Мара Вульф
Египетские хроники. Кольцо огня

– Я поговорю с Осирисом, – максимально миролюбивым тоном обещает Исида. – Он не станет торопить события, но все-таки страх за душу брата станет для девчонки стимулом. – Никто из собравшихся не возражает, хотя она и выжидает пару секунд. – Тогда я наконец-то могу принять ванну, – с довольным видом объявляет она. – Благодарю за прекрасное вино и приятную беседу. – Прежде чем я успеваю остановить, богиня поднимается и на наших глазах испаряется в воздухе.

– Предоставь это Сету, – предлагает Исрафил. – Никто не будет тебя винить, если ты не станешь этим заниматься.

– Почему у меня такое впечатление, будто ты желаешь этого больше всего?

Я всегда подозревал: он знает об исчезновении регалий больше, чем признает. Моисей – брат Рамзеса, а Исрафил и Рамзес II были очень близки. Пусть фараон и любил свою Великую царскую супругу, но с высшим ангелом они состояли в довольно тесных отношениях. После смерти Рамзеса Исрафил на сотни лет исчез со всех радаров, оплакивая его.

Данте, который сидит рядом с ним, не пропускает ни слова. Если не знать заранее, невозможно догадаться, что эти двое – пара. До сих пор я списывал это на то обстоятельство, что Данте – джинн и уважает чувства своего народа. Но это бред. Данте любит высшего ангела. Из-за этой любви он отказался от трона. А вот ангел не пошел бы ради него на подобную жертву.

– Хорошо. Значит, работайте вместе. И для него, и для тебя это шанс доказать, что вы раскаялись в своих ошибках. – Губы Исрафила сжимаются в тонкую линию.

Я презрительно фыркаю. Да как он смеет общаться со мной свысока!

Аполлон хлопает меня по плечу, не давая тем самым наброситься на Исрафила.

– Вернемся к вопросу с зацепкой. Этот момент с утерянным ремнем кажется мне странным. Возможно ли, что у вас с Осирисом есть пара секретов от других членов совета?

Аполлон не Зевс, но, как ни странно, Исрафил все равно терпит от него столь неприкрытый намек.

– Ты и вправду считаешь, что, знай я о ремне, давно бы уже не начал искать скипетр?

– Мне интересно, – медленно и очень задумчиво тянет Тор, – как вы вообще поняли, что подсказка приведет вас к скипетру.

В комнате повисает тишина, только Саида со звоном ставит свой бокал.

– В том изречении ничего об этом не написано, верно? – уточняет он.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда откуда ты узнал, что должен искать именно его? Разве кольцо не было бы логичнее? Соломон открыто носил его, и это он подарил пояс Тоту.

Я медленно киваю, затем поворачиваюсь к Исрафилу.

– Ты сказал мне, что я получу зацепку, которая приведет к скипетру. Ты и Осирис.

Ангел морщит лоб, словно задумался, но я не верю в его неведение.

– Не могу ответить тебе на этот вопрос, – обращается он к Тору. – Если я правильно помню, в том разговоре, на котором присутствовали только Осирис, Тот и я, речь шла исключительно о скипетре. Если хотите, я спрошу их обоих.

– Спроси! – гремит на всю комнату голос Одина. – А ты, – продолжает он, указывая на меня, – заставишь девочку найти остальные регалии. И мне абсолютно плевать, что ты будешь ей рассказывать, но Сету я не доверяю. Никогда не доверял.

Тор едва заметно качает головой, однако не спорит с отцом, который уже встает.

– Рад был с тобой увидеться, Саида. Надеюсь, повторим в ближайшее время. – Один с восхищением во взгляде улыбается королеве. Потом топает ногой и переносится в Асгард.

– У тебя вообще есть идеи, как вы найдете другие регалии? – спрашивает Тор и берет свой молот, чтобы тоже отправиться в обратный путь.

– Пока нет, и Нефертари нужно время, чтобы оплакать брата.

– Будь с ней поласковее, и она сделает все, о чем ни попросишь. Но внимательно выбирай, кому доверять. – Он бросает взгляд на Исрафила, лишь подтверждая мои подозрения. Среди аристоев до сих пор слишком много тайн, и ни один не доверяет другому.

Бог хлопает меня по плечу и следует за отцом. Мне нужно будет еще раз встретиться одному с Тором и Аполлоном. На мгновение я запрокидываю голову назад, как только осознаю, что именно этого всегда хотел Сет. Союза молодых богов, чтобы свергнуть старых. Я считал эту идею ошибкой, ведь она повлекла бы за собой войну. Войну, которая все равно началась между нами. У меня было двенадцать тысяч лет, чтобы подумать над требованием Сета, и в целом я все еще считаю его ошибочным. Мы сильны только вместе. Однако члены старого совета пожертвуют Нефертари, не моргнув и глазом. Готов ли я пойти ради нее против всех своих принципов? Забыть, кто я и что делает меня таким? Если сейчас объединюсь с Сетом, значит, я напрасно боролся. Будь с ней поласковее. Хотел бы я, чтобы все решалось так легко.

Саида отвела Данте в сторону и что-то тихо ему говорит. Исрафил ни на секунду не выпускает их из виду.

Я проверяю свой телефон, не пришло ли новое сообщение от Энолы, но ничего нет. От Нефертари тоже. У меня возникает мысль написать ей что-нибудь, но такую ситуацию по переписке не уладить. Для этого я должен с ней поговорить, причем наедине. Сет постарается этого не допустить. Наверняка он уже рассказывает о путешествии Малакая по Дуату, и в конце она будет думать, будто без Сета ее брат ни за что бы не справился.

Внезапно передо мной появляется Саида.

– Она сильная девочка. И она – наша единственная надежда. – В ее голосе звучит мольба, а в глазах светится вера. – Не лишай нас этого шанса из эгоистичных побуждений.

Неужели желать спасти Нефертари – это правда эгоистично?

Саида заботилась обо мне, когда я был на самом дне. Она вернула мне жизненные силы и – мне не удается скрыть улыбку – научила готовить. Я наклоняюсь к ней и целую на прощание в обе щеки.

– Не стану. Можешь на меня положиться.

– Иногда мне хочется, чтобы ты был джинном, а не ангелом, – понижает голос королева. – Ты так же важен мне, как и все мои дети. Береги себя. Будет нелегко, а ты и эта девочка… вам предстоит еще много битв. Но в итоге мы вернемся.

И в тот день я окончательно потеряю Нефертари. Ни один из нас не произносит этого вслух, но мы оба все понимаем.

Полчаса спустя мы с Гором остаемся на кухне одни. Как и следовало ожидать, Данте ушел с Исрафилом.

– Ты действительно думаешь, что Тарис сумеет найти кольцо и корону? Не представляю, каким образом она это сделает. Тору и Аполлону что-то известно, но они не признаются.

Получается, он тоже заметил.

– Если это кому и под силу, то ей.

Без понятия, откуда во мне такая уверенность, я просто знаю. И пусть Нефертари меня ненавидит, пусть злится, но я не могу не поддаться чувству, которое вспыхивает у меня внутри. Гордость. Я ей горжусь. Потому что эта женщина не сдастся, пока я не окажусь там, где она хочет меня видеть. Стоящим перед ней на коленях и молящим о прощении. Наверняка Нефертари врежет мне ногой в челюсть или куда-нибудь, где еще больнее.

– Мне не нравится твое выражение лица, – заключает Гор, доставая из холодильника пару сэндвичей, которые я приготовил для себя. – Напишу-ка я Кимми, разведаю обстановку. И ради твоего блага надеюсь, что она тоже на меня не обижена. В конце концов, я впервые повел себя как джентльмен.

Он вонзает зубы в мой сэндвич и уходит, жуя.

Я в очередной раз смотрю на телефон, но экран по-прежнему черный. Дам ей несколько дней, а потом попытаюсь поговорить. Извинюсь. Но прежде всего я решил за нее бороться. Она достаточно настрадалась. До сих пор значение имели лишь мои желания. Пора это изменить, даже если она будет отбиваться от меня руками и ногами. Возможно, она и упряма как мул, но я еще упрямей.

Тарис

Кимми вылетает из дома, едва Сет останавливает машину. Кузина распахивает дверцу автомобиля и после того, как я выхожу, сжимает меня в объятиях.

– Надо сообщить Гору, что ты добралась нормально.

– С чего бы его это волновало, – огрызаюсь я. – Наверняка он до сих пор занят с лучшей подружкой Адрианы.

Кимми вздрагивает, словно я ее ударила.

– Он тебе не рассказал, чем они занимались, когда я пришла?

Я не позволю этому богу причинить кузине такую же боль, какую Азраэль причинил мне. Пусть знает об его развлечениях.

Она медленно качает головой.

– Забудь о нем, – советую я. – Лучше сотри его номер из памяти телефона, а его самого – из своей памяти.

Я в таком отчаянии и бешенстве, как никогда в жизни.

– Так чем они занимались?

Судя по виду, на самом деле кузина не хочет знать ответ. Между ней и Гором ничего не было, пусть я и уверена, что причина подобной сдержанности не в Кимми. Но Гор, во всяком случае, не давал ей надежд, как Азраэль – мне.

Хотя что значит «надежд»? Он ничего такого мне не обещал. Конечно, он говорил, что поедет со мной в Пикстон-Парк, но, скорее всего, никогда не относился всерьез к своим словам.

– Ничем, – тихо произношу, внезапно ощущая дикую усталость. Кажется, адреналин, который держал меня на ногах, резко исчез. – Просто убивали время.

Кимми кивает, явно ничего не поняв, но не переспрашивает.

– Сет был очень любезен и привез меня сюда. Можешь распорядиться, чтобы его разместили в одной из гостевых комнат? – прошу уже более сдержанным тоном. – Я жутко вымоталась. – Поворачиваюсь к Сету. – Ты останешься или сразу поедешь обратно?

– С радостью воспользуюсь твоим гостеприимством, если не возражаешь.

– Конечно, нет. Дом огромный.

Едва переставляя ноги, я тащусь к входу.

– Тебе что-нибудь нужно? – Идущая рядом Кимми встревоженно поглядывает на меня. – Ты голодна?

– Я просто хочу к Малакаю.

– Мы поместили гроб с его телом в малой гостиной. Для завтрашней поминальной службы. Надеюсь, ты не возражаешь.

В первое мгновение я не нахожусь с ответом, но этого следовало ожидать. Сердце горит огнем.

– Конечно. Я сама должна была позаботиться об этом. Это моя обязанность.

Теперь все официально. Малакай мертв, и от осознания этого факта на секунду я забываю, как дышать.

– Все в порядке, – негромко отмахивается кузина. – Не пропадай так больше, никому ничего не сказав. Мама очень переживала.

– Я оставила записку. – С очень неадекватным объяснением, и сама это понимаю.

Кимми и Сет сворачивают в гостевое крыло. Прежде чем идти к Малакаю, мне нужно принять душ и переодеться во что-то теплое. Гарольд велел завесить все зеркала в коридорах черной тканью. Никто не встречается мне на пути, потому что он, видимо, отправил бо́льшую часть персонала по домам. Кажется, все помещения излучают безутешное горе, от которого у меня сжимается горло. Почти выбившись из сил, я добираюсь до своей комнаты, раздеваюсь и встаю под душ. Включаю такую горячую воду, какую получается вытерпеть, и сползаю вниз по стене, скорчившись под обжигающими струями.

Ярость, горе, страх и ненависть переплетаются, рождая безумный поток мыслей в голове, и я чувствую себя зомби. Хочется наказать кого-нибудь за свои страдания, но при этом у меня не осталось сил, даже чтобы поднять лист бумаги. Когда погибли родители, я грустила, но у меня оставался Малакай. А теперь мне предстоит жить без него. Испытывая желание последовать за ним, я смотрю на свои запястья. Где-то в сумке лежит складной нож. Впервые понимаю людей, которые добровольно выбирают смерть. Жизнь чудовищно сложна, и сейчас я просто не способна представить, как однажды смогу обрести счастье. Но я поклялась отомстить Азраэлю, и это вполне подходящая цель, ради которой стоит жить.

Выключив кран, вытираюсь и натягиваю леггинсы и свитер. На минуту сажусь на кровать и смотрю на фотографию на тумбочке. На ней родители, Малакай и я на базаре в Луксоре. Мне примерно шесть лет, и между зубов видны дырки. Мама повернулась к папе, и от любви в ее глазах у меня наворачиваются слезы. О подобной любви я мечтала для Малакая и для себя. Его ладони, словно защищая, лежат у меня на плечах. Это моя семья, и, даже невзирая на то, что никого из них уже нет со мной, они достойны того, чтобы я за них боролась. Чтобы я боролась за то, что нас связывало. Если и я тоже умру, кто тогда будет о них помнить? Я провожу подушечкой пальца по их лицам.

– Это так тяжело, но я справлюсь, – шепчу им. – Можете на меня положиться.

Прижав фотографию к груди, я ложусь в постель. Надо немножко передохнуть.

Когда в какой-то момент я вновь открываю глаза, на моей кровати сидит Кимми и разглядывает снимок. В голове пульсирует боль, а во рту пересохло. Дождь закончился, но в комнате не особенно посветлело.

– Который час?

– Одиннадцать. Ты долго спала. Приходило много народа: соседи и жители деревни. Они спрашивали о тебе, передавали открытки и цветы.

– Малакая очень любили. Он всем нравился.

– Скоро должны приехать друзья из Лондона. Мама разговаривала со священником. Похороны назначили на послезавтра. Надеюсь, ты согласна. Гроб перенесут в склеп в фамильной часовне.

Я прижимаю кулаки к глазам. Проснулась всего пять минут назад, а в мозгах уже все перемешалось.

– Он хотел вернуться в Египет. Хотел, чтобы его прах развеяли в пустыне, как мы сделали с мамой и папой. – Кимми молчит. Хотя что она скажет? – Я не могла пообещать этого, – помедлив, добавляю я и опираюсь на предплечья. Мне и вправду пора вставать. – И до сих пор не знаю, можно ли сделать это сейчас. Мы с Азраэлем заключили сделку. Он обещал не забирать душу Малакая, если я найду скипетр. Но не сдержал свое слово.

– Знаю, Гор мне рассказал. – Она не осуждает меня за то, что за спиной брата я действовала своевольно. Вместо этого кузина берет меня за руку. – Если таким было желание Малакая, то подумай об этом.

Естественно, Кимми не сердится из-за того, что прошлой ночью я вела себя с ней несправедливо, и от этого меня лишь сильнее мучает совесть. Не следовало вымещать на ней злость. Если она желает продолжать общение с Гором, то это ее право. Бог не виноват в грехах Азраэля, хотя они с Данте знали о нашей сделке и не предупредили меня. Только вот с чего бы им это делать? Регалии нужны им не меньше, чем ангелу. Поверить не могу, что я ему угрожала. Застонав, я падаю обратно на кровать.

– Когда маму с папой кремировали, это казалось мне ужасным. Но если его гроб пока будет стоять в склепе, я всегда смогу принять решение позже, верно?

– Конечно. Все поймут, если тебе требуется время. Только, Тари… – кузина ждет, пока я посмотрю на нее, – я знаю, как много для тебя значил Малакай, но мы тоже твоя семья. Желаешь ты того или нет, но мы тебя любим. Даже Константин приехал сразу. Это удивительно, учитывая, что он постоянно нужен где-то еще и, как правило, практически не вспоминает о нас. – Она издает тихий смешок. – Когда дело касается чего-то по-настоящему важного, на него можно положиться. Он – опора для мамы с папой. Так что тебе от нас не избавиться, как бы ты ни грубила.

Несмотря на заполонившее душу горе, последние слова все же заставляют меня улыбнуться.

– Я знаю и вовсе не хочу от вас избавиться. Прости за вчерашний вечер. Мне не стоило так на тебя рычать.

– Не стоило, но на тебя столько всего навалилось. Я принимаю извинения. – Кимми улыбается. – Константин сказал, что у тебя просто панический страх пустить кого-то в свое сердце, потому что потом ты можешь его потерять.

– Наш знаменитый детский хирург заодно получил степень по психологии? – ворчу я.

– Наверное. Ты же его знаешь. Нет ничего, в чем бы он ни разбирался.

– Я впустила в свое сердце Азраэля. – Звучит как-то чересчур драматично и напыщенно. – И только теперь узнала, что в Атлантиде его ждет женщина, которую он любит с самого затопления.

Кимми широко распахивает глаза.

– Что, прости?

– Нейт еще жива. Она не умерла. Видимо, он оставил ее там раненую. Все это он делает лишь для того, чтобы вернуться к ней.

Лишь произнесенные вслух, эти слова становятся реальностью. Я влюбилась в Азраэля, а теперь придется жить с болью от того, что мое чувство безответно.

– Не представляю, как ты все это выдерживаешь. – По щекам кузины катятся слезы. – Как Азраэль мог так с тобой поступить?

– А я не знаю, выдерживаю ли. На этот раз не знаю, – честно отвечаю я. – Больше всего мне хочется остаться в постели и больше никогда не вставать.

Кимми тянется к моей ладони и сжимает ее.

– А мне хочется, чтобы ты не пыталась разобраться со всем в одиночку. И Малакай никогда бы не хотел, чтобы ты заключала такое соглашение с бессмертным.

– Он уже не сможет меня за это отругать.

– Тут ты права. Поэтому придется мне взять эту роль на себя. Принести тебе чего-нибудь поесть или попить? – Она встает. – Сегодня ты еще не обязана быть сильной, а те, кто этого ожидает, пусть поцелуют нас в задницу.

– Я бы не отказалась от чая и пары тостов или овсянки. – Понятия не имею, получится ли впихнуть в себя хоть немного еды. – Дай мне еще час, а потом я приду.

– Хоть все время в мире.

Кузина выпрямляется и разглаживает свое черное платье.

– Спасибо, – говорю я. – За все.

– Поблагодаришь еще, после того как я обмажу этого ангела смолой и выщипаю ему все перья. – У нее такое кровожадное выражение лица, что мне становится страшно.

На то, чтобы прийти в себя, уходит два часа. Мысль о том, что нужно встречаться с другими людьми и слушать их соболезнования, ужасает. Я нечасто бывала на похоронах, но отлично помню церемонию в память о родителях. Меня поразило, как быстро гости перешли к насущным темам и заговорили о собственных делах. Для них жизнь продолжалась, в то время как моя рухнула. Впрочем, это все равно лучше, чем лежать в постели и думать. Ведь так мои мысли возвращаются к Азраэлю и нашей вчерашней встрече. Он все еще любит Нейт и хочет обратно к ней. Для достижения этой цели он использует любые средства, не обращая внимания ни на что. Включая меня.

Я принимаю душ, сушу волосы и надеваю черное платье. Видимо, его когда-то купил Гарольд. Все эти действия совершаю на автомате. Скоро я встану перед гробом своего любимого старшего брата. Смотрюсь в зеркало в ванной. Почему у меня такая судьба? Чем я ее заслужила? Глаза покраснели и опухли, щеки запали, но это по-прежнему я. Хочется мне или нет, придется спуститься вниз и окунуться в эту жизнь.

Гроб Малакая стоит на столе в гостиной. В комнате расставлены вазы с цветами, которые принесли соседи, и от густого запаха я едва не прощаюсь с парой ложек каши, которые чуть раньше с трудом запихнула в себя.

Возле меня появляется Гарольд и протягивает стакан воды. Я с благодарностью его принимаю. Взгляд падает на прислоненную к противоположной стене крышку гроба.

– Это ты устроил? – Приблизившись, я осторожно провожу кончиками пальцев по замысловатым рисункам и иероглифам, которые покрывают внутреннюю часть гроба.

– Сам Малакай, – тихо отвечает дворецкий. – Он догадывался, что ты не позволишь кремировать его тело, и хотел подготовиться к переходу.

– Это его Книга мертвых. – Я видела бесчисленное множество подобных предметов, но этот, безусловно, выполнен искуснее всех. – Как давно он ее заказал?

– Некоторое время назад, – неопределенно отзывается Гарольд. – У него имелись довольно конкретные идеи.

Несмотря на глубину печали, у меня вырывается смешок.

– Конечно, имелись.

Я еще раз обвожу контуры разноцветных иероглифов. Это заклинания, с помощью которых он перехитрил стоявших на пути демонов. Впрочем, за его душу я никогда не переживала. Мой брат в любом случае знал все заклинания наизусть и выдержал бы испытания. Но, вероятно, решил перестраховаться.

– Он добрался до полей, – негромко говорю Гарольду, когда он обнимает меня за плечи.

– Я никогда в этом не сомневался. – Он прочищает горло. – Гостей становится меньше. Открытки лежат в прихожей на комоде, если хочешь прочесть.

– Мне обязательно делать это сегодня?

– Нет, это может подождать. Тебе даже не нужно никого встречать. Граф и леди Фиона взяли это на себя.

– Тогда я пойду в кабинет. – Звучит как вопрос. – Оставлю дверь открытой, если кто-то захочет со мной поговорить.

Гарольд смотрит на узкое черное платье.

– Хотелось бы мне, чтобы ты надела его по другому поводу. Но ты выглядишь прекрасно, сильной и храброй. Малакай бы тобой гордился. – Он вытаскивает из кармана пиджака открытку размером не больше визитной карточки и вручает ее мне. – Один из гостей очень хочет пообщаться с тобой лично. Он на этом настаивает.

«Ведь никто же не знает ни того, что такое смерть, ни того, не есть ли она для человека величайшее из благ, а все боятся ее, как будто знают наверное, что она есть величайшее из зол».^[4]

– Это цитата Платона, – изумленно произношу. Переворачиваю открытку из дорогой бумаги ручной работы… и на обороте действительно написано имя греческого философа. Это ему мы обязаны своими знаниями об Атлантиде. – Кто ее тебе дал?

– Я приведу к тебе этого человека, если у тебя хватит на это сил.

– Мы с ним знакомы? Чего он хочет?

Гарольд уже отвернулся и лишь пожимает плечами, что очень нехарактерно для него, потому что настоящий дворецкий никогда бы так не сделал. Вопреки небрежному жесту, он выглядит достаточно напряженным.

Не думаю, что у меня сейчас хватит нервов на интеллектуальную беседу. Несмотря на болезнь, Малакай поддерживал связь с учеными со всего мира. Возможно, один из них пожелал выразить мне соболезнования лично.

По пути меня останавливают несколько гостей. И всякий раз на помощь приходят тетя Фиона и дядя Джордж. Они буквально не выпускают меня из поля зрения, при этом ни словом не упрекнув за поездку в Лондон. К счастью, присутствующие явно не ожидают, что я стану вести долгие вежливые беседы. Невзирая на это, отделаться от всех мне удается только через двадцать минут.

Я ухожу в комнату, где в последний раз была с Азраэлем, и замираю перед письменным столом. Все лежит так, как я тогда оставила. Тут меня посетила идея о ковчеге Завета. Азраэль не открывал мне всей правды, пока я не раскопала ее самостоятельно. С самого начала он лгал и утаивал важнейшие детали, поэтому обстоятельство с Нейт не должно вызывать у меня такого удивления.

Услышав позади покашливание, я оборачиваюсь.

– Позвольте представить, – говорит Гарольд пришедшему с ним мужчине, – леди Нефертари де Вески.

– Рад наконец с вами познакомиться, – вежливо склоняет он голову.

Ни от Гарольда, ни от меня не укрывается, что мужчина не называет своего настоящего имени, и все же он кажется мне знакомым. На вид ему за семьдесят, однако кожа у незнакомца гладкая, и он совершенно не выглядит дряхлым. Волнистые, полностью седые волосы подстрижены старомодно, как и борода. Он с любопытством меня разглядывает.

– Вы были преподавателем моего брата? – вежливо уточняю я.

На нем не совсем соответствующие случаю светлые брюки, а на плечах светлая накидка, очень напоминающая тогу. Я правильно предположила, этот мужчина – ученый.

– О нет, я уже давно не преподаю. – Улыбаясь, он переступает порог кабинета и направляется ко мне. – Я написал ему незадолго до смерти, однако он так уже и не ответил, о чем я глубоко сожалею. Это был очень личный вопрос.

– Значит, вы что-то ищете?

Я едва не начинаю задыхаться от мысли, что кому-то хватило наглости явиться в наш дом во время прощания с покойным.

Мужчина улыбается, отчего вокруг его глаз необычного фиолетового оттенка образуется множество морщинок. Он делает еще один шаг ко мне, однако Гарольд кладет руку ему на плечо, и незнакомец мгновенно останавливается.

– Я больше ничего не ищу, леди де Вески. Но слышал, что вы делаете это очень хорошо. Причем предметы, которые утеряны целую вечность назад.

У меня начинает покалывать в затылке. Не стой я, прислонившись к письменному столу, непременно отшатнулась бы. Он стар и на первый взгляд как будто не представляет опасности, однако мое тело переключается в режим готовности спасаться бегством.

– Кто вы?

– Мое имя написано на открытке, – осторожно сообщает он. – Понимаю, что явился в неподходящий момент, но я не хотел вас упустить.

– Мы уже нашли то, что искали, – медленно произношу я. Судя по всему, это сумасшедший, который считает себя Платоном. Вообще-то греческий философ умер в 347 году до нашей эры.

– Вы нашли одну регалию. Скипетр… но не хватает кольца и короны.

Мне не удается сдержать вздох удивления. Откуда ему об этом известно?

– Может, присядем? – учтиво предлагает он. – Я уже немолод.

Эвфемизм^[5], если вопреки законам природы то, что он утверждает, правда.

– Конечно, располагайтесь, – указываю на диван. – Можем ли мы вам что-нибудь предложить?

– Я бы не отказался от чашки кофе. За столько лет так и не приучил себя к английской привычке пить чай. – Он улыбается с извиняющимся видом. – Нет ничего лучше, чем очень крепкий черный кофе.

– Гарольд, не мог бы ты распорядиться, чтобы нам принесли две чашки черного кофе?

«И пожалуйста, сообщи полиции, что к нам в дом проник сумасшедший», – мысленно добавляю.

– Ему нет необходимости вызывать полицию, – заявляет мужчина. – Я не отниму много времени. – Потом, сделав паузу, поворачивается к Гарольду. – И не причиню ей вреда.

Ситуация становится еще более странной, но это не должно меня удивлять, ведь за столь короткий промежуток времени я миллион раз впутывалась в странности.

– Я могу о себе позаботиться, – успокаиваю Гарольда, который не сдвинулся с места.

– Сомневаюсь, – откликается тот. – Он лишь выглядит старым.

– Что ты имеешь в виду?

Последнее слово застревает в горле, превращаясь в приглушенный вздох, стоит мне взглянуть в лицо незнакомцу. Он улыбается, а его клыки между тем удлиняются. И без того неопределенный цвет глаз меняется на ярко-алый. Я отшатываюсь, и вдруг передо мной вновь сидит дружелюбный пожилой мужчина, как будто только что я видела мираж. Но все равно этот дружелюбный мужчина на самом деле вампир!

– Прошу прощения, но без подобного небольшого представления в наши дни никто не верит, что я – это я и что я жив. Хотя я действительно похож на свои сохранившиеся изображения и скульптуры. Впрочем, мало кто из современных молодых людей в принципе обо мне слышал. Я слегка вышел из моды.

– Вы правда Платон? Что с вами произошло? Как такое возможно? Кто это с вами сделал?

– Никто. Я сам захотел. К сожалению, я всегда был умнее и любопытнее, чем следовало бы, даже в старости. Иначе меня навряд ли посетила бы идея обратиться. – Он понижает голос. – Но я не желал умирать. Я еще столько всего не знал, и меня завораживало будущее. Мне хотелось стать свидетелем того, как бессмертные вернутся в Атлантиду. Хотелось узнать, каких высот достигнет человечество.

– И как? Разочарованы? – вырвалось у меня.

Мне бы испугаться, но в первую очередь я восхищена. Самый известный греческий философ сидит у меня в гостиной. Невероятно. Нужно рассказать об этом Малакаю, у него будет столько вопросов… В ту же секунду осознав, что больше ничего и никогда не смогу рассказать брату, я сжимаю губы. Малакай очень уважал философа. Много веков назад этот человек сказал: «Не существует дела исключительно для женщины только потому, что она женщина, или для мужчины только потому, что он мужчина. Одинаковые природные качества встречаются у людей того и другого пола». Вряд ли для своего времени он мог быть мудрее.

Платон глубоко задумывается над моим вопросом.

– Разочарован ли я? – повторяет он. – Об этом меня еще никогда не спрашивали. Наверное, немного. Мне казалось, люди способны на большее.

– Значит, добро в нас все-таки не перевешивает зло, – отвечаю его же перефразированной цитатой, которая очень нравилась Малакаю. Брат тоже не сомневался, что в итоге добро победит, какие бы ошибки ни совершали люди.

– Быть может, я все еще надеюсь.

Он откидывается на спинку дивана, и я сама немного расслабляюсь. Не знаю, откуда взялась такая убежденность, но он не набросится на меня, чтобы высосать кровь. Видимо, мое любопытство тоже сильнее врожденного инстинкта самосохранения. Более разумный человек с криком убежал бы прочь. Я же планирую задать Платону все вопросы, о которых уже не сможет подискутировать с ним Малакай.

А пока просто боком присаживаюсь на свой письменный стол и жду. Он здесь, чтобы поделиться со мной информацией. Она связана с регалиями, и я сомневаюсь, хочу ли ее слышать. Да, вчера в порыве ярости и боли я клялась отомстить, однако месть ничего, по сути, не изменит. Малакай мертв, а я лишилась не только брата, но и того, что просто себе нафантазировала. Я ничего не значила для Азраэля. И не хочу закончить так же, как он, снедаемой горем и ненавистью. У меня впереди не бесконечная жизнь, а ограниченное число лет, и если я на что-то имею право, так это на капельку счастья. Только вот никто мне его не преподнесет на блюдечке, придется взять его самой. Азраэль обидел меня, но я не позволю ему разрушить свою жизнь или даже просто повлиять на нее. Этот ангел меня не заслуживает.

– Мне следовало сохранить все в тайне. – Платон бродит взглядом по беспорядку на рабочем столе, стопкам книг на полу и обращается к двери. Та все еще открыта. Гарольд действительно оставил нас одних. – Не расскажи я миру об Атлантиде, вероятно, сейчас все было бы иначе. Александр никогда не узнал бы о регалиях власти.

– Александр? – В истории существует лишь один человек, которого он может иметь в виду.

Платон кивает.

– Александр Македонский был учеником Аристотеля, а тот, в свою очередь, моим.

– Я в курсе, – перебиваю мужчину. – В своих диалогах вы не упоминали регалии. Но знали о них?

Он проводит рукой по своей накидке.

– Мне о них рассказала Геката.

Все интереснее и интереснее.

– Геката – греческая богиня магии, умеющая призывать мертвых?

Не хочется вытягивать из него каждое слово.

Ученый вздыхает.

– На самом деле она не призывала мертвых. Это всего лишь глупый слух, который распустили о ней еще более глупые люди с целью оклеветать. Как и сейчас, мои современники тоже легче всего верили в самые абсурдные утверждения.

– Что-то остается неизменным. – Я не скрываю улыбку. – «Научись слушать и сможешь получать пользу даже от тех, кто говорит глупости».

– Да, однажды я так сказал. Не лучшая из моих цитат.

– Верно, потому что глупые речи, к сожалению, имеют обыкновение распространяться быстрее, чем умные.

Платон кивает.

– Жаль, что я не давал уроков таким сообразительным молодым женщинам, как ты. Тогда сегодняшний мир выглядел бы совсем иначе.

– Не могу не согласиться. Вас обратила Геката?

– Она этого никогда не умела, но попросила своего друга-вампира. – Он виновато улыбается. – Мы были довольно близки, и она ни в чем не могла мне отказать.

Странно себе это представлять, однако мужчина передо мной тоже когда-то был молод. И что мешало богине обратить на него внимание? Все-таки он считался одним из умнейших мужей своего времени и, возможно, остается им до сих пор.

– В молодости я очень интересовался магией. Думал, нет ничего важнее, чем узнать все, что только можно узнать. Так мы и познакомились. Однажды посетив мою школу, она довольно много спрашивала. Мы были очень счастливы вместе. – Он негромко вздыхает. – После обращения я больше ее не видел. То, что она сделала, было запрещено. Аристои не церемонились с наказаниями.