bannerbannerbanner
полная версияРазорванное небо

Максимилиан Борисович Жирнов
Разорванное небо

Полная версия

– Не переживайте, сэр! – он попытался успокоить меня. – Самолет – самый безопасный транспорт в мире! А мы – лучший экипаж!

Я не стал спорить: так думает каждый пилот. Стюардесса проводила меня на место. Уже пристегиваясь, я уловил реплику капитана:

– Приглядывайте за этим парнем! Он запросто может доставить нам хлопот!

Я вытер пот со лба. Сосед – чуть полноватый седой джентльмен с фотоаппаратом, коснулся моего плеча:

– Боитесь летать, мистер…

– Джек Риппер, – буркнул я.

Взвыла турбина. Винт медленно, будто нехотя, провернулся. Лопасти замелькали все быстрее и, наконец, слились в полупрозрачный диск. По салону разлилось тягучее, басовитое гудение.

– Доктор Николс, – представился незнакомец. – Пилот-любитель и фотограф. Полеты – моя страсть. В Портленде сегодня авиационный праздник. Обещают неплохую программу. Говорят, ВВС пришлют F-16.

– Ничего себе новость! – вырвалось у меня. – Вот почему нет билетов!

– Весь город жужжит об этом, как растревоженный улей. Вы знаете, что с тех пор, как закрыли старую авиабазу в Брансуике, часть аэропорта отдали военным?

– Впервые в жизни слышу.

– Я и сам знаю очень немного. Говорят, какая-то секретная программа по противодействию терроризму!

Похоже, методика полковника Келли «перемешать правду и ложь» все-таки работает.

Двигатели взвыли. Несколько секунд они ревели на полных оборотах, но самолет, удерживаемый тормозами, стоял на месте. Наконец, гул турбин стих и лайнер покатил по рулежной дорожке.

– Проверка! – объяснил Николс. – Турбины выводят на максимальные обороты, и пилот по приборам контролирует температуру выхлопных газов. Если она выше нормы – полет не состоится. Простите, вы кем работаете, если не секрет?

– Я торгую грузовиками. Обычно я заключаю контракты через Интернет, но иногда приходится выезжать на место.

– Значит, вы технарь? Не хотите со мной на авиашоу? Я могу провести вас в VIP-зону. Лучшее место!

– Увы, – я только пожал плечами. – У меня очень срочная сделка. Совершенно нет времени.

– Очень жаль. Может, вы бы тогда изменили свое отношение к авиации. Ну да какие ваши годы? Еще не все потеряно.

Меня потянуло вперед. Самолет застыл на несколько секунд. В иллюминаторе проплыли указатели взлетной полосы – белые цифры и буквы на красном фоне. Двигатели загудели на взлетном режиме, и меня вдавило в кресло. Я еще раз проверил ремень и вцепился в подлокотники, даже не пытаясь стереть со лба испарину.

Наконец, колеса оторвались от асфальта. Глухо стукнули створки шасси. Я закрыл глаза, не в силах смотреть, как земля превращается в лоскутное одеяло. Хотя сколько раз я видел это зрелище из кабины истребителя!

Когда самолет набрал высоту и гул двигателей стих, Николс снова дотронулся до моей руки:

– Мы набрали высоту! Не бойтесь! Подумайте лучше о безумце, который летает на «Старфайтере». В Портленде сейчас базируется парочка этих птичек.

Я открыл глаза. Доктор смотрел на меня взглядом заботливого врача у постели тяжелобольного.

– И что здесь такого? – с трудом вымолвил я.

– «Старфайтер» – страшная машина. На нем запросто можно наглотаться земли. К тому же самолет этот летает лишь по прямой и с трудом разворачивается. Не зря его называют «ракета с крылышками».

Я едва не высказал доктору все, что думаю. Что управлять «Старфайтером» ничуть не сложнее, чем любым реактивным истребителем. И что его маневренность не хуже любого перехватчика тех далеких времен, когда полеты были пропитаны романтикой и свободой. Но едва я раскрыл рот, как лайнер встряхнуло, и слова застряли у меня в глотке.

Доктор озабоченно посмотрел на меня:

– Всего лишь турбулентность. Самолет не развалится, не переживайте. Он прочный.

– Интересно, нас будут кормить? – внезапно спросил я.

Николс почесал в затылке и, после небольшой заминки, ответил:

– Вряд ли. Я не видел, чтобы на борт грузили питание. Да и зачем оно? Лететь всего час!

– Жаль, – вздохнул я. – Может, пилотам дали бы рыбу на обед.

Собеседник растерялся:

– Э… Какую рыбу? Причем здесь рыба?

Я промолчал. Наверное, Николс не читал шедевр Артура Хейли. И, наверное, правильно делал.

В иллюминаторе под весенними солнечными лучами синело море. Водная гладь переливалась мириадами сверкающих блесток. Зрелище, конечно, красивое, но меня оно не вдохновило. Я закрыл глаза и попытался заснуть. Казалось, прошло всего мгновение, а Николс уже тряс меня за плечо:

– Вставайте! На посадку идем!

Гул двигателей стих. Самолет быстро снижался. Я на всякий случай проверил ремень, и это не укрылось от зорких глаз доктора.

– Значит, у вас аэрофобия… – в голосе Николса слышалось искреннее участие. – Вы ведь так и не отстегнулись во время полета. У меня есть на примете неплохой психотерапевт, бывший летчик. Вот визитка, очень рекомендую.

Я сунул картонный прямоугольник в карман.

Самолет развернулся и вышел на посадочную прямую. В иллюминаторе показались крыши домов. Я закрыл глаза и сидел так, пока мы не зарулили на перрон.

Как только погасло табло «пристегните ремни», ко мне подскочила стюардесса:

– Мистер Риппер? Вас ждут в здании терминала, говорят, очень срочно, – она едва не выпихнула меня из самолета.

Я увидел полковника издалека. Едва я подошел к нему, он схватил меня за руку и потащил к ангару:

– F-16 сел с отказом в Портсмуте! Открути пилотаж!

– На чем? – ответ я знал и так.

– «Старфайтер». Сейчас это единственные реактивные истребители в моем распоряжении.

– Хм… Я не знаю, что входило в программу.

– Импровизируй! Сегодня можно все! Единственное ограничение – не крути в сторону терминала. На всякий случай.

Меня охватил азарт:

– Знаете что, полковник? Организуйте трансляцию веселенькой музыки в кабину. Зрителям тоже. И откачайте половину топлива! – я рванул в раздевалку за противоперегрузочным костюмом.

Бело-синий «Старфайтер», преобразился. Неизвестный художник нарисовал на хвосте утенка. На правом воздухозаборнике красовалась кинозвезда сороковых годов прошлого века. Но больше всего меня растрогала надпись под фонарем кабины: «Капитан Джек Риппер». Самолет прикрепили ко мне.

Я получил свои пять минут славы. Когда я выруливал, то видел восхищенные и удивленные лица зрителей, стоявших возле гейтов терминала и ограды аэропорта. Правда, что-то мне подсказывало, что их восторг вызван стремительным красавцем, а вовсе не моей физиономией в кислородной маске. Но сейчас это не имело никакого значения.

Наверное, довольные фанаты прислушивались к завыванию и свисту старого турбореактивного двигателя. Такой удачи – увидеть в небе живую историю на обычном, в общем-то, рядовом празднике, любители авиации даже не мечтали.

Где-то там, в толпе, доктор Николс отчаянно щелкал затвором фотоаппарата. Снимки я увидел позже и, надо сказать, мы со «Старфайтером» неплохо получились. Правда, себя мне удалось разглядеть с трудом. Зато бортовой номер вышел отменно.

Я дал полный газ. Меня вдавило в кресло, и взлетная полоса превратилась в гладкую серо-черную ленту. Прерывистая осевая линия, как безумная, помчалась подо мной. Грохоча форсажем, истребитель свечой ушел в безоблачное небо и, растопырив тормозные щитки, камнем рухнул с трехкилометровой высоты.

Я выжал из самолета все. Крутил бочки, иммельманы, перевороты, змейки. Авиагоризонт отплясывал джигу, акселерометр, казалось, взбесился. Перегрузки то вжимали меня в кресло, то пытались разорвать привязные ремни, но я упорно продолжал выписывать в небе немыслимые пируэты. Машина великодушно разрешала выполнять даже мертвые петли – фигуру особенно сложную для ленивой «ракеты с крылышками».

Наверное, тесть поседел, увидев, что я вытворяю с антикварной техникой. Что поделать: я давно уже не чувствовал такого слияния с самолетом. Мы были единым целым: никто не знал, где заканчивается плоть и кровь и начинается сталь, алюминий и керосин.

Под самый конец произошло… не то, чтобы непоправимое, но, скажем так, неприятный инцидент. И почему я такой неудачник?

«Старфайтер», окутанный белесым облаком конуса Маха, мчался в десятке метров над полосой. Внезапно мне в глаза блеснуло солнце. Стрелка махметра предательски перевалила за цифру «1» – стекла нового терминала брызнули сверкнувшими осколками.

– Как ты их! – раздался в наушниках голос полковника. – Отлично, Джек! Просто превосходно! Такая реклама ВВС!

Я пошел на посадку. Выпустил шасси, закрылки. Все, как обычно: визуальный указатель глиссады – два белых, два красных огня. Колеса шаркнули по асфальту. Я полностью сбросил тягу и потянул рукоятку тормозного парашюта.

Заруливая на стоянку, я глянул на терминал – он ощерился зубьями выбитых окон. Надеюсь, правительство возместит нанесенный ущерб: обычному человеку с его маленькой зарплатой не хватит всей жизни, чтобы рассчитаться. Даже если придется продать себя в рабство.

Я снял кислородную маску и спустился на землю. Техники прицепили к носовому колесу буксировочную штангу и аэродромный тягач, фыркнув черным дымом, укатил «Старфайтер» в ангар.

У терминала о чем-то спорил уже знакомый мне экипаж: два пилота и стюардесса. Увидев меня, они разом, как по команде, повернули головы и уставились на меня так, будто я только что выбрался из летающей тарелки. Я отсалютовал труженикам неба и едва не бегом рванул к полковнику. Он, состроив довольную мину, хлопнул меня по многострадальному плечу:

– Что ж, Джек. Ты молодец. Но…

– Что? – прошептал я, похолодев.

– Смотри в оба. Ты ходишь по краю пропасти. Но раз я втянул тебя в историю… Подпиши это, – полковник протянул мне какие-то бумаги.

Я пробежал взглядом текст: отныне моя должность – полевой агент, пилот отдела специальных операций. Полковник стрельнул на меня взглядом:

– Джек, не тяни. Ты уже по самые уши в… работе.

Мне ничего не оставалось делать. Я нацарапал свою фамилию и вернул документы полковнику. Тот сложил их в черную кожаную папку.

 

Мэри ждала меня на стоянке и, как всегда, выглядела восхитительно. Ее локоны золотистой волной падали на плечи, но глаза устало глядели из-под чуть прикрытых век. Жена отвезла меня домой и за всю дорогу мы не вымолвили ни слова. Нам все было ясно и так.

Глава 3. Трюк

Я лихо заломил вираж, разворачивая маленького четырехкрылого «Дракошу» на предпосадочную прямую. Ребятишки в салоне радостно завизжали.

Сверкающий солнечными блестками океан остался позади. Медленно проплыла лента шоссе со снующими туда-сюда разномастными автомобилями. Я выпустил закрылки и скользнул взглядом по указателю подхода. Два красных, два белых огня. Все в порядке: я на курсе и на глиссаде.

Торец взлетной полосы уплыл под обрез приборной доски. Шасси зашуршали по асфальту. Я погасил скорость, осторожно опустил хвостовое колесо и зарулил на стоянку. Открыл дверь, потянул за рычаг лестницы, и маленькие пассажиры помчались в терминал. Они всегда почему-то бегут. Наверное, для детей время идет как-то по-другому…

Тесть ждал меня возле ангара. Он чему-то улыбался, таким довольным я видел его очень редко.

– Идем со мной! – сказал он. – Хочу познакомить тебя с одним выдающимся человеком.

– Интересно, что у него выдается? И куда? – я неудачно попытался съязвить.

– Свой казарменный юмор, Джек, оставь при себе! Капиш, как говорят итальянцы-мафиози? И будь повежливее – персона известная.

Мы прошли через главный зал, я подмигнул слегка накрашенной девушке за стойкой администратора. Она мило улыбнулась дежурной улыбкой, но, увы, на самом деле ей не было до меня никакого дела. Впрочем, как и мне до нее.

Полковник распахнул дверь VIP-зала. В кресле перед телевизором сидел полный лысоватый мужчина с добродушным, похожим на блин, лицом. Я пожал ему руку. Незнакомец приветливо улыбнулся и сказал:

– Мое имя – Бэзил Фикс. Я – известный голливудский кинорежиссер.

Я сел в кресло напротив и едва не утонул. Почему такие только в VIP-зале?

– Прошу прощения, но я очень редко смотрю фильмы. Вот моя жена – знатный киноман. Вы желаете вручить мне пару билетов на премьеру своего творения?

Режиссер засмеялся. Трудно представить, что можно смеяться вкрадчиво, но он сделал именно так.

– Нет, у меня к вам деловое предложение. Вас рекомендовали, как опытного и абсолютно безба… бесстрашного летчика. К сожалению, наш трюкач недавно… как вы, авиаторы, говорите, наглотался земли. Такое бывает. Я хочу пригласить Вас на его место.

– Глотать землю? – я состроил что-то вроде улыбки. Фикс поежился.

– Черный юмор – признак оптимизма, – сказал он, и взгляд его стал жестким и колючим. – Каков будет ваш ответ? У вас есть время подумать.

– Зачем оттягивать неизбежное? Я согласен. Могу я прочитать сценарий?

– Позже, – уклончиво сказал режиссер. – Чуть не забыл: съемки проходят в Нью-Мексико, на авиабазе Холломан. Разумеется, мы оплачиваем все расходы. Кстати, где ваша супруга? Вы можете поехать вдвоем.

– Она в рейсе. Стюардессы иногда улетают очень далеко, – сказал я.

– Очень жаль. Значит, вы поедете один. Если это все, наш юрист свяжется с вами в ближайшее время.

Я вышел вслед за полковником и резко хлопнул дверью. Как бы случайно.

– Джек, позвонит юрист, свяжись со мной. Все бумаги – только в моем присутствии, – сказал тесть на прощание.

Я предъявил удостоверение службе безопасности, прошел на стоянку и открыл дверь «Дракоши». У меня сегодня еще несколько обзорных полетов.

Полковник не нашел в документах никаких изъянов. Я подписал разовый контракт и выехал в Бостон.

В безоблачном небе ярко светило солнце, деревья, едва распустившие молодые листья, зеленой стеной высились по обеим сторонам дороги. Среди буйства юной природы стыдливо мелькали светлые здания придорожных заведений. Но даже великолепные виды не могли оторвать меня от грустных дум: признаюсь честно, я боюсь летать, если не веду самолет собственной персоной. В крайнем случае – если за штурвалом не сидит кто-то, кому я могу доверять.

Я вошел в терминал и растерялся. Неужели мне придется покупать билет самому? А режиссер обещал все оплатить…

По залу, усердно размахивая табличкой с надписью «Джек Риппер», прохаживался унылый парень в форме с крылышками пилота. Наверное, он пытался разогнать скуку. Я бросился к нему.

– Вы меня ждете? – спросил я и представился.

– Я уж думал, вы никогда не появитесь, – просиял он. – Идите за мной.

Охрана пропустила нас без досмотра. Мы прошли по рулежным дорожкам и свернули к ангару. Я остановился: пассажирский «Боинг», завывая двигателями, разбегался для взлета. На полированной обшивке блеснуло полуденное солнце.

– Нет времени на достопримечательности! Мы и так задержались! – лейтенант крикнул, перекрывая оглушительный свист выруливающего бизнес-джета.

Я поспешил за офицером. За ангаром стоял четырехмоторный транспортный «Геркулес». Огромные, в два человеческих роста, винты застыли неподвижно. Возле «грузовика» довольно урчал аэродромный источник питания – маленькая тележка с дизель-генератором.

Мы поднялись в кабину. Командир, строгий мужчина лет пятидесяти, указал на спальное место у переборки:

– При всем уважении, вам лучше отдохнуть, Джек. Не стоит мешать работать экипажу. Поверьте, мы знаем свое дело не хуже вас.

Я вздохнул, забрался на койку, пристегнулся и попытался убедить себя, что этому человеку я могу доверять безоговорочно. Кажется, мне это удалось.

Загудели турбовинтовые двигатели. Машина, вздрагивая на стыках бетонных плит покатила по рулежным дорожкам. Командир запросил разрешение на взлет. Уже проваливаясь в сон, я почувствовал, как самолет побежал по полосе и заскользил по упругому гладкому воздуху…

Проснувшись через несколько часов, я сел в пустующее кресло бортинженера. В лобовое стекло вплыла черная линия полосы, отчетливо видимая на фоне унылых красно-бурых песков. Самолет шел на посадку, и я постоянно порывался дать летчикам несколько полезных советов. Едва сдержался: за подобные вещи выкидывают за борт без парашюта.

Наконец, «Геркулес» коснулся асфальта, взревел реверсом и зарулил на стоянку. Я пожал руку летчикам и по грузовой рампе спустился на грешную землю.

Меня ждал джип военной полиции. Водитель в форме сержанта доложил:

– Сэр, у меня приказ доставить Вас к начальству!

Не арестовали, уже неплохо.

Через несколько минут автомобиль остановился возле желтого административного здания. Я взлетел на второй этаж и постучался в дверь с табличкой «командир полигона Белые Пески бригадный генерал Тимоти Коффин». Я по достоинству оценил фамилию: «коффин» по-английски означает «гроб».

– Да! – сказал кто-то знакомым голосом.

Я вошел в кабинет и застыл с раскрытым ртом: в кресле прямой, как флагшток, сидел мой недавний пассажир.

Генерал указал на стул. Мне стало смешно: узко посаженные глаза в сочетании с оттопыренными ушами забавно смотрелись на представительном мужчине. Пытаясь сдержать неуместную улыбку, я потрогал эмалированную эмблему с изображением звездно-полосатого флага. Гладкая и холодная.

– Агент Риппер, на моем полигоне вы можете рассчитывать на полное содействие. Разумеется, если ваши действия не будут создавать угрозу персоналу и мирному населению, – Коффин рванул с места в карьер.

– Вы в шпионов не переиграли? – как мог, безразлично спросил я. Интересно было бы глянуть на свою физиономию, но, увы, зеркала в кабинете не было.

Вместо ответа генерал передал мне лист бумаги. На официальном бланке с печатями и подписями высокопоставленных лиц значилось, что я – агент отдела специальных операций ЦРУ. Да, так оно и было на самом деле. Интересно, зачем тесть раскрыл Коффину карты?

– Кто знает о моем истинном обличье?

– Только я, – ответил генерал. – Что вы за люди – рыцари плаща и кинжала? Никогда не признаетесь, пока не припрешь вас к стенке. Но, согласитесь, я имею право знать, что происходит у меня на базе?

– Я приехал сниматься в кино. Выполнить несколько воздушных трюков.

– Знаю. Но. Ни плана съемок, ни сценария мне не предоставили. Зато в наличии строгий приказ из Вашингтона оказать содействие. Это подозрительно, – генерал побарабанил пальцами по столу.

– Наверное. Я в этом не разбираюсь. Повторю: меня, кроме полетов, ничего не интересует.

Коффин вздохнул и протянул мне пластиковую карточку:

– Не хотите говорить – ваше дело, Риппер. Возьмите пропуск. И помните мои слова: я всегда готов прийти на помощь.

Я откланялся. За то время, пока шла приятная беседа, вспыхнули редкие звезды на потемневшем небе. Сержант отвез меня в гостиницу. Наверное, здесь немного постояльцев, раз владельцам вместо сверкающего полированной сталью и стеклом небоскреба хватает нескольких одноэтажных деревянных домиков.

Девушка-администратор выдала мне ключи. Я ощупал взглядом хрупкую фигурку с ног до головы.

– Не желаете ли поужинать вместе, мисс? – спросил я, ни на что особенно не надеясь.

Она очаровательно улыбнулась:

– Сначала снимите обручальное кольцо, и только потом зовите девушек в ресторан, мистер.

Дел у меня не осталось, я запер дверь и лег спать. К сожалению, никто не потревожил мой покой в этот теплый весенний вечер.

Проснувшись, я тщательно побрился. На всякий случай, вдруг красотка за стойкой изменит свое решение. Едва я закончил и накинул махровый гостиничный халат, раздался настойчивый стук. Я открыл дверь и разочарованно вздохнул: режиссер явился собственной персоной.

– Собирайся, Риппер, – от его любезности не осталось и следа. – Мы и так отстаем от графика.

Я быстро оделся и вышел на улицу, втянув жаркий, словно из печи, воздух пустыни.

Нас ждал представительский «Форд». Мы въехали на территорию аэродрома, промчались мимо рядов «Фантомов» и «Фэлконов» и подкатили к стоящему особняком ангару. Я заглянул внутрь и присвистнул от удивления.

Передо мной, сверкая полированной серебристой обшивкой, красовался истребитель пятидесятых годов «Супер Сейбр», он же «Хан». Горбатый фюзеляж, рыбьи плавники резко скошенных назад крыльев и овальный провал воздухозаборника вместо острого носа ни с чем невозможно спутать. Я неоднократно видел эти машины на авиашоу, даже сидел в кабине, но, к сожалению, никогда на них не летал, о чем сразу сказал Фиксу.

– Сколько нужно времени, чтобы освоить самолет? – резко спросил режиссер. – Неделя? Десять дней?

– Вы с луны свалились, Фикс? Если вы дадите мне руководство, я смогу вылететь через час. А к вечеру, думаю, буду чувствовать машину, как самого себя.

– Без шуток? – вытаращился режиссер.

– Абсолютно серьезно. И нечего на меня смотреть, будто я собираюсь расстрелять вас из пулемета. После «Старфайтера» любой другой самолет прост, как авиетка. Но, может быть, вы все-таки ознакомите меня со сценарием?

– Позже, – нахмурился Фикс. – Сейчас он у руководства киностудии. Я сам скажу, что делать. Для начала позавтракайте – мой водитель отвезет вас в столовую.

После трапезы я забрался в кабину. Критически оглядел древнюю, как реактивная авиация, приборную панель с единственным современным прибором – спутниковым навигатором. Его изящный экран нелепо смотрелся среди старинных «будильников». В ящике для карт лежал формуляр. Я раскрыл пожелтевшую брошюру и присвистнул: у самолета больше сотни боевых вылетов. Настоящий ветеран Вьетнамской войны. Сколько жертв на счету его пушек и бомб?

Фикс швырнул еще одну побитую временем книжицу: руководство по летной эксплуатации. Я углубился в чтение, обращая особое внимание на аварийные процедуры. Режиссер терпеливо ждал в машине. Наверное, он что-то обсуждал с водителем. Закончив, я спустился по стремянке и постучал в окно. Тонированное стекло опустилось.

– Я готов. Мне нужен противоперегрузочный костюм и шлем.

– В ангаре, в шкафчике, – махнул рукой режиссер. – Додсон, механик, поможет. Твой позывной – «Волкодав».

Наконец, пожилой, чуть полноватый механик вытащил из-под колес колодки. Приземистый тягач вывел самолет из ангара. Зарычал аэродромный источник питания. Я щелкнул тумблерами: заверещал стартер, раскручивая турбину. Сработало зажигание, двигатель засвистел, стрелка указателя оборотов сдвинулась вправо и поползла по шкале. Погасли сигнальные лампы. Я закрыл фонарь, встретился взглядом с механиком и похолодел. В его ясных глазах читались сочувствие и жалость. Неужели он что-то знает?

Я поднял большой палец, запросил по радио разрешение и порулил к взлетной полосе. У желтой линии я снова связался с диспетчером. Можно взлетать.

Наконец, я вывел двигатель на максимальный режим и отпустил тормоза. Самолет лениво побежал по асфальту. Как же медленно растет скорость: я проскочил половину трехкилометровой полосы, а она едва перевалила за сотню узлов. Мне же нужно сто пятьдесят. Да что же это за шаланда?

 

Тормозить поздно: я в любом случае выскочу на грунт и разложу машину, а мои бренные останки правительственная комиссия будет собирать, наверное, со всей пустыни. К счастью, все закончилось не так плачевно.

Когда передо мной замаячили желтые шевроны полосы безопасности, стрелка указателя скорости подползла к заветной цифре. Ручка – чуть на себя, и крылья обрели зыбкую опору в жарком пустынном небе.

Машина едва наскребла высоту. Я поставил кран шасси в положение «убрано», закрылки – в ноль. Стукнули створки, погасли зеленые лампы. Дело пошло намного лучше.

Скорость выросла до четырехсот узлов. Дыхание перехватило: справа от меня, ослепительно сверкая под лучами полуденного солнца, раскинулись знаменитые Белые Пески. Гипсовое море казалось гигантской снежной шапкой на фоне бурых скал горного кряжа и красновато-коричневой пустыни. Какая жалость, что со мной нет Мэри. Можно было бы сходить на экскурсию…

Я положил самолет в крутой вираж. Перегрузка вдавила меня в кресло. Рот скособочило. Скорость сильно упала, и машина ощетинилась автоматическими предкрылками, задрожала, словно в лихорадке. Я толкнул ручку тяги до упора. Что-то щелкнуло, бахнуло и ощутимо пнуло меня пониже спины. Да, форсаж на древних движках работает, мягко говоря, своеобразно.

Выполнив круг, я запросил разрешение на посадку. Передо мной маячила пара «Фэлконов», солнечные лучи блестели на фонарях кабин. Диспетчер дал мне приоритет, и современные истребители разошлись в стороны, освобождая дорогу ветерану.

Едва коснувшись земли, самолет подпрыгнул и понесся над полосой. На языке авиаторов это называется «скоростной козел». Ничего, пусть лучше так, чем сваливание в самый неподходящий момент. Интересно, бывает ли подходящий момент для сваливания?

Я застыл, держа ручку управления неподвижно. Машина пронеслась мимо стоянки с несколькими «Фантомами». Наконец, «Супер Сейбр» плюхнулся и побежал по асфальту. Я зарулил к ангару, выключил двигатель и открыл фонарь. В кабину ворвалось знойное дыхание пустыни.

Режиссер смотрел на меня исподлобья, словно сержант на проштрафившегося новобранца:

– Риппер, я едва не поседел! Ты руководство курил, что ли?

Я попытался состроить недоумевающую физиономию:

– А что такого-то?

– Я как-то открыл руководство самолетом. Раздел второй, страница два-пятнадцать. Там написано, что взлет без форсажа крайне не рекомендуется. Или тебе топлива жалко? Ты сам за него платишь? Не экономь на собственном здоровье!

Какая забота…

В этот день я налетался до одури, до дрожи в коленях. Я швырял самолет по небу, крутил его, словно ребенок игрушечную копию. Носился над полосой, над маленьким, примыкающим к базе, городком. Едва я успевал приземлиться, к горловине топливных баков подсоединяли шланги, и машина жадно всасывала новую порцию горючего. Я снова поднимался в раскаленное небо, и земля вращалась вокруг меня в каком-то безумном танце.

Перегрузки выжали из меня все силы, и, когда я зарулил на стоянку и с трудом вылез из кабины, едва удержался на ногах.

Водитель отвез меня в гостиницу. Сочувственный взгляд администратора говорил сам за себя. Я закрыл за собой дверь, рухнул на кровать и мгновенно уснул. Без снов.

Режиссер явился рано утром и швырнул на журнальный столик тонкую папку.

– Какой-то подозрительно хилый сценарий, – моя попытка съязвить не возымела должного эффекта.

– Это полетное задание, – Фикс достал из папки несколько листов и фотографий. – Мне надо, чтобы ты пролетел сквозь ущелье к северу отсюда.

Я внимательно рассмотрел фотографии. Разлом был прямой, как ствол винтовки. Он тянулся между почти отвесных скал, путь вверх отрезали каменные карнизы, нависшие в некоторых местах, словно балконы над стенами многоэтажных зданий. Лететь можно только вперед.

– Ширина в самой узкой части пятьдесят метров. Значит, мне остается по девятнадцать метров от каждой плоскости, – забубнил я. – Одно неверное движение ручкой – и фюзеляж моего самолета вылетит с противоположной стороны.

– Тебе платят за риск, Джек.

– Но не за верную гибель. Впрочем, нет ничего невозможного.

– Это еще не все. Твои пушки будут заряжены боевыми снарядами.

– Зачем? – я вполне искренне изумился.

– Как только ты выскочишь из ущелья, увидишь три набитых пиротехникой машины. Они управляются дистанционно. Тебе надо их расстрелять. Желательно с одного захода. Так надо по сценарию.

– Сделаем. Камеры будут установлены на моем самолете?

– Не только, – сказал Фикс. – Тебя будет снимать оператор с «Гольфстрима», его позывной «Орлан». Он взлетит из аэропорта Аламогордо. Если вопросов больше нет, водитель ждет. Съемки должны пройти сегодня.

– Когда? – мне показалось, будто я ослышался.

– Сегодня, – повторил режиссер. – На меня нажимает студия, они требуют материал.

Вот так поворот. Но, в конце концов, у меня в любом случае одна-единственная попытка. One and only.

Я закрыл номер и улыбнулся администратору. Она никак не отреагировала. Вышел на улицу и жаркий воздух едва не обжег мне лицо.

Нас ждали две машины: представительский «Форд» и открытый джип с эмблемой ВВС. Нетрудно догадаться, какая из них предназначалась мне…

«Хан» уже стоял, что называется, «под парами»: вовсю надрывался наземный источник питания. Гремя летными ботинками по стремянке, я забрался в кабину. Но прежде, чем захлопнулся фонарь, меня тронул за плечо Додсон. Он шевелил губами, мялся, пытаясь что-то сказать, но почему-то никак не мог решиться.

– Что случилось?

– Нет… ничего, – пробормотал механик, убирая стремянку. И вдруг крикнул:

– Держись подальше от… катапульты!

Я закрыл фонарь, связался с диспетчером и порулил на взлет. Мне навстречу помчалась прерывистая осевая линия, «Супер Сейбр» оторвался от полосы и взмыл высоко в безоблачное небо.

«Гольфстрим» прибыл через двадцать минут. Успев сделать несколько кругов, я подробно рассмотрел ущелье и уточнил ориентиры.

– «Волкодав», я «Орлан»! – раздался в наушниках голос Фикса. – Готовы? Выходим к начальной точке!

Я мельком глянул на бизнес-джет, он висел чуть впереди и выше меня. В его хвосте, ниже бочонков двигателей, к фюзеляжу были прилажены два обтекаемых предмета. Зачем они? Дополнительные баки? Или съемочное оборудование? Но через несколько секунд мне стало не до «Гольфстрима».

Тщательно отрегулировав тягу, я выровнял самолет. Стрелка вариометра качнулась и показала ноль. Едва заметными движениями ручки я направил машину точно в разверстую, ощерившуюся каменными зубами пасть ущелья.

– «Орлан», я «Волкодав»! Вхожу в разлом!

– Пошла съемка! – раздалось в ответ.

По сторонам встали сплошные бурые стены. Но я видел только игольное ушко, куда мне нужно было проскочить. У верблюда куда больше шансов: он не мчится на скорости в четыреста узлов.

Внезапно две яркие вспышки сверкнули у меня перед глазами. Все вокруг заволокло серым туманом. Он словно обрушился откуда-то с неба, полностью закрыв мне обзор.

Первое, что мне захотелось – вздрогнуть. Второе – потянуть ручку на себя. Но я не мог позволить себе такой роскоши. Я замер. Застыл, превратился в камень, изо всех сил закусив губу, позволив самолету-ветерану решать мою судьбу. И он меня не подвел.

Когда непрозрачную пелену словно сдуло ветром, и чахлая растительность пустыни замелькала подо мной, я увидел, что выскочил по другую сторону разлома. Сзади остался горный кряж и ущелье, из которого, клубясь, выползало зловещее серое облако. Смертельные же спецэффекты у Фикса.

«Гольфстрим» исчез. Лишь через несколько секунд в синеве неба блеснула белая черточка. За ней потянулся конденсационный след. Режиссеру нужен общий план? Но времени удивляться нет: сейчас главное – боевая задача!

Я снял пушки с предохранителя, пошарил глазами по земле и увидел на серой ленте дороги три букашки: мои мишени. Сейчас я их расстреляю…

И вдруг в наушниках раздался металлический, лишенный интонаций голос полковника Келли:

– «Волкодав»! Аннигилировать «Орлана»! Немедленно! Курс цели – один-семь-пять, эшелон – три-ноль-ноль! Это приказ!

Загрохотал форсаж. «Гольфстрим» без проблем забирается на тринадцать километров – почти потолок для моей машины. Но все же «Супер Сейбр» сверхзвуковой истребитель, пусть он и отстает на несколько поколений от современных машин. Я быстро набрал высоту. Небо потемнело, горизонт подернулся белесой дымкой.

Рейтинг@Mail.ru