Маргарита Смирновская
Поймать лаптем удачу
– Для Пушкина дуэль закончилась плачевно. Зачем тебе она?
Я еле сдерживала свои пальцы.
– Ты пытаешься убить меня исподтишка, а мне жить хочется. Я буквально сегодня хотела тебе отдать все документы, а ты все испортил! Я жалею какого-то гея и маньяка, который никак не определится, кто он, и зачем ему жертва!
Миша взглянул на мое окно, за ним перевела туда взгляд и я. Сверху за нами наблюдал Гущин.
– В дуэли я предлагаю тебе и себе равный шанс на жизнь, – сказала я.
– Поговорить не удалось, – заключил Миша. Он притянул меня к себе одной рукой и, привстав, поцеловал чуть выше верхней губы. И… уехал. Я направила на него дуло и несколько раз попыталась выстрелить. Не получилось. Я села на корточки и заплакала. Ну что же я за дура такая! Он играет со мной в кошки-мышки, а я загораюсь от его взгляда. Он все понял… Стоп! Надо принять холодный душ и хорошенько подумать. Я что-то упустила сегодня. Меня этот Высоковский сводит сума! Я совсем все забываю.
Гущин сидел на кухне и смотрел новости по телевизору. Увидев, как я вошла и села на стул, он включил микроволновку и достал из холодильника греческий салат.
– Я забыла купить продукты, – сказала я вслух, имея в виду полуфабрикаты. – Ты сам приготовил его? – спросила я про салат.
– А то! – Гущин достал из микроволновки тарелку с рыбой в кляре и пюре и поставил ее передо мной. – Ешь, может, подобреешь.
Интересно, он рыбу сам жарил или готовую купил? По вкусу она была немного суховатой и недосоленной, но я была не против отведать и такой. Когда я нервничаю, то либо совсем не ем, или ем, но очень много. Сегодня был второй случай. Я посолила и рыбу, и пюре и набросилась на еду.
– И что я, дурак, на заводе торчу? Пять лет на институт потратил! Выучился бы на повара в ПТУ и пошел себе в ресторан работать шефом. Смотри, как уплетаешь! – засмеялся он. – А я есть это не смог. Для меня оно несъедобно. Салат куда лучше получился. Вик, с тебя сто рублей за испорченную тетрадь и пять тысяч четыреста за моральный ущерб.
– Я тебя не просила готовить.
Я почему-то чувствовала угрызения совести за то, что мой гость сам кухарит.
– Да, и еще за обслуживание я пришлю тебе счет факсом. Ты зачем пригласила меня к себе жить?
– Потому что одной мне страшно.
– Неправда. Я знаю, – игриво улыбнулся он, – ты запала на меня.
Я посмотрела на Сергея уничижающим взглядом.
– Столько всего для привлечения внимания предпринимаешь, – продолжил он. – И не смотри на меня так, а то я с тобой как твой бисексуал поступлю!
– Кто? – не поняла я.
– Да гей твой! Как ты думаешь, я ему понравился? А то я чуть не покраснел, как ты, когда он на меня посмотрел с улицы.
Гущин и смеялся, и искусственно пытался стесняться, но выходило у него это плохо. Покраснела, к своему ужасу, я. Меня охватил жар. Когда он перестанет про этого идиота болтать?!
– Как ты считаешь, он думал обо мне? – почти с девичьей жеманностью продолжил Гущин. И по-мужски, с приподнятой бровью спросил. – Не боишься, что меня уведут?
Я закашлялась. Да чтоб его! Я всегда от его еды давлюсь. Нет, я больше есть при нем, не буду. Гущин быстро налил воды и похлопал меня по спине со словами.
– Да не расстраивайся, пошутил я! Я же сказал: так и быть, женюсь я на тебе когда-нибудь. Только возмести ущерб за тетрадку.
Он достал тетрадь и положил перед моим носом. У меня еще стояли слезы в глазах от кашля, и я не сразу заметила, что я, дура, забыла вырвать из нее ночные фантазии про Высоковского-младшего. Я так их и оставила на память бедному Гущину, который не догадывался о моих похождениях. На листе было три Высоковских, один голубой – перечеркнутый. Я глаз не могла отвести. Как же я круто его нарисовала! Особенно первого…
– Я, конечно, ценю твое творчество, но как-то я у тебя плохо получился. Может, если раскрасить и челку сделать кудрявой, тогда я больше буду похож, а?
Опять прикалывается. Когда же я перестану краснеть?
– Э… э… – Я тщетно пыталась выкрутиться.
– Вик, а может, ты перестаралась? Давай сознавайся, ты специально его мне нарисовала, чтобы я приревновал, да? Ну не могла же ты в гея влюбиться!
Так, раскрылся. Он меня пытает.
– Да нет же! Я не влюбилась в него! – не выдержала я.
– Ага, конечно! Да ты его только за то, что он на тебя похотливо посмотрел, чуть не пристрелила, а уж когда назло мне, он поцеловал тебя, я был уверен, что произойдет мокруха! Даже фотоаппарат взял! Но ты его, к моему сердечному огорчению, помиловала. Так зачем ты его рисовала в моей рабочей тетрадке? А?!
Ни пить, ни есть я уже не могла. Да, зачем же я его все-таки рисовала? Чтобы понять, на кого он больше похож. И я поняла? Нет! Разве, что на гея он не походит.
– Над ним издевалась, – сказала я первое, что пришло мне в голову, и тут же пожалела. Глупо!
– А зачем в моей тетрадке?! Это мне назло, да? Одним выстрелом – двух зайцев, так? И что-то не похоже по этим картинкам, что ты над ним издевалась. Вик, или это я у тебя плохо вышел? Давай признавайся, кто у тебя на душе? Я или гей?
– Гущин, я куплю тебе дюжину тетрадок, только отвали от меня!
– Зачем ты его рисовала в моей тетрадке? Что ты хотела мне этим сказать? – не унимался Сережа.
– Да я нечаянно!
Это тупик. Что же придумать?
– Кристина… Она просила изобразить мне его достоверно. Вот я и прикидывала образы. А тетрадь твоя – первое, что попалось мне в руки в период вдохновения.
– А почему он тебя подвозил?
Я не ответила.
– Вик, зачем ты меня позвала?
Опять по-новой. Мне опять становилось не уютно.
– Страшно. Было.
– Значит, сейчас я могу уезжать? Спасибо, Сережа, но ты мне негоже? – надулся Гущин.
– Нет!
Зачем я его останавливаю? Пусть домой едет. Но язык меня не слушался.
– Сегодня останься, – тихо сказала я.
– Зачем?
– Страшно.
– Страшно? Вика! Может, перестанешь мне мозг есть? Зачем я тебе нужен?
– Для компании.
Это первое, что пришло в мою пустую голову. Гущин посмотрел на меня так, что я сразу поняла, что он не верит ни одному моему слову.
– О’кей! – весело сказал он. И положил свои ноги на соседний стул. Все его тело говорило о расслабленности и беззаботности. – Тогда я делаю такой вывод.
У меня закружилась голова. Да, умеет он голову затуманить.
– Ты ушла на больничный и поняла, что долго не увидишь меня, такого-растакого красавца. Соскучилась и специально решила перед моим приходом поменять дверь, чтобы я поверил в твою вымышленную историю с воровством. Еще: ты совершенно не умеешь клеить парней, особенно таких, как я. Поэтому, насмотревшись сериалов, попросила друга, то есть Высоковского, сыграть влюбленного. Но тот, видимо, перестарался. Он-то не знал, что ты целоваться не умеешь! И за раскрытие сей тайны ты готова его на тот свет отправить, к брату!
Я поняла, что еще одно слово – и я выкину его в окно.
– И как тебе моя первая сказка? – спросил Гущин, хитро посмотрев на меня. Он меня чувствовал.
– Ты серьезно? – только и спросила я.
– Вполне. Но, может, ты мне расскажешь свою версию?
Я встала и тихо пошла в коридор. Не могу я ему все рассказать. Да он мне и не поверит. Но справедливо ли его подвергать опасности, когда он ничего не знает? Я взяла свою большую сумку и медленно направилась в свою комнату. Гущин, прислонившись к стене, наблюдал за мной. Обаятельный он парень и красивый. Но чего-то в нем не хватает. Хотя и шарм есть, и ум. Может, меня его язык и неугомонный нрав отпугивает?
– Поезжай домой, – сказала ему я.
Гущин усмехнулся.
– У тебя температура.
– Я серьезно.
– Я тоже. Ты только сейчас просила меня остаться, мол, тебе страшно. Ты же скучать будешь. И кто тебя кормить будет и на работу провожать?
Неужели я и, правда, так беспомощна? Что я, сама себе поесть не приготовлю?
– Как-нибудь справлюсь, – ответила я. – Ты не обязан здесь жить и обо мне заботиться.
– Да, ты забыла. – Глаза Гущина коварно сверкнули. – Ты мне почти жена, а значит, слушаться должна.
– Что?!
У меня от его наглости перехватило дыхание.
– А то! Ты с утра мне сказала, что не против.
– Ты о чем?
– О том! Мы с тобой все утром обсудили. Только не делай вид, что ты ничего не слышала. Я тебе целую лекцию прочитал, какая бы на самом деле мне жена подошла.
Я не выдержала и ударила его сумкой. Он стал уворачиваться от моих ударов.
– Болван! Ты в своем уме?! Идиот! – кричала я.
Гущин же сделался еще более хитрым, глаза его блестели озорством. Стало понятно, что он снова чудит. Он поймал меня и крепко обнял. Я замерла. Новое ощущение. Не могу понять, неужели оно мне нравится?
– Да ты что? – удивилась я.
Гущин дьявольски улыбался.
– Остынь, малышка. Я тебе ничего плохого не сделаю, – почти прошептал он мне в ухо.
Что за ерунда? У меня от его голоса волнуется кровь, и я краснею. Я сжала челюсти, разозлившись на себя, и почти басом ответила:
– Руки прочь!
Гущина вся эта ситуация смешила. Он опустил руки, но не отошел от меня ни на сантиметр и, довольно улыбаясь, посмотрел на мое красное лицо.
– Все, не трогаю.
Я оттолкнула его от двери и, закрыв ее за собой, упала на кровать.
– Вик, я еще с тобой не договорил! – кричал он из коридора. – И вообще, я понимаю, что ты тундра с замашками монашки, но как твой будущий муж скажу: прощайся со своими скверными привычками. Прочти, как все нормальные девчонки, эротический роман и поговори о сексе с Кристиной.
Что он там бормочет? Да я же за это его прибить могу!
– Ты заткнешься или нет?!
Обнаглел совсем!
– Вообще-то, я помогаю тебе решить твою проблему, – прямо в щель бубнил Сережа. – Ну, не хочешь – как хочешь. Все равно ты сдашься. По тебе видно.
Я не помню, как я встала с кровати, и не помню, как в руках у меня оказалась статуэтка египетской кошки из чугуна, я даже не почувствовала, что она тяжелая. Я открыла дверь своей комнаты и увидела уже напуганного Гущина, который медленно пятился назад.
– Вика, я все понял… – осторожно начал он. – Перегнул я.
Гущин забежал в комнату Маши, закрыл перед моим носом дверь на замок и оттуда уже выкрикнул:
– И все равно я прав!
– Гущин!
– Что?
– Хочешь здесь жить, так помалкивай!
Топая, как слон, я ушла в свою комнату. Статуэтка оттягивала мне руку. Вот, чуть его не убила. Своего единственного друга! Я поставила статуэтку на место. На что этот идиот намекал? Неужели он еще надеется, что я с ним спать буду? Вроде нет… Но зачем тогда дразнит? Если б он не был таким идиотом и не работал со мной на одном заводе, тогда бы, возможно, я сдалась… В смысле, не сдалась, а влюбилась бы в него. Хотя, с моим характером – маловероятно. Мне двадцать четыре года, и мне трудно в этом возрасте вот так просто влюбиться. Мозг не дает. Всегда, когда я вижу красивого парня, похожего на мою мечту, я сразу в нем нахожу массу недостатков и понимаю, что с этим типом мне ловить нечего. На него можно просто смотреть, наблюдать, здороваться, но на большее он не способен.
С Гущиным получилось все иначе. И это – его заслуга. Он в коммуналке всегда сам со мной заговаривал и шел на контакт с привычными подколами и глупыми шутками. А на заводе стал устраивать цирк со своей сменой, в которой были термисты и грузчики. Ребята всегда ему подыгрывали, с охотой участвовали в его спецспектаклях а-ля «сразим Вику наповал». Устраивали сражения на колбасных палках за стул, стоящий рядом с моим рабочим столом, запирали друг друга в термокамере за провинность вроде: «за общение с Викой без личного разрешения нашего главного термиста Ромы, который охраняет ее даже от Гущина, и без благословения технолога, то есть самого Гущина». Гущин и сам, бывало, видя, что я иду навстречу, остановится и подтанцует что-то вроде степа, или изобразит из себя ниндзя… Было даже как-то, что я от нечего делать нарисовала Сережу с палкой для колбасных рам, в воинственной позе. Листочек с рисунком я заложила в рабочую тетрадь-журнал, чтобы ребята не увидели, и ушла пить чай. Прихожу, а мой рисунок висит на термопечи, приклеенный скотчем. И подписано ужасным почерком: «Вот о ком думает Вика». Оказалось, Гущин списывал показания печей из моего журнала и, нарвавшись на этот листок, повесил его для ребят. После этого каждый парень из нашей смены просил нарисовать его, а потом допрашивал, влюбилась ли я в Сережу, или просто его так подколола в ответ. Рисовать я никого не стала и говорила всем, что эта карикатура на нашего технолога, как он гоняет всех палкой. Смена с Гущиным была для меня ожидаемым праздником на работе. Я запоминала его график на месяц вперед и страшно расстраивалась, когда ему неожиданно меняли смену. И он, как мне теперь стало понятно, отлично это знал.
Я села на кровать. Что же со мной творится? Мои глаза остановились на сумке, лежащей в кресле. Мозг включился в работу. Я быстро вытащила из сумки барсетку, достала заветную бумажку и разложила кредитные карточки. Сомнений нет: это пароли для карт, а не шифр. С чего тогда финансовый директор Павла взял, что это шифр? Надо завтра проверить. Только как? Наверное, надо попробовать запросить баланс. Карточка «РИ-Банка», я видела их банкомат. Перед работой проверю.
При мысли о работе я снова вспомнила Высоковского. Голова начала кружиться. Поцелуй… Нет, я не могла ему отвечать! Мои щеки загорелись. Он в меня опять стрелял, поцеловал на прощание и снова попытался убить. Но почему? Я же не рою под него… Хотя… Я зачем-то устроилась к нему на работу, была на кладбище. Если он и, правда, убил своего брата, то мог испугаться, что я повсюду около него. Вот он и не упускает меня из виду и пытается тайком убрать.
Нет, у меня дурной вкус. При воспоминании о Михаиле, сердце забилось просто бешено, мне даже стало страшно, и я пошла на кухню выпить кофе. Мне стало спокойнее, и я продолжила рассуждать. Меня хотят убить из-за бриллиантов. Еще этому сомнительному другу Павла зачем-то нужна бумажка с паролями от карт. И кто-то, возможно, Михаил, хочет меня убить. Но зачем? И что неизвестный искал в моей квартире? Бумаги! Но бумаги нужны и Михаилу. И он мне откровенно об этом сказал. Значит, есть все-таки какой-то неизвестный. Надо добраться до документов и просмотреть их.
Я прислушалась.
– Ну что, красавица, какие новости? – весело болтал с кем-то Гущин по скайпу.
– Серенький, очень мало нужной и полезной информации. Там такая каша! – отвечала какая-то девица. – Я тебе кидаю в файликах. И, Серенький, ты совсем нас бросил одних. Когда вернешься?
– Как только – так сразу. Спасибки, Линочка, чмоки-чмоки!
Послышался звук, похожий на хлопок крышки ноутбука. Я поняла, что Гущин сейчас выйдет, и побежала в свою комнату.
Фу, как противно! «Чмоки-чмоки», «спасибки»! Где он этой пошлости набрался? Я услышала, как Сережа закидывал посуду в машинку. Да, я совсем обленилась, даже в голову не пришло убраться на кухне. Сережа спать не мог, зная, что на кухне беспорядок. А я даже не заметила этого, когда пила кофе. Сережа прав, я не приспособлена к жизни, хотя и живу одна уже давно.
ГЛАВА 6
Всю ночь я проерзала по кровати. У меня сердце замирало, только от одной мысли о работе. Я опять увижу этого ненормального маньяка. Я не знала, что мне от него ждать. Я его боялась и ненавидела одновременно, но, в то же самое время, очень мечтала его увидеть. Для себя я решила, что хочу его видеть только из-за того, что мне необходимо понять, он ли убийца Павла и можно ли ему отдавать бумаги и личные вещи его брата. Я пыталась построить новую тактику своего поведения, чтобы он больше не посмел так фамильярно себя со мной вести. Мысленно я вспоминала одно и то же – его поцелуй. Да, тяжело молодой девушке без парня. Но нельзя же заводиться от гея, который ничего умнее не придумал, как на несколько секунд обратиться в натурала! Тоже мне мужчина! И почему я не могу своему мозгу приказать не реагировать на него? Почему организм не слушается меня?
К утру мне удалось задремать. Во сне я находилась в сказочном дворце. Вокруг горело много свечей, на стенах роспись, и в зале белые колоны! Красотища! Я стояла в золотом бальном платье и видела себя со стороны. Да я во сне была прекраснее Дженнифер Лопес! Мои волосы были забраны в прическу из закрученных локонов и подобраны золотой лентой. Я в зале стояла одна. Потом из-за колонны вышел Михаил и протянул мне руку. Он был красив, и еще больше походил на мою мечту. Коричневый костюм в стиле XIX века ему очень шел, и его вид опьянял меня. Сердечко пело, как соловей в начале мая. И тут же заиграла музыка. Мы с Мишей танцевали. В конце танца он мне прошептал:
– Ты пойдешь на работу?
Я ничего не могла понять. Меня охватили растерянность и боль. Ну как он мог одной фразой разрушить все очарование этого вечера? Ну как он не увидел этой красоты?
А потом вышел Павел. Он был так же красиво одет и ухожен, как и его младший брат. Он с дьявольской улыбкой обратился ко мне.
– А тебе он тоже нравится, Вика? Я был уверен, что ты все поймешь. Это пароль, но это и шифр, Вика. Шифр от сейфа в моем кабинете. На работе. Ты пойдешь на работу?
– Ты пойдешь на работу? – раздался знакомый голос. И видение потеряло яркость. Павел ухмыльнулся.
– Ты ему нравишься. Это его любимый сорт.
Про что это он? Кому я нравлюсь? Я смотрела прямо в глаза Михаилу, и уже дышать не могла. Глаза… Они зеленые или бирюзовые? Видение исчезло.
Дышать носом я не могла, и в ужасе открыла глаза. Надо мной стоял Гущин. Он зажал мне нос пальцами.
– Проснулась?
– Гущин, ты идиот? – Я села на кровати вся мокрая. Видно, я сильно вспотела во сне. – Кто тебе разрешил сюда заходить?
– А ты специально не закрылась? Неужели меня ждала?
Опять? Я в изнеможении упала на подушки.
– Что ты дрыхнешь? Вставай, давай. Или ты не идешь на работу?
Меня, как током ударило.
– Сколько времени?
– Половина седьмого. Я тебя уже десять минут не могу разбудить.
Я вскочила с кровати и рванула в ванную комнату, попросив Сережу налить мне кофе.
– Твои вещи на моей кровати, – крикнул он мне.
Оказывается, он уже и стол накрыл, и вещи мне на работу выбрал. Нет, стоит мне пересмотреть свои убеждения. Не надо гнаться за принцами, когда перед носом живет такой заботливый парень, и пусть он кажется мне идиотом, надеюсь, это он перерастет. Возможно такое поведение – просто защитная реакция на мое молчание.
Выйдя из ванной, я подошла к своему месту за обеденным столом, и мой взгляд упал на лист формата «А4». Я его взяла и стала читать.
«Брачный контракт.
Я, Гущин Сергей Александрович, 17.07.1987 года рождения, обещаю:
1. Заботиться о Виктории Алексеевне Рязанцевой, а именно:
а). Вовремя кормить, следить за ее рабочим графиком, чтобы моя будущая супруга не уставала, не перерабатывала и больше отдыхала;
б). Обещаю возить ее в отпуск по заморским странам;
в). Стирать, гладить бельё, содержать в чистоте наше жилище.
2. Обещаю со всей тщательностью и скрупулёзностью исполнять свой супружеский долг, а именно:
а). С газетой в руках, слушать, какие интересные нынче идут сериалы;
б). Какую кофточку себе купила ее подруга;
в). В каком магазине есть зимние скидки;
г). Сколько зарабатывает муж у соседки;
д). Почему дворник не вышел на работу.
3. Обещаю всю зарплату отдавать жене, кроме калыма.
Я, Рязанцева Виктория Алексеевна, 02.01.1986 года рождения, обещаю:
1. Слушаться своего будущего мужа, Гущина Сергея Александровича.
2. Обещаю его не бить, чем попало, а нежно целовать и гладить по головке, как бы он не провинился, и какую бы глупость не сказал.
3. Обещаю его встречать с улыбкой на лице и с ласковыми приветствиями, когда он опаздывает с работы или вообще не приходит ночевать, ведь он работает на калыме, во благо семьи, на новый отпуск жене.
4. Обещаю не рожать, пока муж не разрешит, так как Серёжа не готов ко второму ребенку.
5. Не называть мужа дебилом, уродом и придурком, так как Серёжа сильно обижается на такие слова.
6. Не ревновать к красивым девочкам и многочисленным подружкам, потому что Серёжа работает с ними, а не делает всякие непотребности.
7. Обещаю быть к мужу внимательной, интересоваться его занятиями и, вообще, познакомиться с ними.
8. Обещаю после брака не гнать его с кровати и исполнять свой супружеский долг, забыть все староверские причуды и амбиции, и разрешить своему организму расслабиться.
Число и подпись…».
Я рассмеялась. Серёжа косился на меня и пил сладкий чай. Когда же я дошла до слова «познакомиться», у меня в груди что-то ойкнуло. Значит, Серёжа намекнул мне, что я его совсем не знаю. А ведь правда, я никогда не интересовалась, как у него дела… Далее… Я покраснела.
– Опять приколы? – я не знала, куда мне деваться.
– Какие приколы? – Сергей был как никогда серьезным. – Это ряд моих условий.
Я не могла поверить и у меня затряслись руки.
– Ты смеешься?
– Вовсе нет. – Гущин взял из моих рук бумагу, расписался и передал мне. Я на него с сомнением посмотрела. Что я вообще о нем знаю? – Будешь сейчас подписывать или тебе, как и всем, «надо подумать» – последнюю фразу он со вздохом пропищал.
Меня забила нервная дрожь. Он бредит, или серьезно? Гущин, я никогда не пойму тебя! До этого момента я была уверена, что для Серёжи жизнь со мной под одной крышей – просто игра, развлечение.
– Перестань!
Я отодвинула лист, ручка упала на пол. Гущин широко улыбнулся.
– Ты такая предсказуемая, – он поднял авторучку. – Это не готовый документ, а так, набросок тебе для ознакомления. У тебя есть ещё какие-нибудь предложения? Может, пункты, какие изменить? Добавить?
– Гущин!
Сережа поставил передо мной чашку с кофе.
– Ладно, все сделаю сам. А ты пей, а то опоздаешь, – он сел на стул. – Тебя проводить?
Да, что такое? От его взгляда я опять поперхнулась. Только кофе!
– Понял. Вызову такси.
Сережа вышел. А я накинулась на бутерброд, пока его нет. После мне даже стало смешно. Я побила все рекорды по скорости поедания пищи всухомятку. А ведь на работе я спокойно при нем ела. Но на работе, правда, он такую ерунду и не говорил.
В зале я нашла шикарные темно синие джинсы и белый ажурно вязаный пуловер, с открытыми плечами, на шею короткое колье из жемчуга. Тут в комнату вошел Гущин.
– Я тут тебе кое-что из одежды подобрал…
– Это в клуб? – недоверчиво спросила его я.
– Так все сейчас ходят, – заверил Сережа. – Ты в престижном месте работаешь, а не в прачечной.
Он был прав. Я взяла выбранный им наряд и пошла в свою спальню переодеваться. «Что скажет Маша, когда узнает, что неизвестный ей парень рылся в её вещах?», – с грустью о ней, подумала я. Совесть грызла меня все сильнее. Одевшись и посмотрев на себя в зеркало, я сразу поняла, что преобразилась. Эти вещи мне больше подходили, чем те, что я себе сама выбирала по памяти из гардероба, что носила Маша. У Сергея вкус лучше, чем у меня, это точно. У входа меня уже ждали ботинки, сумка и коробка со сменной обувью. Я даже об этом не подумала. Нет, стоит задуматься над его предложением. Дурак он, но очень хороший.
– Ты обо мне думаешь? – с озорством в глазах спросил он. Я не ответила и стала обуваться. Где он эти ботинки откопал? Я их раньше у Машки не видела. Ботинки были очень удобными, несмотря на каблук. Я пробежала в спальню и достала кредитную карту Павла, лист с паролями и сунула в джинсы. Всё, теперь точно готова.
– Что сегодня приготовить? – поинтересовался Серёжа.
– Что хочешь сам, – я подобрела. Такой он стоял хорошенький. Я подошла и поцеловала его в щечку. – Спасибо.
Гущин притворно свалился на пол. Я засмеялась и закрыла дверь. Когда спускалась по ступенькам, то услышала «Есть!».
Я вздохнула. Что есть? Поцеловала я тебя, как хорошего человека. Ты ведь, правда, хороший, Сережа. Но в такси, я уже не думала о Гущине. Мой мобильник заголосил, а я, как назло, не могла его найти! «А я люблю тебя, Сергей! Чмоки-чмоки-чмоки. Я – как Кайли Миноги. Чмоки-чмоки-чмоки. Выжми из меня все соки. Зажигай меня сильней! Мой начальник – не гей!». Опять Гущин! Нельзя даже на секунду свой телефон оставить без присмотра. Слово «гей» эхом отозвалось в груди. «Не гей – если бы!», – со сдавленным в груди сердцем я подняла трубку.
– Утро доброе, – услышала я знакомый голос.
В моей голове сразу прокрутилось: «Кто это может быть?». Я вспомнила – финансовый директор! Настроение моё стало еще ниже, чем минус пятьдесят.
– Какое же оно доброе?
– С Вами все хорошо?
Голос у него стал вкрадчивым, словно он пытался понять, что происходит. Но куда ему!
– Как может быть мне хорошо, когда вы меня все достали?! С тобой было бы хорошо, когда притворяются, что о тебе заботятся, а сами при первой возможности пытаются убить?
Я услышала смех.
– Всего-то!
Он нормальный или нет? Разве этого недостаточно, чтобы, как минимум, напиться и все забыть, даже свое имя? Я отключилась и тут же пожалела об этом, когда мой мобильник голосом «Шпилек» закричал: «А я люблю тебя, Сергей!». Я со злостью сдавила кнопку приема.
– Да!
– Ну что? Подумала? – уже серьезно заговорил «ФинДир».
– Не до тебя было, – я хотела отключиться, но он продолжил.
– Тебе не интересно знать, кто тебя на самом деле хочет убить?
– Я и так знаю. Не глупая, – я отключилась.
Нет, я не видела смысла торговаться с ним. Просто, сначала я хотела проверить – что в сейфе. Может, с помощью этой информации я узнаю, в чем и где правда. И возможно многое встанет на свои места. Мне стало грустно от мысли, что меня хочет убить Высоковский. Пусть он гей, бисексуал или кто он там… может даже и убийца, но только не циничный, и не холодный. У него такая красивая мать с глубокими мягкими карими глазами, в которых столько грусти, боли и тоски. Не могла такая женщина родить двух моральных уродов. Ну ладно, на одном ребенке «природа отдохнула», но не на всех же! И в тоже время факты косвенно указывали на его виновность. Всегда, где был он – стреляли в меня! Один раз чудом не убили. Убили продавщицу. Неужели он тоже ищет деньги? Или он просто маньяк, который убивает свою жертву только, когда наиграется? Тут я вспомнила свой сон. Как красиво всё было! Паша жив был… «Это пароль, но это и шифр, Вика», – я отчетливо слышала голос Павла. Из окна машины мне бросилась в глаза вывеска Банка «Возрождение».
– Остановите ненадолго у банкомата, – выпалила я, хотя меня мучили сомнения.
Вдруг я ошибаюсь? Но надо проверить. Я же все-таки взяла одну из его банковских карт! Карта «РосИнвестБанка», кратко РИБ-банка. Я открыла листок Павла. Вот, написано: «ри – 42-22», я нашла строчку и забила пароль. Что же я так удивилась, когда он оказался действительным? Ведь и ребенок догадается, к какой карточке пароль! Я проверила остаток. Не буду уточнять сумму, но осознав её, я сразу почувствовала свою «сердечную недостаточность». Сердце так сдавило! Мне стало ясно, почему меня хотят убить. За эти деньги – я сама себя бы придушила. Когда я вытащила карточку из банкомата, то она просто обжигала мне руку. Они чужие, а я незаконно держу их. Дышать было тяжело. Я чувствовала сердечное покалывание и еле доплелась до машины, ругая себя, что надела эти ботинки на столь высоком каблуке. Голова кружилась так, что мне стало страшно, как я смогу выйти из такси, и как я буду работать. Водитель вопросительно посмотрел на меня, но промолчал, и мы поехали в офис.
У входа в здание я сразу заметила двух вчерашних ребят. Мне было трудно дышать, голова была дурной, хоть и меньше кружилась. Я не стала выходить из машины и обратилась к водителю.
– Можно, я у вас тут посижу? На улице прохладно, а человек, которого я жду, еще не пришел.
Надеюсь, нормально я соврала? Вроде логично.
– А ты концы не отдашь тут у меня? – искоса оценивая меня, спросил шеф.
Неужели я похожа на живой труп?
– Это комплимент?
– Сиди уж! «Я люблю тебя, Сергей», – засмеялся он и закурил. – Я думал, молодежь не слушает такое.
Конечно, я не слушаю. Я вообще такой блатняк не слушаю. Но продолжать дискуссию о моих музыкальных предпочтениях не хотелось. К счастью, я увидела, как из машины с охраной выходит мой личный начальник. Я так обрадовалась, как будто Нобелевскую премию получила. Именно я – неопытная секретарша, а не какой-то там ученый физик. Я в прямом смысле слова, забыв о своей «сердечной недостаточности», выскочила из такси и помчалась к начальнику. Оба парня меня увидели, но подходить не стали, так как услышали, что я громко закричала:
– Здравствуйте! – Как там его зовут? Сердце мое колотилось бешено. – Владимир Львович… – договорила я.
Он на меня неохотно посмотрел. И я сразу почувствовала себя чихуа-хуашкой, которая до смерти всех вокруг раздражает. Словно я на него тявкнула, а не поздоровалась. Он так и не ответил, но охрана пропустила меня. В другой момент я бы на него сильно обиделась, но в этой ситуации, ему и его охранникам я была только благодарна. Поэтому я простила эту скорченную мину и брезгливый взгляд, которым меня Владимир Львович одарил. В лифт мы вошли вдвоём, без охраны. Он видно решил снизойти, и обратился ко мне.
– Не положено секретарше приходить на работу позже начальника. Ты за час должна быть на рабочем месте.
У них это что, семейное? Я машинально посмотрела на часы.
– Так еще две минуты до начала рабочего времени!
Бзик у них, что ли!
– В нашей организации секретарь должен приходить раньше начальника. Лучше за час. Ты все поняла?
Надо ли описывать мои чувства к нему и ко всем Высоковским, которые меня раздражали, как кость, застрявшая в горле? Но я боялась показать свое настоящее отношение к этим людям. Прежде, чем уволиться, я должна найти сейф и открыть его, чтобы посмотреть, что в нем находится. Я набрала воздух и сказала:
– Да, Владимир Львович. Я запомню. Я просто… неважно себя чувствую.
– У нас есть медпункт. Скажи Алине, чтобы она проводила тебя, – он оценил меня, посмотрел с разочарованием и добавил. – Только хроническая лень не лечится. И чтобы тебе нормально выглядеть – таблетки не помогут. Только пластика способна творить чудеса, – глядя на мою маленькую грудь, заметил он.
Я покраснела не от смущения, а от злобы. Чертов вуайерист! И ответить ему я не могу. Погоди, я еще тебе на прощанье сварю кофе! От волнения у меня опять стала кружиться голова. Но мы уже приехали, и я собрала все силы, чтобы ровно выйти из лифта. Благо наш кабинет был рядом. Я опустилась на стул и посидела минуты две с закрытыми глазами, ровно дыша, как я это делала в конце рабочей смены на заводе. Это всегда мне помогало. Запищал телефон и заговорил голосом моего нового начальника.
– Рая, кофе принеси и можешь идти в медпункт, только быстро. У нас совещание. Ты должна быть со мной, – и отключился.
Я чувствовала себя рабой. Он даже имя мое не запомнил! На заводе мы тоже себя чувствовали неграми, но к нам относились, как к людям. По именам называли. Я уже не столько злилась, сколько обижалась – пусть я и не модель. Переобувшись, я заменила воду в аппарате, и так как он не сказал, какой предпочитает кофе, я налила ему, как люблю сама. Две порции сливок и очень сладенько. И вошла.
