Максимилиан Борисович Жирнов
Разорванное небо
Глава 6. Похищение
«Мираж-2000» – истребитель четвертого поколения. Вместо многочисленных, похожих на стрелочные часы, приборов, полетная информация выводится на индикатор на лобовом стекле. Цифры и буквы мелькают прямо перед глазами летчика, ему не нужно опускать глаза, чтобы прочитать, например, скорость или высоту. Очень удобно.
Я двинул ручку тяги до упора и дал полный форсаж. Загрохотал двигатель, поглощая в минуту четыреста килограмм керосина. Девять тонн тяги мягко и настойчиво вдавили меня в кресло. Самолет вышел на сверхзвук и, подобно крылатой ракете, понесся над сверкающей рябью воды. Я на секунду глянул на бегущую по волнам треугольную тень.
Промелькнула яхта. Жаль туристов. Надеюсь, их барабанные перепонки уцелели.
Через пять минут бешеной гонки я выключил форсаж и плавно, по широкой дуге, развернул машину к берегу.
– Портленд-вышка, я Мираж-1, разрешите визуальный заход, полоса 11, – сказал я в микрофон.
– Мираж-1, визуальный заход правым кругом на полосу 11 разрешаю, – ответил диспетчер.
Зеркальная синева моря сменилась утопающими в зелени разноцветными крышами домов. Жилая зона.
Внезапно у меня зачесалось пониже спины. Я перевел машину в снижение, набирая скорость, и взял ручку на себя. На грудь навалилась перегрузка. Планета провалилась в тартарары, выплыла откуда-то сверху, словно кто-то подвесил надо мной пестрый ковер. Рука сама собой, автоматически, прибрала режим двигателя. Земля повернулась вертикально. Горизонт не спешил опускаться.
Даже вчерашний выпускник летного училища почувствовал бы, что самолет проваливается. Я не успею вывести его из петли, ставшей для меня по-настоящему мертвой. Тогда я в отчаянии двинул ручку тяги в положение «полный форсаж» и зарычал: «Эх, все…» Только бы никого не убить!
Передо мной откуда-то выплыл поросший лесом берег реки. Темная стена деревьев встала прямо перед глазами. Время замерло, будто кто-то поставил его на паузу. Затем кроны метнулись вниз. Легкий, почти без топлива, «Мираж» задрал нос, и, радостно гремя форсажем, взмыл в безоблачное небо. Мы живы!
Я выполнил круг и пошел на посадку. Колеса шаркнули по асфальту, погасла скорость. Я свернул на рулежную дорожку и покатил на стоянку.
В ангаре меня ждал тесть. Он исподлобья посмотрел мне в глаза и сказал абсолютно спокойно, без интонаций:
– Джек, в аэропорту, конечно, привыкли к твоим художествам, но это слишком. Если бы тебе не подвернулось русло Лонг-Крик, ты бы наглотался земли. Дальше соображай сам. Не маленький.
Я не стал возражать: виноват. Полковник поманил меня в подсобку. Поставил передо мной дымящийся стакан крепкого чая, достал из шкафчика упаковку бисквитов и продолжил:
– Джек, ты устал. Тебе надо передохнуть.
Я едва не смахнул стакан со стола:
– Зачем? Со мной полный порядок.
– Не перечь. Завтра же бери в охапку Мэри, чеши в Форт Лодердейл и валяйся на пляже. Комнаты люкс в отеле с видом на море. За счет ВВС. Все оплачено.
Полковник достал
– Почему именно туда?
– Потому что я так хочу. Джек, это приказ.
В дверь постучали. Тесть крикнул: «Войдите!» и в подсобку влетел маленький шустрый механик. Он протянул полковнику распечатку и захлопнул за собой дверь.
– Расшифровка самописца, – сказал тесть. – До смерти тебе оставалось полтора метра. Полтора метра, Джек.
– Да уж, – сказал я и разоткровенничался: – Не могу летать на «Мираже».
– Почему? – изумился полковник.
– Да потому что все управление идет через компьютер! Я вообще ничего не контролирую! Не могу почувствовать машину! Вот и сейчас, если бы это был, скажем, «Супер Сейбр», я бы чуть подтянул ручку и вытащил бы самолет.
– Или свалился бы в штопор, – мрачно сказал Келли.
– Нет. Я чувствую, что можно, а что нельзя. И мне не привычно летать на самолете, который постоянно тебя опекает.
– И много таких летчиков, как ты? Короче, завтра отправляйся отдыхать. Пока, Джек! – полковник встал, давая понять, что разговор окончен.
Даже вдвоем с женой я боюсь летать пассажиром. Мэри сидела у иллюминатора, я занял место у прохода и крепко сжимал ее руку, так и не отстегнув ремни. Мое состояние не укрылось от внимательных глаз стюардессы:
– Мистер Риппер, я могу вам чем-нибудь помочь? – она улыбнулась стандартной, дежурной улыбкой.
– Вряд ли, – я посмотрел на тележку с напитками. – Примите мою аэрофобию, как данность.
Девушка хотела еще что-то сказать, но моя жена остановила ее:
– Наверное, я с ним лучше справлюсь, мисс. Знаете, если бы не выгодный контракт, его бы вряд ли кто заманил в самолет.
Стюардесса укатила тележку страждущим пассажирам.
Загорелось табло «пристегните ремни». Я закрыл глаза. Самолет чуть клюнул носом: закрылки. Негромко стукнули, встав на замки, стойки шасси. Кресло встряхнуло: есть касание! Меня потянуло вперед.
Наконец, лайнер зарулил к перрону. Смолкли двигатели. Страх разжал холодные липкие объятия.
Форт Лодердейл – один из самых крупных курортов США. К сожалению, нас подвела погода. Хмурые тучи застлали небо, пенистые валы с гулом накатывались на песчаный берег, и два дня мы не вылезали из номера. Вечерами Мэри с милой улыбкой притворно сетовала на проделки судьбы. Но на третий день небо прояснилось, я схватил жену в охапку и потащил на пляж.
Мы бултыхались в ласковой воде почти до полудня. Ныряли, плавали, дурачились, как два маленьких ребенка. Я прижимал жену к себе, страстно покусывал ее ушко, а она млела в моих объятиях, и не было на свете людей счастливее нас. Идиллия закончилась, едва мы вернулись в номер.
На кровати нахально сидел невысокий блондин. В руке он держал пистолет с глушителем. Мэри сдавленно ахнула.
– Лицом к стене, – голос бандита не был похож на звериный рык. Он говорил спокойно и непринужденно, будто читал студентам лекцию.
Я выполнил приказание. Против лома…
– У меня нет никаких иллюзий по поводу реакции летчиков. Поэтому сначала идет Мэри. Она – гарантия того, что ты не натворишь глупостей.
– Куда идет? – резко спросил я.
– Куда надо. Мартинес проводи даму! Леди, ведите себя непринужденно. Иначе ваш муж пострадает.
Я скосил глаза. Мартинес – бородатый латиноамериканец, жгучий брюнет, полная противоположность первому бандиту. Но у обоих – ничего общего с киношными круто сваренными гангстерами. Если повстречать таких где-нибудь в университете или колледже, их можно принять за преподавателей кафедры философии.
– Можно мы хотя бы переоденемся? – спросил я.
– Пожалуй. Купальник и мокрые плавки – подозрительная одежда для разгуливающих по городу туристов. И возьмите документы. На всякий случай.
Я натянул шорты и накинул гавайскую рубашку. Жена, прикрывшись дверцей шкафа, надела футболку и бриджи.
Блондин, убрав пистолет, провел меня по коридору. У выхода из гостиницы копошился хозяин – пожилой джентльмен с великолепной седой шевелюрой. Я подал ему знак, и он стыдливо отвел глаза. Что здесь происходит?
– Без глупостей. И не оборачивайся, – предупредил блондин.
Мартинес открыл дверь микроавтобуса и сел вместе с Мэри вперед. Блондин втолкнул меня в салон. Мне в бок уперся ствол пистолета.
Водитель выжал акселератор, и автомобиль помчался по улицам города. Никто не завязал нам глаза, я считал повороты и запоминал улицы, но, увы, это было бесполезно.
Машина подкатила к причалу. Мартинес открыл дверь, и мы побрели к яхте – мрачной серой посудине метров тридцати в длину. На борту, между потеками масла и грязи, я прочитал: «Надежда», порт приписки – Монровия.
Когда Мэри поднималась по сходням, я рванулся к Мартинесу. Блондин отреагировал мгновенно: я едва не свалился в океан, запнувшись о его ногу.
– На первый раз прощаю. Еще раз выкинешь что-либо подобное, накажу обоих, – он чувствительно ткнул меня в спину стволом пистолета.
Нас заперли в каюте. Зарычал дизель, и яхта, покачиваясь на волнах, ушла в открытое море. Мы с Мэри лежали на койках и молчали: за нами вполне могли следить. Если бы я был один, может, и попытался что-нибудь придумать. Но не мог же я бросить жену!
К вечеру Мартинес принес еду – консервы, хлеб и чай. Негусто.
– Дружище, ты бы нам хотя бы книжек принес почитать. Мы же умрем со скуки, – обнаглел я.
– Это как Алек решит, – Мартинес говорил по-английски чисто, без акцента.
– Что значит это похищение? – равнодушно спросила Мэри, но ее пальцы сжались в кулаки.
– В свое время все узнаете. Вам никто не причинит вреда. Расслабьтесь. Раз вас не убили, значит, все в порядке. Наслаждайтесь круизом, – приветливо улыбнулся Мартинес и закрыл за собой дверь.
Через несколько минут он вернулся:
– Алек приказал не запирать вас. В кают-компании есть библиотека. Там же видеопроигрыватель и телевизор.
– А если мы сбежим?
– Вперед! – театрально махнул рукой Мартинес, – Надеюсь, у вас хватит сил переплыть океан. Можем выдать шлюпку. Дарю идею: попробуйте захватить судно. Но учтите: даже я, квалифицированный инженер, с трудом справляюсь с дизелем полувековой давности.
Я поднял руки в знак поражения. Мои знания по аэронавигации вряд ли помогут в морском деле. Исключая гидропланы, я не умею управлять даже водным велосипедом.
Погода устоялась, и яхта ходко шла по спокойному океану. Лишь один раз мы попали в мертвую зыбь. Старый корабль нещадно болтало, но обычно и тренированные летчики, и стюардессы со стажем хорошо переносят качку.
На пятый день из туманной дымки показался берег. Нас едва ли не силой заставили спуститься в каюту. Едва смолк дизель, щелкнул замок и на пороге появился знакомый блондин.
– Ты Алек? – уточнил я.
– Он самый. Придется вам завязать глаза. Необходимая предосторожность для вашего же блага, – Алек протянул две черные повязки.
– Ничего себе! – возмутилась Мэри. – Сначала вы похищаете нас, а теперь собираетесь куда-то везти вслепую! Что дальше?
– Встреча с интересными людьми, – ухмыльнулся Алек. – Вам лучше выполнять наши требования. Вы же не хотите давать нам дополнительную работу: тащить ваши бесчувственные тела?
Мне ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. Алек замотал мне почти все лицо, оставит лишь рот и нос. Ни единого луча света не проникало под плотную ткань.
Я вышел на палубу. В лицо пахнул свежий морской бриз. Меня осторожно провели по сходням и усадили в открытый автомобиль. Мэри прижалась ко мне.
Мягко заурчал мотор, и я узнал по звуку двигатель старого армейского джипа. Колеса зашуршали по асфальту.
Примерно через полчаса машина куда-то свернула и остановилась. Меня бросило вперед, я успел схватиться за сиденье впереди. Грубый голос крикнул что-то по-испански. Мартинес ответил, и колеса почему-то застучали на стыках бетонных плит. Точно так же стучат шасси самолета при выруливании. Аэродром?
Наконец, снова заскрипели тормоза. Меня грубо схватили за руку и потащили вниз по лестнице.
– Мэри! – отчаянно крикнул я.
– Она сзади, – «успокоил» меня Алек и сорвал повязку.
Глава 7. Повстанцы
После полной темноты тусклое освещение подземного бункера показалось мне ослепительным. Я поморгал глазами. Голые бетонные стены, выкрашенные облупившейся зеленой краской, стол и несколько стульев… Все это удивительно напоминало комнату для допросов из военного фильма. Разве что на полу не было пятен засохшей крови, да на столе вместо орудий пыток зачем-то стоял видеопроектор.
Алек указал на стул и встал сзади – он был готов к любым неожиданностям. Едва Мэри заняла место рядом со мной, в дальней стене открылась бронированная дверь, и в комнату, размашисто шагая, вошел одетый в тропическую военную форму человек.
Высокий, худощавый, с прямым носом и тонкими темными усиками, он поразительно напоминал испанского гранда времен Колумба и Магеллана.
– Прошу прощения за несколько… гм… зловещий вид переговорной, – сказал он и улыбнулся. – Но, что есть, то есть. Разрешите представиться: Камил Горриаран, лидер движения сопротивления режиму Анастасио Сазалара.
Мэри вскочила, яростно сверкнув глазами. Мартинес хотел усадить ее, но Камил поднял руку.
– Вы – бандиты! – закричала она, задохнувшись. – Вы похитили граждан США, попрали все международные нормы! Вас надо судить… Гаагским трибуналом! Вы достойны пожизненного заключения! То, что вы сделали – не по Конституции!
Камил терпеливо выслушал сбивчивую тираду.
– Сядьте. Вы взволнованы, – он достал из стола пластиковый стаканчик и плеснул из графина. – Выпейте воды.
– Я абсолютно спокойна, – зарычала Мэри.
– Пожалуйста, сядьте. Я прошу вас, сеньора.
Супруга подчинилась холодной учтивости. Камил подал стаканчик. Жена залпом выпила все до дна.
– А теперь скажите мне, сеньора, по какой конституции ваши самолеты-штурмовики принесли нам на крыльях режим кровавого убийцы, злодеяния которого поражают человеческое воображение? Или операция «Успех» – дело рук не ваших соотечественников?
Ничего себе обороты речи. Пафос зашкаливает.
– Я никогда не занималась политикой, – отрезала Мэри.
– А теперь политика занялась вами. Хотите вы этого или нет.
– Что вам от нас нужно?
Камил улыбнулся. Будь он моим соперником во время ухаживания, я остался бы холостяком.
– Терпение, сеньора. Я хочу пригласить еще одного человека.
Я вздрогнул: в переговорную, тяжело ступая, вошел Бэзил Фикс. Его лицо исказила бешеная злоба:
– А, старые знакомые! Я как раз хотел вернуть тебе небольшой должок! – он размахнулся…
– Без рук! Сядьте, пожалуйста, – не повысив голос ни на йоту, приказал Камил. Режиссер безропотно подчинился и плюхнулся на стул возле проектора.
– Моя жена погибла на «Независимости», когда везла материалы для фильма. К счастью, сохранились копии. Я смонтировал их… как память… – Фикс открыл ноутбук и щелкнул мышкой. Зашумел видеопроектор…
…Похожий на летящий крест штурмовик «Бородавочник» проносится над маленьким поселком. Земля тонет в пламени разрывов кассетных бомб. Смена кадра: ряды изуродованных тел. Ребенок без головы обнимает мертвого мужчину с оторванными ногами. «Американские штурмовики стирают с лица земли последние очаги сопротивления режиму Сазалара» – бесстрастно объявляет диктор.
На трибуну поднимается стройный, подтянутый человек средних лет и что-то говорит по-испански. «Присяга на верность народу Тортуганы».
И тут же новая сцена: на футбольном поле, заложив руки за голову, прижавшись друг к другу, сидят тысячи людей. На заднем плане солдаты забивают мужчину прикладами.
Смена кадра: невзрачное, ничем не примечательное пятиэтажное здание, окруженное колючей проволокой. «Никто не знает, что творится в тюрьме для политических заключенных Бертильон-66».
Кошмары продолжились: пытки, убийства, сожженные карателями деревни, умирающие от голода люди… Последний кадр: ребенок сидит у дерева, запрокинув голову, по широко раскрытым глазам ползают мухи…
Мэри застыла. Словно в кататоническом ступоре, она уставилась немигающим взглядом в экран.
Едва закончилась лента, Фикс злобно посмотрел мне в глаза:
– Что ты об этом думаешь?
– Разве это мои проблемы? А может, все это – искусная подделка?
– Дурак! – крикнул Фикс. – Тебе устроить экскурсию?
– Не кипятись! – Камил сурово посмотрел на режиссера и бросил на стол тонкую папку
Я достал фотографию и несколько листов бумаги. Со снимка на меня смотрел ничем не примечательный парень в летном комбинезоне. На обороте было написано: «Филипп Левинсон, летчик отдельной эскадрильи штурмовиков. Самый результативный ас операции «Успех».
– Мне вы ничего не говорили, – безразлично сказал Фикс.
– Мы получили материалы недавно. Прочтите на досуге, Риппер. Парню бы книги писать, – Камил невесело улыбнулся.
Я пожал плечами, нашел первый лист и пробежал его глазами.
Из дневника Филиппа Левинсона:
«Здесь, в райском уголке планеты, редко бывают пасмурные дни. Предоставленные сами себе, счастливые люди живут безоблачной и беззаботной жизнью. Но однажды сильные мира сего находят что-то очень важное на их земле, и благоденствию приходит конец. Все новостные каналы взрываются страшным и тяжелым, как чистое золото, словом «война».
Прицельная марка уверенно ложится на то, что в задании значится как «лагерь противника»: несколько десятков соломенных хижин у широкой реки, в которой отражаются солнце и безоблачное голубое небо.
Клацают замки, освобождая подвешенные под крылом «Бородавочника» пятисотфунтовые бомбы. Машину ощутимо встряхивает. Я не вижу, как ударная волна смешивает с землей жалкие постройки, кромсает в клочья смуглые тела аборигенов – в зеркалах отражаются лишь вспышки разрывов и столб жидкого черного дыма.
На развороте я замечаю, как от пристани отчаливает речная посудина. Семиствольная пушка произносит свое знаменитое «бррррт», вспарывая, словно гигантской пилорамой, утлое деревянное суденышко. Бон вояж, как говорится.
После залпа на борту, должно быть, страшное месиво – «водные автобусы» обычно набиты битком. Как у туземцев хватает смелости путешествовать, зная о снующих повсюду боевых самолетах?
Видимость «миллион на миллион», пустой штурмовик несется над самой землей: небольшие рощи, деревни и поля как чумные, проскакивают за прозрачной броней. В кабине стоит ни с чем не сравнимый запах кондиционированного воздуха, жесткого и сухого, как плотная бумага. Я люблю «аромат полета» настолько, что на малых высотах отстегиваю кислородную маску. Возможно, когда-нибудь эта привычка погубит меня.
Где-то далеко, высоко в небе, парит большой четырехмоторный самолет с огромной антенной на спине – АВАКС. Скрыться от него невозможно – его операторы видят все в радиусе двухсот миль.
Дружелюбный голос запрашивает мои позывные и поздравляет с выполнением боевого задания. Я почти дома.
Торец бетонной полосы с нарисованными на нем большими белыми цифрами уплывает под обрез приборной доски. Я заруливаю на стоянку, выключаю двигатели и открываю кокпит. Выдвижная лестница на правом борту самолета уже опущена старшим техником, чуть печальным коренастым малым с прозрачными голубыми глазами. Как всегда после миссии, я с размаха хлопаю его по ладони.
Жара пощечиной обжигает мне лицо, и я спешу в раздевалку.
Прохладное помещение столовой летного состава залито солнечным светом, запах жареного картофеля дразнит мои ноздри, капельки на бокале апельсинового сока манят искрящимися бриллиантами. Вкус терпкий и кисловатый. Неземное наслаждение после удовлетворения от хорошо выполненной работы.
Высокий, похожий на щепку капрал-дежурный приносит трубку радиотелефона. Да, со времен, когда Роберт Мейсон стриг вьетнамские джунгли лопастями вертолета и весточки с родины шли неделями, Меконг унес много мутной воды.
Это жена. Ее голос странно дрожит:
– Дорогой, ты как?
– Взлет-посадка, взлет-посадка. За сегодняшнее задание мне дадут неплохую премию.
– Скажи, зачем ты убиваешь людей? Что плохого они тебе сделали?
Я пожимаю плечами.
– Есть цели, которые выбирают в политических интересах и приказы, которые надо выполнять.
– Знаешь, я… смотрела новости. Это ужасно. Мой отец… он считает тебя убийцей. Он говорит, что твои деньги в крови.
Обычно я никому не грублю. Но зарвавшихся пацифистов надо ставить на место:
– Поинтересуйся, покрывает ли страховка старого любителя Вудстока последний курс химиотерапии? Ему давно пора толкать маргаритки! Отправиться на тот свет!
Мне показалось, или я слышу в трубке всхлипы?
– Ты грязная свинья… Я уйду от тебя!
– Не держу. Я и без того проявляю ненужную благотворительность. Между прочим, у меня сегодня вылет. Тебе не кажется, что не стоит напутствовать меня обвинениями?
– А ты хороший служака! – в голосе супруги звучит нервный смех, она вешает трубку.
В комнате инструктажа на втором этаже чисто выбритый штабной полковник протягивает руку и выдает новое задание: на этот раз кому-то помешала большая парковка грузовиков в пригороде столицы.
– После уничтожения главной цели прошерстите автостраду, – широко улыбается штабист, наслаждаясь потоком прохлады из кондиционера. – Мочите все, что движется! Карт-бланш!»
– Майор Том, вы с нами? – Камил насмешливо окликнул меня. – Ответьте, майор Том!
Я вздрогнул:
– Хорошо. Пусть все это правда. Но что вы хотите от меня? Чтобы я убил Сазалара?
– Именно, – ответил Камил. – Последнее наступление провалилось. Мы понесли большие потери. Отправили родных… всех, кого могли, на старом теплоходе в Бостон… Эта бывшая американская база и порт – все, что у нас осталось.
– Тоже мне, нашли коммандос, – вздохнул я. – Как вы себе это представляете?
– С воздуха. Сазалара можно достать только так. Два раза в неделю он ездит к любовнице одним и тем же маршрутом. Так вы согласны нам помочь?
– Нет, – ответил я. – Не люблю убийств.
– Тебе напомнить, что совсем недавно ты был готов размазать меня по скалам?! – обозлился Фикс.
– Это была боевая задача. Приказ командира. Можете меня убить, но я не пойду против присяги.
– Есть вещи хуже смерти. Но я уважаю преданность долгу. Я отправлю вас домой, – подозрительно быстро сдался Камил. – В любом случае вам придется задержаться, пока на яхте не отремонтируют мотор. Какие-нибудь просьбы?
– У вас есть во что переодеться? – Мэри неодобрительно посмотрела на мою гавайку.
– Идите за мной, – Камил открыл потайную дверь. – Оба. И Мартинес.
Мы прошли сводчатой галереей и спустились на уровень ниже в бомбоубежище. Из медицинского отсека выглянула стройная молодая женщина. Прямые черные, как смоль, волосы рассыпались по плечам, жгучие черные глаза смотрели прямо в самую душу.
– Инесса, дай нашей гостье платье или что-нибудь в этом духе. Посекретничайте немного. Мартинес, проводи нашего американского друга на склад.
Я неуверенно посмотрел на Мэри. Камил улыбнулся:
– С ней ничего плохого не случится, Джек. Особенно здесь, вместе с моей женой.
– Вашей женой… – прошептал я, проявив отчаянную недогадливость.
– Здесь многие живут со своими семьями. Сами должны понимать, что их ждет, попадись они в руки властям.
Мартинес провел меня наверх, в послеполуденную духоту. Часовой посторонился, пропуская нас. Ослепленный солнечным светом, я минуту моргал и щурился, прежде чем смог хоть что-то разглядеть.
Прямо за бункером высились два металлических ангара. Большой был способен принять четырехмоторный самолет радиолокационной разведки. Маленький предназначался, наверное, для пары штурмовиков.
Мы обогнули ангары, и я оценил бетонную взлетную полосу: она сделала бы честь иному международному аэропорту.
– Идем же, скорее, сеньор! – Мартинес впервые назвал меня так.
Мой провожатый открыл дверь П-образного трехэтажного здания и спустился в подвал. На стеллажах лежали ряды комплектов новенькой формы… для прохладной погоды! Рубашки с длинными рукавами, брюки, куртки из плотной ткани, берцы.
– Издеваетесь? – спросил я. – Хотите, чтобы я сварился?
Мартинес виновато развел руками:
– Это все, что осталось. Тропическую униформу мы давно разобрали себе. Иногда приходит что-нибудь вместе с едой и патронами, но сразу расходится. Одежда у нас – дефицит.
Я поморщился:
– Ладно… Перебьюсь как-нибудь. Дружище, у меня проснулся профессиональный интерес. На чем вы хотели заставить меня летать? Можно глянуть?
– Надо связаться с Камилом… – Мартинес подошел к телефону на стене, снял трубку и затараторил по-испански. Улыбнулся, схватил меня за руку и потащил наверх.
Возле большого ангара нас ждал Камил вместе с маленьким бородатым человечком. Если бы я попытался надеть его униформу, она лопнула бы сразу в нескольких местах.
– Знакомьтесь: Фернандо, наш главный механик, – Камил представил незнакомца. – На пару с Мартинесом они могут поставить на ноги абсолютно любую технику.
Фернандо отомкнул замок. В центре ангара, между стеллажей стояло нечто, тщательно укрытое брезентом. В дальнем углу из-за огромного, в два человеческих роста, ящика, торчали сложенные крылья. Мое сердце забилось: если это то, о чем я думаю…
– Джек! – радостно крикнул Камил. – Хватит мечтать! Глянь сюда: наша гордость и наша надежда!
Мартинес и Фернандо театрально сорвали брезент. Я тяжело вздохнул. Опираясь на тонкие полозья, бессильно склонив к земле широкие лопасти несущего винта, на бетонном полу дремал вертолет «Супер Кобра». Трехствольная автоматическая пушка грозно и бессмысленно уставилась мне прямо в лицо.
– Вы, ребята, просчитались, – сказал я. – Машина, конечно, хороша. Проблема лишь в том, что я не умею управлять вертолетом. В принципе не умею.
Мартинес и Фернандо отступили на шаг. Вокруг меня образовалась как бы пустота. Камил, несмотря на все хладнокровие, вышел из себя:
– Не надо мне врать! – крикнул он. – У тебя в личном деле записано «может пилотировать все типы летательных аппаратов!»
Я понял все:
– Кто-то невнимательно прочитал файл. В документах есть пометка «с неподвижным крылом». Я действительно могу летать на всех типах самолетов, но вертолетом я никогда в жизни не управлял. И научиться этому за день-два невозможно – слишком разные машины.
– Ясно, – Камил посмотрел на меня взглядом приговоренного. – Фернандо и Мартинес, завтра с утра отправляйтесь на яхту и серьезно займитесь мотором. Надеюсь, к вечеру вы сможете забрать наших гостей и доставить домой. Хотя бы куда-нибудь в Пуэрто-Рико.
– Постойте! – крикнул я и указал на торчащее из-за ящика крыло. – А что у вас там?
– Не твое дело, – грубо ответил Камил. – Какая тебе разница?
– Просто любопытно. Или у вас за смотр берут деньги? Можно хотя бы глянуть?
Я обошел ящик и расплылся, наверное, в идиотской улыбке:
– Сэнди…
– Кто? – растерялся Камил.
– Сэнди, Спад, Умный пес, Бешеный буйвол, Зорро! – радостно заорал я. – У этой птички куда больше прозвищ, чем у всей вашей конспиративной братии! И все это – штурмовик «Скайрейдер»! На нем я бы взялся завалить кого угодно и выполнить любое задание! Если он, конечно, еще пригоден для полетов.
– На этом старье?
– Старье?! – возмутился я. – «Сэнди» – настоящая машина смерти! Броня, четыре пушки, одиннадцать точек подвески!
Я обошел штурмовик, нелепо задравший к потолку сложенные крылья. Внимательно осмотрел толстый неуклюжий фюзеляж, стукнул носком туфли по накачанным пневматикам шасси. Схватился за винт и попытался его провернуть. Что-то хлопнуло, и лопасть вырвалась у меня из рук. Я едва успел отскочить.
– Вы что, запускали мотор? – я изумленно захлопал глазами.
– Ага, – ухмыльнулся Фернандо. – Все должно работать. Все должно быть в порядке.
– Хороший подход. Но в следующий раз все-таки сначала перекрывайте подачу топлива, и только потом выключайте магнето. Иначе в цилиндрах остается смесь.
– Мы не знали. Я же не авиационный инженер.
– Что ж, – я хлопнул по выкрашенной в камуфляж обшивке ладонью. – По крайней мере, есть варианты. Если найдете летчика и боеприпасы, разумеется.
– На складе, в другой части аэродрома, лежат снаряды для авиационных пушек. Мы пробовали – подходят. Их там полно.
– Все это хорошо, – подвел итоги Камил, – но, в любом случае, пилота у нас нет.
Мы с Мартинесом вернулись в бункер и спустились в убежище. Жена сидела рядом с Инессой, прижимая к груди трехлетнего малыша. Тот доверчиво спрятал голову на ее плече и что-то лопотал по-испански.
– Завтра к вечеру мы свалим отсюда! – радостно заявил я. – Правда, от Пуэрто-Рико придется добираться самим.
Ребенок вздрогнул, скривился и уставился на меня испуганными темными глазенками. Жена отдала малыша Инессе и как-то странно сникла, словно что-то жгло ее изнутри.
– Мэри! – забеспокоился я. – Что с тобой?
– Ничего, – она встала и положила мне руку на плечо. – Просто устала.
– Мартинес! – спросил я неожиданно для себя. – Сколько тебе лет?
– Сорок пять.
– Хорошо сохранился. Я думал, не больше тридцати пяти.
– Спасибо, сеньор, – Мартинес не улыбнулся. – Если бы вы только нам помогли… Я вас отведу в гостевую…
Он проводил нас в отдельную комнату. Две двухъярусные армейские кровати, шкафчик, тумбочка и графин с водой – все, что нужно для вполне комфортного ночлега.
Мэри устало повалилась на кровать. А ведь бегал-то весь день я.
– Мартинес, – позвал я. – А почему здесь так мало народа? И женщин я почти не видел.
– Ты много чего не видел. Бункер – малая часть подземных сооружений. Многие живут в поселке за лесопосадкой. Если что надо, я в соседней комнате. Будите меня беспощадно.
Мартинес осторожно закрыл за собой дверь. Едва слышно скрипнули стальные петли. Я поцеловал спящую жену в щеку и лег на соседнюю койку.
Мне не спалось. Я долго ворочался, пытался считать до ста, потом до тысячи, сбился и плюнул. Нашарил на полу туфли, и на цыпочках вышел в коридор, едва освещенный синим дежурным светом. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, желтый луч пробивался в узкую щель. Я осторожно заглянул внутрь.
На койке, обняв подушку, скорчился Мартинес. Он метался во сне, похрапывал и что-то говорил по-испански. На тумбочке желтела фотография: полная женщина средних лет и четверо детей-подростков улыбались в объектив. Мне никто не говорил, что у Мартинеса есть семья. Интересно, где сейчас его родные?
Я вернулся в комнату и открыл дневник Левинсона.
«Я спускаюсь в раздевалку и по рулежной дорожке иду к стоянке. Окрашенный серой краской штурмовик готов к вылету, под бессильно раскинутыми в стороны крыльями мирно дремлют кассетные бомбы. Не хочется думать, что эти безобидные с виду цилиндры – самое безжалостное оружие после боеприпасов объемного взрыва.
Многие считают «Бородавочника» неуклюжим и безобразным, в воздухе он напоминает летящий крест. У самолета толстое прямое крыло, два бочонка турбовентиляторных двигателей прилажены на пилонах впереди широко расставленных четырехугольных килей. Из нарисованной акульей пасти грубо торчит окурок семиствольной пушки «Эвенджер». Тоненький, с виду хрупкий фюзеляж буквально облеплен вокруг артиллерийской системы, занимающей всю носовую часть машины.
Но на самом деле A-10 – двадцать тонн совершенства. Квинтэссенция брутальной жестокости и разрушительной мощи, штурмовик создавался для борьбы с тяжелыми танками на поле брани сверхдержав. Мы же громим жалкие лачуги, деревянные посудины, да беззащитные автомобили. Избиение младенцев. Нет, принуждение к миру. Бремя белого человека.
От самолета исходит аромат нагретого металла и авиационного керосина с примесью горячего масла. Из вращающегося блока стволов тянет кисловатым запахом пороха и смерти.
Я обхожу самолет, осматривая рули, элероны и стойки шасси. Особое внимание – на контровочную проволоку «Эвенджера», у меня нет никакого желания, чтобы пушку заклинило в самый неподходящий момент.
Послеобеденное солнце жарит вовсю, и мне хочется закрыть фонарь. Повинуясь вбитым в голову рефлексам, руки щелкают тумблерами и переключателями. Тишину режет вой вспомогательной силовой установки, оживают дисплеи, орет предупреждающий сигнал, и разноцветная россыпь ламп указывает на то, что машина не до конца пробудилась от недолгого сна.
