Мэри безмятежно посапывала на койке. Очевидно, она приняла снотворное.
Я подобрал винтовку и открыл дверь в противоположной стене. Осторожно, на цыпочках вошел в заставленную медицинским оборудованием палату интенсивной терапии.
На койке под капельницей лежал Ансельмо с перебинтованной грудью. Пищал и шипел непонятный аппарат. В центре комнаты стоял Бэзил Фикс и целился в голову повстанца из маленького курносого пистолета. Я узнал советский бесшумный пистолет «Гроза». Его главный недостаток: всего два патрона в двух стволах. И один из них Фикс разрядил в часового.
Я поднял винтовку. Палец напрягся на спусковом крючке… Не могу. Это совсем не то, что пускать ракеты с тридцати километров…
Фикс, вероятно, заметил мое движение. Он мгновенно обернулся и понесся на меня, как скоростной поезд. Меня спасла реакция летчика. Я прыгнул в сторону, с грохотом опрокинув какой-то прибор, и вскинул винтовку. Но Фикс уже выскочил в соседнюю палату и захлопнул дверь.
Я бросился за ним, споткнулся о какую-то железку и растянулся на полу. Вскочил, открыл дверь и замер: Фикс, как щитом, прикрывался Мэри, прижав к ее виску свою пушку. Жена смотрела на меня из-под полуприкрытых век: очевидно, снотворное еще не прекратило действовать.
– Я думаю, не надо пояснять, что произойдет, если ты выстрелишь! Брось автомат! – прорычал режиссер. Его обычно добродушное лицо превратилось в равнодушную, безжалостную маску. Я с ужасом понял, что это и есть настоящее лицо Фикса.
– Трудно к этой штуке достать патроны, да? – я не собирался выполнять приказ. Как только я брошу оружие, он просверлит во мне дыру. Но пока винтовка у меня, мы на равных. – С такими указаниями тебе к твоим коллегам. В Голливуд.
– Мудро, – осклабился Фикс.
Он вытащил Мэри в коридор. Я, не опуская винтовку, неотступно следовал за ним. Возле выхода из бункера режиссер прорычал:
– Стой на месте и считай до десяти. Так, чтобы я слышал. Ну!
– Один… Два… Три… Четыре… – загудел двигатель джипа. Зашуршали колеса. С грохотом рухнуло что-то металлическое.
Я вылетел на улицу и несколько секунд жмурился, ослепленный солнцем. Наконец, глаза привыкли к свету. Окутанный пылью джип мчался по дороге прочь от аэродрома. Решетчатые ворота распластались на земле.
Ни одной машины поблизости не было. Куда все провалились? Еще немного, и Фикс уйдет. И тогда он убьет Мэри. Беспощадно и безжалостно. «Сэнди», выручай, друг! Я бросился к самолету, влетел в кабину и запустил мотор. Взлетел и через пару минут увидел на шоссе одинокую машину.
Джип заметался на острие прицельной марки. Одно нажатие на гашетку – от Фикса останутся одни воспоминания… и от Мэри тоже: снаряды автоматических пушек не различают добро и зло. Фикс обернулся на сидении, он показывал мне средний палец! Я грязно выругался, пронесся над автомобилем и положил самолет на крыло.
В наушниках раздался голос Камила:
– Сэнди-лидер, это база. Мы выслали погоню. Сообщите где вы находитесь?
Я передал свое место, насколько мог его представить.
– Задержите объект. Повторяю: задержите объект, – был ответ.
– База, это Сэнди-лидер. Понял, задержать объект!
Интересно, как они себе это представляют? Но попытка не пытка… Я развернулся, сбросил скорость и выпустил шасси. Похоже, посадка на шоссе становится для меня обыденностью.
Осторожно, тщательно выдерживая направление, я убрал газ. Колеса побежали по асфальту. «Сэнди» чуть клюнул носом и встал. Я развернул самолет поперек автострады и перекрыл топливный кран. Мотор смолк. Я дернул стояночный тормоз, схватил винтовку и выскочил из кабины.
Джип мчался прямо на меня. Я поставил оружие на одиночный огонь и прицелился в голову Фиксу. Но прежде, чем я успел выстрелить, он рванул руль в сторону. Завизжали шины. Джип развернулся на месте. Режиссер проворно выпрыгнул прямо через дверь и укрылся за капотом.
Мэри медленно, словно во сне, открыла дверь. Я бросился к ней. На моем пути вырос Фикс. Он выбил винтовку из моих рук, и мы покатились по раскаленному асфальту в кювет. Я попытался прижать Фикса к земле, но он оказался поразительно силен и легко, без видимых усилий, сбросил меня. А ведь я далеко не хиляк!
Я выскочил на дорогу и бросился к оружию. Фикс подсек меня и ударил по винтовке ногой. Она, жалобно звякнув, отлетела далеко в траву.
В руке Фикса блеснул пистолет. Я рванулся в сторону. Что-то обожгло мне шею. На многострадальную гавайку тонкой струйкой полилась кровь.
Режиссер бросил пустой пистолет, вынул из кармана нож-наваху, раскрыл ее и процедил:
– Не уйдешь, сосунок. Думаешь, я книжный червь? Я был морским котиком!
Все, конец. Я понятия не имею даже об основах ножевого боя…
Взвыл мотор, скрипнули по асфальту шины. Фикс обернулся на звук, но сделать уже ничего не успел. Джип сбил его с ног и подмял под себя. Раздался гулкий хруст и короткое глухое бульканье. Машина дважды подпрыгнула и встала.
Я бросился к жене и прикрыл ее глаза ладонью:
– Не смотри. Не надо… – сам я с трудом отвел взгляд от мертвеца, похожего на песочные часы. Фикс лежал на спине с залитым кровью лицом, уставившись остекленевшими глазами в небо.
Мэри, дрожа всем телом, прижалась ко мне. Кровь капала на больничный халат. Жена отвела мою руку, ахнула, достала из аптечки бинт и прижала марлевую подушечку к ране. Я зашипел, поморщился и схватил ее за грудь.
– Терпи, муж, – грустно улыбнулась она, обматывая мою шею бинтом.
– Надеюсь, ты меня не задушишь? – неудачно пошутил я.
Закончив, Мэри взяла меня за руку и спросила, глядя мне прямо в глаза:
– Что же дальше?
– Пустота, – с горечью сказал я. – С моей летной карьерой покончено. Скорее всего, остаток жизни я буду мыть автомобили. Вряд ли мне доверят даже их заправлять. После того, как я выйду на свободу, конечно. Я – предатель. Подлый изменник.
– Нечего подобного! – горячо возразила Мэри. – Я скажу на суде…
– И сделаешь только хуже. Понимаешь… это я потопил теплоход с беженцами…
– Я знаю…
– Не может быть! – закричал я. – Ты даже вида не подала!
– Мой муж не может быть неправ, – уверенно сказала Мэри. – Я же люблю тебя.
– Я тоже… – начал было я и оборвал фразу на полуслове.
Вдали раздался едва уловимый гул мотора. Он понемногу нарастал, темный расплывчатый силуэт обрел очертания «Хамви». Броневик остановился в нескольких сантиметрах от нашего джипа. Четверо вооруженных до зубов повстанцев построились в шеренгу, ожидая приказаний. Вот это дисциплина.
Из кабины выскочил Фернандо. Повстанец посмотрел на тело Фикса, побелел и согнулся пополам.
– Это вы его так… жестоко? – спросил он, немного отдышавшись.
– А ты хотел, чтобы на его месте была Мэри?!
– Нет… конечно, нет, – бледно улыбнулся Фернандо. – Я просто потрясен…
– Автомобиль – страшное оружие. По убойной силе с ним не сравнится никакая винтовка, – мрачно сказал я.
– Ты можешь отсюда взлететь?
– Я не брошу Мэри. Здесь никому доверять нельзя!
– Я лично отвечаю за нее, – нахмурился Фернандо. – С нами будет еще два бойца. Мы за ней присмотрим.
– Так я и отпущу жену с тремя бородатыми мужиками!
Фернандо покатился со смеху:
– Джек, ты совсем с ума не сходи. Ехать двадцать минут!
– Нет, – отрезал я. – Никогда.
– Что ж, – ответил Фернандо, – тогда у меня другой план. Езжай вместе с нами. Оставь жену с Инессой. Надеюсь, хотя бы ей ты доверяешь.
Фернандо сел за руль. Всю дорогу я держал Мэри за руку, и на всем свете для меня существовала только она.
Камил ждал меня в переговорной:
– С тобой жаждет пообщаться один очень хороший человек.
– Вечно ты испортишь все удовольствие. Где вы вообще были? – пробурчал я, едва поспевая за ним по коридору.
– В радиорубке. Все, до последнего солдата, следят за восстанием.
– И как?
– По плану. Захватили почту, телеграф, телефон. Можно сказать, режим Сазалара пал, – Камил улыбнулся и открыл дверь лазарета.
Доктор, сверкая искорками голубых глаз, тут же усадил меня на стул и снял повязку.
– Муж и жена – одна сатана, – жизнерадостно сказал он, осматривая рану. – Той чуть не разнесло череп. Этому еще немного, и задело бы сонную артерию. А так ничего, да. Жить будут оба. Надеюсь, долго и счастливо.
Он вколол заморозку, обработал и заново перебинтовал мою многострадальную шею. Анестезия у него действительно была отменная.
– Сделано в США, – прочитал я на коробке с лекарствами. – Откуда?
– Поставки приходят через границу. Больше я ничего не знаю – это не моя забота, – поморщился врач. – Моя главная рекомендация: смените рубашку. Амбре такой, будто вы только что выползли из мусорного контейнера.
Фернандо ждал меня у «Хамви». Не говоря ни слова, он запустил мотор, миновал блокпост и выехал на шоссе. У самолета мы были через пятнадцать минут.
Я поднял «Сэнди» высоко в небо, положил машину на крыло и камнем рухнул вниз. Пронесся в нескольких метрах над полосой, едва не задев ограду, развернулся и пошел на посадку. Остатки сожженного бензовоза так и темнели на краю летного поля. Жаль, что в баках осталось мало топлива: скорее всего, это мой последний вылет. Зато ночью мы с Мэри спали в одной постели. В лазарете.
Кто-то тронул меня за плечо. Шея адски зудела, будто десятки муравьев заползли в рану и шевелили маленькими жесткими ножками. Я подскочил и осоловело уставился в светлые глаза доктора:
– Э… Что случилось?
Эскулап важно улыбнулся:
– Голубки, сначала я должен вас осмотреть. Новости позже.
Он размотал бинт, поцокал языком и наложил новую повязку. Прикосновения доктора были легкими, еле уловимыми. Почти воздушными.
– Готово, – сказал доктор. – А теперь топай в переговорную. Тебя уже заждались. Я пока займусь твоей супругой.
– Звучит двусмысленно, – заметил я.
– У кого чего болит… – отпарировал врач. – Что за детский сад? Сейчас ведь обижусь.
Едва сдержав смех, я хлопнул дверью.
В переговорной Алек с Камилом вели неторопливую беседу на испанском. В строгом костюме и при галстуке Алек особенно походил на университетского профессора. Он швырнул на стол небольшой сверток:
– Собирайся и прощайся. Сегодня мы выезжаем в Форт-Лодердейл. Я положу вас там, откуда взял.
– Документы? – я вспомнил, что наши водительские удостоверения разнесло в клочья вместе с патрулем Сазалара.
– В гостинице найдете новые.
– Алек, расскажи, как тебе удается все предусмотреть?
– Работа такая, – без тени усмешки ответил он.
Я разорвал упаковку. Внутри свертка был комплект одежды: точно такие же, как у меня, гавайка и шорты. Я тут же сорвал заскорузлую, покрытую сальными пятнами, рубашку и швырнул ее в мусорное ведро.
Камил осторожно, двумя пальцами, достал грязную гавайку и аккуратно повесил ее на спинку стула. Я потерял дар речи.
– Это будет экспонат номер три Музея Свободы, – заявил он, пафосно потрясая кулаком.
– А какие первые два?
– «Скайрейдер» и «Хамви». Рубашку мы положим под стекло рядом с фотографиями тебя и жены…
– Э, нет! – перебил я Камила. – Я ни в коем случае не хочу, чтобы мое имя упоминалось в связи с этой историей.
– Не переживай. Мы же не будем писать на табличке, что это ты потопил теплоход с беженцами.
У меня из глаз посыпались искры.
– Не будете писать… что? – промямлил я.
– Джек, не будь столь наивным! Разумеется, мы знали обо всем с самого начала. Мартинес даже хотел тебя убить. По моей просьбе он отложил экзекуцию до конца нашей операции. Впрочем, сейчас бы он изменил свое решение.
В переговорную влетела Мэри:
– Алек? – она оперлась о стену, чтобы не упасть.
– Он самый. Собирайтесь, поехали. Прямо сейчас.
– Один вопрос! – командир повстанцев остановил меня. – Хочу спросить. Когда-то за мной и моей женой… тогда еще будущей, гонялся американский штурмовик. Но в последний миг летчик пощадил нас. Не стал стрелять. Почему?
– Не знаю. Может быть, у него кончился боезапас? Да, наверное, поэтому!
Камил покачал головой:
– Как просто лишить человека веры в людей… Ну, ступайте! С Богом!
Через два дня скоростной катер доставил меня и Мэри в Форт-Лодердейл. Увидев наши потрепанные физиономии, пожилой хозяин гостиницы шарахнулся в сторону:
– Боже, что с вами случилось? Мне сказали, что вы поедете в круиз на Карибы и попросили придержать номер. Заплатили за месяц вперед!
– Несчастный случай, – я фамильярно хлопнул его по плечу. – Наш теплоход перевернула волна-убийца. Мы – единственные выжившие.
– Вы шутите? В новостях ничего подобного не говорили. Подобная катастрофа не могла остаться незамеченной!
– Вам надо было смотреть выпуски четырехмесячной давности.
Старик промолчал и неодобрительно посмотрел на меня. Наверное, он решил, что я над ним издеваюсь.
Я распахнул дверь номера, заглянул в спальню и тяжело вздохнул: на кровати нахально развалился полковник Келли. От моего тестя ни спрятаться, ни скрыться.
– Хай, Джек! – в его глазах, казалось, отражалась вся комната. – Мэри, иди погуляй куда-нибудь. У нас будет мужской разговор.
Он даже не поинтересовался здоровьем собственной дочери!
– Нет, папа! – твердо сказала супруга, прожигая отца зелеными лазерами глаз. – Джек – мой муж. И я имею право знать все его тайны и секреты!
И полковник не выдержал. Он заерзал на кровати, будто ему было мало места, сдался и пробурчал:
– Ну, не все тайны, конечно… Но пока можешь остаться.
Мэри села на стульчик у входа.
– Джек, поздравляю тебя, – в голосе тестя звучала нескрываемая издевка.
– С чем?
Сейчас он скажет «все, дружище, с этого дня ты будешь завидовать заключенным. Твоя летная карьера окончена».
– Ты отлично выполнил задание.
– Какое задание? – я плюхнулся на край кровати.
– Не тупи. Задание по уничтожению диктатора Сазалара. Он перестал быть нашим сукиным сыном. Жадная тварь, он попытался лишить наши добывающие корпорации концессий! Кстати, попутно мы расправились с повстанцами. Их больше нет.
– Как нет? – вскричал я.
– А вот так! Если мятеж, вопреки поговорке, все же кончается удачей, повстанцы перестают быть повстанцами. Они становятся правящим классом! Камил Горриаран и Фернандо Арбенс куда умнее Сазалара! Они потребовали независимости во всем, кроме разработки редкоземельных металлов. Здесь мы вольны делать, что хотим.
Я медленно встал. Руки сами собой сжались в кулаки. Мне захотелось вколотить тестю его великолепные зубы прямо в глотку.
– Джек, не кипятись, – равнодушно сказал полковник. – Чем ты недоволен? Тиран повержен, демократия восторжествовала. Какое счастье, что у нас всегда есть запасной вариант.
– Что за вариант? – я не успевал за мыслью тестя.
– Думаешь, повстанцы долго продержались бы без нашей поддержки? Мы их снабжали, холили и лелеяли, обеспечивали необходимой информацией. И не зря.
– И ради этого ты едва не погубил собственную дочь?! – Мэри вскочила на ноги. Я не узнал обычно тихую и скромную жену. Сейчас передо мной сверкала глазами настоящая фурия. Еще немного, и полковник превратится в горстку пепла.
– Национальная безопасность превыше всего. К тому же за тобой присматривали наши агенты.
– Это не помешало Фиксу едва не убить нас! Ты не представляешь, что мы пережили! – напирала супруга.
Лицо тестя исказила гримаса неудовольствия. Лишь через минуту он взял себя в руки.
– Все мы допускаем ошибки, – вымолвил, наконец, полковник. – Фикс – наш самый большой прокол за последние двадцать лет. Проворонить агента такого масштаба – настоящий позор для ЦРУ и ФБР. Это ведь он передал, что на теплоходе ядерная бомба. И он же послал обреченное судно в Бостон! Прямо под ракеты!
– Постойте! На корабле была его жена! – выпалил я.
– Разумеется. Фикс убил двух птиц одним камнем. Избавился от беженцев, а заодно раз и навсегда закрыл вопрос ненавистной супруги. Он все просчитал, не учел только одного: некий слишком исполнительный и бесстрашный летчик, прежде чем атаковать, облетел теплоход и увидел, что никаких террористов на борту нет!
Я задумался. Может, тесть и прав. Но для чего Фикс уничтожил беженцев… моими руками? Если бы они начали давать показания против диктатора, это здорово навредило бы репутации США на мировой арене. Подарок для любого агента. Я высказал свои соображения полковнику.
– Ха! – воскликнул тесть. – Умнеешь, Джек! Не думал, что пуля в шее делает человека таким сообразительным. Скорее всего, на теплоходе находились важные свидетели. Их показания привели бы к разоблачению Фикса.
Неожиданно я почувствовал себя, что называется, «на коне»:
– Наверное, Фикс действовал не один. Кто-то же вел «Гольфстрим» в пустыне возле Аламогордо. И этот «кто-то» – пилот с большим стажем.
– Дети обычно умнее своих родителей, – только и сказал полковник.
Я поморщился. Настал момент истины.
– Все это, конечно, замечательно. Но больше я на вас работать не буду. Лучше пойду мыть машины.
Тесть расхохотался, можно сказать, мне в лицо:
– Джек, вот скажи мне, ты хотел убивать Сазалара?
– Честно говоря, нет.
– Но убил. Настоящее искусство командира заключается в том, что его подчиненный выполнит работу, не заметив этого. У тебя нет выбора – ты обошелся налогоплательщикам в круглую сумму! Ты – дорогостоящее оружие, такое же, как и самолеты, на которых летаешь. Тебе придется отработать каждый цент, затраченный на твою подготовку!
Мэри вспыхнула:
– Папа! Ты… ты…
– Подставь слово по вкусу, и оно будет верным, – улыбнулся тесть.
Полковник встал, давая понять, что разговор окончен:
– И да, я такой. Билеты домой вы найдете в столе.
Мы вылетели в Портленд следующим утром. Стюардессы и пассажиры сочувственно улыбались, девушки перешептывались друг с другом, глядя на элегантный платок на забинтованной голове моей жены. Но впервые в жизни я не боялся лететь пассажиром.
Я положил «Дракошу» в неглубокий вираж. Самолет описал широкую дугу над подернутым рябью океаном и прошел над освещенным городом. Уличные фонари уже зажгли, несмотря на то, что солнце еще не до конца скрылось за далекими горами.
В салоне началось веселье: от громких криков гостей машина вздрогнула до самых кончиков четырех деревянных крыльев, чем-то похожих на крылышки стрекозы. Нет, я понимаю: мажоры, но не стоит поднимать гвалт на предпосадочной прямой!
Я включил микрофон и громко крикнул:
– Дамы и господа, капитан просит вас оставаться на местах и пристегнуть ремни! И потише там, эй!
В салоне воцарилась тишина. Подо мной проплыли зеленые входные огни, самолет помчался в метре над асфальтом, коснулся земли и, чуть подпрыгнув, покатился по полосе. Я свернул на рулежную дорожку, а на взлет, завывая турбовентиляторными двигателями, степенно проплыл реактивный лайнер. Последний на сегодняшний день рейс на Филадельфию.
Я заглушил моторы и открыл дверь. Техник подал приставную лестницу. Да, это – не телетрап и жениху пришлось постараться: он галантно подал новоиспеченной жене руку, обнял ее за талию и помог спуститься на грешную землю.
Как только лимузин с гостями отъехал, я с наслаждением стащил с себя маскарад: старинные летные очки, кожаную куртку и шлемофон, и устало побрел к служебному выходу.
На стоянке меня ждал старенький «Форд» – наш семейный седан. Я открыл дверь и моя возлюбленная жена, Мэри, мило улыбнулась с водительского сиденья:
– Долго же мне пришлось тебя ждать, дорогой.
– Что поделать. Дочери городского главы захотелось устроить себе свадьбу в небе. Зато мы сегодня неплохо заработали.
Мэри ничего не ответила. Она рванула с места и помчалась по улицам, срезая повороты, будто гонщица на соревнованиях. Да, она любит спортивный стиль вождения, но, увы, наш старенький «Форд» от этого не становится болидом Индикар.
На светофоре, преграждая путь, загорелся красный. Мэри ударила по тормозам, повернулась ко мне и ласково спросила:
– Дорогой, зачем ты снял деньги со счета?
Я вздохнул. По телу пробежала дрожь. Придется объясняться. В конце концов, эта минута когда-нибудь должна была наступить. Огонь светофора сменился на зеленый. Мэри рванула с места.
– Я не трогал нашу копилку, – попытался возразить я.
Снова красный огонь. Да что ж мне так не везет?
– Солнце, ты меня недооцениваешь, – повернулась ко мне супруга. – Последнее время ты постоянно кому-то звонишь. А на твоем столе я нашла обрывок расходного чека. Так что ты собрался купить?
К сожалению, мы уже подъехали к дому. Надо что-то говорить. Я решил быть максимально честным.
– Самолет, – просто сказал я. – Ты же знаешь, Дракоша – собственность компании. Вот я и хотел…
– Не оправдывайся. Надо – значит, надо.
– Я собираюсь отдать за него всю премию за прошлое задание, – виновато сказал я.
– Да все равно, – улыбнулась жена, влетела во двор и нажала на тормоз. Машина встала в полуметре от стены. – Покупай, что тебе нужно, разве я против? Какой же мужчина без игрушек?
– Так в чем же дело? – я вышел из машины и протянул жене руку.
– Неужели ты такой непонятливый? Мы же с тобой одна семья! Ты бы мог такие покупки согласовывать со мной! Все, что я хочу – это принимать участие в жизни мужа!
Мы поднялись в дом. В этот вечер Мэри ни разу не напомнила о моем проступке. Но вечером, когда мы уже засыпали после полных нежности семейных ласк, я все же не выдержал:
– Сладкая, ты поедешь со мной в четверг… принимать покупку? – я погладил еще не отросшие волосы жены.
– Я тебя одного не отпущу, Джек. И не надейся, – пробормотала она и засопела, уткнувшись мне маленьким носиком в плечо. Горячее дыхание приятно защекотало меня, но заснуть я не мог еще долго.
Я едва дождался четверга. Наконец, после дней терзаний и бессонных ночей, мы с Мэри выехали на бывшую авиабазу Брансуик. Всю дорогу я был сплошным комком нервов: чем ближе минута желанной покупки, тем дольше тянется время и тем сильнее зудит где-то у солнечного сплетения. Человек – странное и удивительное создание.
Наконец, Мэри остановила машину возле двухэтажного дома с новенькой вывеской «Пит Сондерс – аренда и продажа подержанных самолетов». По ступеням парадной лестницы спустился жилистый мужчина в потрепанной кожанке. Между его обветренных губ торчала толстая сигара, впрочем, я не видел, чтобы Пит хотя бы раз ее раскурил.
Сондерс забрался на заднее сиденье и подергал себя за всклокоченную бороду:
– На аэродром! Птичка там!
Не помню, как мы доехали до места. Пит проводил меня в ангар и я увидел «Пчелку» – летающую лодку-амфибию «Морская пчела».
Высокая кабина, похожая на обрезанную сзади каплю воды, шасси с хвостовым колесом, широкий киль на тонкой балке и прямое крыло на подкосах напомнили мне о былых временах. Много лет назад каждый полет был искусством, требовал немалого мужества и отваги, а пилот мог рассчитывать лишь на собственное умение и опыт. Сейчас все по-другому.
– Тысяча девятьсот сорок восьмой год выпуска, Джек! – довольно сказал Пит. – Машина, конечно, сильно изношена, но еще послужит.
Я заглянул в кабину и сразу же влюбился в нежно-бежевую приборную панель: минимум самых необходимых приборов, штурвал и педали. Почти все оригинальное – теплое и ламповое. Лишь на радиостанции белеют ряды цифр, да экран спутникового навигатора темнеет на штурвальной колонке. Но здесь ничего не поделать: без современной авионики самолет попросту не допустят к полетам.
Сондерс швырнул мне ключи. Я открыл дверь и сел в уютное кресло, будто изготовленное специально для меня. Пит едва не вывернул мне плечо:
– Джек! Это видишь? – он щелкнул по плакату на приборной панели.
– Этот самолет должен эксплуатироваться, как транспортный или пассажирский. Высший пилотаж, включая штопор, запрещается, – прочитал я. – И что дальще?
– Джеееек, – протянул Пит. – Никаких фокусов. Иначе сделка не состоится. Капиш?
Сондерс протиснулся на заднее сиденье. Мэри села рядом со мной, пристегнулась и захлопнула дверь. Я проверил смесь, обороты винта, включил топливный насос и щелкнул тумблером «Запуск».
Стартер коротко вякнул, мотор, сердито фыркнув, запустился с полоборота.
– Ты же хотел купить что-то пошустрее? Все заглядывался на Муни? – очнулась жена, глянув на ограничительные шкалы указателя скорости. Не зря она переучивается на пилота.
– Муни, конечно, настоящий мустанг малой авиации. Двести узлов – это здорово, но, увы, и цена – тоже зверь. А раз уж нам выпал случай купить амфибию – надо брать и бежать.
Я вырулил на полосу и потянул похожую на пуговку ручку тяги. Самолет задрожал и покатился по полосе. Строптивая машина попыталась взбрыкнуть, ее потянуло в сторону, но я, чуть двинув педали, показал ей, кто здесь на самом деле главный. Опустился нос, я взял штурвал на себя, и крылья зашуршали в упругом, словно надувная подушка, воздухе. Кран шасси – вверх. Зеленая лампа на приборной панели сменилась красной.
В отличие от сухопутных самолетов, конструкторы прикрутили двигатель «Пчелки» на крышу пилотской кабины. Обзор изумительный: не каждый реактивный истребитель может похвастаться тем, что летчик едва ли не сидит на балконе, разглядывая небо и землю через широкие выпуклые стекла. Но сейчас мне было не до пейзажей: я орудовал штурвалом, и машина послушно выписывала в небе змейки, горки, да виражи. Наконец, я поднял большой палец и развернул самолет едва ли не вокруг кончика крыла.
– Ты там… поосторожнее, – простонал Пит. – Чистка салона за твой счет!
Я повел самолет на посадку. Мелодично загудели приводы закрылков. Вспыхнула зеленая лампа шасси. Но когда я толкнул ручку тяги, она вдруг провалилась в приборную панель. Двигатель так и остался молотить на максимальных оборотах.
Подергав несколько раз ручку, я перекрыл подачу топлива и голодный мотор смолк. Скорость погасла, и самолет побежал по бетону. Пит, мрачнее тучи, посмотрел на меня исподлобья.
– Не переживай! – весело сказал я. – Сделка состоится! Но за маленький дефект я хочу скидку. Пять процентов, хорошо?
– По рукам, – просветлел Пит. Очевидно, ему хотелось побыстрее продать самолет.
Я насторожился:
– А кто продавец? Можно с ним как-то связаться?
– Некто Колин Элвис, – пробурчал Пит, протягивая мне телефон.
Я набрал номер.
– Слушаю, – сказал властный мужской голос.
– Мистер Элвис? Я покупатель вашего самолета. Могу я поинтересоваться о причинах продажи?
– Это самолет покойного отца, – ответил Колин. – Мне он ни к чему – я не летчик. Вопросы есть?
Я положил трубку.
– Доволен? – спросил Пит.
– У меня такое ощущение, что этот Колин – военный. Ладно, какая разница. Осталось оформить бумаги…
– Все давно готово. Надо подписать, да отдать самолет механикам. Ума не приложу, как они так облажались?
Самолет отремонтировали только к вечеру. Я взлетел и повел маленькую «Пчелку» над шоссе, разглядывая хорошо видимые в сумерках лучи автомобильных фар. Через пятнадцать минут самолет уже катил по увенчанным гирляндой синих огней рулежкам Портленда.
Я поставил «Пчелку» в свой, а точнее, принадлежащий ВВС ангар, рядом с бело-синим «Старфайтером» и вышел на автостоянку. Мэри ждала меня у автомобиля. Когда она открыла сумочку, чтобы подкрасить веки, я заметил газовый баллончик:
– Зачем тебе перцовый дезодорант?
– После наших приключений, я подумала, что девушка должна суметь постоять за себя.
Неожиданно затрещал сотовый телефон:
– Джек, это Пит! Как машинка?
– Отличная! Долетел, как по маслу!
– Не хочешь передохнуть, провести выходные на озере Рэйнджли? В гостинице «Таун энд Лейк» есть свободные места.
Я посмотрел на жену.
– Почему бы и нет? – улыбнулась она. – Тебе же хочется облетать машину. Аж руки чешутся. Вот и пригодились пять процентов.
– Согласен! – ответил я в трубку. – Вылетать завтра?
– Послезавтра, Джек! Передохни денек! – из динамика донесся смешок. Или мне послышалось?
В субботу погода испортилась. Из низких туч сочился мелкий осенний дождь, и взлетная полоса блестела, словно аэродромная команда зачем-то залила ее пластиком.
«Пчелка», окутанная мелкими брызгами, легко разбежалась и ушла в небо. Мне показалось, будто облака придавили маленькую амфибию, но все же высоты нижней кромки хватало, чтобы безопасно пересечь горный хребет. Северные Аппалачи – скорее, плоскогорье, тем не менее, гора Катадин высится над уровнем моря на целую милю.
Мэри, глянув на указатель скорости, не преминула подколоть меня:
– Джек, мне кажется, ты просчитался. На Муни мы долетели бы куда быстрее.
– Ничего, – ответил я и включил обогрев кабины. – Не пешком идем. Сто узлов – о таком братья Райт и не мечтали.
Над озером Себейго я развернулся на север. К сожалению, в пасмурную погоду гордость и краса Портленда растеряла свой лоск. Ветер поднимал рябь на темной воде, делая ее похожей на матовое стекло, со всех сторон обрамленное выкрашенной в зеленый цвет деревянной крошкой.
Когда мы миновали заказник и развернулись на север, Мэри что-то увидела внизу.
– Смотри! Вон они! – крикнула она, указывая куда-то в сторону.
Я пригляделся: медведица с медвежатами, смешно встав на задние лапы и поворачивая голову, следила за самолетом. Очевидно, ее привлек звук мотора. Звери смотрели на нас голодными глазами, но вряд ли сегодня им удастся полакомиться свежей человечиной. Надеюсь, что вряд ли.
Мне стало не по себе. Я даже бросил взгляд на топливомер: стрелка показывала почти полный бак. Впрочем, скорее всего, у меня расшалилось воображение. С другой стороны, в полетах на маленьких и медленных самолетах есть свой шик. На реактивном истребителе мне было бы не до медведей. Да и звери, скорее всего, свалили бы в лес, грозя ревущему небу мохнатыми лапами.
Через полчаса мы вышли к Аппалачам. Невысокие горы преградили нам путь. Под самолетом проплывали улочки маленького городка. Я глянул в карту: лучше всего лететь вдоль шоссе, между двух покрытых лесом возвышенностей. Тогда можно не взмывать под самые тучи с риском попасть в облачное марево и вылететь из него где-нибудь в Канаде.
– Пилот должен всегда знать, где он летит, – наставительно сказал я жене. – Сейчас я определяю свое место по наземным ориентирам, подстраховываю себя по часам и контролирую по спутниковому навигатору.
Мэри ничего не ответила. Тогда я продолжил:
– На самолете с одним двигателем пилот должен еще и подбирать площадку для вынужденной посадки. Ну и, само собой, смотреть по сторонам.
– Думаешь, я в летной школе комбинезон протираю? – обиделась жена и попыталась в отместку меня поддеть: – А если бы ты меньше болтал, то увидел бы, что нас догоняет вертолет.
– Мне трудно смотреть через непрозрачный металл. Там у меня обзора нет. Так что мимо.
Я сунул руку под ремень безопасности жены и недовольно добавил:
– Пристегивайся покрепче. Если мы перевернемся, тебя будет мотать по всей кабине.
Через пару минут я увидел в окне белую черточку со сверкающим над ней диском ротора. Пилот винтокрылой машины, очевидно, не стал мудрствовать, он просто поднялся над плоскогорьем и, пропадая в тучах, ушел на север. Опытный малый.
Мы прошли над пустынной дорогой, между покрытыми густой растительностью пологими горами. Перед нами, словно жидкая ртуть, заблестели воды озера со странным названием Муслукмегантик.