Лилия Дворянская
Чувства из прошлого
Они остановились у парадного, и Ираида Максимовна продолжала рассказывать: «Я и старалась брать как можно больше дежурств, чтобы ночевать прямо на работе и как можно меньше бывать у себя. Николай Сергеевич, Гелин дедушка, заметил, что я практически живу на работе, узнал мою историю и помог мне с собственным жильем. Золотой был человек. На всю жизнь его доброту запомнила».
Она вздохнула и добавила: «Мы с ним и работали вместе, и жили рядышком по соседству».
Дима внимательно ее выслушал и внезапно спросил: «Вы когда-нибудь слышали имя Карл фон Кох?»
Ираида Максимовна растерянно похлопала своими блеклыми глазами, в которых Дима успел заметить промелькнувшую тревогу, и скривила губы: «Нет, не слышала. Это имя мне незнакомо».
«Вас проводить до квартиры?» – заботливо поинтересовался Павлов.
На ее отказ – попрощался и вернув пакет с покупками, поспешил к своему оставленному на парковке у гастронома автомобилю.
Ираида Максимовна, проводив его взглядом, зашла в парадное и тяжело поднялась к себе в квартиру. Оставила покупки в прихожей, прошла в комнату, достала из старомодной сумки телефон и, набрав номер сына, произнесла в трубку: «Эдичка, дорогой, снова приходил Гелькин следователь. Он задавал мне слишком странные вопросы. Мне все это очень не нравится. Сделай что-нибудь, чтобы больше он меня не беспокоил».
-32-
Зима все никак не вступала в свои законные права, на улице было темно, слякотно, шел дождь со снегом. Геля вышла из метро, натянула капюшон и, как всегда, через парк, пошла на работу в больницу, сегодня у нее было ночное дежурство.
Дима, возвратившийся с работы перед самым ее уходом, предлагал довезти, но она, отметив его усталый вид, заверила, что доберется сама привычным маршрутом.
Обычно в парке гуляли собачники со своими питомцами, но, видимо, плохая погода загнала их по домам пораньше, поэтому идти одной через темный парк было неприятно и, придерживая рукой капюшон пальто, Ангелина ускорила шаг.
Она не заметила, как от дерева, мимо которого она только что прошла, отделились две темные фигуры. Из-за дождя и капюшона, их шагов она тоже не услышала. Каким-то необъяснимым чувством она почувствовала опасность и побежала.
Капюшон слетел и только тогда она явно слышала топот и тяжелое дыхание сзади. Вскоре ее догнали два парня. Их лица была спрятаны под натянутыми до бровей черными шапками и темными шарфами, закрывающими рот и нос, оставляя открытыми только одни глаза.
Один из них схватил ее со спины, зажав рукой рот, отчего она могла только мычать и пинаться, а второй выхватил из рук сумку. Внезапно тот, который держал, с силой отшвырнул в сторону и Геля, не удержавшись, упала на землю, прямо в лужу со снежной грязью.
Пока она соображала, парни быстро убежали, прихватив с собой ее сумку. Геля поднялась и попыталась привести себя в порядок, отряхнув с пальто грязный снег, но только еще больше размазала грязь.
Первой мыслью было: «Можно ли отчистить пальто в химчистке или придется покупать новое?»
Вслед за этой пришла уже вполне отрезвляющая мысль: «Меня ограбили! Что делать дальше?»
«Надо позвонить в полицию!» – решила Геля и спросила себя: «А как я позвоню?! Телефон в сумке, сумку украли!
Она гляделась вокруг: «И никого, кто бы мог помочь».
Ангелина вытерла грязные руки о мокрую пожухлую траву на газоне и решила, что дойдет до больницы и позвонит уже оттуда.
Пока шла, на ходу пыталась оценить нанесенный ей урон: «Сумку жалко, она новая и очень удобная: аккуратная и вместительная. Наличных денег в кошельке немного, только банковские карточки. Ох, карточки! Их же надо срочно заблокировать! Что там еще там лежало? Скидочные карточки? Их не жалко! Паспорт? Нет, остался дома. Косметичка? Переживу! Телефон! Самое главное телефон!
Потеря телефона огорчила ее больше всего. Это был недорогой, немного устаревший смартфон, но в нем было большое количество контактов, а самое главное номер Димы, который она еще не запомнила наизусть. И теперь у нее не было никакой возможности с ним связаться. Хорошо, что хоть ключи, карточка в метро и немного денег лежали в кармане.
«А что толку звонить в полицию. Их же все равно не найдут, а ходить давать показания придется», – думала Геля, подходя к зданию больницы, – «Не буду звонить! Вернусь домой – расскажу Диме! Он скажет, что мне делать».
В то время, пока Геля с неприятными приключениями добиралась до работы, Дима лежал на диване и, без всякого интереса, смотрел по телевизору, как было заявлено анонсом «остросюжетный» фильм. Но как выяснилось, с довольно банальным сюжетом: один «хороший парень» противостоит банде «плохих парней», ищет похищенную возлюбленную, раскидывая по пути всех неприятелей «одной левой».
«Да-да», – думал он, переключая пультом каналы во время рекламы, – «Такие фильмы всегда заканчиваются одинаково: Враг – повержен, мир – спасен, справедливость – торжествует, парень – герой».
Не обнаружив ни по одному телевизионному канала что-либо интересное для себя, Дима выключил телевизор и решил лечь спать. Геля дежурила, без нее дома было тоскливо. Внезапно раздался мелодичный перезвон телефона, Дима поднял с пола, лежавший на подзарядке смартфон на экране которого высветился Гелин номер, и он обрадовано принял звонок: «Слушаю тебя, родная!»
В трубке раздалось шипение, потрескивание, и сквозь шумы прозвучал невнятный шепот: «Дима, помоги… меня хотят убить… Стройка… Медвежка… Забери меня отсюда…».
«Геля что случилось, где ты? Алло! Геля!» – крикнул он в телефон, резко вскакивая с дивана.
Связь прервалась, а номер оказался недоступен.
«Геля я уже еду, не волнуйся», – сказал вслух, быстро натягивая джинсы со свитером и засовывая телефон в карман. Молниеносно зашнуровав ботинки и надев куртку, он схватил с полочки у входной двери ключи от автомобиля, слетел по лестнице вниз, запрыгнул в машину и помчался на северо-восток, по направлению города Мурино.
-33-
Ранее Мурино был поселком городского типа, но некоторое время назад слился с большим быстро разрастающимся городом и практически стал одним из его районов. Медвежий Стан, или как его многие называли «Медвежка», был одним из центральных районов города Мурино.
По дороге Дмитрий несколько раз пытался дозвониться до Гели, но ее телефон по-прежнему оставался недоступным. Он ужасно нервничал. Речь шла о жизни Гели и ему никак не удавалось сохранить хладнокровие в этой ситуации. Павлов был не на шутку встревожен и потерял способность действовать осторожно и осмотрительно.
Только въехав на территорию Мурино, он сообразил позвонить Константину Трохову и быстро заговорил в трубку, не отвечая на его возражения: «Костя, Гелю похитили и грозятся убить. Она на какой-то стройке в Медвежке. Я почти подъехал. Пришли кого-нибудь ко мне. Времени ждать нет!»
Отбросив телефон на сидение, не обращая внимания на входящий звонок от Константина, Дима проехал поселок насквозь, пока в самом его конце не уперся в высокий металлический забор, за которым виднелась коробка недостроенного здания.
Он заглушил двигатель, достал из-под водительского сидения травматический пистолет и вышел из машины. Огляделся, прислушиваясь, и осторожно прошел в темноте вдоль забора. Через несколько метров увидел отогнутый угол металлического листа, подлез под него и проник на территорию. Было темно и очень тихо. Небольшими перебежками он приблизился к не до конца возведенному зданию, заглянул внутрь и, увидев нечто в дальнем углу, как ему показалось, похожее на сидевшего на полу человека, осторожно вошел внутрь.
«Геля, это ты?» – спросил он шепотом. И тут же на него сзади обрушился страшный удар по затылку. Разрывающая голову боль и всепоглощающая темнота. Оглушенный Дима упал на пыльный бетон.
Очнулся он лежащим на животе на грязном деревянном полу от того, что кто-то окатил его с ног до головы ледяной водой. Было очень холодно. Дмитрия знобило, тошнило, голова раскалывалась от боли, а в ушах шумело. С трудом разлепив глаза и сфокусировав взгляд, он увидел перед лицом несколько пар черных ботинок, испачканных глиной.
Павлов собрался с силами, приподнялся на локтях и попытался сесть. Удалось ему это только со второй попытки. Он сидел на полу и держался за голову. Перед глазами все плыло. И невообразимо мутило. Дмитрий вдруг понял, отчего ему так холодно – на нем не было никакой одежды, кроме трусов и футболки и те были насквозь пропитаны холодной водой.
Напротив, стояли люди, в которых он узнал Эдуарда и Михаила, а с ними были еще двое крепких, коротко стриженых парней с битами в руках.
«Ну, что, следак, очухался», – спросил один из парней и гадко загоготал.
«Заткнись», – прикрикнул на него Эдуард.
«Да ладно тебе, Дик», – ответил тот, все еще противно ухмыляясь.
«Значит, Дик, это ты, Эдик», – борясь с тошнотой и пульсирующей болью, жгущей глаза, прохрипел Дмитрий, безуспешно пытаясь встать на ноги.
«Где Геля, что ты с ней сделал? – с трудом спросил он, с ненавистью взглянув на Эдуарда.
Тот смотрел на все происходящее совершенно спокойно, невозмутимо и даже с некоторым наслаждением.
«Нет больше никакой Гели», – ехидно улыбнулся Эдуард, – «Как будто и не было никогда. «И никто не узнает, где могилка ее», – фальшиво пропел он.
Дима оцепенел и покрылся холодным потом.
Эдуард подался вперед, чуть наклонился к Павлову и назидательно сказал: «Я же просил оставить мою маму в покое, ну зачем ты лез не в свое дело».
Дмитрий сделал попытку его ухватить, произнеся при этом: «Что ты с ней сделал, урод?», но моментально получил от Михаила резкий удар ногой под дых. У Павлова перехватило дыхание, и он мешком свалился на пол, согнувшись пополам от ослепившей его боли под гогот бритых парней.
Михаил сделал попытку еще раз его ударить, но Эдуард остановил его, схватив за руку: «Прекрати, а то он скопытиться раньше времени».
Тот нехотя сделал пару шагов назад, готовый продолжить в любой момент.
Спустя несколько минут, Дмитрий пришел в себя, перевел дыхание, снова сел на пол и, смотря прямо Эдуарду в глаза, прерывающимся сиплым голосом произнес: «Это… мое… дело…ты… всех…убил!»
«Я?!» – искренне удивился Эдуард, – «Нет, я никого не убивал!»
Он с презрением смотрел на сидящего перед ним Павлова и ледяным тоном продолжил: «Это проклятый дед твоей подруги был убийцей. А я никого не убивал. Это из-за него моя мама лишилась своих родителей, а я никогда не знал своих дедушку и бабушку. Это из-за него они погибли! Моя мама всегда меня защищала, а сейчас я всего лишь защищаю свою маму!»
После этих фраз у Димы что-то щелкнуло в голове, для него тут же все встало на места, и картинка сложилась.
«Потерпи еще немного. Скоро ты встретишься со всеми встретишься и вдоволь наговоришься», – подмигнул ему Эдуард, под хохот своих помощников.
«Больше не хочу тратить на тебя свое время, будем прощаться. Вещи и машину мы твои забираем. Когда найдут твои обгорелые останки, то решат, что это бездомный бродяга, решил погреться в бытовке, устроил пожар и погиб», – произнес он и обратился к остальным, – «Все парни, уходим!»
Они вышли из деревянной бытовки и заперли снаружи дверь, подперев ее для надежности деревянными балками.
Дмитрий, собрав последние силы, встал на ноги и с разбега ударил в дверь плечом, но никакого эффекта это не возымело. Вскоре он почувствовал запах растворителя для краски и еще через некоторое время едкий дым стал наполнять крохотное помещение.
Павлов судорожно соображал, что можно предпринять: двери были плотно закрыты, окна слишком маленькие, чтобы можно было через них пролезть, шансов на спасение не было никаких.
Он снял мокрую футболку, сложив ее в несколько раз, приложил к лицу, стараясь дышать через нее. На ощупь пробрался к окну с намерением разбить его и позвать на помощь, но не успел, стекла лопнули сами и языки пламени пробрались внутрь, Дмитрий начал задыхаться, в затуманенном мозгу промелькнуло: «Геля, я иду к тебе, скоро мы будем вместе» и он потерял сознание.
-34-
Ночное дежурство выдалось для Гели хлопотным. Кроме обычной рутиной работы, она провела уже две экстренные операции: по скорой привезли мужчину с острым аппендицитом, потом молодую женщину с гнойным маститом. Обе операции прошли успешно, поэтому пока было затишье, Ангелина сидела в своем кабинете и заполняла документы, запивая это дело крепким кофе.
Внезапно к ней ворвался встревоженный клинический ординатор Павел, дежуривший вместе с ней, и сообщил: «Ангелина Петровна, там «тяжелого» привезли, неизвестный, без сознания, множественные внутренние повреждения, ожоги, переломы, отравление продуктами горения».
«Готовь операционную, собирай бригаду. Быстро!» – резко сказала она и, бросив все, почти бегом побежала готовиться сама.
Операция была сложной и длилась несколько часов. Мужчина сильно пострадал: кроме полученных ожогов, у него были множественные переломы, повреждения мягких тканей и внутренних органов от взрывной травмы. Черты лица были неразличимы от полученных увечий.
Под конец операции, Геля так устала, что едва стояла на ногах.
«Ангелина Петровна, да вы волшебница», – сказал ассистирующий ей Павел, – «Собрали мужика почти по частям. Вот же повезло счастливчику, что к вам попал. Теперь он просто обязан восстановиться, хотя бы из уважения к затраченным на него усилиям».
«Паш, я сделала все, что могла. Больше нет сил», – пожаловалась она, – «Заканчивай без меня и отправляй его в реанимацию. Я немного прилягу, если что, сразу дай знать. Сразу! Понятно?»
«Все сделаю, Ангелина Петровна, не волнуйтесь», – отозвался Павел, – «Устрою нашего Счастливчика в реанимации по высшему разряду!»
Геля стянула перчатки и пошла переодеваться. Затем вернулась в свой кабинет, прилегла на кушетку и сразу провалилась в сон. Ее разбудил доносящийся из коридора звук какой-то возни, голос Павла и неразборчивый бубнеж.
Внезапно дверь ее кабинета распахнулась, и в освещенном проеме она увидела разъяренного Павла и незнакомого мужчину.
«Ангелина Петровна, я говорил, чтобы вас не беспокоили», – оправдывался ее ординатор.
«Ладно, Паша, спасибо, я разберусь», – сказала она, присаживаясь на кушетке и нащупывая пальцами ног свои туфли.
«И так, что вы хотели?» – спросила Геля, выходя в коридор к незнакомому визитеру.
«К вам сегодня по скорой поступил наш сотрудник. Он пострадал на пожаре. Я бы хотел узнать о его состоянии», – встревожено спросил он.
Геля ответила ему спокойным, ровным голосом, как будто разговаривала с маленьким ребенком: «Состояние критическое, он в реанимации. Прогнозов никаких. Его наблюдают. Сообщите, его данные Павлу Ивановичу, тому доктору, с которым вы здесь препирались, а то ваш сотрудник числится у нас, как неизвестный. И оставьте свои, чтобы мы могли в случае необходимости с вами связаться».
Мужчина чуть успокоился, поблагодарил за информацию и направился на сестринский пост, где стоял Павел, любезничая с медицинской сестричкой».
Вернувшись в кабинет, Геля снова прилегла и закрыла глаза. Но на этот раз она не провалилась в темноту, а погрузилась в какой-то странный и тревожный сон. В нем она видела Диму, как он скатывается в какую-то глубокую, черную, бездонную яму, а она в последний момент хватает его за руку и держит, тянет из последних сил и понимает, что ни в коем случае не может опустить. Что лучше она свалится вместе с ним, чем отпустит. Но этого ни в коем случае не должно произойти, поэтому она все тянет его и тянет, а он цепляется за нее и пытается выбраться. Наконец, с большим трудом ему удалось выкарабкаться на ровную поверхность и вот они сидят, привалившись друг к другу, грязные, уставшие, с ободранными руками и ногами, но такие счастливые.
Она улыбнулась во сне и очнулась. Непродолжительный и хорошо закончившийся сон придал ей сил, она потянулась и поднялась. Решила взбодриться крепким кофе, открыла банку и разочаровано обнаружила, что та пуста. Ангелина направилась в ординаторскую к Павлу, чтобы позаимствовать кофе у него и заодно узнать как дела.
Павел сидел за столом и заполнял бумаги.
«Паш, у тебя кофе есть?» – спросила она, зайдя в помещение ординаторской.
«А, это вы Ангелина Петровна?» – обернулся Павел и ответил, показывая рукой с шариковой ручкой на белый раздвижной шкаф, – «Да, он в шкафчике, справа».
«Вы знаете, кем оказался наш Счастливчик?» – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, – «Он следователь из следственного комитета, его зовут Дмитрий Григорьевич Павлов».
Банка с кофе выпала из рук Гели и закатилась под стул. В испуге прижав ладонь ко рту, чтобы не закричать, она стремительно выбежала из кабинета. Недоуменный Павел поднял банку, поставил на место и, пожав плечами, вернулся к своим бумагам.
Геля неслась по коридору в сторону реанимации, на ходу надевая шапочку и маску. Она влетела к Диме в палату реанимации и в небольшом замешательстве остановилась около него, как будто не могла поверить, что это действительно он. Затем спохватилась, проверила показания приборов и, взяв стул, присела рядом. С осторожностью прикоснулась к кончикам его пальцев, видневшихся из-под бинтов, и легко погладила их.
«Дима, Димочка, милый мой», – шептала Геля, – «Любимый, родной, вернись ко мне. Дорогой мой, ты сильный, ты справишься, я помогу тебе. Милый мой, только не оставляй меня, я не переживу этого. Димочка, я люблю тебя, родной мой, вернись», – повторяла она снова и снова.
Она осталась рядом с ним и не уходила до окончания дежурства. И после окончания снова вернулась и продолжала дежурить у его постели. Несколько дней, Ангелина жила в больнице около Димы, проводя все медицинские манипуляции самостоятельно, не доверяя его никому, и отчаянно умоляла остаться с ней.
Только когда состояние Дмитрия стабилизировалось, Павел убедил Гелю, отправиться домой и хорошенько выспаться, пообещав сообщать о любых изменениях. Заручившись этим обещанием, она уехала, чтобы нормально поспать, привести себя в порядок и сразу вернуться обратно.
-35-
Через несколько дней Дмитрий, наконец, в первый раз открыл глаза, начал самостоятельно дышать, но все время спал и это время в его памяти не отложилось.
Однажды ночью он очнулся и никак не мог понять, где находится, вокруг было темно. Он ничего не чувствовал, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Все тело как будто сжали тиски. В голове была одна единственная мысль: «я умер?». На смену первой пришла вторая мысль: «Если я умер, то где Геля?».
«Геля», – шепотом выдохнул он.
«Я здесь, с тобой, все хорошо», – ответил тихий Гелин голос и он увидел перед собой очертания ее лица в темноте.
«Мы умерли?» – тяжело просипел он.
Говорить было сложно, язык распух, не слушался и еле ворочался.
– Нет.
– А ты?
– Нет.
– Где я?
– В больнице.
Геля поднялась, зажгла тусклую лампочку у его кровати и ввела лекарство в капельницу. Наклонилась к нему и ласково произнесла: «Я люблю тебя, родной! Набирайся сил!»
Дима закрыл глаза и погрузился в густую вязкую, но такую спасительную темноту.
Прошло еще время и когда его перевели в обычную палату, почти сразу заявились Николай Крылов с Костей Троховым.
Выяснилось, что тем самым настойчивым незнакомцем, искавшем его в больнице, оказался никто иной, как Николай Крылов. Увидев Гелю, он немного смутился и извинился за свое поведение. Ангелина отметила, что благодарна ему и если бы не он, то ей не удалось бы так быстро выяснить, что к ней попал Дима. Оставив троих мужчин обсуждать свои дела, она вернулась к работе.
«Да, Дима, повезло тебе. Ты попал в надежные руки», – иронично отметил Крылов, проводив Гелю глазами.
Дмитрий на это только удовлетворенно хмыкнул и попросил: «Ну, что, рассказывайте, что я пропустил!»
Константин с Николаем подставили стулья к его кровати и наперебой начали рассказывать.
Трохов сообщил, что им удалось задержать Эдуарда и его банду, а обыск в его туркружке выявил много интересного, а самое главное, картотеку группировки. К сожалению, дело забрали федеральные структуры.
«Одно радует», – произнес Константин, – «Что теперь в нашем районе будет намного спокойнее».
«Уж, прости, но твои вещи проходят как вещдоки», – продолжил Трохов, – «хотя одну из них мне все-таки удалось забрать».
Он протянул Диме маленький серебряный крестик на цепочке и помог застегнуть на шее.
«Тебе крупно повезло», – отметил Крылов, – «что рядом с бытовкой стоял старый газовый баллон, который рванул и разнес ее. Если бы он не сработал и тебя не отбросило взрывной волной, то жутко предположить, чтобы могло бы случиться».
«А ведь я просил, чтобы ты один туда не совался», – встрял Костя, – «Хорошо, что все обошлось без…» – он замялся, – «без жертв».
«Да-да», – пробормотал Дмитрий, – «Враг – повержен, мир – спасен, справедливость – торжествует, парень – герой».
«Что?» – переспросил, ничего не понимающий, Константин, – «Ладно, выздоравливай герой, но, чтобы больше без одиночных подвигов!» – шутя, погрозил Диме пальцем.
«Пойдем, Николай», – обратился он к Крылову, вставая со стула, – «пусть отдыхает, не будем его больше утомлять».
Тот тоже поднялся и направился в сторону двери, потом что-то вспомнил, обернулся и сказал: «Да, вот еще, Ираида Максимовна скончалась. Острая сердечная недостаточность. Возраст, понимаешь ли… В ее квартире при обыске мы нашли картины и «Парабеллум». Но, кажется, тебя это не удивляет?»
«Нет», – ответил Дмитрий, – «Я был уверен, что все это будет у нее. Я во всем разобрался».
-36-
После ухода Кости и Николая, Дима с нетерпением ждал, когда Геля снова к нему зайдет, он так боялся, что она придет в тот момент, когда он будет спать, что даже попытался сопротивляться медсестре, которая пришла осмотреть его швы и сделать укол обезболивающего. Потому что, когда он не чувствовал боли, то его клонило в сон. А он не должен спать, он должен дождаться Гелю и многое ей рассказать. Но медсестра победила и Дмитрий, как не старался пересилить сон, вскоре забылся.
Когда проснулся, снова было темно, в не зашторенное окно заглядывала неполная луна. Вскоре глаза привыкли к темноте, и ему удалось разглядеть на круглых часах, висевших на стене, что уже настала ночь.
Почувствовав прикосновение к своей руке, Дима скосил глаза и увидел Гелю. Она спала одновременно сидя на стуле и полулежа на его кровати, подложив под голову правую руку. А ее левая рука лежит рядом с его забинтованной кистью. Он дотянулся и попытался осторожно погладить кончиками пальцев ее руку.
«Геля, нас больше никто не разлучит», – прошептал Дима.
Она пошевелилась и еще в полусне произнесла: «Да-да, я уже иду…»
«Ты уже пришла, – шутя ответил ей Дима, – «Извини, я разбудил тебя».
«Нет, все нормально. Мне приснилось, что меня кто-то зовет», – проговорила она, сбрасывая остатки сна и потягиваясь.
«Это был я!»
«Конечно ты!» – улыбнулась она, – «Я так счастлива, что ты у меня есть».
И тут же радость на ее лице сменилась выражением ужаса: «Мне страшно подумать, что я могла потерять тебя снова. Когда же все это закончится?!»
«Все, Геля, милая, все! Вся эта долгая история закончилась!» – ободряюще произнес Дима.
«Долгая история?» – недоуменно спросила она, – «Ничего не понимаю…»
«Давай я расскажу тебе, все, что знаю», – предложил Дмитрий.
«Только если тебе не тяжело», – озабоченно ответила Ангелина.
«Нет, не тяжело, только слушай внимательно и не перебивай. Все вопросы потом», – предупредил Дмитрий и начал рассказывать:
«А ведь это действительно очень долгая история. Долгая трагическая история ненависти и мести, заразившая нескольких поколений. А началась она более 100 лет назад».
Геля подвинулась поближе и, затаив дыхание, начала внимательно слушать Диму, который повел свой неспешный рассказ, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дыхание:
«Много лет назад, а именно в 1898 году в Санкт-Петербурге, в семье немецкого купца Витольда фон Коха родился мальчик, которого назвали Карл Фридрих. Мальчик рос, ни в чем не нуждался, но в годы революционных потрясений его отец лишился всяких привилегий и, вероятнее всего, своего имущества. Так и не приспособившись к новой жизни, Витольд фон Кох кончает жизнь самоубийством. Его сын, Карл затаивает обиду на новую власть большевиков и начинает подпольно вести антисоветскую деятельность. В его задачу входила связь с иностранцами и привлечение сторонников в свои ряды, в основном молодежи. Он собирал и передавал ценную информацию, потому как в гимназии, где он преподавал, учились дети, в том числе и высокопоставленных чиновников и участвовал в диверсиях.
В 1923 году он женился на дочери аптекаря Аиде Вейгер и молодожены поселились в том самом доме, где позже жили твои родственники. Через год после свадьбы у супругов Кох родилась дочь Софья, но девочка прожила только четыре года и скончалась от воспаления легких. Через год после смерти старшей дочери в 1929 году появилась на свет младшая, которую назвали Ирма.
Карл преподает в гимназии историю и немецкий язык, а еще неплохо рисует. Те, картины, что висели у вас в гостиной, написал именно он. На тех двух похищенных были изображены его жена Аида, в те годы еще невеста, и дочь Ирма. Жили они – не тужили, и, возможно, окружающие находили их приятными и воспитанными людьми, но убеждения, которые культивировались в этой семье, были, как бы сейчас сказали, экстремистскими.
После начала Великой Отечественной войны, немцы подошли вплотную к Ленинграду и Карл, при первой же возможности перешел на их сторону. Свою жену Аиду и двенадцатилетнюю дочь Ирму он оставил в блокадном городе, а сам перебрался в оккупированную немцами Гатчину и поступил к ним на службу в Гатчинскую школу СД. Готовил там диверсантов и шпионов для блокадного Ленинграда. Одним из его связных стала собственная дочь Ирма.
Оставленная в городе семья довольно неплохо жила в голодное блокадное время благодаря его стараниям. Но весной 1942 года его жена Аида внезапно заболела сыпным тифом. Она попала в больницу и ее лечащим врачом стал … Савицкий Николай Сергеевич».
Геля охнула.
«Да, Геленька, ваш с Олей дедушка», – подтвердил Дима и еще раз предупредил, – «Слушай внимательно и не перебивай. На все вопросы я отвечу позже».
Геля кивнула, и Дима продолжил:
«Здесь я могу только предположить, что возможно Николай Сергеевич когда-то был знаком или что-то знал о Карле и его семье, возможно у него просто были какие-то подозрения. Теперь это уже не выяснить. Время было тяжелое, больных много, лекарств не хватало. Николай Сергеевич, то ли умышленно не уделил должного внимания Аиде Кох, предпочел ей другого пациента. Толи так сложились обстоятельства и болезнь была запущена. Одно точно – Аида скончалась. Ирма стала считать Николая Сергеевича виновником в смерти матери, к которой была сильно привязана, и поклялась отомстить.
Официально она осталась сиротой. Отец пропал без вести, мать умерла и ее, как несовершеннолетнюю сироту, оставшуюся без попечения родителей, вместе с другими детьми отправили в эвакуацию. Но по дороге поезд попал под обстрел и Ирма Кох, как и многие другие пассажиры, погибла. Этому есть документальное свидетельство.
В этом же поезде находилась другая девочка – Ира Красикова, которая уцелела и через некоторое время с другой группой детей оказалась в Ростове-на-Дону. Там же она потом окончила курсы медсестер, а сразу после войны вернулась в Ленинград. Спустя еще время Ирина поменяла имя на Ираида и так появилась Ираида Максимовна Красикова.
Уже в Ленинграде девушка поступила в медицинское училище и одновременно устроилась на работу в больницу, где работал ваш дедушка.
Сама Ираида Максимовна утверждала, что она коренная ленинградка. Но я проверил информацию, Ира Красикова, родилась и жила в Пскове, была эвакуирована в начале войны в Ленинградскую область в детский пионерлагерь, затем, когда стало ясно, что немцы окружают город, их лагерь перевезли в Ленинград, а уже позже, из блокадного Ленинграда детей отправили в южном направлении. Вот так маленькие неточности рождают большие подозрения.
Вот поэтому могу предположить, что в поезде погибла настоящая Ира Красикова, а Ирма Кох, юная, но хладнокровная, изобретательная и расчетливая, присвоила себе ее имя и позже сменила его на Ираиду. Таким образом объединив свое настоящее имя с именем умершей матери, при этом оставив его созвучным прежнему.
Даже если они ранее и встречались, то Ираида, теперь будем называть ее так, выросла и сильно изменилась, поэтому увидев вновь, уже в качестве своей сотрудницы, Николай Сергеевич ее не узнал. Она была хорошо воспитана, умела произвести благоприятное впечатление, поэтому быстро втерлась ему в доверие и пожаловалась на свою нелегкую судьбу. Он посодействовал ей в получении квартиры. Квартиры по соседству. А по сути, получилось, что Ираида-Ирма вернулась в свою собственную квартиру, которая на тот момент уже была перепланирована и разделена на две отдельных: в одной, более просторной жили Савицкие, в другой, намного скромнее, поселилась она.
Если бы Николай Сергеевич только знал, какую «мину замедленного действия» он закладывает под свою семью, помогая «бедной сиротке» и заселяя ее по соседству. Но, к сожалению, он ничего не знал.
Ее отец Карл Кох тоже вернулся в Ленинград, но жил под другим именем и по другим документам. Они с дочерью время от времени тайно встречались. Однажды Карл, видимо поддавшись сентиментальному порыву, неосмотрительно зашел в гости к своей дочери и случайно столкнулся на лестнице с Николаем Сергеевичем. Тот ему показался подозрительным, и Савицкий сообщил в органы. В деле Коха имеются его показания. Карла арестовали, судили и расстреляли.
Ираида как-то об этом узнала. Сначала она потеряла мать, потом отца и источником ее утрат, по ее разумению, был один человек – твой Геля дедушка, Савицкий Николай Сергеевич. Поэтому она начала ему мстить. Думаю, что по началу, она не думала о физическом устранении, об убийстве, а строила планы, козни, чтобы извести Николая Сергеевича, навредить ему, скомпрометировать, подставить, морально уничтожить. Возможно, ей что-то и удалось предпринять и по этой причине, ему пришлось так рано уйти на пенсию.
Как я уже говорил, Ираида была хладнокровной и расчетливой, она не действовала под воздействием эмоций. Она умела выждать подходящий момент, а ее сын Эдуард, наоборот был вспыльчивым и мог совершать необдуманные поступки. Как, например, история с маленькой Таней, когда Эдик столкнул коляску вместе с ней с лестницы.
Ираида воспитывала сына точно также, как воспитали ее саму, с убеждениями собственной исключительности, превосходстве над окружающими. Считала, что свои интересы нужно отстаивать любым способом. А еще он, так же, как и она, ненавидел всю вашу семью. Я долго подозревал его, но расскажу об этом чуть позже.
