Лоя Ксеанелис
Тайное вплетение

13. Он. Попытка

«Боже! Её взгляд опять живой, тёплый, она мне улыбалась! Лечебный бальзам на истерзанную душу», – ликовал Олег, когда фигурка Эльги скрылась в проёме двери.

На следующий день пришло время очередной дискотеки. Молодёжь радовалась. Серёгин привычно простаивал у колонны на медляках, не осмеливаясь пригласить Элю, с другими танцевать не желал. Девушка же меняла партнёров часто, это привычно раздражало. Один раз он позволил Вете утащить себя на танцпол, избегая очередного шквала обид и жалоб. Неожиданным подарком парню явился змеиный взгляд Эльги. Впрочем, девчонка поспешила тут же спрятать его под ресницами, качаясь рядом в паре с общежитским слесарем.

«Следит, значит, не забыла», – торжествующе взметнулась мысль.

По окончании дискотеки молодёжь гурьбой двинулась к общаге. У крыльца их поджидал магнитофон, услужливо предоставленный кем-то для продолжения веселья. Тёплая погода располагала, идти домой никому не хотелось. Эля уже отдала дань уважения почти всем присутствующим, когда её пригласил пьяный приятель Рины. Коста хохмил, как-то сумел развеселить девушку. Олег сидел с Ветой на ступенях крыльца, наблюдал. Помня ревнивый взгляд Эльги, решил удостовериться в чувствах Птахи, напоказ начал целовать Вете руки – ранее до такого не додумывался никогда. Та смутилась, принялась вырываться. Эльга же, равнодушно скользнув взглядом по лицам, неожиданно громко рассмеялась очередной шутке Косты. Серёгин не выдержал, забыв об осторожности, запустил оскорбительной репликой о намечающемся соперничестве соседок. Коста нахально ухмыльнулся, спросив у Эли, как та терпит Олега. Щёки москвички возмущённо заалели, слова ранили, оскорбляли.

Девушка выстояла, пожав плечами, меланхолично изрекла:

– Мне никакого дела нет! Пусть болтает, если легче становится.

Слова, тон резанули парня крепко. Вот как получается! Нет никакого дела до него? С досады отвернулся, Эльги след и простыл. В номере осенило: она ревнует, не отмолчалась, ответила колко – значит, небезразличен. Плевать тогда на условности. Он пойдёт к гордячке, всё выяснит – так дальше продолжаться не может.

После отъезда Рины поток визитёров к Эле удвоился. Учитывая обстоятельства, Олег явился среди недели, когда никого поблизости не оказалось. Кратко постучав, вошёл в девичий номер. Она читала в кресле, повернувшись лицом к окну. Вырез платья частично оголял спину. Не сдержав искушения, молча подошёл сзади, с наслаждением провёл руками по краю выреза.

Стояла жара, но кожа Эльги поразила приятной прохладой, ответная дрожь желания исходила от хрупкого тела. Девушка подняла ресницы, глаза засияли изумрудными звёздами, будто не замутнённая ничем радость плескалась в глубине зрачков.

– Приду сегодня ночью! – ободрённый этим светом, с ходу заявил он, замерев в ожидании приговора с трепетом в сердце.

– Нет!

Восторг померк во взгляде Эли. Она отвела руки, больше не позволив дотронуться до себя.

– Уходи. Собралась в кино с соседкой, – добавила с вызовом.

– Ты говоришь «уходи» так, будто просишь остаться, – потерянно улыбнулся Олег, а потом отчаянно выпалил: – Знаешь, как сказать, я ведь не совсем свободен. У меня пунктирная свобода там, на первом этаже. Даже хуже – штрихпунктирная. Понимаешь?

Эльга грустно опустила голову. У него захолонуло сердце от ощущения причинённой боли, но он обязался сам сказать это ещё тогда. Эля понимала ситуацию, признавать не хотела. Тряхнув упрямо выбившимися из пучка прядками русых волос, взглянула исподлобья.

– Не понимаю, о чём ты. Какая-то штрихпунктирная свобода. Бред? Ну да ладно! Пошли. Мне в кино.

– Не очень—то ловко хитришь, – заметил Серёгин, потянулся, зафиксировал руку с ключами от комнаты в своей ладони, легко извлёк позвякивающую связку.

– Отдай! – потребовала Эльга.

– Придёшь – отдам!

– Ну хорошо, – легко, без сопротивления согласилась девушка. – Только запри, как надумаешь уходить. – И выскользнула наружу.

Олег не понимал ни себя, ни её. С тоской глядя на закрывающуюся за ней дверь, вертел ключики в руках. Зачем они теперь? Серёгин задерживал девушку, чтоб та не убежала, а она не хочет оставаться наедине, боится. Было бы идеально поговорить сейчас обо всём, прояснить обстоятельства, любоваться светом её глаз и целовать, целовать, целовать. Ушла водой сквозь пальцы. Что теперь, здесь с ключами дожидаться? Можно засветиться, вновь придётся терпеть унижение. Эля променяла его на другого! Ну уж нет! Такое не повторится! Тихо выйдя из комнаты, запер номер. Планы рухнули, она их разрушила.

Безучастно бредя по коридору, наткнулся на Милку – подругу, соседку и землячку Веты, отрешённо сунул ключи в руку женщины, попросив:

– Слушай! Передай Эльге. Она в кино пошла. Так вышло. – Не вдаваясь в подробности, направился к Вете.

Ему стало всё равно, где быть, с кем, лишь бы не в кино, где она, недоступная, сидит совсем рядом. На душе скребли кошки.

Мила успела донести Ветке о нежеланном визите, пока он заскочил к себе в номер по пути. Вета устроила разнос. Ну что мог сделать Серёгин, когда к Эле тянуло магнитом. Олег равнодушно отмалчивался в ответ на нападки, думая об Эльге. Необходим один лишь знак; если нужен Птахе, тогда верным псом у ног будет лежать, не отойдёт. Она избегает его, следовательно, стоит с ней заканчивать. Он перетерпит, постарается не видеться, всё само собой пройдёт. Эля сегодня ясно сказала «нет», значит, чувства ушли без возврата.

Серёгин честно пытался избегать с ней встреч. Дни мучительно тянулись.

14. Она. Противостояние

Первая дискотека после возвращения Веты запомнилась Эльге тянущим чувством обидной несправедливости, когда увидела Олега, идущего рядом с возвратившейся отпускницей. Но парень по привычке во время парных композиций подпирал колонну, отжигая только в вихре быстрого ритма. С приездом его пассии бойкот для Эльги автоматически отменили, от приглашений не было отбоя. Девчонку же интересовала только одна конкретная пара. Долгие безуспешные попытки Веты вытянуть Серёгина на медляк, его вынужденное, неохотное согласие на один тур немного подняли настроение, но вызывали растерянное недоумение: «Он хотел, чтоб я так же уговаривала соизволить снизойти до меня в прошлый раз?»

Когда дискотека продолжилась около крыльца общаги, кружащейся с очередным партнёром Эле нестерпимо хотелось иных объятий, каждой клеточкой спины она чувствовала жар глаз Серёгина. В тот тёплый вечер девчонка испытывала невыносимо тоскливую вину от неуместного жгучего желания танцевать именно с ним. Девушку ошарашили провокационные шпильки Кузнечика, нацеленные в неё, едкие реплики пугали. Она ускользнула незаметно, избегая нежелательного разочарования.

После отъезда соседки Эльга сначала чувствовала себя неуютно в одиночестве большой комнаты, позже вошла во вкус. Парни опять потянулись с визитами к москвичке, предлагали составить компанию, разогнать тоску. Приходилось включать фантазию, отшучиваться, даже бесцеремонно выставлять вон. С Олегом дело обстояло труднее. Он тоже как-то заскочил мимоходом. Её тело не подчинялось разуму в присутствии этого парня, кожа покрывалась мурашками, сердце плясало в груди. Радость встречи с бывшим партнёром, осознание, что присутствие Веты не остудило, не остановило, переполняло ликованием, мерещилась надежда на несбыточное.

«Надо держать себя в руках, не поддаваться порывам странного притяжения. У него другая! Я не стану развлечением в руках обманщика. Нельзя сдаваться! Необходимо быть равнодушной!» – внушала себе девушка, но, не выдержав, подняла глаза.

От их зрительного контакта разлетелись искры. Эля увидела во встречном взгляде тоскливую неуёмную страсть. Захотелось прижать голову Олега к груди, гладить волосы, лаской успокаивая боль. Неожиданный вопрос о ночи интима чуть не сбил с ног, перечеркнув наивные мечты: «Выходит, так и осталась утехой, временной куклой? Наверно, какие-то осложнения с подругой».

Эйфория радости куда-то утекала. Как бы девчонке ни хотелось поцелуев да ласковых рук, тянущихся к ней, в отрицании мотала головой, а потом чуть ли не бежала от признаний про утаённую, сокрытую им длинноносую Вету. Да, глупенькая простушка повелась, доверилась, позволила чувствам взять верх. Что уж теперь? Эля ощутила грязь, её испачкали – парень пришёл за дешёвым развлечением, к дешёвой женщине! Девушка же имела твёрдое убеждение, не позволяющее делить своего любимого с кем-то, смиряться с тем, чтоб ею делились. Докладов об этом не делала – знать такое посторонним неинтересно, поэтому отмахнулась от объяснений, изобразив беззаботное невнимание, предпочла исчезнуть, бежать, пока имела силы сопротивляться харизме молодого человека. Спасаясь, беглянка в испуге даже ключи оставила.

Разочарование, грусть, плескавшиеся в знакомых до боли глазах, молили о пощаде, но оставаться рядом больше не могла, боялась вспыхнуть, не выдержать, лишиться силы воли, не посметь уйти. Быть временным утешением – не её дорога. Он необходим весь, без остатка, дабы стать для него путеводной звездой, несущей счастье, чтоб только двое, никаких штрихпунктиров, а если так невозможно, то лучше вообще никак.

Ключи от комнаты получила обратно после кинофильма, гость передал через Милку. Не хотелось задумываться, зачем Олег раскрылся, как оправдался перед длинноносой, но ревностью затопило разум: «У той сидит – так, получается?! Меня не хочет видеть! Вета постаралась, сама дала требуемое. Даже ключи через соседку передал. Утруждаться, объясняться не входило в планы. Значит, теперь всё! Серёгин с Веталиной. Со мной же у него не штрихпунктир, а точка. Ну ладно, быть по сему! Проживу без него. Как-то раньше могла ведь!»

Ложась в одинокую постель, Эля не могла унять слёз бессилия, беспросветного отчаяния.

«Если чувство, что вызывает во мне Кузнечик, есть любовь, – размышляла девушка, вытирая намокшие глаза, щёки полотенцем, – то почему тогда погибаю от боли, тону в море слёз? Где же солнце, свет, тепло, радость, ощущение полёта? Не может называться это любовью, слишком солоно!»

15. Она. Надлом

Воскресенье пролетело безлико. Эльге казалось, что все про неё забыли. С соседкой сговорились пойти на вечерний киносеанс в клуб. В свободное время занялась уборкой. Почти сладив со всеми делами, услышала стук в дверь. Отвела со лба прилипшие волосы, распахнула створку. Она знала – не Олег, его оригинальный перестук невозможно повторить.

Коста неуверенно переступил через порог. Эля не сразу определила степень изрядного опьянения гостя. Большие мутные глаза тяжело смотрели ей в лицо. Зная, что это один из мужчин соседки, отошла, пропуская гостя вглубь комнаты.

– Рина в отпуске. Ты не в курсе, не сообщила разве? – спросила хозяйка, прополаскивая тряпку в ведре.

Он молчал. Эльга оглянулась, с удивлением посмотрев на вошедшего.

– Я не к Рине. Я к тебе в гости пришёл. – Хриплый голос заставил поёжиться.

– Некстати. Но проходи! Помощь нужна? – Эля расставляла по местам освободившийся инвентарь.

Надо бы избавиться от непрошеного визитёра, но гнать невежливо – вдруг у соседки проблемы возникнут из-за проявленной нелюбезности. Разобравшись с уборкой, предложила чаю. Они сидели за столом, от кружек со свежезаваренным напитком распространялся аромат мяты. Коста легко увлёк её разговором, мастерски забалтывая россыпью анекдотов, шутками, забавными случаями из жизни, рассмешил до слёз. Незаметно, совсем естественно мужчина притиснулся ближе, втянув носом запах волос. Стало неуютно и тревожно, девушка попыталась дистанцироваться, гость мгновенно перехватил за локоть.

– Хочешь, погадаю? Умею по руке, по глазам тоже. Ух! Таких глаз, как у тебя, видеть не приходилось, и волосы пахнут умопомрачительно.

Собеседник притянул хозяйку к себе, дохнув в лицо перегаром. Эльгу передёрнуло от омерзения.

– Коста, ты пьян! Мне в клуб надо. Уходи!

– Ну, совсем чуть-чуть пьян.

Рывком обхватив ладонями её голову, прижался к губам. Это оказалось ещё омерзительней, чем с отчимом, – до тошноты. Эля пыталась вырваться, безуспешно колотя руками по твёрдым плечам, отталкивала со всей силы. Мужик мощью походил на быка, сопротивление его раззадорило, возбудило сильнее, мокрые губы слюнявили лицо, шею, спускаясь к груди. Эльга взывала к разуму, увещевала, уговаривала, просила – ничего не помогало.

Подхватив её на руки, Коста пересел на кресло, но, передумав, вскочил, опустил сопротивляющуюся жертву на кровать, задрал подол, грубо исследуя бёдра, ягодицы, снизу добрался до груди, сжав до боли в ладонях. Ожогами горели отвратные поцелуи.

– Пусти! Закричу! – рванулась Эля, чувствуя себя загнанной ланью.

Молодчик опять закрыл кривящийся рот губами, удерживая одной рукой тонкие запястья, другой сдёрнул с тела юбку, трусики. Оторвавшись от губ, довольный своей находчивостью, изрёк:

– Ну вот! Теперь кричи!

В сознании угодливо развернулась ужасающе позорная картинка, где на призывный крик сбегается общага, все эти мужланы, которые сами клянчили любви, благосклонности, близости, насмехаются, рассматривая маслянистыми глазами растерзанную обнажённую фигурку. Олег тоже, конечно, увидит её жалкое унижение; наверное, сначала пожалеет, потом с презрением отвернётся.

О! Она знала нравы закрытых войсковых частей! Никто разбираться не станет. На пару с Костой отправят в Союз, никогда ей более не увидеть милого сердцу Кузнечика. Опять придётся изнывать от безысходности в руках истеричной мамаши, слушая бесконечный, надрывный трёп по телефону о шалаве дочери, которую попёрли из Германии за непотребное поведение. А потом маменькин прихвостень, её женишок, потащит девушку в ЗАГС из милости, чтоб всю жизнь бахвалиться благородством да попрекать. Нет, не выйдет!

Может ещё Олег в драку ввязаться, тогда и его попрут раньше срока, он её тогда возненавидит. Даже если всё замнут, всё сойдёт всем с рук, Эля останется опозоренной, не посмеет поднять голову, взглянуть в глаза свидетелям своего позорища, ни обелиться, ни отмыться никогда не сможет. Девушка не видела выхода.

Коста наседал, глаза горели похотью, вожделенно оглядывая нагое тело, мокрые губы дрожали от возбуждения.

– Ну же! Что же не кричишь? Кричи!

– Пусти, Коста, пусти! Я девственна, – выдавила Эльга.

– Спокойно! Сейчас проверим! Не переживай, не зверь, чай, прорывать не буду. Мне нужна твоя грудь, нужна ты. Вся ты! Неужели не замечала, как действуешь на меня?! Тихо! Будешь послушной – больно не сделаю, – бормотал мужчина, расстёгивая штаны, прижимая несчастную к матрасу.

– Господи, только бы никто не вошёл, – прошептала Эля, теряя силы…

– Поздравляю! Ты теперь женщина! Прости, не сдержался, больно сладкая, – усмехаясь, отчитался насильник, когда всё закончилось.

Эльга почти ничего не почувствовала – ни боли, ни удовольствия, ни стыда, только отвращение; с ней обошлись как с безгласным животным – отымели при незапертых дверях. Коста выпустил фигурку из своих медвежьих объятий, встал, оправил одежду, разглядывая растерзанное, жалкое тело лежащей в оцепенении девчонки. Вдруг та ожила, встрепенулась птицей, рванулась к столу, надевая на ходу юбку, поправляя топ. Вытащив аптечку, сходу засунула какую-то таблетку в рот, на кухне запила водой. Мужик присел на кровать, заинтересованно наблюдая за суетой растрёпанного воробышка – гордая королева внезапно исчезла.

– Что мечешься?

– От тебя детей не хочу! – выпалила молодуха.

– Детей не будет. Чернобыль за плечами. Облучён.

– Плевать. Не хочу всё равно!

– А я хочу! – чуть не закричал он, ощутив страстное желание иметь ребёнка именно от этой женщины. – Ты у меня вторая, всего вторая девушка за всю жизнь. Остальные шлюхи, пробу некуда ставить.

Строптивица с ненавистью взглянула в сторону говорившего, вложив в свой взгляд столько презрения, что Коста поторопился неуклюже подняться да убраться восвояси. Она бросилась следом, заперла дверь. Способность думать, анализировать возвращалась. Эльга привела себя в порядок, глянула в зеркало.

«Ну, вроде ничего не изменилось. Я та же! Никто ничего не узнает. Из-за такого ублюдка не стоит страдать! Не дождётся!» – уговаривала она себя, накладывая грим на раскрасневшееся лицо.

Потом грустно подумала, что, видно, изнасилование проходит у неё по судьбе. Три раза ей удавалось увёртываться, удерживаться на краю. После учёбы в вечернем институте домой вынужденно возвращалась затемно. Первый раз удалось освободиться, мягко высмеяв зарвавшегося паренька; тот пришёл в чувство, он был совсем незрелый пацан, извинялся потом. Второй и третий раз на помощь пришли терпение, ласковое увещевание да прохожие. Главное было – оставаться на тропинке, дождаться реальной помощи, какого-нибудь взрослого, сильного мужчину. С трудом, но удалось вывернуться. Третий раз сильно ударил по психике. Минут тридцать сдерживала свински пьяного, распоясавшегося самца разговорами, лестью, пока не дождалась подмоги. Тот был красив, искренне не понимал, отчего она сопротивляется. Женщин, стариков, детей до поры до времени не тревожила, чем успокаивала парня, смягчая обстановку. Москва – сложный город!

«Что ж вся пьянь на меня лезет? Сегодня, видимо, не мой день, но надо жить. Что, в сущности, произошло? Мне двадцать семь лет, девственность начала тяготить. Сказать кому – не поверят, что в таком возрасте ещё дожидаюсь своего Грея. Олег не поверил».

Ни слёз, ни жалости к себе Эльга не испытывала. Только омерзение.

«Самой хотелось бы распорядиться нетронутостью, отдать по своей воле тому, кто вызвал романтические чувства. Однако у Олега Вета, парень совсем позабыл происходившее с нами безумие, нет мне места в его жизни. Он никогда теперь не поверит, насколько чиста была глупая москвичка в ту единственную нашу ночь, про первый поцелуй не поверит. Видно, так суждено, зато этот сдерживающий фактор теперь окончательно исчезнет из моей жизни».

Закончив с макияжем, спокойной, безучастной барышней вышла из комнаты, кликнула подружку. Под ручку, весело переговариваясь, приятельницы двинули к клубу. Коста стоял на крыльце, с изумлением провожая взглядом удаляющиеся фигурки. Не верилось, что гордячка полчаса назад несчастной, растрёпанной птицей лежала под ним. Будто ничего не случилось, скользнула равнодушно-холодным взглядом, в лице ничего не дрогнуло. Он не привык к безразличию. Бабы сами вешаются на него, и эта будет скоро в лицо заглядывать.

Следующий день оказался очень напряжённым для Эли на работе. Она принимала, отпускала, пересчитывала, регистрировала большое поступление товара. Домой вернулась вымотанная, заперлась, приготовила нехитрый ужин. Вышла на пять минут в дамскую комнату. Когда вернулась, чья—то нога не дала закрыть дверь.

Коста ввалился, оттеснив хрупкую фигурку вглубь, прижал створку спиной. Он виновато смотрел ей в лицо, пытаясь вызвать ответный взгляд. Эльга отводила глаза. Покаянно опустив кудлатую башку, в которой явственно проступало нечто бычье, принялся просить прощение, говорить комплименты, осыпать возвышенными эпитетами. Потом вдруг разразился тирадой, что, если б мадмуазель сама не захотела, ничего бы не случилось, только боязнь сдерживала трусиху, а так всё свершилось по обоюдному согласию. На возражения не хватало ни сил, ни желания, лишь устало усмехнулась в ответ.

– Ну ты же хотела меня! И сейчас хочешь! – настаивал Коста.

– Нет. Тебя никогда не хотела, – вяло отмахнулась Эля.

– А кого хотела? – настороженно, злобно буравил её голодными глазами насильник.

– Никого! – с вызовом выдохнула новенькая. Какое ему дело до души, когда тот домогался тела?

Ответ взорвал Косту. Заломив руки, тот мерзко впился поцелуем в губы.

– Не надо! Ещё не поджило. Больно будет!

Сил сопротивляться бугаю не осталось. «Всё равно наследил, испоганил меня», – обречённо пронеслось в голове. Один страх позора да огласки тревожил растоптанную душу

– Закрой хотя бы дверь на ключ, – умоляюще прошептала Эльга.

– Вот чего ты боишься! – усмехнулся мужик, но, исполняя просьбу, повернул ключ, потащил к кровати.

Эля чувствовала себя грязной дешёвкой, бездушной игрушкой чужой похоти. Не раздеваясь, мужчина нагнул пленницу головой в подушку, задрал подол, освободил от белья, тяжело дыша, быстро, унизительно отымел. Апатия накрыла бедняжку с головой. Как неживая, перетерпела соитие. Освободившись от железных пальцев, будто очнулась, где-то в глубине неожиданно вызрел сильнейший протест против происходящего с ней.

– Выпьем чаю? Имеется отличная заварка, не чета твоей. Подсластить тоже чем найдётся. Давай схожу! – примирительно предложил обидчик.

Подняв на него глаза, Эльга твёрдо произнесла:

– Конец, Коста. Натешился? Больше сюда не ходи! Ты жену вызвал. Тут любовные треугольники со сценами ревности никого не заводят! Даже не суйся! Не пущу!

Он пробовал ей что-то доказывать, сбивчиво убеждал, но она, чётко выговаривая, припечатала:

– Будешь настаивать – найду способ нейтрализовать, до конца пойду.

– Ну хорошо, успокойся, – смешался молодчик. – Давай ставь чайник! Заварку принесу да конфеты, потом всё спокойно обсудим.

Мужчина вышел за дверь, девушка тотчас повернула ключ, выключила свет, бросившись на постель, отвернулась к стене. Больше сил на сегодня не осталось. Только вялый стон сорвался с бледных губ:

– Эх, Олежка! Хотелось отдать всё тебе, как обещала в первую ночь. Но твоя Вета, твоё враньё… Другому досталась моя чистота. Упустил! Зря тогда не верил. Не судьба, видно, милый Олежка.

Всю следующую неделю Эльга носила маску холодной безучастности. Это помогало восстановиться, вновь обрести самоуважение. Коста больше не приходил, хотя постоянно Эля ощущала ожидающий, горящий надеждой взгляд затаившегося бугая. Девушка вычеркнула подлеца из числа объектов, заслуживающих хоть какого-то внимания. Через неделю тот отбыл в отпуск в свою Одессу.

Рина же вернулась с отдыха, доставив приветы из Москвы. В комнате стало сразу шумно, как-то тесно. Осенние дни, как листья календаря, таяли в тусклой повседневной суете. Соседке пришлось рассказать об инциденте, та сообщила, поджав губы, что с ней ухажёр поступил так же, прежде чем стать постоянным.

– Что будешь делать? – спросила у Эльги.

– Да ничего, пожалуй. Просто больше не пущу.

– Он упрямый, сильный!

– Я не останусь его шлюхой! – почти злобно выкрикнула Эля. – Лягу с любым, только не с ним. С любым, кто первым попросит, а таких хватает.

– С любым? – Глаза напарницы загорелись насмешкой.

– Нет, не с любым, – подумав, поправилась Эльга. Решение пришло неожиданно, но показалось таким естественным, как само собой разумеющееся, будто об этом всегда знала. – С Серёгиным, только с ним буду.

– Ну ты разбежалась! Он же у Веты постоянно околачивается.

– Сейчас у Веты – завтра будет со мной! – Уверенность в её голосе поражала. – Мне Вета не соперница!

– Да уж, а кто здесь тебе соперница… Лучше не вмешиваться, – пробурчала Рина, поспешно удаляясь в свой угол.