доктор не знает. Прописал какое-то снадобье, но от него мне стало только хуже.

– Вот что, – схватив сестру за талию, проговорила Адель, – идем скорее домой. Тебе стоит прилечь. Я попрошу, чтобы Людовику сообщили о твоей болезни; может, наш правитель поможет…

– Нет-нет! Не надо ничего ему сообщать! – запротестовала герцогиня де Шатору. – Он должен сегодня прийти ко мне… он обещал провести сегодня со мной не только весь вечер, но и всю ночь.

– Какую ночь! Да ты на ногах еле стоишь!

– Мне надо… я должна, – простонала фаворитка, схватившись за живот. – Иначе я потеряю его расположение. Подумай, что тогда с нами станет? Вспомни, что случилось, когда королева отвергла его? Наш господин сразу потерял к ней интерес, быстро найдя замену. Со мной произойдет то же самое. Повторяю, я не могу потерять его!

– Ты сошла с ума! Ты убьешь себя!

– Лучше уж быстрая смерть, чем жить в захолустье, считая каждый грош, с мыслями о том, что в этот самый миг Луи развлекается с очередной девкой, балуя ее подарками и всевозможными лакомствами.

– Ты фантазируешь, сестра, – хмыкнула герцогиня, – ему никто, кроме тебя, не нужен, сама знаешь. Ну, с кем он будет развлекаться? Людовик любит тебя!

– С кем? А, например, с тобой, – покосилась на Адель герцогиня де Шатору.

Одутловатое лицо Аделаиды покрылось красными пятнами. Смутившись, сестра фаворитки явно почувствовала себя неуютно. Она опустила глаза и нервно хихикнула.

– Ты выдумываешь невесть что, дорогая. Посмотри, кто ты, а кто я. Во мне нет ни твоей грации, ни талантов, ни смекалки. Что я могу дать королю? Кроме себя, больше нечего.

Мари-Анн отпрянула от Логарэ и пристально принялась разглядывать спутницу.

– Так, похоже, я была права… права. Ты… ты хочешь занять мое место. Вот в чем причина твоей доброты. Ты осталась со мной, в отличие от других сестер, лишь для того чтобы как можно чаще попадаться на глаза королю, в надежде на то, что Луи вновь захочет быть с тобой. Ты… ты… ты лгала мне с самого начала. Боже! Как же я глупа! Как я не догадалась раньше!.. И та записка – твоих рук дело. Теперь я точно уверена в этом.

– Какая записка? О чем это ты? В чем ты обвиняешь меня? – с вызовом произнесла герцогиня, недоуменно уставившись на сестру.

– Записка, которую я нашла вчера в своей спальне. Кроме тебя и Лили никто не мог попасть в мои покои. Служанку я допросила сегодня, пригрозив выслать из дворца, если та соврет мне. Она клятвенно уверяла, что не знает ни о каком письме. Из чего следует заключить, что гнусная проделка – твоих рук дело.

– Мари, ты не в себе! Пойдем, – протянув сестре руку, успокоительно промолвила Адель. – Давай обсудим все во дворце. Смотри, дождь уже начал накрапывать. Мы намокнем и простудимся. Дорогая, ты идешь?

Герцогиня де Шатору попятилась назад и, глядя на герцогиню глазами, полными ненависти, зло проговорила:

– Убери от меня руки. Не смей трогать меня! Ты сегодня же покинешь Версаль. Иначе… иначе тебя упекут в Бастилию, где ты проведешь остаток своих никчемных дней. А я уж постараюсь обеспечить тебе самую грязную и вонючую камеру. Тебя посадят на хлеб и воду. Вместо роскошных платьев ты будешь носить лишь грязные лохмотья, а твоими друзьями станут мерзкие подвальные крысы.

– Мари-Анн, ты не в себе и не понимаешь, что говоришь, – нахмурилась Аделаида, осознавая, что разговор с сестрой зашел слишком далеко. – Ты серьезно больна и тебе немедленно нужно в постель. Я позову кого-нибудь, чтобы они помогли тебе дойти.

– Не следует никого звать! Вы все… да-да, все желаете моей смерти. Я никому не верю! Это заговор… самый настоящий заговор против меня! – воскликнула герцогиня де Шатору, согнувшись в три погибели от нового приступа боли.

Увидев, что сестра находится в полуобморочном состоянии, Адель хотела было прийти ей на выручку, но метресса жестом приказала ей остановиться.

– Прочь! Отойди от меня! Я… сама… слышишь? САМА! И не смей идти за мной. Я больше не нуждаюсь в твоей помощи.

Держась за живот, герцогиня де Шатору медленно побрела в сторону дворца. К приступу боли в области горла и живота, затуманившему ее разум, прибавились еще и кашель, сильная жажда и удушье. Ей казалось, что костлявые руки смерти сомкнулись на ее шее и принялись сжимать горло.

«Господи, что со мной происходит? – подумала она. – Как я в таком состоянии буду принимать Луи? Что правитель подумает? Он такой мнительный! Что ж… у меня еще есть время. Мне нужно прилечь и немного поспать, и тогда все образуется. Моя слабость – последствие бессонной ночи, не более. Я немного вздремну сейчас, и от плохого самочувствия не останется и следа».

Но чем ближе она подходила к дворцу, тем хуже ей становилось. С трудом взобравшись по ступенькам, Мари-Анн, буквально едва переставляя ноги, подошла к дверям.

– Ваше Светлость, вам плохо? – задал вопрос вышедший навстречу мажордом. – Я могу вам чем-то… Ваше Светлость, Ваше Светлость! Кто-нибудь! Помогите!..

Мужчина подхватил упавшую без чувств герцогиню де Шатору.

– Чего ты стоишь, болван, – набросился дворецкий на стоявшего рядом гвардейца. – Беги, зови на помощь!

Сбежавшиеся на крик слуги помогли донести впавшую в беспамятство фаворитку в ее покои. Бледная, как сама смерть, Мари-Анн лежала на кровати, не подавая признаков жизни.

– Мсье Легран, она поправится? – со слезами на глазах спросила врача Адель. – О, пожалуйста, скажите, что с ней все будет хорошо! Умоляю вас!

– Мадемуазель, мне хотелось бы утешить вас, заверив, что самое страшное осталось позади, но, боюсь, мне нечем вас обнадежить. Герцогиня де Шатору умирает. Я удивлен тому, что она до сих пор жива.

– То есть? – вопросительно глядя на доктора, спросил камердинер короля, пришедший в покои фаворитки, узнав о несчастье. – Что вы хотите этим сказать?

– Только то, господин Марвий, что изумлен тем, что герцогиня еще не предстала перед Создателем, ибо действие мышьяка…

– Мышьяка, вы сказали? – перебила его Аделаида, посерев. – Но как такое возможно? Здесь, в Версале? Слыханное ли дело?

– Но тем не менее, я совершенно уверен, что мадам де Шатору отравили. По крайней мере, все признаки красноречиво говорят от этом.

– Значит… она умирает?

Герцогиня Логарэ, упав на колени перед кроватью, залилась горькими слезами.

– Нельзя ничего сделать? – вопросительно посмотрев на врача, спросил камердинер короля.

– Увы, слишком поздно. Мадам осталось жить менее суток, и это оптимистичный прогноз. Передайте королю, что мне очень жаль.

– Дайте мне знать, когда сие событие произойдет.

– Непременно, мсье.

Слегка кивнув, господин Марвий удалился, оставив доктора, священника и сестру фаворитки наедине с умирающей, сердце которой ближе к полуночи перестало биться.

– Ваше Величество, – войдя в спальню короля, доложил камердинер, – мне сейчас доложили, что герцогиня де Шатору скончалась. Будут ли какие-нибудь указания?

– Хм… скончалась, – заметил Луи, вертя в руках медальон, подаренный теперь уже бывшей возлюбленной. – Что ж… такова воля Господа нашего. И мы принимаем ее. Распорядитесь, чтобы бренные останки отправили из дворца в имение герцогини, где мадам и найдет последнее пристанище, как можно скорее. Версаль не город мертвых. Мы не желаем больше видеть смерть. Идите!

Едва за слугой закрылась дверь, как Людовик вскочил с кресла, стоявшего подле камина, в котором весело потрескивал огонь, и принялся ходить взад-вперед, размышляя о только что почившей любимой женщине. Затем он остановился напротив очага и, с минуту поглядев на медальон, швырнул его в огонь.