Тайна Зеленой бухты постепенно забылась, утонула в зыбучих песках времени. Заботы новых дней заслонили происшедшее. Лишь иногда, когда над городом сгущаются сумерки, меня охватывает грусть. Порой тайна подходит к нам так близко, что можно коснуться ее рукой. Мы проходим мимо, и волшебный миг оказывается утраченным навсегда.
***
В Зеленую бухту я приезжаю не первый год. Казалось бы, в деревушке, состоящей из четырех домов, должен давно знать всех. Но это не так. Главное, что влечет людей в Зеленую бухту – уединение. Уединение и тишина. Макферсон наезжает в свой домишко только в охотничий сезон, а летом просит меня присмотреть за его недвижимостью.
Конечно, он лукавит. В местах, подобных Зеленой Бухте, веками ничего не происходит. Просто Макферсону хочется ощущать свою причастность к большой литературе. У него хватило здравого смысла не браться за перо самому, но он с удовольствием следит за моими достижениями. Ему достаточно видеть свою фамилию в перечне благодарностей, которым, из политических соображений, я начинаю каждый роман. Впрочем, как раз Макферсон свою порцию заслужил. Именно в его домике я написал «Опасную бездну любви» и «Последний прыжок».
Все дело в вековой тишине и покое. В Зеленой Бухте никогда ничего не случается. И еще воздух. Он прочищает мозг, а отсутствие внешних раздражителей заставляет его генерировать причудливые картины.
Если станет совсем невмоготу, можно пойти на почту или в бар. Почтой ведает Лэнг. Их семья живет здесь с незапамятных времен. Лэнги кроме почты держат магазин, в котором можно найти решительно все: охотничьи припасы, консервы, свежее мясо и молоко, резиновые сапоги. На много миль вокруг это единственная торговая точка, так что местным жителям приходится довольствоваться тем, что готов им предложить старина Лэнг. Впрочем, в лавке заправляет Гертруда. Мамаша Лэнг так сжилась со своим мужем и со здешними местами, что стала похожа на старика – не отличишь. Порой в пасмурный день даже я сам не могу сказать, кто поднимается по склону: Лэнг или его дражайшая половина.
Бар держат Джексоны. Их трое: старая Магда, девчонка Дженни и ее брат Томас. Томасу и Дженни чуть больше двадцати. Парень довольно крепкий, хоть и невысокого роста, а девушка тоненькая. Оба рыжие и конопатые. Дженни не назовешь красоткой – личико у нее немного несимметричное, да и черты мелковаты. К тому же, она жутко стеснительная. Поэтому за барной стойкой заправляет Томас. Ему приходится обслуживать всего три столика, размещенные на застекленной веранде, это немного. Тут даже в летний сезон мало народу. Иногда заезжают любители дельтапланеризма. Их база расположена выше, на склоне горы. Время от времени по дороге они делают остановку в этом забытом Богом уголке. На такой случай на втором этаже дома у Магды есть пара спален с ваннами. Магда приходится Дженни и Томасу родной бабкой. Куда делись родители этой рыжей парочки, я не понял. Наводил пару раз Томаса на разговор о родителях, но он не отвечал и быстро менял тему.
Последнее время я привык пить утром кофе в баре у Магды. Я соврал Томасу, что в моем доме сломалась кофеварка. Не знаю, поверил ли он, но принимает меня доброжелательно и угощает чудесным «американо».
На самом деле причина моего ежеутреннего посещения бара состоит в том, что окна моей берлоги выходят на море, а терраса – на горы. У Магды же терраса со столиками для посетителей выходит на дорогу. А единственное развлечение здесь – пялиться на редких прохожих и гадать, куда и по какому делу они идут. Эти мысли уже не раз наводили меня на новые сюжеты и линии в романах.
Выше, там, где гора переходит в скалистый обрыв, стоит замок. Не настоящий, конечно – уменьшенная копия. Его построили по заказу четы Горислеев. Откуда они, я не знаю. Горислеи изо всех сил стараются показать, что принадлежат к старинному аристократическому роду. Именно по их стараниям легко понять, что на самом деле это не так.
Сам Горислей – крепкий розовощекий малый. Занимается не то недвижимостью, не то продажей автомобилей, и бизнес его идет успешно. Мадам занимается только собой. Идеальная фигура, ни одной морщинки на лице, пустой безразличный взгляд. Ей может быть как двадцать пять, так и все пятьдесят.
В десяти комнатах замка часто бывают гости. Одних связывают с хозяином деловые отношения, другие хотят вдали от света уладить личные дела. Горислеи никому из богатых и высокопоставленных знакомых не отказывают.
В замке, естественно, есть прислуга. Две женщины, горничная и кухарка, меняются так часто, что я не могу их запомнить. Еще там служит старый Потс, бывший корабельный кок. Он и привратник, и повар – когда хозяева рассчитывают очередную кухарку.
Потс – прекрасный собеседник: почти не пьянеет и полон разных морских историй, которые рассказывает с истинным мастерством, заставляя поверить, что он сам в них участвовал.
Особенно любит он, разгладив усы и раскурив старую трубку, вспоминать истории про морских чудовищ. Впрочем, он вовсе не спешит выложить свои истории первому встречному. В этом смысле я всегда пользовался его особым расположением.
– Вы не поверите, сэр, что за чудные существа водятся в морских глубинах. Среди моих знакомых найдется немало достойных людей, которые молчат из опасения быть высмеянными.
– Наверное, между собой моряки все же обсуждают удивительные встречи. Ведь каждому из них довелось повидать немало.
– Да уж! Помню, Барнс рассказывал про чудовищного ската, который чуть не перевернул их корабль. А бедняга Гопкинс так и не оправился от той встречи с морским змеем, когда его сшибло за борт катящейся бочкой. Он успел ухватиться за канат, и ребята выдернули его почти из пасти чудовища. Правда, после этого бедняга совсем съехал с катушек.
– А вы, Потс, сами видели что-нибудь этакое?
– Эх, сэр! Сейчас мне пора ложиться на курс к своей хижине. Но если вечерком вы поставите мне пинту пива, я расскажу вам про русалку. Удивительное создание, доложу я вам. Таких глаз я никогда не видел: они и синие, и зеленые одновременно и совершенно прозрачные – как море в солнечную погоду.
***
В то утро я, по привычке, сидел у Джексонов, потягивал кофе и закусывал его сэндвичем с ветчиной. Как обычно, я посматривал в окно. Кроме ярких горных цветов и нескольких приземистых деревьев, смотреть было не на что. Томас за барной стойкой перетирал стаканы, которые запылились за зиму. Он что-то мурлыкал себе под нос, не пытаясь со мной заговорить. И тут я увидел на улице незнакомую женщину.