Максимилиан Волошин
Литература 1915 года
Я увидел его таким в январе, когда жизнь устоялась и применилась к новым условиям. Сперва могло показаться, что это знакомый Париж летних месяцев – пустой, тихий, провинциальный, когда схлынет человеческое половодье и обнажаются старые камни, огромный исторический остов самого города. По ночам притушенность светов и полная тьма некоторых кварталов также усиливали это впечатление. Мрак скрадывал гнусные подробности современной архитектуры и выявлял тяжкую монументальность гранитных материалов, скалистых островов, иссохших русел и пустынных плоскогорий опустевшего, ночного города.
Толпа на улицах казалась поредевшей, но той же, обычной, парижской толпой. К весне улицы становились намного люднее, лица оживленнее, костюмы пестрее, театры постепенно открывались. И тем не менее чувство, что Париж перестал быть Парижем, все росло. Чувствовалось, что Париж вобрал в себя не только огни, улыбки, радость, оживление, остроумие, привычный скептицизм, все пьянящее и возбуждающее: от него ушло нечто еще более важное. Он перестал быть солнечным сплетением Франции, срединным чувствилищем Европы. И важно, что произошло это не вынужденно, не в силу непреодолимых обстоятельств, а сознательно, добровольным самоотречением от своих исторических прерогатив на время этой войны.
