Максим Антонович
Новые материалы для биографии и характеристики Белинского
Далее, воспоминания г. Тургенева напечатаны не в «Русском Вестнике», который не пользуется либеральной репутацией, а в «Вестнике Европы», который обнаруживает поползновение к либерализму. Это тоже что-нибудь да значит.
Затем, Писарев, принадлежавший к совершенно другому поколению и к другому направлению, чем Белинский, тоже уважал и одобрял г. Тургенева. Как Писарев хвалил г. Тургенева в своих статьях, это всем известно; теперь же из воспоминаний мы узнаем, что Писарев даже лично являлся к г. Тургеневу засвидетельствовать свое уважение; причем г. Тургенев задал ему такой нагоняй, на который Писарев не нашел, что и отвечать. Вот рассказ г. Тургенева об этом:
«Имя Писарева напоминает мне следующее: весной 1867 г., во время моего проезда через Петербург, он сделал мне честь – посетил меня (излишняя скромность; следовало бы сказать: удостоился чести быть принятым). Я до тех пор с ним не встречался, но читал его статьи с интересом, хотя со многими положениями в них, вообще с их направлением, согласиться не мог. Особенно возмутили меня его статьи о Пушкине. В течение разговора я откровенно высказался перед ним. Писарев с первого взгляда производил впечатление человека честного и умного, говорить правду которому не только можно, но и должно. – „Вы, – начал я, – втоптали в грязь между прочим одно из самых трогательных стихотворений Пушкина (обращение его к последнему лицейскому товарищу, долженствующему остаться в живых: „Несчастный друг“ и т. д.). Вы уверяете, что поэт советует своему приятелю просто взять да с горя нализаться. Эстетическое чувство в вас слишком живо: вы не могли это сказать серьезно – вы это сказали нарочно, с целью. Посмотрим, оправдывает ли вас эта цель… Поход на стихотворцев в 1866 году! Да это антикварская выходка, архаизм! Белинский – тот никогда бы не впал в такой просак!“ Не знаю, что подумал Писарев, но он ничего не отвечал мне. Вероятно, он не согласился со мною» (706–707).
И здесь опять излишняя скромность. Ведь очевидно, что Писарев не отвечал ничего потому, что не мог ничего ответить, что чувствовал себя побежденным, и его молчание было знаком согласия. Во всяком случае этот вспомянутый эпизод делает честь сколько Писареву, столько же, если не больше, Тургеневу.
