Людмила Геннадиевна Козлова
Красные сапожки. Рассказы
– Барыня, душу всю Аннушка мою вымотала… Ни спать, ни есть, ни работать не могу: по ночам слышу смех ее задорный, саму не вижу, а смех слышу…надевает красные сапожки и цокает ими всю ночь по подвалу, да приговаривает, что ждет меня в лесу, холодно ей там и одиноко без любимого, ножки мерзнут, хочет, чтобы нашел я ее и сапожки одел…– всхлипнул Гоша, а после смахнул скупую слезу с исхудалого лица.
– Господи, так покойница к тебе ходит и ты молчишь столько времени, горемычный! – воскликнула Маруся.
– Так кто бы мне поверил?! Приняли бы за дурака… Поэтому и надо мне ее найти и придать земле да сапожки прикопать…
– Так где же ты искать ее собрался?! Косточки-то давно, наверняка, звери растащили…А ты здесь нужнее. Сходи в церковь, поставь свечку за упокой – душа ее и успокоиться, а ты – живи дальше…
– Однолюб я, Мария Демидовна…Аннушка в моем сердце навеки…не отговаривайте меня: бесполезно все это…Я уже и узелок собрал в дорогу…
Мария Демидовна не стала больше ничего говорить. Она только перекрестила Гошу на прощание…
В печи догорали березовые поленья, Петруша уже сопел на пуховой перине, улыбаясь чему-то во сне.
А Василиса Гавриловна устроилась на протопленной печке, но сон никак не шел… Подрастет Петька- и она снова расскажет ему эту историю, которая передается из поколения в поколение в их роду…Демид Фролович был ее прапрадедом, которому не подвластной оказалась свободолюбивая русская душа родной дочери…Также она закончит эту историю для Петьки следующим образом: «С тех пор как сапожник Гошка покинул поместье- о нем ни слуху ни духу…Но стали со временем замечать люди, что иногда, в вечернее время, из леса выходила влюбленная пара: издалека лиц рассмотреть не удавалось, вот только на женщине красовались красные сапожки…Да, вот ведь как бывает: любовь сильнее смерти, если она настоящая…»
АНГЕЛ
– Ба! Смотри, что я нашла, – в комнату вбежала моя шестнадцатилетняя внучка, мой нежный Барашек. Звала ее так за короткие, цвета соломы, кудряшки, густо покрывавшую головку.
– Ну чего на весь дом раскричалась, не в лесу же, Барашек, – пыталась отругать Яну, но у меня это плохо получалось.
Яна-Барашек подбежала ко мне с толстой Большой советской энциклопедией, раскрыла ее посередине – а там спокойно лежала забытая засохшая бордовая роза…Я взглянула на высохший цветок и оторопела.
– Ба, этот цветок – твоя сердечная тайна из прошлого?– внучка хитро посмотрела на меня. Она явно ждала ответа.
– Не говори глупости, Яна! В конце концов тебя это не касается. Придет время – узнаешь, – пыталась я увильнуть от ответа…
Я взяла в руки засохшую розу – и у меня непроизвольно покатились по щекам слезы… Внучка кинулась в экстренном порядке «спасать» меня: принесла воды, предварительно накапав туда валерьянки, а затем опустилась на колени, положила свою лохматую голову на мои ноги и замолчала… И я неспешно начала свою исповедь…
Мне было пятнадцать лет, когда в нашу деревню, к соседке Марье Павловне, приехал ее двадцатилетний внук Даниил: у Даниила отец, сын Марьи Павловны, был дипломатом, вот они и жили много лет во Франции: в этой романтической стране Даниил постиг азы изобразительного искусства. Покинув Францию, сын и внук приехали навестить Марью Павловну. А для Даниила наши русские просторы были просто находкой для создания пейзажей.
Однажды мама послала меня к соседке молока купить (Марья Павловна отменное парное молоко продавала, ее Бурёнка прям волшебница была!). И вот захожу к ним в сени – и лоб в лоб с высоким молодым человеком сталкиваюсь: меня поразили его серо-желтые глаза, было в них что-то от хищника. Он застыл, словно фонарный столб, при виде меня…
– Агата! – резво воскликнула я.
– Даниил, – смущенно проговорил он.
Вот так началась наша с ним дружба. Я знала, что он будет гостить у бабули целое лето, так как давно не виделся с ней.
Даниил всегда смотрел с таким восторгом на меня! Больше никто и никогда так на меня не смотрел, даже мой покойный муж. Не знаю, что он уж во мне нашел такого необыкновенного?! Я была самой обыкновенной деревенской девчонкой, с толстой русой косой через плечо, да с разбежавшимися конопатинами- муравьями по всему круглому лицу. Он мне признался однажды, что в мои конопушки он влюбился сразу и навсегда. По имени редко называл меня , все больше – Ангел мой конопатый.
Когда Даниил не рисовал, мы уходили с ним в лес (я лес с детства знаю, он мне, как дом родной). Шли долго в тот июльский день – и вскоре наткнулись на старый покосившийся сарай. Я поблагодарила небеса в тот миг за эту избушку на курьих ножках, так как пошел холодный проливной дождь: тяжелые капли, падая с неба, на некоторое время попадали в плен лохматых лап сосен и елей – но резво соскальзывали с зеленых оков и спрыгивали на землю…
Мы с Даниилом успели хорошо промокнуть. Забежали в сарай, закрыли, насколько это было возможно, скрипучую дверь – и весело рухнули в теплое сено. В сарае, как ни странно, было уютно; воздух пропитался разнотравьем. Мы лежали с ним на сене, мокрые и счастливые, в первом своем чувстве любви мужчины и женщины, взявшись за руки – смотрели друг другу в глаза. И в тот момент в его глазах я увидела столько нежности ко мне, что сердце сжалось, а внутри – словно огненная лава рванула и …. мы сорвали друг с друга одежду – и начали неумело целовать и ласкать друг друга. А потом Даниил резко отстранился от меня, и словно оцепенел…а я стала трясти его, но он был в тот момент не со мной, а в каких-то непонятных для меня мирах…Вскоре он очнулся от оцепенения, посмотрел на меня и сказал:
