Лин Рина
Книжные хроники Анимант Крамб
В этой же комнате я нашла и большое количество деревянных пластин, каждая из которых была длиной с руку и шириной с тонкий ломтик колбасы, с двумя отверстиями в верхней части. На них также было написано название книги, автор, местоположение книги и ключевые слова о содержании. Но, к сожалению, я не совсем поняла, для чего они предназначались. Возможно, они имели отношение к упомянутой поисковой машине?
Еще здесь повсюду беспорядочно лежали поврежденные книги, и мне стало даже немного жаль их.
Я медленно просмотрела все пункты своего списка, нашла соответствующие рабочие места в библиотеке и потратила часы на то, чтобы разобраться во всем.
Время шло, и по стоящим часам в правом крыле между теологией и философией я видела, как быстро оно бежало.
Мне казалось, что работы совсем не убавилось. Возвращенные книги громоздились на нескольких стойках в вестибюле рядом с кафедрой, и, хотя я с легкостью их рассортировывала, чтобы Коди или Оскар отнесли их обратно в свои отделы, мне все же потребовалась целая вечность, потому что делала я это неуклюже.
Я не привыкла стоять на ногах так долго, ведь всю свою жизнь до этого дня проводила за чтением, устроившись на удобной мебели.
К полудню икры так сильно болели, что мне пришлось присесть на стул в читальном зале хотя бы на минуту. Ступни горели, лодыжки наверняка отекли, руки ныли, а мозгам требовался перерыв.
Ближе к обеду библиотека медленно начала пустеть, и студенты ставили на тележку те книги, которые им больше не понадобятся или которые они хотят взять.
Застонав, я снова встала на ноющие от боли ноги и стремительным шагом подошла к кафедре, где уже царил хаос. Коди и Оскар были заняты, пока другие раздраженные, уставшие студенты ждали, когда подойдет их очередь.
Я встала немного поодаль за высокую кафедру и выхватила книгу из рук блондина.
– Добрый день. Ваше имя? – спокойно спросила я, на что он удивленно моргнул.
– Хиггинс, – ответил он, и я открыла ящик с буквой Х, словно целый день ничего другого не делала. По крайней мере того, что было для меня простым.
– Чарльз или Джеймс? – спросила я, потому как нашла два читательских билета с одинаковой фамилией, и молодой человек засмеялся с блеском в зеленых глазах. – Чарльз. Джеймс мой двоюродный брат, – объяснил он, и я вытащила нужный билет. Взяла перьевую ручку из керамической кружки и быстро написала название книги в пустых строчках.
Я быстро взглянула на разные почерки на листке бумаги, большинство из которых были неразборчивыми. Только две последние записи хорошо читались, и я задумалась, Коди так хорошо писал или нет.
– Вы новенькая? – дружелюбно отметил мистер Хиггинс, в ответ я кивнула.
– Да, меня наняли только сегодня, – весело отозвалась я, и он снова засмеялся.
Как бы ни хотелось признаваться в этом, но все же некоторые мужчины в Лондоне, похоже, не так глупы, как в пригороде.
Я поставила печать и протянула ему книгу.
– До свидания, – вежливо попрощался он, поклонился и ушел с улыбкой на губах.
Следующий уже стоял в ожидании, и я увидела образовавшуюся очередь.
– Закари Бостик, – нетерпеливо произнес он свое имя, прежде чем я успела спросить его, и мне стало ясно, что нужно работать еще быстрее.
После того как библиотека наконец опустела, я принялась убираться за студентами. Разложила рассортированные книги по тележкам, взяла одну с собой в комнату, потому что в ней было несколько оторванных страниц, записала, какой у нее дефект, на небольшом листочке и положила его в книгу.
Тяжело вздохнув, я вытащила деревянный ящик, в котором лежало еще несколько поврежденных книг, и начала просматривать их одну за другой. Для каждой я написала небольшую записку и примерно через пятнадцать книг прокляла свою жизнь, которая пошла таким неудачным путем. У меня болела спина, еще сильнее болели руки, а ноги продолжали пульсировать даже после того, как я села.
Переломлен корешок, в конце вырвано несколько страниц, написала я, мечтая вернуться домой на чердак. Тогда бы у меня не болела спина.
Я снова положила книгу в ящик и потерла глаза.
Если сейчас вернусь домой, то мама будет раздражать меня и за чаем расскажет мне о трех молодых людях, которые могли бы стать подходящими кандидатами в мужья и которых она ни разу не видела.
Я закачу глаза, но мои ноги будут чувствовать себя превосходно.
Моргнув и стараясь больше не думать о доме, я обвела взглядом комнату и, к своему ужасу, обнаружила еще несколько деревянных ящиков.
Я услышала характерную мелодию Биг-Бена и прибавила еще час к своему рабочему дню. Пробило шесть часов вечера, и мои нервы были на исходе.
Желудок сводило от голода, ведь сегодня я еще ничего не ела. Руки налились свинцом, а голову удавалось держать только чистым усилием воли.
Я была подавлена. И уже настолько, что в последние несколько часов мне хотелось, чтобы мама просто вручила меня кому-нибудь, чтобы мне больше не приходилось стоять здесь и наводить порядок.
Не знаю, когда эту работу выполняли в последний раз, но похоже, что очень давно, раз накопилось столько всего.
Большинство поврежденных книг теперь были просмотрены, упакованы в ящики и связаны. Но это только поврежденные. Рядом стояли, по крайней мере, еще два ящика новых книг, ни один из которых никто до сих пор не удосужился разобрать и добавить издания в картотеку.
Не говоря уже о выписывании ключевых слов.
Я рассортировала возвращенные книги, походила между стеллажами в поисках потерянных книг, помогла, наверное, тридцати студентам в поисках определенных работ, и все мои пальцы были в чернильных пятнах.
Вздохнув, я потерла спину, закрыла за собой дверь комнаты и побрела по длинному коридору между стеллажами в читальный зал.
Здесь все еще сидело несколько студентов с горами литературы. Сегодня я столько времени провела с бумагами, что мои руки стали совсем сухими, и все же я мечтала очутиться в своем кресле и погрузиться в строки, которые будут принадлежать только мне.
Сегодня утром я еще возносила это место до небес, восторгалась атмосферой, царившей здесь. Но теперь, проработав целый день, уже не так воспринимала эту магию и чувствовала себя усталой и глупой.
– Вы все еще не ушли? – удивленно спросил меня кто-то, но я была слишком измотанной для того, чтобы испугаться.
Мистер Рид с книгой в руке удивленно поднял брови.
Он мало что сказал, но я сразу почувствовала, словно на меня напали. Он произнес эти слова так, словно ожидал, что я уже давно убежала.
– Конечно. Я весь день была здесь и работала, – язвительно возмутилась я, забыв про вежливый тон. В конце концов, этот мужчина не был вежлив, так что нет причин отвечать ему тем же.
– У вас обеденный перерыв с половины двенадцатого до часу, и вы можете идти домой в пять, – объяснил он, и я с удовольствием плюнула бы ему в этот момент в лицо.
– И вы говорите мне об этом только сейчас?! – ошеломленно произнесла я, когда мой гнев достиг такой степени, что уже не осталось сил его сдерживать.
– Я не видел вас полдня. Думал, что вы уже сбежали, – спокойно пояснил мистер Рид, словно не заметил мое возмущение.
– Я была в комнате и сортировала поврежденные книги. Которых, кстати, накопилось довольно много и которые вы можете отправить реставратору, – прошипела я, зная, что мое лицо уже должно быть бордовым и горячим от гнева, причиной которого являлся этот человек.
К счастью, мой корсет не был слишком туго зашнурован, иначе я наверняка начала бы задыхаться.
– Что? – Мистер Рид издал легкий смешок. – Это все, что вы успели за это время?
Он издевался надо мной, я видела это, чувствовала, наверное, даже ощущала запах издевательства и была готова расплакаться, но старательно сдерживалась.
И в этот момент мне стало совершенно ясно одно. Я ненавидела этого мужчину всем сердцем.
5
Глава пятая, в которой я остаюсь
Было ровно семь двадцать девять, когда я стояла перед закрытой дверью библиотеки Королевского университета. Утро выдалось холодным, еще холоднее, чем вчера, и я облачилась в более теплое пальто. Пальцы окоченели, хотя на мне были перчатки, и я судорожно вдохнула.
Если бы меня спросили, что сподвигло меня вновь вернуться сюда сегодня утром, я бы не смогла ответить.
Моего дяди не было дома, когда дворецкий, мистер Доллс, открыл мне дверь. Тетя Лиллиан сказала мне, что он, вероятно, вернется только завтра вечером, и про себя я назвала его трусом, ведь он попытался избежать столкновения с моим еще полыхающим гневом.
Мои ноги дрожали, когда тетя позвала меня на ужин, и я съела целую ножку ягненка, пять больших картофелин и два шоколадных пудинга со взбитыми сливками.
Она спросила, как обстоят дела с библиотекой, но я не ответила.
Полночи я беспокойно ворочалась на кровати, а оставшееся время мне снились плохие сны, и только в шесть утра я, наконец, проснулась, размышляя, что делать дальше.
Действительно ли я хочу сегодня попробовать еще раз?
Я могла бы просто остаться в кровати, сказать, что это все не для меня, и вернуться в провинциальное гнездышко. Или могла бы просто все бросить, а мистер Рид продолжил бы плохо обо мне думать. Но что я сделала, чтобы впечатлить человека, которому нравилось так нагружать своих подчиненных, что они буквально валились с ног?
Кроме того, дома об этом никто бы не узнал. Мои родители не распространялись о моем желании работать, и никто больше никогда не заговорит со мной об этом.
Кроме, возможно, моей матери.
В моей голове все это звучало фантастически, но я все-таки спустила ноги с кровати. Умылась, оделась и пошла на завтрак в столовую, где встретила тетю Лиллиан.
Она спросила, нет ли у меня сомнений, на что я лишь криво улыбнулась и попросила пальто потеплее.
Теперь я стояла здесь, замерев в нерешительности и ожидая, когда двери откроются.
По пути мне встретились всего несколько людей, и я согласилась с предубеждением, что студенческая жизнь начинается только после девяти утра.
Сквозь легкий туман проступила тонкая фигура. Большими шагами, высоко подняв воротник и накинув на шею толстый шарф, мистер Рид направлялся ко мне сквозь утреннюю дымку, устремив глаза в землю и мыслями находясь явно далеко отсюда.
Он свернул на дорогу к библиотеке, порылся в кармане пальто в поисках связки ключей, прежде чем поднять взгляд, и застыл как вкопанный.
– Доброе утро, мистер Рид, – произнесла я, стараясь быть вежливой. Я переминалась с ноги на ногу, чтобы хоть немного согреться. В конце концов, мне не хотелось выглядеть нервным суетливым ребенком.
Моя злость к этому человеку теперь угасла, и, хотя я все еще не переносила его на дух, было трудно ненавидеть его так же пылко, как днем раньше.
– Мисс Крамб, – удивленно вырвалось из его уст, как будто сегодня ночью меня украли летучие пираты и каким-то чудом я снова оказалась здесь, у дверей библиотеки. – Вы здесь, – продолжил он, и я решила обращаться с ним, как с мамой, делая вид, что не понимаю, о чем он.
– Уже половина восьмого. Где мне еще быть? – ответила я, придавая лицу отрешенное выражение.
Мистер Рид кивнул и пошел дальше. Пока он открывал дверь, ключи стучали друг о друга, а его взгляд внимательно изучал меня. Я старалась не смотреть на него и вместо этого с как можно более скучающим видом уставилась на дверь.
– Вы одна из шестерых, которые вернулись на следующий день, – вдруг сказал он.
Я лишь невозмутимо подняла брови, взглянув на него, хотя мне и хотелось громко фыркнуть. Ничего удивительного, что они не возвращались туда, где с ними так обращались.
– А сколько всего было? – спросила я, когда дверь открылась.
– Двадцать пять, – ответил мистер Рид и сделал рукой жест, приглашающий меня войти внутрь первой.
Я приподняла подолы юбок и поднялась по небольшой ступеньке в вестибюль. Это был первый вежливый жест от мистера Рида, и я была удивлена, потому что сомневалась в его вежливости.
Мне хотелось сказать ему, что нет ничего странного в том, что девятнадцать других не вернулись, но тут мистер Рид уже прошел мимо меня и большими шагами направился к лестнице, ближайшей к его кабинету.
– Идемте, мисс Крамб. Не притворяйтесь усталой! – крикнул он, и было странно слышать, как звук его голоса эхом разносится по круглому читальному залу. Несмотря на то, что, кроме нас, в библиотеке никого не было, повышение голоса здесь приравнивалось к осквернению церкви.
Я моргнула и с мыслями, что в будущем стоит сразу высказывать свое мнение, пошла так быстро, как подобает даме.
Поднявшись по лестнице, я прошла мимо двери в кабинет мистера Рида, за которой раздался звук падения чего-то тяжелого, а затем последовала громкая ругань, и поспешила снять пальто в соседней комнате.
Как только я вышла, передо мной уже стоял мистер Рид. На нем был темно-коричневый костюм и более светлый жилет поверх бежевой рубашки. Он определенно шел ему и подчеркивал темный цвет глаз.
– Вот, – сказал он, протягивая маленький шелковый мешочек. – Два шиллинга для разносчика, и ни пенни больше. Не дайте ему себя обмануть, – поручил он мне, и я взяла мешочек. Он был тяжелым, так что я положила его себе в карман юбки, из которого тем же движением вытащила блокнот и карандаш.
2 шиллинга, написала я рядом с пунктом о газетах и побежала за мистером Ридом, который уже шел к лестнице.
– Мистер Рид, один вопрос, – обратилась я как раз тогда, когда он ступил на первые несколько ступенек. Он повернулся на каблуках и пронзительно посмотрел на меня.
Странно было смотреть на него сверху вниз, но его, казалось, это не волновало.
Единственной его реакцией был нетерпеливый жест бровями.
– Где находится архив, и где там место для старых газет? – поинтересовалась я, и лицо мистера Рида почти не изменилось.
– Это два вопроса, – поучительно сказал он, и я поджала губы. Мое настроение, которое до сих пор было довольно нейтральным, начало ухудшаться.
– Моя ошибка, – призналась я, заставляя себя приподнять уголки губ, чтобы скрыть свои чувства.
Мистер Рид просто кивнул, отвернулся от меня и зашагал дальше.
– В западном крыле есть проход, ведущий к лестнице, – объяснил он, небрежно указывая направо через высокие двери. – Просто потратьте чуть-чуть времени и осмотритесь там. Кажется, вам на все нужно немного больше времени, – поглумился он надо мной и, даже не поворачиваясь ко мне, исчез в проходе. Я все еще стояла на верхней ступеньке лестницы, сжав кулаки так крепко, что смяла в руке блокнот.
Это была уже не просто грубость. Это было оскорблением, и я с удовольствием побежала бы за этим человеком и бросила ему что-нибудь вслед. Возможно, слова. Но лучше книгу или большой камень.
Вместо этого я заставила себя сделать глубокий вдох, разгладила края блокнота и, грациозно подняв голову вверх, спустилась по ступенькам.
Мистер Рид стоял возле лестницы у стеллажа, водил указательным пальцем по корешкам книг, а потом вытащил одну. Зажал ее под мышкой и начал искать следующую.
Я не остановилась, чтобы понаблюдать за ним, у меня было полно работы. И только потому, что это еще не стало для меня рутиной – а я обладала склонностью к основательности, – этому надменному человеку совсем не стоило высмеивать меня.
Подбежав к стойке с газетами, я вынула все ежедневные издания и потянула за завинчивающуюся крышку деревянных зажимов. Газеты были зажаты так крепко, что после третьего у меня заболели пальцы, но я держалась, стараясь не обращать на это внимания, и складывала газеты рядом с собой на табуретке, стоявшей у стены.
После того как я почти закончила, в библиотеку вошел маленький мальчик возрастом около десяти лет, одетый в слишком большую куртку, а его шапка постоянно сползала на глаза. Под мышкой он держал стопку газет и бежал прямо к кафедре. С глухим стуком бумага приземлилась на стол. Я подошла к нему, и, когда он снял шапку, его взгляд устремился в мою сторону. Рыжие волосы торчали во все стороны, щеки покраснели от холода, а миллионы мелких веснушек украшали лицо.
– Доброе утро, – тихо поздоровалась я и вытащила мешочек из кармана.
– Утро, – буркнул мальчик и невозмутимо осмотрел меня сверху донизу. – А вы шикарная крошка, – сказал он тоном моряка и самодовольно подмигнул мне одним глазом.
Я задержала дыхание.
Хорошо, что мой гнев на мистера Рида был еще совсем свежим, и я не стеснялась демонстрировать этот гнев по отношению к немытому, заносчивому и слишком смелому уличному мальчишке.
– Во-первых, меня зовут мисс Крамб, – резко вырвалось у меня, и мальчик перестал улыбаться. – Во-вторых, в следующий раз ты не будешь таким грубым и бессовестным. Поэтому, если тебе когда-нибудь снова придет в голову глупая идея назвать меня крошкой, я вытащу тебя отсюда за ухо и позабочусь о том, чтобы для твоей работы нашли другого, более вежливого мальчика.
Его лицо потеряло всякий цвет, а глаза, которые только что так откровенно смотрели на меня, опустились на носки потертых ботинок.
– Ты меня понял? – потребовала я ответа и с удовлетворением заметила, как он нервно мнет пальцами шапку.
– Да, мэм, – раздался его робкий голос, и я глубоко вздохнула, прежде чем открыть шелковый мешочек и вынуть два шиллинга.
– Мистер Рид сказал, что тебе полагается два шиллинга, – сказала я, и он медленно кивнул. Я протянула ему монеты, он нерешительно взял их и положил в карман куртки.
– Спасибо, мэм, – пробормотал он и затем кашлянул. Его взгляд блуждал вокруг, потому что он не знал, куда смотреть, а потом глубоко вдохнул. – Я могу идти? – поинтересовался мальчик, и я была поражена собой.
Я никогда не имела дел с детьми. Только когда сама была маленькой, но потом они перестали меня интересовать и лишь раздражали.
Поэтому даже не думала, что смогу добиться от кого-то из них уважения.
Моя мама часто называла мои темные юбки одеждой гувернантки. Возможно, она не была так уж неправа.
– Да, после того, как поклонишься и пожелаешь мне хорошего дня, как необходимо делать в присутствии дамы, – указала я, думая, не слишком ли многого от него хочу. Но скорее всего он больше нигде не услышал бы этого, а капелька хороших манер еще никому не вредила.
Мальчик выполнил мои указания, неуклюже поклонился, словно делал это впервые в жизни, тихо пожелал хорошего дня и убежал так быстро, что его шаги неприятным эхом разнеслись по всему вестибюлю.
Теперь мне стало лучше. Я дала выход гневу, почувствовала облегчение и была в полной боевой готовности. Оставалось только поддерживать это состояние.
Воодушевленная, я взяла газеты с кафедры, стараясь не испортить манжеты своей кремовой блузки черной типографской краской.
– Да уж, – раздался низкий голос, и у меня получилось не вздрогнуть, хотя сердце сделало кульбит. – Не хотелось бы мне быть вашим учеником, мисс Крамб, – слегка укоризненно произнес мистер Рид, и я тут же повернулась к нему.
Я выглядела не особенно элегантно со стопкой бумаг в руке, но, по крайней мере, сразу нашла, что могла бы ответить ему.
– Жаль, вашим манерам это необходимо, – резко отозвалась я, окинула его коротким, суровым взглядом, вежливо сделала реверанс, а затем оставила его стоять вместе с книгами, которые он положил на кафедру.
Похоже, мистер Рид не смог быстро придумать ничего подходящего и поэтому просто удивленно смотрел на меня, а я, теперь уже в хорошем настроении, начала вставлять новые газеты в деревянные зажимы.
Чувствуя прилив энергии, я поставила новые газеты на стойку и схватила старые, чтобы отнести их в архив.
Иногда стоит сказать что-то в ответ, а не подавлять каждый раз свой гнев, потому что в данный момент я была практически на седьмом небе.
Однако мое приподнятое настроение очень быстро улетучилось, стоило спуститься по каменным ступеням в архив. Я держала перед собой фонарь на крючке, и тем не менее стены, казалось, поглощали свет, превращая его в мрачные, танцующие тени.
Лестница закончилась так резко, что я чуть не упала, ожидая следующей ступеньки. Было отвратительно – стоять в полумраке с колотящимся от страха сердцем и не слышать никакого другого звука, кроме собственного дыхания.
Я прокашлялась, выпрямилась и подняла фонарь повыше. Дверная арка передо мной вела в широкий подвал, и я медленно пошла вперед, прижимая старые газеты к груди, в постоянной надежде никого здесь не встретить. Если кто-то выйдет из тени, мое сердце не выдержит.
Призрачный сквозняк качнул мою юбку, погладил меня по щеке, и я испуганно взвизгнула, хотя ничего не увидела.
Мне хотелось перекреститься, чтобы защититься от злых духов, хотя я была женщиной науки и совершенно не верила в них. К сожалению, руки были заняты, и я заставила себя шагнуть дальше, прямиком в темную комнату.
«Не будь такой трусихой», – уговаривала я себя, не осмеливаясь при этом издать хоть звук.
Я попыталась держать фонарь подальше от себя, чтобы лучше видеть, как свет вдруг преломился в гладком предмете, и на мгновение показалось огромное пространство, заполненное шкафами, которое тут же снова погрузилось в ничто, когда я отвела назад руку.
Что это было?
Медленно я вновь вытянула перед собой фонарь. Рядом со мной у стены стоял столик с зеркалом, похожий на туалетный, в центре которого стоял тот. Я взяла его, и на его место поставила фонарь, с которым пришла. Тут же весь подвал осветился тусклым светом.
Напротив на стене висело еще одно зеркало, отражающее свет, а напротив него еще одно. И так до дальнего угла архива. От зеркала к зеркалу комната освещалась лишь одним фонарем.
Я одновременно была очарована и потрясена, но, к сожалению, это необыкновенное открытие не избавило меня от гнетущего чувства, которое возникало в этих стенах.
Здесь гулял легкий сквозняк, но воздух был настолько сухим, что в скором времени мне стало трудно глотать.
Я оставила фонарь на столе и медленно прошла дальше по комнате. Шкафы стояли вплотную в длинных коридорах, и все они были помечены металлическими табличками.
Шкаф для газет находился ближе к концу. Открыв его, я нашла несколько ящиков, по одному для каждого газетного издательства, и поспешила найти нужные, чтобы сложить в стопку бумаги и снова закрыть шкаф.
Я испуганно вздрогнула, заметив уголком глаза какое-то движение, отпрянула назад и наткнулась спиной на один из шкафов, в котором что-то громко задребезжало. Мое сердце так сильно билось о ребра, что стало больно. Но прошло всего мгновение, прежде чем я поняла, что испугалась собственного отражения, призрачно мерцающего в зеркале.
Отсюда нужно уходить. И быстро. Торопливыми шагами я побежала в коридор обратно к своему фонарю, который освещал мне путь к лестнице. Неуклюже я взяла его со стола, и тут же позади меня все снова погрузилось в темноту.
Противные мурашки бежали по всему телу, а я бежала вверх по ступенькам лестницы так быстро, как позволяла моя юбка, стараясь не думать о тенях внизу, которые, казалось, тянулись ко мне.
Оказавшись на верху лестницы, я слишком быстро захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы отдышаться. Этот архив оказался самым жутким местом из тех, в которых мне когда-либо доводилось бывать, и я не могла поверить, что придется возвращаться туда каждый день.
Сделав глубокий вдох, я разжала скрюченные вокруг фонаря пальцы и, наконец, задула в нем свечу. Предутреннее солнце светило сквозь высокие окна на каменный пол, прогоняя мурашки с моих рук.
Вся блузка была в черных пятнах от краски. Прекрасно.
Несколько часов я сидела, распаковывая коробки с новыми выпусками и делая для каждой книги запись в реестре, которая включала название, автора, тему, дату выпуска, издательство и информацию о повторном заказе.
Когда Биг-Бен пробил одиннадцать часов, я уже чувствовала себя разбитой, при этом обнаружив бесчисленное количество книг, которые еще даже не распакованы.
– Что делали до меня двадцать четыре человека? Просто били баклуши? Невозможно, чтобы столько всего лежало неразобранным, и никого это не беспокоило.
Все пальцы были в чернилах, рукава заляпаны, прядь волос прилипла к вспотевшей шее. У меня заболела спина, и я решила закончить позже, а пока рассортировать возвращенные книги.
У кафедры я встретила одного Оскара, осмотрелась и расспросила. Коди вернется завтра, оказалось, что они работают вдвоем только по понедельникам и пятницам.
Я благодарно улыбнулась ему, на что он смущенно опустил глаза, и, чтобы не смущать его дальше, молча начала разбирать книги. Сегодня у меня получалось быстрее, чем вчера, и, когда начался обеденный перерыв, я уже почти закончила. Возможно, дело было и в том, что со вчерашнего дня накопилось не так уж много.
Я помогла Оскару выдать книги, спрашивала имена, записывала названия книг и вдруг услышала настолько знакомое имя, как будто оно было моим собственным.
– Генри Крамб, – сказал мужчина передо мной, на которого я посмотрела, только когда взяла у него книгу, и из меня вырвался слегка истеричный визг.
– Генри! – воскликнула я излишне громко и скорее всего бросилась бы на шею брату. Но мы были не одни, меня ждала работа, и к тому же нас разделяла кафедра.
– Когда у тебя перерыв? – быстро поинтересовался он, и я с трудом отвела от него взгляд, чтобы поискать в ящике «К» его имя.
– В половине двенадцатого, – ответила я, и Генри засмеялся.
– Получается, пять минут назад, – откликнулся он, и я взглянула на часы, которые висели под потолком, как на вокзале.
– Ох, да, – произнесла я, и позади меня фыркнул Оскар.
– Запишите эту книгу и идите. Я справлюсь один, – угрюмо сказал он, но в его голосе не было пренебрежительного оттенка.
Я вытащила читательский билет Генри, записала книгу и положила ее обратно.
– Спасибо, – шепнула я Оскару и могла бы поклясться, что увидела, как на его щеках блеснул румянец.
Я торопливо побежала наверх, чтобы забрать свое пальто, а потом направилась к Генри, который предложил мне руку.
– Тетя Лиллиан написала мне, что ты здесь. Это невероятно. Я думал, она что-то напутала, когда прочитал, что ты работаешь в библиотеке, – сообщил мне Генри, пока мы спускались по ступенькам на улицу и пошли по мощеной дорожке.
С тех пор как Генри начал изучать юриспруденцию в Лондоне, я встречалась с ним только по праздникам и на дне рождения матери. И поскольку у него всегда было много дел, его письма со временем становились все короче.
Я посмотрела на него со стороны и с удивлением отметила в нем некоторые изменения. Его темно-русые волосы теперь были немного длиннее, бакенбарды исчезли, и усы, которые всегда казались мне нелепыми, тоже.
– Скажем так, я не знала, на что иду, когда дядя Альфред и мой отец уговаривали меня. Но мама пригрозила мне скорой помолвкой с мистером Михелсом, если не спущусь с чердака, – пошутила я, хотя это не было даже и вполовину шуткой. Генри засмеялся, но его взгляд оставался серьезным.
– Мистер Михелс, серьезно? – скептически спросил он и поднял брови. – Он ковыряется в носу, когда думает, что на него никто не смотрит, – повторил мои слова Генри, и теперь мне пришлось по-настоящему рассмеяться. – Ты хочешь есть? – поинтересовался он, и я рьяно кивнула. Я была голодна как волк.
Генри привел меня в университетский кафетерий, который в прошлом веке был оранжереей. Поскольку погода стояла пасмурная, зал освещался теплым светом фонарей, создавая домашнюю атмосферу, несмотря на размеры. Запах печеной картошки висел в воздухе, и у меня потекли слюнки еще до того, как мы успели взять сытный обед, чай и два куска пирога.
– И? Как тебе роль помощницы библиотекаря? – спросил Генри, когда мы сели за один из бесконечных столиков, в его голосе слышалось сомнение, и я шумно вздохнула. Но по крайне мере, я была не против говорить с ним честно.
Генри понимал меня. Всегда понимал меня, и с самого детства я в первую очередь со всеми своими проблемами обращалась к нему. Он был рассудительным, веселым и кротким человеком, который всегда относился ко мне серьезно и на которого я могла полностью положиться. Так же, как и он на меня.
– Не так уж и хорошо. Дел невероятно много, а я все делаю слишком медленно. Сотни книг лежат вокруг, и никто ими не занимался. Все такое просторное, что у меня болят ноги, когда я бегаю туда-сюда. А до других дел руки еще даже не дошли, – призналась я.
– Тогда просто не торопись. Это твой второй день, Ани. Ты слишком давишь на себя, – посоветовал мне Генри, и я согнулась так, насколько позволил это сделать корсет.
– Тебе легко говорить. За твоей спиной не стоит дьявол, который только и ждет, когда ты ошибешься, чтобы он смог над тобой посмеяться, – выругалась я, взяла в руки вилку и начала есть. Еда была хорошей, она успокаивала меня.
– Ты имеешь в виду мистера Рида? – рассмеялся Генри, но я посмотрела на него так, что ему пришлось взять себя в руки, чтобы не засмеяться еще громче.
– Конечно, кого же еще? – гаркнула я и вилкой вытащила из салата с капустой кусочек индейки. – Он наглый и нахальный, и вообще не слышал о вежливости. Разговаривает со мной, словно я неизбежно наделаю ошибок и я недостойна, чтобы он вообще сказал мне хоть слово, – продолжила я тихо ругаться, а Генри рукой пытался спрятать смех.
– Ты разобрала его по косточкам, да? – сказал он, на что я пожала плечами.
– Почему это? Насколько я слышала, никто его терпеть не может. Меня внутренне трясет при мысли о нем, от того, как он смотрит на меня, как будто я просто мило провожу время, а не работаю.
– Мне он нравится, – неожиданно произнес Генри, и я от испуга уронила с вилки картофель, после чего посмотрела в его голубые глаза, чтобы убедиться, что это шутка. Но он не шутил.
– Не смотри на меня так, Ани. Он не адское создание, – продолжил брат, и я с удовольствием возразила бы ему, если бы не потеряла дар речи. – Он ведет себя так не из злобы, а для того, чтобы дать тебе возможность сделать все в одиночку, без помощи, как взрослому человеку.
– Не говори со мной, как с ребенком, – пробормотала я.
– Тогда не веди себя так! – бросил он в ответ и поставил чашку чая на стол. – Прекрати ныть, делай, что можешь, и все остальное сложится. Если позволяешь себя провоцировать, это признак того, что ты не владеешь собой. И тогда с тобой и дальше будут обращаться как с ребенком.
С трудом сглотнув комок, образовавшийся в горле, я поняла, что Генри прав. Я должна перестать дико бить себя в грудь и начать делать что-то, потому что этого хочу, а не для того, чтобы утереть нос мистеру Риду или своей матери.
Но проще сказать, чем сделать.
По крайней мере, Генри открыл мне глаза и, наконец, дал вескую причину остаться. Ради себя, а не для того, чтобы кому-то что-то доказать.
– Ани, – примирительно взглянул он. – Ты справишься.
Я кивнула, отодвинула в сторону тарелку, которую оставила почти нетронутой, и принялась за кусок пирога. В конце концов, я взрослый человек. Взрослым тоже можно сначала съесть пирог.
