Оксана
Не люблю приходить в магазин в это время дня. На полках уже пусто, а народ скупает продукты так, словно уже завтра на прилавках не останется ни гречки, ни туалетной бумаги.
Так, сметана… Где эти чертовы «Молочные реки»? Нашла! – хочу взять, но чья-то наглая рука лезет вперед и забирает последнюю банку.
– Эй! – возмущаюсь, но этот перекаченный придурок просто отворачивается и уходит. Я зло смотрю на его стриженый затылок и бычью шею. Ладно, возьму другую.
Закрываю дверцу и иду дальше. Набираю яиц. Дохожу до колбасы, рассматриваю палки. Большие и поменьше. Толстые и не очень. Твердые и помягче. Какую взять?
Вдруг замечаю, что долговязый, немного нервный парень опускает большую палку себе в штаны. Одну. Другую. Теперь в его джинсах тестостероновый взрыв, а я не знаю, то ли мне смеяться, то ли сдать его. Он, получается, ворует? В прайм тайм, когда магазин забит людьми?
Рядом замечаю ту самую наглую задницу, упакованную в джинсы.
– Мужчина?
– С утра был мужчиной. Чего? – какой грубый.
– Там колбасу воруют. Нужно заявить.
Он бросает взгляд в сторону парня, который уже сует седьмую палку. И как он ходить-то будет.
– Нахера? Может у него член маленький, а он свою даму поразить хочет?
– И как часто вы такое проворачивали?
– У меня и своя колбаса – закачаешься, – глаза закатываю. Кто о чем. – Что вы к нему пристали? Может, ему жрать нечего?
– Это же преступление! Он уже шесть штук положил.
Он, наконец, смотрит на меня, можно сказать, внешний вид оценивает.
От его взгляда насквозь прошибает.
Таких вообще можно встретить только в пабликах «Красивые мужчины», никогда не доступные обычным домохозяйкам. Нам остается только листать страницы с упругими задницами и подтирать слюни фартуками.
Ну, знаете, такие тестостероновые антигерои, словно сутки проводящие в тренажерных залах и барбершопах. В общем, делающие все для того, чтобы все смотрели, но не трогали это совершенство небритости и идеально взлохмаченную прическу. Вдруг образ испортится. Вдруг надутый бицепс помнется.
Он выше меня примерно на голову. А судя по ширине плеч, может вполне застрять в дверном проеме.
– Ну, так заявляйте, дамочка, я тут причем?
– Где ваша гражданская ответственность?
– Сдохла в утробе матери.
– А вдруг у него пистолет?
– Колбасу воровать с пистолетами не ходят.
Тут сбоку появляется кассирша, смотрит на вора.
– Молодой человек. Держите его!
Я выразительно смотрю на нового, не самого приятного знакомого, а он только глаза закатывает, убирая на полку какой-то острый соус.
Вор в этот момент резко оборачивается. Испуганно вскрикиваю, потому что он начинает бежать на нас. Дергаюсь в сторону, но врезаюсь в тело рядом. Каменный он, что ли?
Парень с безумным взглядом налетает на нас.
Я уже кричу, но сильные руки поднимают меня в воздух. Так легко, словно не вешу ничего.
Моя сумка падает на пол, потом я сама оказываюсь в окружении палок колбасы.
Мой хамоватый знакомый легко скручивает вора и усмехается.
– Влажная мечта сбылась? – наклоняется он, подтягивая меня за ткань на плече, как котенка, Господи.
– Если судить по вашему внешнему виду, то скорее ваша.
– А что с моим видом.
– Он метросексуальный.
– А, ты поэтому в свои двадцать выглядишь на сорок, чтобы не стать метросексуальной?
– Какое вы хамло, – я еще много чего сказала бы ему, но нас прерывают.
– Мужчина, нам нужен свидетель, – говорит женщина, что кричала, но он головой качает, на меня указывает. Эй, я не хочу провести тут остаток дня!
– Она все расскажет.
– Мой муж гораздо лучше все расскажет.
Он впивается в меня злым взглядом, а я по-детски язык показываю. Отворачиваюсь от него, иду вперед, вдруг чувствуя тяжелую руку на руке, горячее дыхание в затылок. Не хочется думать о том, что мурашки роем пчел в по телу зажужжали.
– Мы тут застряли минимум на полчаса, а меня девушка ждет.
– Боитесь, что за полчаса палка протухнет?
– Боюсь, что у меня случится передоз одной сварливой малолетней бабки.
– Я могу просто уйти, а вы все расскажете.
– Нет уж, булка, будешь сидеть рядом, как примерная жена декабриста, – толкает он меня в поясницу, а я гневный взгляд на него бросаю.
Мы пишем, как все было. Так что в принципе освобождаемся минут через двадцать – двадцать пять.
Мой новый знакомый суров и больше не произносит ни слова.
Дает мне выйти первой в торговый зал. Джентльмен, что ли? Приезжает полиция и забирает наркомана, который неожиданно поворачивается ко мне и кричит.
– Сука жирная. Хоть бы ты с голоду сдохла!
Я ахаю, но его уже забрали, а передо мной вроде как извинились. Я ищу глазами нового знакомого, чтобы оценил уровень распущенности этого субъекта, но его нигде нет.
Эта «сука жирная» до сих пор звенит в ушах. Неужели я и правда такая толстая?
Иду за оставленной тележкой, бросаю взгляд в стекло, в котором отражается моя поплывшая фигура. Может, он и прав…
Беру продукты, выкладываю на ленту и вдруг замечаю рядом брошенную пачку презервативов ХХL. Тот самый новый знакомый очевидно ждет, что кто-то попробует его колбасы сегодня.
– Не переоценили свои возможности? – не выдерживаю смешка, а он заламывает бровь, растягивая губы в усмешке.
– Я бы тебе дал посмотреть, но боюсь, у меня на тебя не встанет.
Отворачиваюсь. Вот скотина. Мог вообще ничего не отвечать. Я тоже хороша. Куда полезла? Такие мужчины уверены в своем превосходстве, и что все их хотят.
Наконец, подходит моя очередь. Мне пробивают товары, а я начинаю искать кошелек.
Похоже, я его забыла. Уже полминуты ищу в сумке и никак не могу найти. Очередь все больше. Сбоку недовольные голоса. Как я могла забыть? Так торопилась?
– Женщина, вы скоро там?
Женщина. Меня от этого слова передергивает. Нет ничего хуже, чем в свои двадцать три чувствовать себя женщиной.
– Скоро, – бурчу, продолжая рыться, словно кошелек по волшебству материализуется в сумке. Ладно. Придется домой сходить. – Извините, кошелек забыла.
Кассирша закатывает сильно накрашенные глаза. Плевать, надо просто уйти и не позориться. Тут перед моим носом возникает пластиковая черная карта, а до ушей доносится мужской, уже знакомый бас.
– Пакет убери, – поднимаю глаза и натыкаюсь на раздраженный взгляд грубияна. С чего это ему на «ты» переходить.
Я только спустя долгое мгновение понимаю, что он платит за меня.
– Ты глухая, дамочка? Пакет забери уже свой.
– Вы за меня заплатили
– Бинго, булка. Отойдешь уже?
Я отмираю, собирая остатки покупок, запихиваю в пакет. Он уже успел обойти меня и спокойно выйти за пределы магазина.
Подхватываю пакет и за ним.
Где я его видела? Может, он один из моделей, чьи улыбки занимают городские билборды? А может, когда листала в свободное время паблики соц сетей? Похож ведь. Весь такой накаченный и дерзкий.
– Я вам хочу деньги вернуть, – я не знаю, нуждается он? Не очень разбираюсь в одежде, хотя часы на руке весьма дорогие.
– Оставь свою тысячу себе, – бросает он, натягивая на голову шлем. А, он один из тех камикадзе, что разрывают ночные улицы ревом своих мотоциклов.
Он жмет газ, а я хватаю его за крупный бицепс, обернутый в косуху.
– Стой! Я не хочу быть вам должной. Давайте номер телефона, я вам перекину.
Он глушит мотор, усмехаясь, смотрит, как сжимаю его бицепс.
– Это такой новый способ знакомиться? Ты скажи, могу тебя трахнуть, раз больше некому. Так сказать, благотворительная акция для милф, м? В принципе, сиськи у тебя ничего такие.
Я, как ошпаренная, руку от него убираю. Это так выглядит? Словно я навязываюсь?
– Больно ты мне нужен! Я счастлива замужем, и у меня есть ребенок.
– По тебе прям видно, какая ты счастливая. Все, бывай, булка, – газует он снова, закрывая окно шлема. Уезжает, оставляя меня в облаке пыли. Я откашливаюсь и кидаю ему вслед.
– Козел!
Ну, и ладно. Что мне, тысяча лишняя?
Прячу телефон в карман, подхватываю пакет поудобнее и иду в сторону дома.
Ближе к арке, за которой наш двор, чувствую одышку, но все равно стройным шагом добираюсь до подъезда.
Замираю на мгновение, когда вижу, как возле него околачивается тот самый байкер-камикадзе, а возле него красивая девушка, смеющаяся над наверняка тупой шуткой.
Она стройная и красивая, а ее волосы – чистый шелк. Они бы идеально смотрелись на какой-нибудь фотографии с названием «Счастливая пара». Мда… Ее вряд ли кто-то назовет женщиной. Зато ее наверняка и замуж никто не позовет.
Это меня немного успокаивает. Заглядываю в его лицо, губы на котором растягиваются в плотоядную улыбку. Вспомнила. Это наш новый сосед. Недавно стоял с грузчиками, перетирал, как будет телевизор огромный в лифт затаскивать.
В итоге решили нести на себе. И отнесли ведь.
Он внезапно оборачивается, а я сразу вздрагиваю и делаю вид, что только из-за угла вышла.
Иду мимо, стараясь не поднимать глаза.
Чувствую на себе насмешливое внимание и быстренько шмыгаю в пасть подъезда.
Они заходят следом. Заходят в лифт, который вызвала я.
– Я думала, ты уже не придешь, – елейным голосом произносит девушка, чуть прижавшись к сильному плечу. – Что-то случилось?
– Да, в магазине наткнулся на одну вредную тетку, – обнимает он девушку за шею, а я глаза закатываю.
Ну, давай, давай, рассказывай. Можешь, и палку свою показать. Все равно ей не на что рассчитывать, кроме как на одноразовый секс. Я вот Олега до самой свадьбы мурыжила. Правда, он особо и не настаивал.
Я выхожу на своем этаже, а эти любовнички выше поднимаются. Это она, получается, с ним только встретилась и сразу домой пошла? Даже могу примерно представить, чем они там заниматься будут. И явно не темноте под одеялом, как мы с Олегом.
Открываю дверь, невольно поднимая голову. Ну, и чего я о нем думаю? Ну, да, я не самая худая, но женщина и не должна быть такой. Тем более после рождения ребенка.
– Все купила? Чего так долго? – свекровь забирает пакет и отдает мне Аленушку мою. Я тут же щекочу ей пузико, на что ее пухлые ручки тут же меня обнимают. – Почему сметана пятнадцать процентов?
Это все из-за грубияна.
– Нормальная, теть Свет.
– Нормальная. Олег такую не любит.
– Закончилась.
– Надо было в другой магазин пойти! Мужика нормально кормить надо, сколько можно говорить? И что ты на себя напялила? Все титьки наружу.
Я собираю на груди кофту. Поскорее бы она уехала.
– Да Олег работает постоянно, там ест. Дома-то почти не бывает. – Не то, что меня это расстраивает. Можно своими делами заниматься.
– А когда бывает, нужно кормить нормально. Спусти ребенка с рук, привыкнет еще. И давай овощи нарезай, сынок уже звонил, скоро будет.
Маме позвонил, а мне не позвонил.
Впрочем, когда она тут – это нормальная практика. Олежка у меня – главный менеджер по продаже автомобилей. Продавать он умеет, выглядит всегда хорошо, а недавно ему отдали целый штат готовить продавцов. Он у меня очень старается.
В общем работает в поте лица, чтобы обеспечить нас с Аленкой.
Я тоже без дела не сижу. Доучиваюсь на заочке на менеджера, потому что пришлось академ брать, ну, и по дому стараюсь порядок держать.
Дверь грохочет, Олежа заходит в квартиру.
– Ну, что села, иди мужа встречай! Да стой, ребенка умой и волосы убери с лица, – ворчит Светлана Петровна.
Я умываю дочку и к мужу. Поскорее бы она уехала, житья не дает, а против ничего не скажешь.
– Привет всем. Привет, – проводит Олег по головке дочки рукой, целует меня в щеку. – Привет, Оксан. Что на ужин?
– Голубцы и салат, – на душе нехорошо. Уже в которой раз замечаю, что рубашка, бережно отглаженная утром, дико мятая, словно он ее снимал, выжимал и надевал заново. – Сними рубашку, я в стирку закину.
– Ладно, пойду помоюсь, – отдает рубашку и в душ уходит, махнув матери рукой. Я зачем-то отношу рубашку в спальню, хочу в грязное белье кинуть, когда замечаю след помады на воротнике.
Дыхание перехватывает, когда рассматриваю влажный след. Не может быть. Не верю.
– Ну, чего ты тут? – заходит без стука свекровь, и я не успеваю рубашку убрать.
Она выдирает ее из рук, внимательно рассматривает. А мне страшно. Даже не того, что Олег мне изменил, а того, что в этом могут обвинить меня.
– Допрыгалась, коза?
– Это ничего не значит!
– Дура, что ли? Давать ему перестала?
– Он сам не хочет, я предлагала! Может, случайно замарался. Мы любим друг друга!
– Посмотри, какая она мятая, – шипит. – Да она насквозь духами пропахла! Идиотина, ничего не можешь. Даже мужика не смогла удержать.
– Это ничего не значит!
– Да что ты?! Сегодня он еще домой вернулся, а завтра вылетишь из квартиры с ребенком, а сюда новая баба придет. Этого хочешь? Думаешь, я заступлюсь за тебя? А если она сына ему родит? Что ты будешь делать? Куда пойдешь?
– Вы перегибаете.
– А так и будет, слово мое помяни! Его отец тоже блядуном был, но я его в кулаке держала! – показывает мне тяжелую руку. – А ты, что можешь в кулаке держать? Поварешку?
– Я стараюсь, но Алена…
– Нельзя про мужика забывать. Так, – она бросает рубашку и идет к комоду с детскими вещами.
– Что вы делаете?
– Я сейчас Алену себе заберу. А тебе мужа надо накормить и в постель уложить, поняла?
– Алену-то зачем?
– Потому что опять с ней весь вечер будешь! О муже подумай! Потрахай его нормально, – я в шоке, потому что слышу от нее такое грязное слово. Она же верующая. И вообще не ругается никогда. И мне не велит. – Ну, что ты глазенки свои выпучила? Мужику нужна еда и секс. Возвращай его в семью, да выясни, что за сука его увести хочет.
– А Алену зачем забирать? Я ее спать уложу, и все…
– И опять в детской заснешь! Я что, не знаю тебя?! – она берет пакет детских вещей, поворачивается и уходит к дочке, что хлопает глазами. Хочу к ней, но теть Света вперед идет, на руки ее подхватывает.
Становится страшно. По телу мороз. А если она права? Если он меня разлюбил? Если бросит?
Опускаю взгляд на рубашку. Обнимаю себя. Обидно дико. Дышать тяжело, поверить сложно. Чего ему не хватало? Я ведь так старалась быть хорошей женой и матерью. Я же люблю его!
Выхожу в коридор, наблюдая, как свекровь с дочкой воркует, а та и рада. Ей бы только погулять.
Может быть, права свекровь, может быть, сегодня мы с мужем проведем вместе вечер?
– Ты поняла? – спрашивает тетя Света, а я киваю.
Тут из ванной, наконец, выходит Олег.
Улыбается своей очаровательной улыбкой, а мне вдруг плюнуть ему в рожу хочется. Впервые за три года брака. Он ведь уже пару недель в мятых рубашках приходит. Неужели какая-то давалка лучше меня?
Я даже подумать не могла, что он станет с кем-то спать. Он и меня-то не сильно обхаживал, все мама решила. Чуть ли не в брачной постели советы давала. Да в общем-то один, самый главный. Лежи и терпи, пока муж свои дела делает. А мне не сложно потерпеть ради любимого.
– А ты куда, мам?
– Да мы пойдем с Аленкой погуляем, милый, – уже на пороге она, а Аленка чуть не приплясывает. Гулять, гулять. – А вы тут как-нибудь. Отдохните, в общем.
Она уходит, а мы остаемся с Олегом наедине. Мне не хочется с ним говорить, даже смотреть на него. Перед глазами красное пятно на рубашке. Но я все равно растягиваю губы в улыбке, как она там говорила? Потрахать его? Знать бы еще, как это делается.
– Ну, что, пойдем ужинать? Как дела?
– Нормально, – бурчу, иду ему стол накрывать. Он садится напротив, мы молча принимаемся за обед, когда его телефон начинает вибрировать. Я всем телом напрягаюсь, чувствую, как по телу страх скользит лезвием острым. Неужели правда? Почему я так долго не замечала улыбки на его лице, когда он в смартфон смотрит. Словно там самое важное в жизни.
– Кто написал?
– Да так, по работе, – ест он и вдруг отставляет тарелку. – Это что за сметана?
– Пятнадцатипроцентовая.
– А я ем двадцати. Ну, сколько можно говорить, Оксан? Задолбала. Сидишь, все равно нихрена не делаешь, пока я работаю сутками. Сложно сметану купить нормальную, а?
– Не сложно.
– Совсем в своем декрете мозги просрала. Я, короче, поеду поработаю. Не могу в этом сраче находиться, – встает он, а я смотрю на столик Аленки весь в подтеках. Никак не могу приучить ее нормально есть.
Муж встает, я за ним. Он даже не хочет время со мной проводить. Он просто ищет повод уйти. Почему я раньше глаза на это закрывала? Почему он больше не пытается сорочку мою поднять? Ничего. Даже не прикасается, хотя раньше хоть раз в неделю подходил…
Неужели свекровь права, и Олег хочет нас бросить?
– Олег, – спрашиваю, когда он в спальню заходит, футболку надевает и свежие джинсы. – У нас все нормально?
– А что может быть нормально, если ты даже убраться нормально не можешь? Футболка мятая. Дай другую.
Подаю, чувствуя, что скоро просто расплачусь. Ну, чего он так, я же стараюсь.
– Не знаю. Может, ты хочешь бросить меня? – говорю и вдруг понимаю свою ошибку. Он весь в слух обращается. Начинает рот открывать, чтобы сказать одно, но говорит другое.
– Ну, что за чушь, Оксан, тебе в голову лезет, – трогает он мое плечо и просто уходит. Просто накидывает пальто, ботинки и уходит, оставляя меня в квартире одну, не забывая добавить. – Пол помой, все равно заняться нечем. Я потом приду… Позвоню, короче.
А я не знаю, что делать. Просто не знаю. Мне кажется, я впервые за время декрета осталась одна.
Иду на автомате убирать со стола, но эмоции бьют по нервной системе, ощущение такое, что стою в центре моста, который начинает рушиться. Моя жизнь скоро навсегда изменится, а я этого не хочу. Мы же три года вместе. Ребенка родили. Планы строили. Да, я запустила себя, но он никогда не говорил, наоборот, не пускал в фитнес зал. Да и не с кем было Аленку оставить.
Мне нравится моя жизнь, нравится спокойно рисовать, с дочкой гулять, в доме чистоту наводить. А что теперь? Теперь все будет разрушено? Мне нравится быть уверенной в завтрашнем дне. Знать, что мой ребенок вырастет и сможет стать кем-то, а не как я.
Собираю мусор, уже испорченную миску для салата.
Иду мусор выкидывать. Возвращаюсь и понимаю, что дверь захлопнулась. Понимаю, что ключи остались там.
К горлу подступает ком, это последняя капля, и я просто стекаю по стенке, садясь и плача рядом с мусорным ведром.
– Слезы тебя не красят, – поднимаю взгляд. Сосед. Сексуальный. Спортивный. Особенно видно это по голому торсу. Но какое же он хамло.
– Тебе какое дело? Мне, между прочим, муж изменил.
– Конечно, изменил. Ты выглядишь, как чучело. Тебя ни один нормальный мужик не захочет.
– То есть ты знаешь, каких хотят мужики?
– Конечно, знаю. Ухоженных, уверенных в себе, умеющих работать головой с правильной амплитудой. Ну, ты видела, какая ко мне захаживала.
– Ну, говорить-то вы все горазды, – встаю к собственной двери. Она закрыта, а этот грубиян уже поднимается выше. Джинсы сидят низко, по спине бугрятся мышцы, обтянутые смуглой кожей. – Научи меня быть такой, которую захотят. Муж захочет.
Смело, дико, я понятия не имею, зачем это вообще сказала. Но я одна не справлюсь. Не с такой задачей, как возвращение мужа от той, что носит красную помаду и дорогие духи.
Сосед тормозит, оборачивается, осматривает меня с головы до ног. Словно оценивает на рынке. Да понятно, что сейчас я выгляжу не слишком презентабельно.
– А зачем мне это?
– А я… – даже не знаю, что придумать. – Могу заплатить. У меня немного, но есть…
– Деньги меня не интересуют. Что-то еще?
– Убираться у тебя буду. Еще я отлично готовлю.
– Допустим, мне интересно, – спускается он медленно, словно кот ко мне подбирается.
Приходится прижаться к собственной двери, а он все ближе. И странное ощущение, словно кто-то узлом внутренности связывает. И в груди. Дышать трудно.
От него пахнет свежестью и мускусом. А смотреть на мужскую грудь как минимум неприлично, но и взгляд оторвать сложно. Она прямо как в рекламе фитнес центров. – Только ты же понимаешь, что обучение не ограничится твоим внешним видом. Интимные навыки тоже придется подтянуть.
– Я готова. На все готова, – с готовностью отвечаю, а потом понимаю, что ляпнула. Перед глазами он в очках и с плеткой, отрабатывающий наказания. – А что за навыки?
– Не переживай, булка. Пройдем теорию секса. Будешь практиковаться с мужем.
Выдыхаю. Я уж испугалась, что реально собрался… Ну, не то, чтобы… Просто была испугана и взбудоражена, что эти руки, увитые венами, меня коснутся, может быть, сожмут как-то.
– Ладно, булка, пошли, уберешься у меня, – отходит он, унося пряный аромат его кожи.
– Сейчас?
– Ну, а когда? Все равно у тебя дверь закрыта.
Я оборачиваюсь…
– А как ты понял?
– Ну, а чего тебе еще тут сидеть с пустым ведром. Пойдем. Сегодня выполняешь свою часть сделки, завтра я начну свою.
– Спасибо! – я, правда, ему благодарна. Возможно, есть шанс, что дыры в стенах моего маленького мирка можно залатать.
Мы поднимаемся в его квартиру, он хлопает дверью, и тут, понимаю, что впервые за всю жизнь осталась наедине с чужим мужчиной. С чужим, большим, опасным мужчиной. Мне даже не нужно знать его профессию, чтобы понимать, что иметь с таким дело весьма опрометчиво.
– Да не трясись, ты меня не возбуждаешь, да и трахался я только что…
– Да я ничего не сказала.
– У тебя на лице все написано. Иди начинай с кухни, я пока замок твой схожу, взломаю.
– Ты умеешь?
– Я и не такое умею. Иди давай, – давит он на спину, и я тут же убегаю, избегая нового прикосновения. Еще не хватало, чтобы он понял, как мое тело на него реагирует.
– Стой, я ведь даже имени твоего не знаю, – говорю вслед, поражаясь, как я зашла в его дом, даже имени не спросив.