Макс Архандеев
Сорок первый
– Ты это видел? – шепотом спросил он.
Всем своим видом настойчиво показывая, что не замечает Егора, бритоголовый мужчина продолжал что-то шептать губами. Егор Степанович немного наклонился и прислушался.
– И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого…
Кончив молитву, мужчина остановился и, не шевелясь, одними лишь глазами, покосился на Егора.
– Эй? – спросил Егор. – Ты чего?
Егор было поднял руку, чтобы коснуться мужчины, но тот, вздрогнув, снова затараторил:
– Отче наш, да святится имя твое, да прибудет царствие твое, да будет воля твоя…
– Да не трогай ты его!
Обернувшись к водителю, Егор увидел грустные глаза в зеркале заднего вида.
– Он уж какой круг катается. Все едет и едет, а выйти не может.
Егор Степанович, подумав, что любой диалог лучше нелепого молчания, перебрался поближе к водителю. Он пристально осмотрел его: седина в волосах, морщинки вокруг глаз, нелепые гусарские усы и серая кепка с ушами – таких водителей в каждом поселке с десяток наберется. На приборной панели три иконки и накопитель для столовых приборов, лежащий на выцветшем полотенце, наполненный гремящими на кочках монетами.
– А старуха-то, – осторожно спросил Егор, – что, и вправду была?
– Какая старуха? – удивился водитель.
– Ну, эта. Что только с нами ехала. Как ее… Никитична.
– А, эта. Ну, была, конечно.
– И где она теперь?
– Да мне почем знать? Она ж вышла. Добралась, куда ей там нужно.
Егор оцепенел от ужаса.
– Ты что значит, – он сглотнул, решаясь озвучить безумное предположение, – мертвецов возишь?
– Ха! – довольно воскликнул водитель, улыбнувшись одной стороной лица и покачав головой.
Егор замер, ожидая продолжения, но водитель молчал. Тогда Егор наклонился к нему поближе и так по-свойски по-простому предложил:
– Слушай, выпусти меня, а?
– Сдурел, что ли! Куда ж я тя пущу? Видал, что за окном творится?
– Мне к дочери надо. Очень надо. Обещал сегодня приехать, а значит, надо до полуночи. Вот!
И Егор вытянул перед собой бесценную розовую коробочку. Водитель не без сожаления покосился на коробку, затем на Егора.
– Н-нда. – грустно ответил он. – Ну и выбрал ты денек. Ниче не поделаешь.
– Ты меня отпусти, а? А я что хочешь тебе отдам!
– И душу свою отдашь?! – резко, но не без иронии в голосе спросил водитель.
– Отдам! – без промедлений ответил Егор Степанович. – Надо – забирай! Только к дочери пусти!
Водитель взорвался смехом, но его глаза продолжали сочиться печалью.
– На кой мне твоя душа? У меня своя есть.
– Выпусти говорю! – потребовал Егор и протянул руку чтобы схватить водителя, но рука прошла сквозь него.
Водитель рассмеялся.
– Вон того видишь? – кивнул водитель головой назад. – Я ж говорю тебе, какой круг уж катается, а все никак не примет ситуацию. Мильоны мне свои предлагает. Да на кой мне его мильоны, у меня работа есть! Полный соцпакет! О как! Представляешь? В нашей-то глуши! Даже стоматолог бесплатно! Вот смотри, – водитель открыл рот и наклонился. – Сматы. Виишь, а? Коонки потаили. Ак настоащие.
Егор осторожно взялся за поручень. Поерзал на сиденье. Несколько раз ткнул пальцем в розовую коробочку на коленях, потом в сами колени. Все вокруг казалось настоящим. Он даже немного прикусил свой собственный замерзший язык. Затем дрожащим пальцем попытался ткнуть плечо водителя. Как и ожидалось палец проходил насквозь, как через приведение.
«И зачем призраку коронки?» – вдруг подумалось Егору Степановичу.
– Я те это к чему. Ты чем раньше с мыслями соберешься, тем проще тебе сойти будет. Это вещь такая – раз, и все. Как отрезал. Так вот, отрежь. Отпусти. Не хочешь забывать, так тут тебе никто не указ. Храни тепло в сердце, а дурные мысли отрежь, словно и не было их вовсе. А то будешь вон как этот.
Егор невольно посмотрел на бритого мужчину в дорогом костюме, читающего молитву. Как пить дать – мертвец.
– А эти откуда?! – удивился водитель и резко дал по тормозам.
Егор успел схватиться за поручень. Розовая коробочка с бирюзовой лентой выскользнула у него из рук и, несколько раз ударившись об пол, остановилась у самого входа в сорок первый автобус. Егор бросился к ней. Упал перед ней на колени и поднял дрожащими руками. Коробочка была испачкана и помята.
Двери с лязгом отворились. Не раздумывая, Егор бросился вперед, держа перед собой помятую коробочку.
– Да не твоя еще! Рано! – кричал водитель, но было уже поздно.
Егор, чувствуя спасенье, так же отчетливо, как морозное покалывание в пальцах ног, оттолкнулся от второй ступени и бросился в раскрытые двери, заполненные непроглядным туманом. Но вместо того, чтобы пролететь сквозь туман, у Егора Степановича случилось с ним лобовое столкновение. Ударившись о него как об стену, он больно упал на ступени сорок первого автобуса, нечаянно придавив рукой и без того помятую розовую коробочку.
На ступенях из тумана проступал черный силуэт. Егор Степанович в обнимку с коробочкой поспешил на свое место в последнем ряду сидений. В сорок первый поднялся мужчина в черном костюме с таким же черным галстуком, а за ним вошла женщина в джинсовой куртке с красным капюшоном. Они показали водителю какие-то корочки, о чем-то недолго переговорили и разместились салоне: мужчина сел на сиденье впереди, лицом к водителю, а девушка разлеглась на двух передних у выхода.
«Неужели тоже мертвецы?» – подумал Егор Степанович. И только тут до него начала доходить суть происходящего кошмара. Только теперь Егор Степанович понял, почему не может согреться в этом нереальном сорок первом автобусе. Почему рука проходит сквозь водителя. И почему часы на его руке остановились. На самом деле он остался там на остановке. Спит непробудным сном в обнимку с подарком, а в автобусе едет его душа.
