Людмила Логан-Аржанова
Колесо фортуны

Полная версия

Глава 7
Шпионка

И вот наконец поезд Адлер – Москва. Вагон общий, жара, духотища, все сидят, притиснувшись друг к другу, как шпроты в консервной банке… Они еще даже не тронулись, а соседки уже разложили на столе свои кулечки: вареные яйца, огурцы, помидоры, водку… Людмила сидит у окна, глядя на мелькающие за окном леса, изредка перемежающиеся полями и деревеньками, мечтает о Москве и не слышит скучные до зевоты разговоры других пассажиров – «а он ей», «а она…», «да ты что?!»

К вечеру ноги затекают так, что дальше сидеть невозможно, и она решает пройтись по вагону, хоть немного размяться. И – о везение! – находит свободную третью полку, предназначенную для багажа. Вскарабкавшись наверх, она блаженно растягивается в полный рост, подкладывает под голову сумку с вещами и документами и под перестук колес проваливается в сон. Спит она чутко – до нее долетают то обрывки фраз, то чей-то богатырский храп, то звон стаканов. Время от времени поезд замедляет ход и со скрежетом останавливается на очередной станции, иногда буквально на минутку, а иногда на десять или даже двадцать. Но и такой отдых – тоже отдых, жаловаться не на что! Она предвкушает встречу с Москвой.

Утром в вагон садится пассажир с большим багажом, и Людмиле приходится покинуть убежище. Ее место у окошка, конечно, уже занято. Места есть в конце общего вагона, у туалета – ну да ладно, ничего не поделаешь. До Москвы осталось ехать всего день, можно и потерпеть.

На Казанском вокзале Людмилу встречает Галя. Пока подруга ведет ее к метро, она зачарованно оглядывается: здание вокзала с его башней, большими и маленькими оконцами, колоннами и рельефами напоминает сказочный замок. Какой он огромный! А площадь перед ним такая просторная, что снующие по ней люди с сумками, тюками и чемоданами кажутся муравьишками. Одна «муравьиная» тропа тянется к входу на станцию, в центральную из трех высоких арок. Большая красная «М» обрамлена белыми завитками, на самом верху красуется пятиконечная звезда.

Девушки бросают в прорезь турникета по три пятикопеечные монетки, и створки открываются. Людмиле немного страшновато ступать на ступеньку ползущего куда-то вниз эскалатора. Резиновый поручень двигается чуть быстрее, чем механическая лестница, пару раз его приходится перехватывать, и под ладонью у Людмилы оказывается рельефное клеймо с какими-то цифрами и буквами. Когда они оказываются на станции, она задирает голову, чтобы получше разглядеть мозаичные панно: кони, всадники, знамена, храмы… Галя смеется, тянет ее за руку:

– Ну поехали уже! Ты как будто в музей пришла!

Она и правда чувствует себя как в музее. Розоватый, с прожилками, мрамор, золотая смальта, тяжелые люстры… Ей доводилось слышать, что московское метро – самое красивое в мире, но она и представить себе не могла, насколько оно великолепно.

– Это мозаики художника Павла Корина, «Комсомольская» – образец сталинского ампира, – комментирует Галя, увлекая ее к дверям сине-голубого поезда.

Людмилу восхищает начитанность подруги – она знает массу вещей обо всем на свете! За год в больнице та перечитала столько книг, сколько, наверное, Людмила за полжизни.

По кольцевой они доезжают до станции «Краснопресненская» и пересаживаются на «Баррикадную», на фиолетовую ветку. Эти станции оформлены строже и скромнее, но красный и розовый мрамор смотрится очень нарядно. Белые светильники под сводом зигзагом разрубают «Баррикадную» ровно пополам. Девушки выходят на «Беговой» – здесь мрамор уже желтовато-белый.

Галя и ее родители живут в коммуналке на Беговой улице, напротив ипподрома, в длинном семиэтажном доме.

Галина мама, маленькая женщина в толстенных очках-лупах, уменьшающих глаза раза в два, встречает Людмилу очень приветливо. Ужин уже готов: вареная картошка и простой салат – огурцы-помидоры-зелень, – заправленный ароматным подсолнечным маслом. Людмила, конечно, приехала не с пустыми руками, она вручает хозяевам банку инжирного варенья, купленного у хозяйки. Всю дорогу она боялась разбить гостинец, но, к счастью, он уцелел, не зря она завернула банку в два полотенца.

За столом Галин папа наливает себе рюмку водки и осушает ее в один глоток. Людмила невольно напрягается, но тот ограничивается двумя рюмашками, видно, знает свою норму. Пока женщины болтают – Галина мама расспрашивает Людмилу об учебе, о семье, о жизни в Челябинске – он молча ест, время от времени поглядывая на гостью крошечными темными глазками. Выражение лица у него непонятно-хитроватое. Она старается не обращать на него внимания, еще не хватало, чтобы этот неприветливый человек испортил такой хороший вечер! Первый ее вечер в Москве…

Наутро, наскоро позавтракав, они едут в центр. Людмиле интересно всё. Галя немного посмеивается над ее восторженностью, но рада возможности показать подруге любимый город, которым она гордится.

Они выходят из метро на «Охотном ряду», у гостиницы «Москва». Впереди, как старинный терем, красуется Исторический музей, а рядом – величественные башни и стены Кремля. Открыточный вид! Людмилу не покидает ощущение нереальности происходящего, неужели она и правда здесь, в Москве?..

Перед Кремлем снуют машины и бело-голубые автобусы-буханки, движение тут куда более оживленное, чем в ее родном городе. А народу! Кажется, что в субботу в центре гуляет полгорода. И все такие нарядные, модные… Людмила слышит живую английскую речь: среди гуляющих немало туристов, и распознать их очень просто, они сразу выделяются из толпы, не только манерой одеваться, но даже и выражением лица. Ей так хочется с кем-нибудь заговорить по-английски – не зря же она целый год учила язык?! – но приставать к людям на улице она не решается.

– Хорошо, сегодня мавзолей закрыт, – замечает Галя, – а то не попали бы мы на Красную площадь.

– Почему?

– Все перекрывают, а очередища такая, что вдоль всего Александровского сада тянется.

Людмила долго любуется собором Василия Блаженного. Каждая луковичка не похожа на другие, у каждой свой цвет и узор: сине-белые вертикальные волны, красно-белые горизонтальные зигзаги, а еще есть чешуйки, выпуклые ромбы, шипы… И над всем этим великолепием – высокий шатер с золотой главкой.

– Представляешь, а ведь этот храм хотели снести в тридцатые… Говорили, что он якобы мешает автомобильному движению.

– Как хорошо, что не снесли!²

Девушки обходят Кремль, сначала по набережной, а потом возвращаются туда, откуда начали, через Александровский сад.

– Хочешь, пройдем по Горького до Пушкинской, а оттуда на Старый Арбат?

– Спрашиваешь! Конечно, хочу!

Они идут медленно, Людмила наслаждается каждой минутой прогулки. Когда еще выпадет такой шанс? В конце улицы, почти у самой Пушкинской площади, она замечает вывеску «Гастроном № 1».

– Галь, давай зайдем! – Оттуда так вкусно пахнет, а витрины!..

– Ты же не собираешься тут ничего покупать, я надеюсь? Тут такие цены – закачаешься!

– Нет, что ты, я просто посмотреть! Это же «Елисеевский»!

«Елисеевский» – магазин-музей, магазин-дворец, ода советскому пищепрому. На прилавках высятся пирамиды консервов и головок сыра, красотки-продавщицы в белоснежных фартуках, с кружевными коронами на голове, режут докторскую тончайшими, почти прозрачными ломтиками и бережно заворачивают в такую же полупрозрачную пергаментную бумагу. Шик! Людмила успела проголодаться, но купить здесь хоть что-то она себе позволить не может. Чего тут только нет! А ведь люди покупают… В гастрономе полно народу, и в каждом отделе к прилавкам тянутся очереди. В кондитерском отделе она замечает пару иностранцев: высокий смуглый симпатичный мужчина средних лет и черноволосая, такая же смуглая женщина помоложе. Мужчина кажется недовольным, он что-то говорит продавщице, энергично жестикулируя, та разводит руками. Людмила берет подругу за руку, чтобы не потерять ее в толкотне, и тянет поближе.

– …Does anyone here speak English?..³ – долетает до нее обрывок фразы.

Это ее звездный час! Людмила смело подходит к иностранцу и улыбается ему:

– Can I help you, sir?⁴

Тот, обрадовавшись, что кто-то здесь его понимает, сверкает ответной улыбкой. На фоне смуглой кожи зубы кажутся особенно белыми.

– Здравствуйте, мисс! Мы хотим купить в подарок ассорти советских конфет, четыре коробки. Можно еще добавить несколько плиток шоколада. Буду очень признателен, если вы переведете это продавщицам, не представляю, как это изобразить жестами, – объясняет он на безупречном английском.

Людмила переводит его слова продавщице, и та с облегчением принимается фасовать сладости по коробочкам, длинные пальцы порхают над прилавком, не замирая ни на секунду. Осчастливленные иностранцы расплачиваются, и они выходят из гастронома вместе.

Иностранец представляется: его зовут Хосе-Фернандо, он профессор антропологии из Лимы, а спутница – его племянница Мария. Галя подсказывает, что Лима – это столица Перу. Значит, английский для него не родной, но говорит он, как будто закончил Оксфорд. Галя почти ничего не понимает, и Людмила принимается переводить в обе стороны. Они стоят на тротуаре улицы Горького уже минут двадцать и не могут распрощаться, недовольным прохожим приходится их обходить.

– Would you like to have a cup of coffee with us?⁵ Мы остановились неподалеку, в гостинице «Националь», – говорит перуанец.

Девушки переглядываются. С иностранцами пить кофе нельзя, могут быть большие проблемы!

– Давайте лучше еще погуляем, в Москве столько интересного!

И они продолжают прогулку. Людмила с Галей играют в экскурсоводов: Галя рассказывает, Людмила переводит. Во рту у нее пересохло, но английские фразы слетают с языка все более и более непринужденно.

Перед памятником Пушкину она с выражением декламирует по памяти «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», а потом пересказывает содержание по-английски. По бульварному кольцу они доходят до Арбатской, проходят по Арбату, по переулкам, мимо Зачатьевского монастыря – он, конечно же, закрыт – выходят на Пречистенскую набережную. А оттуда – в Парк Горького. Перуанец покупает всем мороженое в вафельных стаканчиках, и они съедают его на лавочке, в тени раскидистых лип, отдыхая от жары. Солнце уже не такое злое – хотя, в любом случае, с черноморским его не сравнить – тени удлиняются, свет становится золотым.

В завершение этого сказочного дня они поднимаются над парком на огромном колесе обозрения. Видно, что Галя очень устала, ее хромота усиливается, но она не жалуется и по-прежнему весела.

– Людмила, Галина, спасибо вам за чудесный день! В знак благодарности хочу предложить вам составить нам компанию завтра, мы едем в Загорск с экскурсией.

– Товарищ профессор, но ведь в Троице-Сергиеву лавру возят только иностранцев, нас туда не пустят! – с сомнением в голосе говорит Галя. Людмила переводит.

– Ничего страшного, я скажу, что вы – мои дочери. Просто не говорите по-русски при экскурсоводе.

– Людмила, поехали! Нельзя отказываться, в лавру так просто не попасть, а там такая красота, я фотографии видела в книге по искусству!

Людмила и не думала отказываться, она готова ехать куда угодно, где интересно!

Ранним утром подруги являются в «Националь». Профессор предлагает завтрак в гостиничном ресторане, но они, естественно, отказываются.

Когда в гостиницу приходит экскурсовод, профессор знакомит ее со своей «семьей». Придуманная им легенда не вызывает ни у кого вопросов, хотя девушки даже после отдыха на море не очень-то похожи на перуанок. С другой стороны, может, у них мать – славянка, бывает ведь и такое…

Автобус останавливается у стен лавры. Галя, которая вчера и позавчера принимала восторги Людмилы с легкой насмешкой коренной москвички, сегодня теряет невозмутимость: она и не мечтала попасть в этот древний монастырь-крепость. Они молча любуются мощными белыми стенами, церквями и колокольнями.

Самое поразительное здесь – многоярусный иконостас Свято-Троицкого собора, творение Андрея Рублева и его учеников. Людмила никогда особо не задумывалась о религии и Боге, но ей кажется настоящим чудом, что эти деревянные иконы пережили столько веков и исторических событий.

По территории монастыря черными тенями проходят бородатые монахи, они как будто перенеслись сюда из пятнадцатого столетия, вернее, это группа иностранцев во главе с экскурсоводом каким-то образом очутилась в прошлом.

Обедом их кормят здесь же, в трапезной. Простые щи, черный хлеб, квашеная капуста, компот – все невероятно вкусное, и все приготовлено монахами. Капусту они квасят в огромных бочках, хлеб пекут в дровяной печи, а яблоки для компота собирают в монастырском саду и сушат каждое лето. Это маленький, изолированный и вполне самодостаточный мир, жизнь в котором совершенно не похожа на привычную советскую действительность и подчиняется каким-то своим странным правилам. Она не может себе представить, как можно месяцами – годами! – выстаивать службы в зябком полумраке храмов и не выходить за пределы стен лавры. А ведь некоторые монахи вообще живут затворниками у себя в кельях. Добровольно!

Они возвращаются в Москву ближе к вечеру, переполненные впечатлениями, и долго обсуждают увиденное, а потом опять гуляют и гуляют до тех пор, пока у Гали от усталости не начинает болеть нога. Встревоженные перуанцы настаивают на том, чтобы отвезти девушек домой на такси – нет-нет, не возражайте, это такая малость! – и высаживают их у самого дома, остается только завернуть с улицы во двор и подняться на четвертый этаж. Встретиться снова они не предлагают – то ли забывают, то ли не хотят, то ли просто не успевают – кто знает? Людмиле немного жаль, что знакомство заканчивается так скомканно.

Проходит день. Галя с Людмилой болтают в комнате, когда в дверь кто-то звонит. Девушки слышат, как соседка по коммуналке звенит ключами и возится с замком, потом до них долетает неожиданное Hello! и Людмила выскакивает в прихожую.

В дверях перуанский профессор! Как он их нашел?! В огромной сталинской многоэтажке, на четвертом этаже! Он же даже не мог видеть, в какой подъезд они заходили!

Соседка испуганно прячется в свою комнату, как улитка в раковину, и захлопывает дверь. Профессор, не замечая, какое впечатление он произвел на бедную советскую женщину, говорит Людмиле, что они, к сожалению, вынуждены были поменять билеты и завтра улетают домой.

– Я так рад знакомству с вами, спасибо вам! Будьте счастливы. И ждем вас в гости. Пожалуйста, примите подарок на память о наших прогулках, – и он вручает Людмиле и Гале по небольшой коробочке и свою визитную карточку.

Подруги благодарят его, и после обмена любезностями перуанец уходит. Они так ошарашены его появлением, что даже забывают спросить, как, собственно, ему удалось отыскать их квартиру…

У Людмилы в коробочке узкий серебряный поясок, у Гали – изящный серебряный браслетик.

Вечером, за ужином, разражается скандал. Боязливая соседка сообщила Галиным родителям, что к «вашей приезжей» приходил иностранец. Она настаивает, чтобы подруга Галины покинула их квартиру. Галин папа, опрокинув одну за другой несколько рюмашек, багровея лицом, обвиняет Людмилу в шпионаже.

– Чтобы завтра духу твоего здесь не было!

Галина мама, смущенно протирая очки, пытается урезонить мужа, но тот неумолим:

– Еще не хватало, чтобы из-за этой шпионки к нам пришли! Ты что, не знаешь, как это бывает? Нет уж, пусть убирается отсюда куда подальше, нам такого счастья не надо! А ты, Галя, нашла с кем связаться!

Девушки тихонько ускользают в комнату, но из кухни еще долго доносится возмущенная брань, перемежающаяся неразборчивыми тихими ответами Галиной матери.

Галя, красная как рак, извиняется за отца. Людмиле одновременно обидно, и смешно. Это она-то шпионка?! А милейший перуанский профессор кто, по их мнению, – американский агент, что ли? Но переубеждать людей, на всю жизнь запуганных репрессиями Сталина, бесполезно. Папа непреклонен. Людмила берет чемоданчик и едет на вокзал. Здесь яблоку негде упасть, но, к счастью, она находит место на лавке у буфета, втиснувшись между двумя полными женщинами.

Утром в десять часов она садится в поезд и через двое с половиной суток прибывает в родной Челябинск. Челябинск встречает ее неприветливо, идет дождь, ветер такой, что чуть ли не срывает крыши с домов. Но, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше.

***

На заработанные деньги она покупает маме подарки – туфли и платье, а себе нарядную белую кофточку. Туфли оказываются малы, и Людмиле невольно вспоминаются те красные, из детства. Но мама совсем не расстроена, она рада и платью – и самой Людмиле.

– Ну ты и загорела у меня, прямо до черноты! А румяная какая, кровь с молоком!..

Да, на неразбавленной сметане и твороге она набрала пару килограммов, фигурка стала еще аппетитнее.

Глава 8
Первая любовь

Как все-таки переменчива жизнь. Еще вчера все было в порядке, как обычно – институт, репетиции в театре, походы в кино, давняя, привычная и безответная влюбленность… А сегодня как гром среди ясного неба: Юру арестовали!

Театр стоит на ушах. Как так, почему? Такой хороший парень, что он мог натворить?..

А дело было так. Они с другом гуляли по городу и на улице познакомились с хорошенькой девушкой. Пригласили ее составить им компанию – пойти вместе с ними в гости к другому другу, отмечавшему день рождения. Ну и… танцы, музыка, алкоголь. После бурного отмечания, мало соображая, что он делает, Юра оказался в постели с гостьей. По обоюдному согласию.

Девушка вернулась домой под утро, и родители заставили ее признаться, где она была и чем там занималась. И, возмущенные поведением парня, заставили дочь написать заявление в милицию – об изнасиловании.

За Юрой пришли прямо в мединститут, забрали с лекции. Друга его, из политеха, задержали как свидетеля. Следователь попался тщеславный, рьяный, начал вести дело субъективно, превращая белое в черное. Видно, ему очень хотелось выслужиться и подняться по карьерной лестнице. Тут же в городской газете появилась статья на первой полосе. Второго парня отпустили – родители были не последними людьми в Челябинске – а вот над Юрой нависла страшная статья – ему грозило пятнадцать лет строгого режима.

Людмила места себе не находит. Засыпает только под утро, на лекциях сидит, не слыша и не видя ничего вокруг. Она не в состоянии сосредоточиться, все мысли о нем. После занятий бежит к Таньке:

– Тань, надо что-то делать!

– Что тут сделаешь? – горько говорит подруга. Глаза у нее красные от слез.

– Да хоть что-то! Пошли к этой, пусть она заберет заявление, я не верю, что он мог это сделать!

– Ну пошли! Что мы теряем? Хуже точно не будет!

Они уже узнали ее имя – Алла – и домашний адрес.

Виновница этой гадкой истории живет неподалеку от института, родители ее, к счастью, еще не пришли. Людмила ожидала увидеть… она и сама не знает, кого, наверное, какую-то роковую красотку. Но в дверях стоит обычная девушка – немного курносый носик, голубые глаза… На свой возраст, надо сказать, она и правда не выглядит, очень уж фигуристая.

– Вы кто? – удивленно-настороженно спрашивает она.

Они представляются – Юрины друзья из театра. И взахлеб принимаются упрашивать ее не портить хорошему парню жизнь, пойти к следователю, признаться, что все произошло по обоюдному согласию… Та их выслушивает, но ничего не обещает.

Следователь, похоже, задался целью посадить Юру в тюрьму. Подруги пишут длинные письма в милицию, пытаясь доказать, какой Юра замечательный парень, но добиваются только того, что их вызывают… на экспертизу для проверки девственности!

– Это унизительно, за кого они нас принимают?.. – возмущается Таня, щеки у нее пылают.

– Пусть проверяют, что хотят, лишь бы Юре помогло!

Эта канитель тянется и тянется. Сессия в институте уже на носу, Людмила в последний момент спохватывается, что совсем забросила учебу, и проходит программу семестра за считаные дни. Она почти не спит, переживает за Юру. Конец зимы проходит, как в бредовом сне, а в марте – суд и приговор. Статья все-таки другая, намного мягче – совершение полового акта с несовершеннолетней. Но помогли тут не их с Танькой старания, помогло «чудо»: девицу заметили в гостинице, где она ждала очередного клиента. Юра получает два с половиной года… И из них шесть месяцев он уже отсидел.

Они пишут ему каждую неделю, он отвечает через раз, коротко и сухо, ничем не выдавая, как ему там тяжело. Они навещают его маму, расспрашивают, как он там.

Другие парни для Людмилы не существуют, хотя многие на нее заглядываются. Если какой-нибудь смельчак приглашает ее в кино или погулять, она отвечает: «Нет». Обычно этим все и заканчивается.

Снова осень, холодный ветер срывает с веток последние листья, светает все позже, сыро и неуютно. Но на сердце у Людмилы тепло, как в середине лета: Юру освобождают досрочно, по УДО! Он отсидел всего тринадцать месяцев вместо тридцати!

Он выходит – осунувшийся, коротко стриженный и повзрослевший. После института Таня и Людмила бегают к его квартире, вернее, к крохотной комнатушке на первом этаже, где он живет вместе с мамой. Затаившись у окна, они украдкой заглядывают в окно, чтобы его увидеть. На улице его силуэт Людмила узнаёт издалека, за десятки метров, когда еще не различить лица, по каким-то особым приметам, которые она не может ясно сформулировать.

***

Месяцы в тюрьме не проходят бесследно: у Юры язва желудка. Случается прободение, его кладут в больницу. Конечно, Людмила и Таня навещают его постоянно. Людмила не верит своему счастью: он стал смотреть на нее иначе, тайком от Тани касается рукой ее колена, смеется над ее шутками, улыбается только ей одной. Таня отдаляется, ей неловко и обидно быть «третьей лишней».

Изредка встречаются по вечерам, уединяются в квартире одной из Людмилиных теток: та работает допоздна. Сбылось то, о чем Людмила мечтала несколько лет. Она понимает, что едва ли он любит ее так сильно, как она – его, но сейчас ей все равно. Она верит, что ее чувства хватит на двоих. Первое время, наверное, так и есть… Счастлив тот, кто любит. А он просто позволяет себя любить.

Когда «эти дни» не приходят, все становится очевидно. В начале шестидесятых никто не учил молодежь предохраняться, тему секса было не принято обсуждать, и «резиновое изделие номер два» использовали далеко не все.

Людмиле всего девятнадцать, она на втором курсе, какой может быть ребенок?.. Только не сейчас, она не готова!

– Юра. Я беременна… – признается она со слезами на глазах.

Юра молчит с минуту, потом спокойно произносит:

– Ну, эту проблему можно решить. Не переживай, я все устрою.

Честно сказать, она и не ожидала от него другой реакции. Обидно, но другого выхода нет.

Юра работает медбратом в больнице, он действительно может все устроить. Вот только Людмила не представляет, что именно, пока не оказывается на гинекологическом кресле. Конечно, она знает, что такое аборт, но понятия не имеет, как его делают… И как это больно! В память впечатывается холодный металл инструментов, отработанные движения врача, его равнодушные комментарии… Никакого наркоза! Она стискивает зубы, чтобы не стонать, и сжимает кулаки так, что ногти чуть ли не впиваются в кожу.

Через два часа она выходит из больницы опустошенная, совершенно без сил и без мыслей. День солнечный, асфальт высох, пахнет весной, распустились уже маленькие, нежные листочки на деревьях. Скоро зацветет ее любимая сирень…

И тут навстречу Юра. Веселый, в одном пиджачке, с сумкой, в которой позвякивают бутылки.

– Это врачам, – говорит он ей, улыбаясь, как ни в чем не бывало. И идет дальше.

Ни поцелуя, ни вопроса: «Как ты?» – никакой поддержки. Ему, видно, все равно, что она чувствует. Людмила окончательно понимает: это не любовь. Он ее не любит.

Банально, но правда: любовь многое терпит и многое прощает. Постепенно произошедшее тускнеет, боль забывается, а чувства остаются, и даже, как ни странно, становятся сильнее… И тут вторая беременность!

Об аборте уже не может быть и речи, Людмила даже думать об этом не хочет. Они решают пожениться. Настоящей свадьбы – с белым платьем, гостями и прочими атрибутами – не будет, это слишком дорого. Юрина мать, будущая свекровь Людмилы, совсем не рада решению сына: она прочила ему в жены другую его знакомую девушку, постарше и «посерьезнее». Как будто Людмила недостаточно серьезна!

Перед регистрацией в памяти всплывают все их ссоры, встреча у больницы… Она уже сожалеет, что решилась пойти в ЗАГС, понимает, что делает роковую ошибку. Но второй аборт? Нет, только не это! И она ведь любит его, несмотря ни на что.

Она не может остановить слезы, Юра наверняка не понимает ее эмоций.

– Слезы – это нормально, к счастью в новой жизни! – комментирует свекровь – теперь уже настоящая. Ох, лучше бы молчала…

***

Людмиле двадцать, она учится на третьем курсе, но живет по-прежнему у мамы. Юра уехал в другой город, в Тюмень, перевелся в местный мединститут. Они так решили: она должна закончить институт, несмотря на беременность, сдать летнюю сессию и проучиться еще год. А потом, после диплома, она переедет к нему.