Literary Yandere
Шелк и кровь. Королева гончих
Глава восьмая. Конец
Вот дама. Взглянешь – добродетель, лед,
Сказать двусмысленности не позволит.
И так все женщины наперечет:
Наполовину – как бы божьи твари,
Наполовину же – потемки, ад,
Кентавры, серный пламень преисподней,
Ожоги, немощь, пагуба, конец!
Уильям Шекспир, «Король Лир»
Впервые в жизни Лавчайлд чувствовала себя оскверненной. Секс всегда был для нее только работой, она отдавалась омерзительным мужчинам – некрасивым, старым, глупым и подлым. И Квинну. Но Бен казался ей мерзким. От воспоминаний о сексе с ним Лавчайлд мутило. Словно ее, как японскую мультяшку, трахнул инопланетный осьминог.
Ничего страшного, уговаривала она себя, твое тело – только инструмент. Так воспользуйся им, как следует. Сделай вид, что влюблена в Бена, что готова ради него на все… На все.
А ноющий палец на ноге отвечал ей: а ты сможешь ли?
И разум подсказывал, что не стоит спешить, лучше выждать еще немного, дождаться, пока план дозреет в мозгу, устранятся все риски провала. Но Лавчайлд не была уверена, что выдержит еще хотя бы неделю. Ночами, когда в темноте ее не могли видеть, она садилась на постели и тряслась в ужасе, успокаиваясь только тогда, когда ее ладонь касалась спрятанных под подушкой таблеток обезболивающего.
Ее билет на волю. Крохи надежды.
«Я еще молода, но уже не так свежа, как хотелось бы, и заточение без света меня лучше не сделало. А вода даст мне эту иллюзию.»
Бен сел на корточки у бортика и впился глазами в рассекающую водную гладь фигурку. Лавчайлд рассчитывала именно на это. У нее во рту таяли, смешиваясь со слюной, таблетки обезболивающего, запах тела растворялся в воде. Если пройдет достаточное количество времени, она знала, весь бассейн станет пахнуть, как она. Мощная ловушка. Конечно, ни один план не мог быть идеальным, но стоило попробовать.
Лавчайлд вынырнула из голубой глади и замерла у бортика, забросив на него локоть. Она молчала, но ее глаза приглашали Бена. И Лавчайлд знала, что, несмотря на запреты начальниц (а ему сделали выговор – если не можешь быть с пленницей нежен, не трогай ее), он не устоит. И впрямь – голова охранника дернулась, но он даже не обернулся, чтобы удостовериться, что их никто не застукает. Просто молниеносно разделся и нырнул к ней.
Фатальная ошибка.
Обычно Лавчайлд использовала химию, чтобы усилить свой природный чарующий запах, но она и от природы действительно сумасводяще пахла… Да и химические элементы, въевшиеся в кожу, не успели выветриться до конца за краткий срок ее заключения.
Получив охранника в кольцо своих рук, Лавчайлд впилась в губы Бена и они опустились на дно. Он сжал ее в объятьях… пока не почувствовал, что ему не хватает воздуха. Они всплыли на мгновение – ровно на то время, чтобы сделать краткий вдох.
Вода кружила их, свивающихся в объятиях, и Лавчайлд не отрывала своего рта от губ Бена, пока не поняла, что его хватка слабеет, а зубы устали от укусов. А потом Лавчайлд, оставаясь на плаву, надавила ладонями на плечи Бена, опуская его под воду… Он не сопротивлялся. Пузырики воздуха выходили из его точеного носа, из-за идеальных сочных губ, но мужчина не чувствовал, что еще нуждается в дыхании. Он улыбался, медленно моргая, и обожающе смотрел на свою Далилу. Так – с миром на лице – он и опустился на дно, когда дух покинул его тело. А Лавчайлд выбралась на кафель, показавшийся ей холодней, чем обычно. И ее стошнило. Желчь из пустого желудка обожгла раненые губы.
Потом девушка умылась и оделась. На несколько секунд замерла, опершись на раковину и глядя на себя в зеркало. Внутри у Ребекки все сжималось и перекручивалось. Страх неудачи.
– Давно тебя не было, – мрачно пробормотала Лавчайлд. Она сама удивилась, откуда взялось это волнение, глупое и устаревшее. Девушка ухмыльнулась, когда почувствовала, что из рук исчезает дрожь, сердце замирает еще сильней – но не в панике, а от предвкушения.
Ребекка взяла большой кусок мыла и, размахнувшись, ударила им в зеркало. Осколки брызнули на пол и в раковину. Лавчайлд прижала к одному из них, тому, что поострей, мыло и надавила, чтобы получилось своеобразное оружие с безопасной рукоятью. Потом девушка включила воду и вышла из ванной.
Лавчайлд испытывала небывалое воодушевление, от страха не осталось и следа. Впервые – здесь, в заточении – она вновь ощущала себя неотразимой, неостановимой и уверенной в себе.
Впервые она шла по коридорам убежища трех психопаток без закрученных за спину рук, без втыкающегося в затылок свистящего дыхания Бена. И вдруг бункер показался Лавчайлд жалким, игрушечным: любовник миз Брук посмеялся над ней, а она построила карточный домик, чтобы спрятать в нем свои страхи.
Какая наивность.
Текуче, словно позаимствовав пластику у воды, в которой только что была, Ребекка просочилась в лабораторию. Перед нею колыхалась дебелая спина Мишель, обтянутая дешевым искусственным шелком блузки.
– Привет, – промурлыкала Лавчайлд. Когда Мишель обернулась, Ребекка полоснула ее лезвием по горлу. Блондинка хрипнула и повалилась на пол. Лавчайлд поежилась: она уже отвыкла от такой жестокости. Тем паче, творимой ее собственными руками.
Ребекка бросила осколок и мыло в раковину, включила воду, подошла к лабораторному столу и, не обращая внимания на труп под ногами, начала готовить какой-то… яд?
Она не стала бы использовать столь сильные выражения. О нет.
Лавчайлд рассказывала своим пленительницам рецепты духов, которые якобы использовала, и постаралась перечислить все рецепты, в состав которых входили бы нужные ей ингредиенты. Чтобы теперь, взяв щепотку одного, каплю другого, можно было сделать нужное зелье. В то же время Ребекка не расстроилась бы, если бы не получила всего необходимого: она собиралась пойти на акт милосердия, который жестокие женщины, собиравшиеся ее растерзать, вряд ли заслуживали. Кроме, быть может, одной.
Затем Лавчайлд спрятала флакончик между грудей и начала исследовать лабораторию на предмет того, что могло бы пригодиться в качестве оружия самообороны. Например, целый чан кислоты, стоявший в углу. Ребекка подумала, что даже не хочет думать, для чего он предназначен – уж не для нее ли? Не таким ли образом собирались сделать ее труп неопознаваемым?.. Покачав головой, девушка выкатила чан на середину помещения и, с помощью железных «вил» сняла крышку. И тут ее окликнула миз Брук.
– Что ты здесь делаешь? – запинаясь, произнесла она. От страха у женщины начал пропадать голос. – Я сейчас вызову охрану.
Лавчайлд подбоченилась и улыбнулась.
– Здесь нет охраны. Больше нет. Бен мертв. Мишель, как видишь, тоже покинула наш мир. Но Аманда будет жить, не беспокойся, – Лавчайлд медленно приближалась к миз Брук, неотвратимая, суровая, как лавина. – Однако тебя, прости, пощадить не могу. Нет пощады той, намеревалась попользоваться мною, а потом убить.
Ребекка навалилась на противницу, как медведица. Миз Брук от ужаса совершенно онемела и одеревенела, ее руки уперлись в плечи Лавчайлд, но почти мгновенно обмякли, и Ребекка, словно паучиха, поволокла жертву к чану. Схватила за волосы, ткнула в едкую жидкость почти самым лицом.
– Нет! – прохрипела миз Брук, и Лавчайлд даже пожалела, что женщина не кричит. Какой-то частью своей души ей хотелось, чтобы Аманда услышала, прибежала и увидела, как ее мать падает в чан с кислотой.
– Знаешь, что это? – злобно прошипела Лавчайлд, чувствуя, как по ее телу растекается сладость вершащейся мести. Еще одно полузабытое чувство. – Кислота, а также змеиный яд и желудочный сок венериной мухоловки. Вы сами достали это для меня.
Ребекка втолкнула миз Брук в чан.
– Ах да, забыла сказать. Так проявляется мое милосердие. В обмен за еду и платье. Ты переваришься быстро.
Миз Брук глухо застонала, так что ее голос едва оказался слышен. Какая-то часть ее разума еще пыталась быть рациональной, командуя: нельзя, чтобы эта дрянь попала в рот! Но кислота все равно уже проникла внутрь через ноздри и уши. Миз Брук не чувствовала боли лишь потому, что ее мозг уже был поражен.
– Спасибо современным технологиям, верно?
Лавчайлд держала миз Брук за ноги, пока на бедре той не перестал чувствоваться пульс. Потом резко отпустила и отпрыгнула от чана, не желая видеть, во что превратился труп миз Брук. Глухие стуки, последовавшие за тем, звук капель и финальный влажный «шлеп» подтвердили, что да, мстительнице лучше не оборачиваться. Тело – то, что от него осталось – сползло с края чана и грудой лежало теперь на полу. Ребекке хватало и того, что она чувствовала. Если миз Брук (и ее муж) свыклись с тем, как омерзительно она пахла, то им следовало бы сравнить с той вонью, что миз Брук распространяла теперь. Даже для трупа это были поразительно мерзкие миазмы.
Несмотря на то, что третье убийство было гораздо более жестоким, чем первые два, Лавчайлд не чувствовала ни стыда, ни страха. Это была истинная месть – чистая настолько, что почти равная искусству.
А потом настал черед последней из тройки гарпий.
Аманда принимала душ. Когда она вытерлась насухо махровым полотенцем и надела платье, то увидела позади себя Лавчайлд – смутное отражение в запотевшем зеркале. Неподвижное и безмолвное пятно в мутном стекле. Девушка обернулась, предчувствуя беду, но Ребекка не шелохнулась, когда их взгляды встретились.
– Ты хочешь меня убить? – срывающимся голосом пролепетала Аманда. Как и мать, она до смерти испугалась и потеряла волю к сопротивлению.
– Нет. Ты была ко мне добра. И я к тебе буду, – с мрачным лицом пообещала Лавчайлд. А потом ударила Аманду сначала под дых, а потом по лицу, так что девушка рухнула на мокрый кафель без чувств. Из носа у нее потекла кровь.
«Ерунда, переживет.»
Лавчайлд подхватила Аманду под мышки и поволокла наружу. На выходе все оказалось гораздо проще, чем она предполагала: дверь бункера не замыкалась на какой-то хитроумный замок, не требовала проверки сетчатки глаза или отпечатков пальцев. Ребекка отперла дверь найденным в вещах Аманды ключом и на несколько мгновений замерла, с наслаждением вдыхая воздух свободы… Но пока было нельзя со всех ног проситься прочь. Девушка, не особенно миндальничая, вытащила Аманду на траву, присела на корточки перед нею и достала из лифчика флакон. Провела рукой по волосам обморочной бедняжки.
Бедная, милая Аманда, единственная, кто проявил дружелюбие к пленнице! Ребекка улыбнулась, глядя на распростертую у ее ног девушку с разбитым носом. Ровно в той же степени, в какой была добра Аманда, Лавчайлд готова сама проявить к ней милосердие. Ребекка села на корточки, повертела в повлажневших пальцах пипетку.
– Прости, крошка, тебе больше не учить стихов и не цитировать Шекспира наизусть. Но лоботомия была бы для тебя большей трагедией, уж поверь.
Три янтарные капли втекли в ухо девушки.
Лавчайлд вернулась внутрь еще раз – включила воду в бассейне, заблокировав слив, и уже после этого покинула бункер. Девушка пошла по дороге, спотыкаясь, с удовольствием вдыхая чистый воздух вперемешку с пылью. Она знала, куда придет. Эта дорога вела к трущобам.
Эпилог
И чем же все закончилось? Лавчайлд прошла через трущобы и вернулась в город. Она вызвала полицию и медицинскую службу из дома Макса, старого друга. Аманду нашли возле бункера. Девушка полностью потеряла память и несколько тронулась рассудком. Ее признали невменяемой, но виновной в смерти брата, матери и подруги. По решению суда она оказалась помещена в психиатрическую лечебницу.
Макс не потерял связи с Лавчайлд и вскоре перебрался в город. Он до сих пор занят полулегальным бизнесом, довольно богат и счастливо женат. С Лавчайлд их связывают исключительно деловые отношения.
Квинн не смог забыть Лавчайлд, развелся с женой и потихоньку спивается, разбазаривая все имеющиеся деньги. Порой его навещает Саммерс. Они кое-как влачат отношения, без обязательств занимаются сексом. Квинн так и не задумался о своих ошибках.
Лавчайлд немного изменила внешность и полностью изменила запах. Она продолжает работать на уже известном ей поприще, подобно Мате Хари. О прошлом она без труда – уже в который раз – забыла.
Гарольд Янг отказался от наследства в пользу брата. Свою девушку из снов – Лавчайлд – он так никогда и не нашел.
15 декабря 2012
