Никодим Росомахин вышел на крыльцо и ахнул. Вчерашняя черная туча разразилась-таки обильным снегопадом. Вокруг расстилалась девственно-белая ширь. Никодим вздохнул, взял стоящую на крыльце лопату и привычно принялся разгребать снег, пробиваясь к калитке и к дороге. С ритмичностью биения сердца лопата взмывала ввысь, снег ложился по сторонам аккуратными валиками. Никодим дышал ровно, как хорошо отлаженный механизм.
До калитки он добрался через двенадцать с половиной минут, распрямил спину и радостно улыбнулся. Впрочем, улыбка погасла так же быстро, как и возникла. За калиткой дороги не было. Это значило, что тракторист Венька Беспросветов снова напился и не вывел из стойла своего железного коня. Чтобы попасть в мастерские, Никодиму предстояло рыть тропу до самой поликлиники, а потом налево до мастерских. Или вставать на лыжи. Никодим выбрал второе. Он принес из дома лыжи, короткие и широкие, как у жителей Крайнего севера. Лыжи чуть ушли в мягкий снег, но провалиться Никодиму не дали.
Морозный воздух бодрил, в домах начали открываться двери. Добежав до поликлиники, Никодим свернул в переулок – и остолбенел. На снегу отчетливо виднелся след босой ноги. Никодим сам носил сорок пятый, а сейчас на нем были просторные валенки, вдетые в лыжную петлю.
Но рядом со следом нога Никодима казалась детской. Тот чуть-чуть не дотягивал до длины лыжи. У Никодима екнуло сердце. Йети! Или, говоря по-нашему, снежный человек! В прошлом году такой след видели возле лесопилки, когда оттуда пропали пять кубов обрезной доски. И вот опять…
Из поликлиники, как вскоре выяснилось из криков пострадавшей, украли кварцевую лампу, которой медсестра Анна Николаевна обеззараживала процедурный кабинет.
Никодим стоял и соображал, куда мог податься похититель. Дальше простиралась уже расчищенная дорога, и следов не было – Беспросветов взялся-таки за ум. Понемногу стали собираться люди. Подошел и Косякин, бывший милиционер, а теперь пенсионер районного значения.
– Не скапливайтесь, товарищи, не скапливайтесь. Всем вам на работу пора, расходитесь.
Никодим и пошел.
Весь день он перебирал старый мотор и думал. Зачем снежному человеку кварцевая лампа? Обрезная доска также вызывала недоумение. Никодим был знаком с теорией эволюции и мог допустить, что, продвигаясь по пути от обезьяны к человеку, йети решил построить себе жилище. Правда, для этого требовались еще кое-какие инструменты и, к примеру, гвозди. Но снежный человек мог об этом и не знать. А вот лампа? Вопрос оставался без ответа.
Прошло несколько дней. Беспросветов, напуганный пенсионером Косякиным и отчаянием Анны Николаевны, чистил дорогу после каждого снегопада, так что если йети и посещал деревню, то следов не оставлял.
Вечером в пятницу, когда трудовой день уже давно закончился, рабочий люд разошелся по домам и даже успел принять на грудь законные сто грамм, Никодим шел домой от приятеля Гриши. Путь его пролегал мимо дома, на первом этаже которого обитала семья Беспросветовых. Случайно повернув голову, Никодим увидел через окно, как жена Беспросветова, Галина, в одних темных очках нежится под голубой кварцевой лампой. Что-то шевельнулось в мозгу Никодима, но мысль не родилась. Ладная фигурка обнаженной женщины отвлекла его от размышлений. Блаженно улыбаясь, Никодим постоял несколько минут, любуясь открывающейся картиной.
Дикие вопли заставили Никодима вздрогнуть и пробудиться от грез. Орали со стороны продмага, располагавшегося на главной улице поселка. Никодим повернулся и быстро зашагал к магазину.
Здесь, на главной улице, горели несколько фонарей. Свет лился и из окна продмага, разбитого неведомым злоумышленником. Осколки витринного стекла сверкали на снегу, как алмазы среди жемчужных россыпей. А на фоне по ночному темной стены продмага выделялась огромная лохматая фигура снежного человека. Он стоял спокойно и величественно, держа над головой ухваченного за штаны Беспросветова. Венькины-то вопли и побудили Никодима изменить маршрут.
Вокруг постепенно собирался народ. Мужики принесли с собой вилы и колья, но броситься на йети не решались. Косякин побежал домой за охотничьим ружьем.
И тут распахнулась дверь дома напротив, и на крыльцо, кутаясь в пуховый платок, выбежала молоденькая библиотекарша Елена Степановна.
– Василь Василич, что это вы делаете? – звонким голосом выкрикнула она. – Сейчас же поставьте его на землю!
– Помилуйте, Еленочка, – звучным басом возразил снежный человек, – надо же что-то делать?!
– Надеюсь, вы не собираетесь его есть? – заинтересованно спросил Никодим.
– Как вам не стыдно? – вступилась за йети Елена Степановна. – Глупости такие говорите, а еще образованный человек!
Тут только Никодим заметил, что в свете фонарей на снегу отчетливо виднеются две полоски следов. Почти одинакового размера, они сильно различались по форме. Одни следы были такие же, как Никодим видел возле поликлиники: узкие, с плотно сжатыми пальцами. Другие были значительно шире, и пальцы торчали в разные стороны. Никодим вспомнил, что смотрел однажды фильм, в котором растопыренные пальцы были у дикарей, потому что они всегда ходили босиком и не знали обуви.
Он тотчас окинул взглядом агрессивного зверя. Точно! Растопыренные следы оставили его огромные лохматые лапы. Но чьи же тогда другие?
Прибежал Косякин с ружьем, упал на одно колено и стал целиться – как будто с такого расстояния можно было промахнуться!
Но Никодим положил руку на ствол и опустил его в снег.
– Ты зарядить-то не забыл?
Косякин поднялся, понуро опустив голову. В охотничьем азарте он совершенно забыл про патроны.
Елена Степановна, между тем, самоотверженно продолжала борьбу за жизнь Беспросветова.
– Василь Василич, немедленно отпустите Вениамина! – она даже топнула ножкой. Но снежный человек не сдавался.
– Поймите, Еленочка, этот негодяй опозорил меня перед людьми. Кто теперь поверит, что я в жизни не брал чужого? У нас это совершенно не принято. За это, знаете ли, и съесть могут.
– Васенька, я очень вас прошу, – взмолилась Елена Степановна. – Я готова поручиться за вас. Вы самый ответственный читатель в нашей библиотеке. Ни одной книжки не потеряли и даже не задержали!
– Леночка, почему вы зовете его Василием Васильевичем? – заинтересовался Никодим.
Зардевшись от смущения, Елена Степановна повернулась к собравшимся.
– Каждого человека должны как-то звать! А Василий Васильевич… Он очень любит детскую литературу. И читать выучился просто очень быстро! Между прочим, я нашла вам Агнию Барто. Старую книжку, еще советскую.
Снежный человек вздохнул и бросил Беспросветова на снег. Тут только Никодим заметил, что к ногам у него были привязаны выпиленные из фанеры подошвы, в точности повторяющие следы из первой цепочки.
Снежный человек положил белую пушистую лапу на плечо Елене Степановне. На его фоне она казалась букашкой на листе. Библиотекарша доверчиво прижалась к меховому боку, и странная пара побрела по дороге под сияющими звездами, тихо беседуя о литературе. Никодим подошел к Беспросветову. Сначала он хотел дать ему в ухо, но потом передумал. Он вдруг понял, что человек и животное отличаются совсем не растопыренными пальцами.
Люди шли и шли. Несли сумки, катили тележки, вели за руки орущих детей. Туда-сюда, туда-сюда…
Ей были видны только ноги. По зимнему времени одетые в сапоги и теплые ботинки, они, тем не менее, обходили ее стороной. Кто станет зазря связываться с такой большой собакой?
Сорванный коготь опять начал кровоточить, и она испугалась, что ее прогонят на улицу. В вестибюле метро тоже холодно, особенно если лежишь на гладком гранитном полу, на самом сквозняке. Но это все равно лучше, чем на морозе. Скоро ночь, все уйдут, а она прижмется лохматой спиной к стене возле двери, там, где в щель сочится теплый воздух со станции, и будет спать. Эх, жаль, нет подстилки. Сначала – то она лежала на газете, но когда вышла на минутку по своим собачьим делам, газету кто-то подобрал. Может, решил почитать, а может, выкинул. Ей хотелось думать, что ее газету кто-то читает – тогда не так обидно.
Кровь сочилась и капала на отполированный тысячами ног черный камень, и она принялась быстро-быстро слизывать его языком. Никто этого не заметил, на нее просто не обращали внимания, и она успокоилась.
Бок замерз, она повернулась на живот. Мимо прошел мужчина с большой елкой. От дерева пахло смолой, свежим снегом и каким-то животным, которое раньше жило под корнями. Идущая рядом с мужчиной девушка бросила на пол кусок колбасы.
– На, поешь, бедная, – и они ушли.
Людей становилось все меньше, киоски закрылись. «Поздно уже», – подумала она. Дежурная по станции покосилась на нее, сказала что-то молоденькому милиционеру, от которого пахло дешевыми сигаретами, но он только досадливо махнул рукой.
Собака знала, что они сейчас уйдут. Люди любят спать в домах. Правда, некоторые часто ночуют тут же, и тогда прогоняют ее от теплой щели. Но в мороз и они ищут себе другое пристанище.
Она положила голову на лапы и сделала вид, что спит.
Эскалаторы выплескивали наружу последних пассажиров. Те почти бежали, спешили домой, в тепло. От многих пахло спиртным и разной вкусной едой.
Она поднялась и побрела к стене. Дверь хлопнула в очередной раз, выпустила пассажира. От него тоже пахло спиртным, но несильно. В руке он держал пакет, от которого тянуло жареной курицей. Теперь пакеты делают прочные, с фольгой внутри, сок не капает.
Мужчина шел медленно, сделал несколько шагов и остановился. Теплый запах щекотал ноздри, из пасти потекла слюна. Она отвернулась. Мужчина стоял и задумчиво смотрел на нее.
– Что, плохо одной Новый год встречать? Я тоже один. Самое главное, чтобы дома тебя кто-то ждал. Пойдем со мной. Дам тебе кусок курицы.
Она побрела за ним, но старалась держаться шага на три позади. Вдруг он пошутил, пнет ее сейчас ботинком по ребрам и уйдет?
Только когда он впустил ее в квартиру, запер дверь и разрешил лечь на коврик, она поняла, что СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО.