Макс Архандеев
Сорок первый
– Ну и туманище! – возмутился водитель автобуса, переключив несколько рычагов. – В такой заблудиться – раз плюнуть.
Двери закрылись, автобус тронулся, озаряя туман перед собой теплым оранжевым светом фар.
– Сколько до Александровки? – спросил Егор, выуживая замерзшими пальцами ледяную мелочь со дна кармана.
– Да садись уже, – тоскливо ответил водитель.
Монеты недолго звенели в дрожащей руке пассажира и вернулись в карман.
Пожав плечами, Егор прошел в салон. Скрюченная старушка, встрепенувшись, испуганным взглядом оглядела его и, не найдя никаких признаков опасности, поправив покрывало на своем лукошке, снова быстро задремала. Бритоголовый мужчина в дорогом костюме сидел, вытянувшись по струнке. Его не моргающие глаза навыкате смотрели ровно перед собой. Мужчина показался Егору Степановичу знакомым, но в этом не было ничего удивительного. Еще не так давно, до того, как Любе рекомендовали покой и отдых и они переехали сюда, он сам носил костюмы ничуть не хуже этого и за день встречался с десятками людей, одетых в такие же дорогие костюмы.
Интересно, что забыл в нашей глуши этот человек?
Проходя мимо, Егор ощутил слабое бормотание на кончиках его губ. Видимо, поездки на общественном транспорте для него сплошной стресс.
«Ну, не у всех есть свой собственный велосипед!» – обрадовался про себя Егор Степанович, располагаясь на последнем ряде сидений. Заветная розовая коробочка, перетянутая бирюзовой лентой, опустилась на его колени.
Несмотря на залитый желтым светом салон сорок первого автобуса, тепло никак не начинало расплываться по телу, и Егор Степанович, протерев окно рукавом пальто, начал растирать закоченевшие руки, разглядывая проплывающие за окном елки.
Машинально посмотрев на неработающие часы, Егор успокоил себя – время еще есть. Он успеет до полуночи. Он иногда опаздывал домой со смен, а потому надеялся, что Юля не станет сильно волноваться. К тому же снегопад, как-никак. Возможно, она задремала в ожидании. Наверное, это был бы лучший вариант.
Он вернется домой. Тихонько откроет входную дверь. Пройдет на кухню, прямо так, в ботинках, чтобы нечаянно не разбудить ее лишним шумом, и осторожно поставив на стол розовую коробочку, украшенную бирюзовым бантиком, поцелуем в макушку разбудит дочь. Проснувшись, она сначала, конечно, вздрогнет, затем увидит его и обрадуется, повиснет на шее, а после, открыв подарок, будет счастлива.
Автобус резко остановился. Егор чуть не выбросил руки вперед, но вместо этого плотным кольцом сомкнул их вокруг розовой коробочки. Съехав с сиденья, он сохранил нетронутым коробочку, но больно ударился головой о ручку сиденья перед собой.
– Осторожнее! – воскликнул Егор Степанович, потирая бровь. На замерзших пальцах осталась темная кровь. – Не дрова же везешь!
Тут он понял, что автобус остановился. Дверь с лязгом отворилась. Водитель обернулся к пассажирам.
– Агафья Никитична! Ваша!
Скрюченная бабушка встрепенулась.
Неловкими старческими движениями она второпях начала копошиться. Растирая влагу по запотевшему окну, Егор Степанович смог различить лишь множество огней, словно они находились на хорошо освещенной улице. Сначала, что логично, подумалось: Александровка!
– Это какая? – прогремел на весь салон Егор Степанович, приобняв свою розовую коробочку и приготовившись бежать к выходу.
– Какая-никакая, – пробубнил водитель себе под нос и прокричал в ответ: – Не-ва-ша!
Количество света за окнами автобуса переходило все мыслимые размеры настолько, что казалось наступил день. Но благодаря плотному туману, разглядеть за окнами было ничего невозможно, словно они заехали прямо в светящееся облако.
– Будет ваша – сообщу! Ну, что вы там Агафья Никитична! Ноги не забыли?!
– Та иду, иду! Слав те хоспади, добралася!
Повязанная платком голова старушки резко нырнула под сиденье, и Егор Степанович услышал грохот, с которым тело упало на пол. Вскочив, он и бросился на помощь, но она уже выползала из пролета на руках.
– Скок лет мучалась! Таплетки пила!
Упираясь руками, старушка выползла на середину салона. Нижняя часть ее тела кончалась длинной окровавленной юбкой, волочащейся за ней по салону сорок первого автобуса. За собой старушка тянула лукошко, под покрывалом которого Егор Степанович разглядел две ноги.
– А тут КАМАЗ! Трах-бабах! И нет старой бабки!
Старушка рассмеялась, и грустный водитель, верно, из уважения подхватил ее смех.
– Ну какая же вы старая, Агафья Никитична! Вам еще жить да жить! Да внуков нянчить!
– Так зачем все эти таплетки пила? Мучалася токма, да пенсию фсю тратила!
– Ну, пути Господни, Агафья Никитична, – понимающе кивнул грустный водитель. – Пути Господни.
– Спасибо тебе, мил человек! – сказала старушка, ловко спускаясь по ступеням на руках. – Дай Бог те здоровя!
– Спасибо, и вам того же! – ответил водитель, махнув рукой на прощанье. – Ну, счастливо!
Двери с лязгом захлопнулись.
Егор Степанович стоял в пролете, одной рукой схватившись за поручень, а второй прижимая к себе розовую коробочку. Он крепко-накрепко зажмурился, но перед глазами стоял красный след, тянувшийся за старушкой. Егор досчитал до десяти, а когда открыл глаза, сорок первый как ни в чем не бывало снова мчался сквозь непогоду. Салон автобуса был чист.
Бритоголовый в дорогом костюме продолжал смотреть перед собой, покачиваясь вместе с автобусом, будто ничего особенного и не произошло. Осторожно придерживая розовую коробочку, Егор Степанович опустился на соседнее с мужчиной сиденье.
