Людмила Киндерская
Танго с тенями

Глава 5

Следователя звали Андреем Павловичем Алексеевым. Он был высоким и красивым, обладал той мужской красотой, от которой обычно теряли голову даже самые морально стойкие женщины: мужественное лицо, ямочка, рассекающая подбородок на две неравные половины, глубоко посаженные глаза. Он был чем-то похож на немецкого актера Тиля Швайгера, популярного в 2000-х.

Но потухший взгляд и неуверенность в движениях полностью перечеркивали эту самую «мужскую красоту». В Наташин кабинет он зашел как-то боком, сутулясь. Сел на кончик стула, поставил на колени потертый коричневый саквояж и замер в ожидании. Плечи пиджака были припорошены бело-серым налетом.

Наташа поморщилась: «Это просто ни в какие ворота не лезет! Просто насмешка видеть усыпанный перхотью лапсердак в парикмахерской! Алексеев что, телевизор не смотрит? Каждая вторая реклама о средствах против перхоти, Head & Shoulders ему в помощь».

Следователя хотелось не жалеть – извечная женская потребность, сублимация материнства, – а только вытряхнуть да вымыть. И как только он с людьми общаться будет! Наталья фыркнула и вышла, оставив его одного.

Первой для допроса была приглашена Карина Сысоева – женщина, на свидетельские показания которой Андрей Павлович возлагал большие надежды. Во время преступления она сидела в коридоре, дожидаясь своего времени на массаж. А раз так, убийца должен был пройти мимо нее, кабинеты-то – и косметический, и массажный – рядом.

Но ничего стоящего она не рассказала.

– Да я в соцсети зависала, что мне по сторонам-то смотреть, – сказала она таким тоном, как будто зависать в соцсетях – обязательное и естественное состояние. Действительно, «чего по сторонам-то смотреть»?!

– То есть проходил ли кто-нибудь мимо вас, вы не заметили, – уточнил следователь. Взгляд, брошенный на свидетельницу, внезапно стал острым, недоверчивым.

– Я же говорю вам, что делом занималась. Я подписана на целую кучу народа, одни лайки замахаешься ставить. И кто по коридорам шастает, мне глубоко параллельно. Хотя… – закатанные кверху глаза и появившаяся неглубокая морщина на невысоком лбу говорили, очевидно, о работе мысли.

– Что «хотя»? – замер следователь.

– Я, когда в соцсети сидела, кофе пила. А потом там прикол такой был: я хотела перепостить, стала чашку ставить на блюдце, промахнулась… короче, отвлеклась я от телефона. Пока кружку поправляла, заметила, что около косметического стоит чел и типа прислушивается, что за дверью.

Сказав это, фанатка соцсетей вернула закатанные глаза на место, разгладила лоб и посмотрела на Андрея Павловича.

– И что дальше? – спросил Алексеев. Он весь подобрался, подался вперед, в его облике появилось что-то хищное, цепкое. От вялого вида не осталось и следа.

– Ничего. Я занялась перепостом, – равнодушно сказала Сысоева.

Следователь так резко оттолкнулся от края стола, что колесики стула, на котором он сидел, поехали по гладкому ламинату и остановились, уткнувшись в стену. Алексеев, на недоуменный взгляд свидетельницы, буркнул: «Простите» – и, перебирая ногами, вернулся на место.

– А кто был этот «чел»? Мужчина? Женщина? – спросил следователь, снова уткнувшись в блокнот, словно стыдясь проявленных эмоций.

Карина пожала плечами.

– Я же вам говорила, мне было глубоко фиолетово, я никого не рассматривала.

– А рост? Одежда? Может, это как-то отложилось у вас в памяти? Неосознанно, – спросил следователь с надеждой. – Знаете, как бывает: думаешь, что ничего не заметил, а на самом деле все видел, все запомнил.

Свидетельница снова закатила глаза и восстановила на лбу морщину.

– Что-то серое. Может, пальто, может, куртка. Вроде джинсы. А! Вспомнила!

Лоб разгладился, глаза вернулись на место.

– Шарф! У чела был шарф! Такой… пестрый, толстый. Вязаный.

Больше ничего толкового Сысоева не сказала. Даже гендерную принадлежность не разобрала, хотя, и правда, кто разберет человека в стиле унисекс? Куртка, джинсы, кроссовки, шарф… Вот когда-то даже размер ноги мог быть решающим фактором в определении пола. Фраза из «Джентльменов удачи»: «Туфель женский, пожалуйста… Размер сорок два, сорок три, сорок пять» – заставляла смеяться до колик. Как такое может быть?! Чтобы женская обувь – и такой величины! А теперь – обычное дело.

Допрос сотрудниц салона так и вообще был бесполезным. Все в один голос твердили, что «работали, по сторонам не глядели, клиенты, сами знаете, не подарок». А уж следить за тем, кто идет в косметический, им и «вовсе незачем». Только Татьяна, администратор, несмотря на то что была занята, краем глаза заметила «серую личность, обмотанную шарфом». Но «личность» подозрения не вызвала: мало ли, может, за кем зашла, личность в смысле, или спросить о чем-нибудь у специалистов хотела.

В конце концов Алексеев взял у Регины подписку о невыезде, дождался, когда криминалисты закончат осмотр места преступления, и с тяжелым сердцем стал наблюдать, как труп укладывают в черный мешок. Вот ведь, сколько лет работает в полиции, убитых видел-перевидел, а так и не смог к этому привыкнуть. И вот сейчас – женщина пришла в салон за красотой, а вынесли ее, как говорится, вперед ногами. Да еще и эта нелепая маска на лице создавала какую-то сюрреалистическую картину и лишала смерть человека необходимой трагедийности.

Алексеев смотрел на зеленую субстанцию, покрывающую лицо убитой, на ватные диски, наложенные на веки и прилипшие к ним, на приоткрытый рот, выглядевший на фоне зелени слишком кровавым, и его охватывал ужас. И в то же время губы всех ребят из оперативно-следственной бригады против воли растягивались в улыбку-гримасу.

Алексеев отвернулся и тихонько перекрестился: «Прости мою душу грешную…»

Он дождался, когда труп погрузили на носилки, и помог придержать дверь. Ледяной ветер ворвался в теплый, вкусно пахнущий мир женщин, запутался в сухих цветах, стоящих в большой вазе у самого входа, нарушил их идеальную композицию и умчался, забирая с собой остатки покоя и радости места под названием «Поэтика».

Следователь посмотрел на стоящую рядом Кречетову. Она обхватила себя руками и зябко ежилась. То ли от холода, то ли от предчувствия того, что ее налаженная жизнь с ее маленькими горестями и радостями с этой самой минуты закончилась, и на смену ей пришла другая – с допросами, подозрениями, злорадствующими конкурентами и покидающими салон клиентами.

– Андрей… Павлович… – вдруг сказала Кречетова, когда он уже направился к выходу. – Вы ведь найдете убийцу?

Алексеев бросил на нее буравящий взгляд, неопределенно пожал плечами. Что он этим хотел сказать? Да? Нет?

Он поднял воротник куртки, натянул видавшую виды шапку, поднял с пола свой саквояж, пару раз тряхнул его, проверяя, надежно ли держит замок, кивнул Наталье головой и вышел навстречу караулившему его ветру.

Глава 6

Поздно вечером Наталья с Анной сидели перед камином на даче Кречетовых и пили коньяк.

– Просто не представляю, что теперь с салоном будет, – покачала головой Наташа. – Ужасно, конечно, что я в такой момент думаю о бизнесе. Человека ведь убили…

– Да брось ты. Живой думает о живом. Тем более что ты ее, убитую в смысле, и не знала вовсе, – Анна попыталась успокоить Наталью, хотя у самой картина с пригвожденной к груди простыней никак не выходила из головы.

Подруги замолчали. В соседней комнате громко работал телевизор, Сергей смотрел очередную аналитическую программу.

– Наташ, – неуверенно проговорила Аня, – даже не знаю, как сказать…

– Да говори уже, – Наташа пригубила коньяк. – Нет, это просто какой-то сюр! Труп в моем салоне! С маской на лице! Косметолог под подпиской о невыезде, кабинет опечатан! Кто убитая – мы не знаем. А вдруг это тебя хотели убить?

Мысль, не подруга ли должна была стать жертвой, не давала Наташе покоя.

– Наташ! Дай сказать. Я правда хочу кое-что важное рассказать. Может быть, это поможет нам разобраться с историей, – взмолилась Анна.

– Ну прости, прости. Говори, – Наташа взяла подругу за руку.

– Короче, когда я вошла в кабинет, я сначала к тебе ринулась. Потом увидела этот кошмар на кушетке. Мне тоже плоховато стало, замутило.

Наташина память услужливо визуализировала перед глазами страшную картину, «Композицию VII». С зеленолицым трупом, кирпично-кровавыми пятнами на белой простыне, черной рукояткой ножа… Она снова ощутила сладковатый запах и вкус окалины во рту.

– Говори, – нетерпеливо сказала Наталья.

– Короче, я встала на колени около тебя, смотрю, а около ножки… – Аня пригубила коньяк.

– Говори, – Кречетова подалась вперед.

– Около кушетки какая-то штучка валяется. Ну, я ее и сунула в карман, – Анна разжала кулак и положила на стол небольшой металлический прямоугольник.

– О господи, что это? У меня мурашки по коже.

Наталья поставила фужер на стол, спустила ноги на пол и, перекрикивая телевизор, позвала мужа. Тот материализовался сразу, как только услышал голос.

– Это диктофон, девчонки. Странно… – задумчиво пробормотал он, разглядывая находку.

– Что странного? Ну диктофон. Не усложняй, Сережа, и так все запутано. – Наталья взяла аппарат и перекинула его из руки в руку.

– Странно, зачем нужен диктофон, когда есть мобильник? – удивился Кречетов.

– Вообще-то во время процедуры мы не разрешаем пользоваться сотовым. Процедуры-то релаксирующие. У нас даже на двери перечеркнутый телефон нарисован, – прояснила ситуацию Наталья. – Как только клиент заходит, сразу мобильник у входа оставляет.

– Получается, что это диктофон убитой? – удивилась Веселовская.

– Не факт, – возразил Сергей. – Может, до нее кто-то потерял.

– Исключено. Регина после каждого клиента пол протирает. Заметила бы.

– Ладно, не будем спорить! Давайте послушаем.

И Сергей нажал на кнопку, воспроизводящую звук. Голоса было два, и оба женских. Один из них принадлежал Зубовой, косметологу.

Регина: «…в основе фруктовые кислоты».

Неизвестная: «А какие именно из кислот вы применяете?»

Регина: «Для каждого клиента – своя кислота, в зависимости от кожи. Для вас – гликолевая».

Неизвестная: «А вы пилинг делали тоже гликолевой кислотой?»

Регина: «Тоже. Я хотела бы вас попросить не разговаривать. Мне нужны ваши губы».

Некоторое время из диктофона не доносилось ни звука, спустя несколько минут разговор продолжился. Неизвестная все расспрашивала и расспрашивала о тонкостях проводимой процедуры. Регина что-то отвечала, о чем-то умалчивала.

Снова пауза. На сей раз длительная. Наталья даже решила, что запись закончилась. Но вдруг что-то зашуршало, заскрипело, и послышался голос Зубовой:

– Полежите с маской минут двадцать. В конце процедуры будет ощущаться довольно значительное стягивание. Не волнуйтесь, так и должно быть. Я включу релаксирующую музыку и оставлю вас одну. Отдыхайте.

Зазвучала музыка, имитирующая плеск волн, скрипнула дверь, и все затихло. Через пару минут снова раздался скрип двери и какие-то шорохи, похожие на осторожные шаги. А потом шепот, совершенно жуткий: «Аста ла виста, бэби» – и звук, будто вспарывают брезент. И еще то ли всхлип, то ли бульканье. Снова скрип. Тишина…

Легкий стук в дверь и шепот Натальи: «Это я. Завязывай красоту наводить, пора в баню ехать!»

Что было дальше, Кречетова знала, поэтому последующие шорохи, трески и шелесты могла расшифровать сама, не задумываясь. Вот этот звук – щелчок выключателя, этот – кинутая на стул сумка…

– Все, Сереж, выключай. Невозможно, – попросила Наталья.

– Что это было? – спросила Аня, обращаясь к подруге. – Поняла?

– Что понимать-то? Слышали, как она у Регины все выспрашивает: и «что вы делаете», и «какой кислотой»? Процедура, на которую записалась убитая, совершенно новая. Мы ее рекламируем как абсолютную бомбу: и увлажняет, и питает, и омолаживает. Другие салоны тоже делают что-то похожее, но у всех свои секреты. Если это диктофон не Регинин – значит, убитой. Получается, что она шпионка. Пришла с диктофоном выуживать секреты.

– Эту запись нужно срочно отдать в полицию, – Сергей взялся за телефон. – Это же алиби. Ваше, вернее, наше алиби. Ясно, что это не Анна, не Наташа, не Регина. Мы же слышим, как косметолог ушла, а потом зашел кто-то чужой.

– Неужели? – иронично спросила Кречетова. – И где же слышно, что это чужой? И как мы теперь отдадим диктофон полиции? Скажем, что подобрали, послушали, а теперь возвращаем?

– Можем сказать, что нашли, – неуверенно сказала Аня.

– Где? Когда? Косметический кабинет опечатан.

– Может, подбросим? Анонимно, – высказала очередную идею Веселовская.

– Конечно! И получим еще больше неприятностей! – не согласилась Наталья. – Скажут, что это мне выгодно убить клиентку. Мол, она секреты вынюхивала, я ее и прикончила.

– Так, девушки, давайте решать проблемы по мере их поступления. Что делать с диктофоном – решим позже. А пока подумаем, что мы узнали, – Сергей опустил гаджет в карман.

– Да ничего мы не узнали! Пришла женщина, стала выведывать секреты новой процедуры. Ну, лично мне так кажется. Лежала себе, выспрашивала, записывала. А потом ее зарезали. И главное – время так четко рассчитали. Процедура длится час, в конце ее мастер выходит. Это же нужно было знать! И потом, кого хотели убить? Вдруг Аню, – Наташа взяла руку подруги и порывисто прижала ее к своей щеке.

– Тогда нужно сначала узнать, кто убитая. Потом попытаться узнать место ее работы или для кого она шпионила. Потом попробовать вычислить, кто знал, что она отправляется в «Поэтику».

– Ага, и были ли у нее враги. И что те делали во время убийства, – подначивала мужа Наталья.

Сергей сложил из листка лежащей на столе бумаги самолетик и запустил его в подруг.

– Вот это уже дело полиции, – не поддался он на провокацию. – Нам бы понять, кого у нас убили. Может, тогда поймем, за что. А теперь давайте спать, а то я смотрю, вы с ног валитесь. Все равно сегодня уже ничего не придумаем.