Лилия Дворянская
Чувства из прошлого
Парень был бледный, очень потерянный, его длинные рыжеватые волосы спутались и висели неаккуратными прядями.
«Митя, ты очень похож на Олю… на свою маму», – внезапно сказал ему Дима.
Тот вздрогнул, перевел на него удивленный взгляд и недоверчиво переспросил: «Вы что знали мою маму?»
«Да, мы когда-то были знакомы, учились в одной школе, но потом наши дороги разошлись», – пояснил Дима и продолжил, – «Меня зовут Дмитрий Павлов, я следователь. Мне нужно с тобой поговорить».
«Здесь или лучше на кухне?» – переспросил юноша и сам ответил, – «Лучше на кухне. Там можно выпить чаю. Я сейчас скажу Асе».
Митя поднялся и, ссутулив плечи, пошел в сторону кухни. Дмитрий проследовал за ним. Ася уже все приготовила, поэтому на кухне их ждал горячий чай, печенье и бутерброды.
Погладив Митю по спине, Ася оставила их одних и ушла в комнату.
«У тебя замечательная девушка», – отметил Дмитрий.
«Да, Ася хорошая. Я ее очень люблю. Мы собираемся пожениться… – Митя замешкался, – «Ну, то есть собирались… теперь, наверное, надо будет отложить».
Он сел за стол и обхватил двумя руками чашку с чаем, как будто пытался согреться.
Дмитрий сел напротив него.
«Если собираетесь жениться, то лучше надолго не откладывать», – с грустной усмешкой посоветовал ему Дима и серьезным тоном продолжил, – «Митя, расскажи мне, пожалуйста, о родителях, чем они занимались, были ли они обеспокоены чем-либо в последнее время, угрожал ли вам кто-нибудь».
Митя, опустив глаза в чашку, начал говорить: «Ничего такого не было. Никаких угроз. Мама была директором в детском развивающим центре «Три поросенка». И руководила, и сама, как психолог занималась с малышами. Отец хорошо зарабатывал, он был управляющим филиала коммерческого банка. Поэтому мама могла бы не работать, но она не хотела сидеть дома без дела и много времени проводила на работе.
Мы с Асей живем в этой квартире уже полгода, а до этого я жил вместе с родителями. После того, как я перебрался сюда, мы с мамой постоянно созванивались и виделись каждые выходные. Они с папой ни разу не упоминали, что у них есть какие-то сложности. Они даже не ссорились никогда. Наоборот, они всегда поддерживали друг друга, подшучивали, любили подурачиться. С воодушевлением планировали нашу с Асей свадьбу. Они ведь сами тоже рано поженились и много лет живут счастливо… точнее жили…», – при этих словах Митя хлюпнул носом, а в глазах у него блеснули слезы.
«А у отца не было проблем на работе?» – продолжал спрашивать Дмитрий.
«Нет, точно не было», – заверил юноша. – «Я бы знал. Я подработаю системным администратором в его банке, пока учусь заочно в политехническом. И у мамы не было, ее все в центре любили».
«У вас в доме было оружие?» – поинтересовался Павлов.
«Нет, что вы», – испуганно замотал головой Митя. – «Да, у отца есть сейф в кабинете, но там лежат только документы и некоторые мамины украшения, я не раз открывал и закрывал его. Мы ничего не скрывали друг от друга. Оружия дома не было».
«Митя, мне нужно, чтобы ты съездил домой и посмотрел, что могло пропасть из квартиры, возможно, что-то ценное», – попросил Дмитрий, – «Еще из материалов дела следует, что исчезли две картины из гостиной, мне нужно бы получить их описание».
«Хорошо, я посмотрю», – растерянно пообещал юноша.
«Кто тебе рассказал о произошедшем? Соседка?» – поинтересовался Дмитрий.
«Нет, Ираида Максимовна, мне только сказала, что не может застать родителей дома. Была обеспокоена этим, но попросила меня не волноваться», – ответил Митя и добавил, – «Она очень милая старушка, одна из немногих, кто живет в доме, как и моя семья много лет. Я знаю ее с самого детства. Нет, мне тетя сказала».
Дмитрий насторожился и уточнил: «Тетя Таня?»
«Нет», – возразил тот, – «тетя Геля, мамина двоюродная сестра. Они всю жизнь с мамой дружат… дружили… В последнее время реже виделись, но праздники мы всегда отмечали все вместе. Она вчера встретила нас с Асей в аэропорту, привезла сюда домой и все здесь рассказала. Пытается меня успокоить, а у самой слезы льются и руки дрожат. Я сегодня хотел поехать к ней. Она на Ленинском проспекте живет, но нет сил. Завтра похороны».
Сердце Димы екнуло, провалилось, а его самого охватило волнение: «Как? Геля живет здесь? Хотя, чему удивляться, он через общих знакомых знал, что она вышла замуж за этого… как его… Ивана. Вот, наверно и переехала к нему».
Митя внезапно что-то вспомнил и пристально посмотрел на него: «Мне мама однажды рассказала, что у них с тетей Гелей в детстве был хороший друг, и меня она назвала в честь него – Дмитрием. Это ведь вы, правда?».
Митя не выдержал, часто заморгал, и по его щеке побежала одинокая слеза. Вцепившись в руку Димы, срывающимся голосом он умоляюще произнес: «Вы ведь найдете того, кто это сделал? Обещайте, что найдете!»
Дмитрий сглотнул ком в горле, поднялся и, отечески обняв парня, пообещал: «Я сделаю все для этого возможное!»
Всю обратную дорогу домой Дима думал о том, что завтра увидит Гелю. Впервые, через двадцать лет.
-13-
В кроне деревьев щебетали птицы, они беззаботно перелетали с ветки на ветки, нарушая тишину скорбного места. Легкий ветер обрывал с черных ветвей желтые листья, и они медленно планировали на землю. На кладбище было много народу и море разноцветных цветов. Похороны Ольги и Евгения в этот еще теплый и солнечный октябрьский день казались чем-то неправдоподобно абсурдным и сознание Дмитрия, отказывалось принимать этот факт.
Он стоял на боковой дорожке, держа в руке шесть сиреневых хризантем, и сквозь темные солнцезащитные очки рассматривал, подходивших к месту упокоения Оли с Женей, людей, которые сбивались в небольшие группки и тихо перешептывались.
Дима увидел Гелю не сразу, но сразу узнал. Она шла рядом с Асей, держа Митю под руку. Такая же, как и он, потерянная и безразличная ко всему, полностью погруженная в свое горе. Они прошли мимо, совершенно не обратив на него внимание. Но почувствовав на себе пристальный взгляд, Геля повернулась, безразлично скользнула взглядом по Дмитрию и, не узнав его, отвернулась, продолжив о чем-то тихо переговариваться с племянником. Пройдя еще несколько шагов, она вдруг резко остановилась и отстала от Мити и Аси. Вновь повернулась и внимательно на него посмотрела. Тихо охнула и прижала ко рту руку с платком.
Дмитрий глубоко вздохнул, собрался с духом и наконец решился к ней подойти. С каждым шагом навстречу Гели его сердце колотилось все отчаяннее.
С минуту они молча друг друга рассматривали.
«Она мало изменилась», – думал Дима, – «только прическу поменяла: вместо длинных густых волос у нее была короткая стрижка. Ей идет».
Это была все та же Геля, только взрослая. Но уже не его… чужая жена.
Ангелина не сразу осознала, что этот высокий крепкий мужчина с пробивающейся сединой в темных волосах – Дима. Поэтому даже переспросила у него: «Дима, это действительно ты?»
«Да, Геля, здравствуй», – чуть хрипло произнес он, снимая темные очки.
«Откуда ты здесь?» – удивилась Геля. – «Но… как же ты узнал?»
Дима чуть помялся и объяснил: «По стечению обстоятельств, я веду следствие по этому делу».
«Надо же…», – удивленно протянула она.
Развернувшись, чтобы пойти дальше, Геля чуть пошатнулась, и Дима был готов ее подхватить под руку, но она покачала головой и строго сказала: «Не надо! Все нормально. Я сама». Обняв себя за плечи, она медленно пошла рядом с ним в сторону участка под захоронение.
«Их хоронят рядом с Олиными родителями и нашей бабушкой», – тихо сказала Геля, когда они с Димой дошли до места.
«Дима извини, поговорим позже», – произнесла она и, оставив его одного, вновь подошла к Мите, обняла и, поглаживая его подрагивающую спину, что-то начала говорить тому в самое ухо.
Дима остался стоять в толпе и внимательно присматривался к пришедшим на прощание людям: кто-то негромко переговаривался, кто-то утирал платком глаза.
У него за спиной тихо беседовали две женщины, и Дмитрий прислушался к их разговору: «… Как же жаль, какая несправедливость… Ольга Юрьевна, была замечательным специалистом и такой светлый человек. За что ей это…» – расстроено произнес один женский голос.
«Вы тоже занимались у нее?» – спросила вторая женщина.
«Да, мой младший был очень застенчивый мальчик. Он не шел на контакт с другими детьми. Ольга Юрьевна с ним занималась и только после ее занятий он начал играть с другими ребятами. И моему старшему сыну она тоже помогла».
«У вас оба сына посещали ее центр?» – уточнила вторая.
«Нет», – возразила первая женщина своей собеседнице, – «только маленький Глебушка, ему 2 года. Старшему уже 13 лет, это мой сын от первого брака. С ним стало сложно. Он замкнулся, перестал со мной разговаривать. Я не знала, что делать…»
Вторая женщина хмыкнула: «Подростки все сложные. Не слушаются, хамят, курят, собираются по подъездам. Сына одной моей приятельницы, чуть из школы не исключили, за то, что он на уроке химии, учителю реактивы заменил и светопреставление устроил».
Первый голос возмутился: «Егорка не такой. Он не спорил, неплохо учился, занимался туризмом, ходил с ребятами в походы … Но, однажды, перестилая ему постель, я нашла под матрасом странные брошюры и листовки, призывающие очистить мир от скверны. Я показала их мужу, и он сильно напугал меня, сказав, что это очень опасное чтение и нужно немедленно их выбросить, а с мальчиком серьезно поговорить.
Егорка категорически отказался с нами разговаривать. Я отчаялась и, не зная, что делать, поделилась с Ольгой Юрьевной. Она направила нас к своему знакомому подростковому психологу. После его занятий Егор изменился, стал более открытым. Стал доверять и теснее общаться с моим мужем. Теперь они даже вместе ездят на рыбалку. Вот только туристический кружок бросил. Жаль, он ему так нравился…»
Павлов обернулся, решив посмотреть на участниц разговора, но те уже затерялись в толпе, и он не смог определить, кто из окружающих женщин мог вести эту беседу.
Подошла его очередь возложить цветы, он приблизился, опустил свой букет поверх остальных и взглянул на памятник, где уже было три фотографии родителей Ольги и ее бабушки. Что-то кольнуло в мозг. Внимание выхватило что-то очень важное, но он не сразу понял, что именно его насторожило. Он еще раз внимательно посмотрел на памятник. Дата! Осенило его. Дата смерти у всех трех людей: отца, матери и бабушки Оли была одинаковая – 13 декабря 1998 года.
«Надо будет спросить об этом у Гели», – решил он.
-14-
Возобновить с ней разговор ему удалось только в зале ресторана, где были организованы поминки. Дима отозвал Ангелину в сторону и, убедившись, что она готова ответить на его вопросы, уединился с ней за одним из столиков.
«Геля, извини, что приходится задавать тебе вопросы в этот день», – начал он, – «но у меня такая работа».
«Я все понимаю, Дим», – ответила она, положив локти на стол и крепко сцепив пальцы. – «Спрашивай».
Дима видел ее напряженные кисти рук, с коротко подпиленными розовыми ноготками, бледное лицо с припухшими грустными глазами и опущенными уголками губ и ему хотелось, обнять ее, успокоить, пожалеть или, хотя бы, дотронутся до нее, коснуться ее нежной руки, но он не смел.
Судорожно сглотнув, он начал ее расспрашивать: «Я заметил, что ваша бабушка и Олины родители умерли в один день, можешь рассказать, что случилось?»
«Они попали в автомобильную аварию», – глухо пояснила Геля.
«Как это произошло? Можешь рассказать?»
Геля сжала руки и начала рассказывать: «Со слов Оли, им кто-то позвонил и сообщил, что на дачу в их отсутствие забрались воры. Разбили стекла, и все перевернули вверх дном. Поэтому они решили съездить и проверить, что там случилось. Дело было зимой, дорога скользкая, что именно произошло точно неизвестно, были предположения, что на дорогу выскочило какое-то животное или их подрезал другой автомобиль, или их машину просто занесло. Это так и осталось достоверно невыясненным. Случайные водители нашли в кювете их сгоревшую перевернутую машину, они все погибли».
Геля всхлипнула, расцепила пальцы и, достав носовой платочек из рукава черной водолазки, промокнула мокрые глаза и добавила: «Оленька тогда ждала второго ребенка, но от переживаний так и не выносила его».
«Ты часто виделась с Ольгой и ее семьей?» – продолжал спрашивать Дима, не давая Геле погрузиться в печальные воспоминания.
Она тяжело вздохнула и произнесла: «Теперь думаю, что недостаточно часто. Я уже давно переехала в Питер, но, сам понимаешь, большой город, работа, заботы… Мы с ними встречались, как правило, на праздники. Иногда собирались на даче, но чаще просто перезванивались».
«Оля или Женя жаловались тебе на свои проблемы, может по работе, ну или упоминали о каких-то сложностях?»
«Нет, у них все хорошо было. Оля с Женей жили дружно, но, может, были какие-то мелкие недовольства, как в любой семье, но никаких серьезных выяснений отношений и крупных ссор не было. И Митя всегда был хорошим добрым мальчиком», – при этих словах она бросила тревожный взгляд на племянника, который вместе с Асей сидел за длинным общим столом и наблюдал за ней. Махнула ему рукой и одними губами произнесла: «Сейчас приду».
Вновь перевела взгляд на Диму и продолжила рассказывать: «Оленька была встревожена, когда Митя решил переехать. Она предлагала ему с Асей жить с ними вместе, квартира ведь большая, но он сказал, что они хотят быть самостоятельными и попробовать пожить отдельно. Ася хорошая девушка, когда Оля убедилась, что Митя в надежных руках, она смирилась и с головой ушла в работу. Ее любили в детском центре, она была востребована, приходили заниматься именно к ней. Женя возглавлял свой банк несколько лет, до этого был в нем одним из руководителей отдела. Его ценили. Этот ресторан и организацию поминок его банк полностью взял на себя».
«Я что-то не вижу Татьяну. Она здесь?» – поинтересовался Дима.
«Таня не смогла сейчас приехать, у ее мужа какие-то проблемы со здоровьем, она не может оставить его одного. Обещала приехать при первой же возможности» – пояснила Геля.
Дима помолчал немного, собираясь с духом, и неуверенно спросил: «Ну, а как ты сама живешь, как Иван?»
Геля приподняла бровь, внимательно на него посмотрела и сухо ответила: «Хорошо! У меня все хорошо! И у Ивана тоже хорошо».
Рассказывать, что она давно развелась с Иваном, когда узнала о его любовной истории на стороне, она не стала. Так же, как и не стала ничего спрашивать у Димы. Ангелина прекрасно понимала, что со дня их последней встречи прошло два десятка лет. А прошлое, должно в прошлом и остаться. И нечего тешить себя напрасными надеждами.
Дима взял номер ее телефона, предупредив, что возможно ему придется еще не раз с ней поговорить. На этом они и расстались.
-15-
После Диминого ухода, Геля вернулась за стол к Мите и пересказала тому, о чем разговаривала с Павловым.
«Ангелина Петровна, вы, правда, раньше дружили с этим следователем?» – поинтересовалась у нее Ася.
«Да, дружила», – подтвердила она и мысленно добавила, – «А еще очень его любила».
Их встреча пробудила в ней все воспоминания, которые она старательно усыпляла в своей памяти. Она тогда очень болезненно восприняла их с Димой разрыв. И чтобы отомстить ему за предательство, слишком стремительно закрутила роман с Иваном. Ей было на тот момент все равно, был ли это Иван или кто-то другой. Но это был именно Ваня. Он стойко сносил все ее перепады настроения, был к ней заботлив и внимателен. Она привыкла к нему, присмотрелась и даже начала отвечать взаимностью. С ним было легко и приятно общаться, а когда она заболела и не смогла приехать к бабушке на одни из зимних каникул, то тот сам приехал в Ярославль. Геля сдалась. Димка никогда к ней не приезжал, а Ваня приехал. И даже сообщил ее родителям, что любит ее и у него самые серьезные намерения. Поженились они уже на пятом курсе и, после окончания университета, Геля переехала к нему. Интернатуру она проходила здесь, в Санкт-Петербурге.
Оленька была счастлива, что они с Гелей теперь могут видеться так часто, как захотят, а еще больше, что они с Ваней вместе. Это были очень счастливые времена, они дружили семьями, ходили друг к другу в гости, ездили вместе отдыхать, нянчились с маленьким Митей. Потом случилась беда, унесшая жизнь бабушки и Олиных родителей и только все вместе они помогли Оленьке справиться с этой трагедией.
Своих детей у Гели не было. Врачи разводили руками, не было никаких причин, чтобы их не было. А их почему-то не было. Поэтому Митя это был их с Олей ребенок на двоих. Геля часто присматривала за ним, когда он был маленький, лечила его, когда он болел, играла, а затем, водила на кружки, когда он стал взрослее.
Дима. Она вспоминала его. Да что уж говорить, она никогда не забывала его. Много лет назад от общих знакомых она случайно выяснила, что он служит где-то на Кавказе и с тех пор часто молилась о его здравии и время от времени ставила свечки в церкви. Но искать его или узнавать что-то о нем, не пыталась, убедив себя, что у каждого из них теперь своя сложившаяся жизнь.
Потом от нее ушел Иван, точнее она сама попросила его принять решение и уйти, так как видела, как он страдает и переживает. Сама она страдала не долго. Только развод с ним отдалило ее от Оленькиной семьи, потому что их компания распалась. Женя продолжал общаться с Ваней, Оля с Гелей, но все вместе встречаться они уже не могли.
Иван ушел благородно. Оставил ей их совместную квартиру и переехал к новой возлюбленной. Он всегда был порядочным человеком, как бы парадоксально это не звучало. И вот теперь, когда она вновь встретила Диму, Гелю внезапно посетила странная мысль, что вдруг то, что Иван исчез из ее жизни – тоже было его правильным решением.
«Тетя Геля…» – донесся до нее голос Мити, – «Ты сходишь завтра со мной в родительскую квартиру? Я не смогу один… после всего этого…»
«Да, конечно, схожу», – задумчиво отозвалась она, – «Наверно стоит Диму тоже позвать».
-16-
Конечно, Дима не смог отказать Геле. Ему и самому хотелось еще раз побывать в доме, с которым были связаны радостные моменты. Хотя сейчас повод был совсем не радостным.
Спустя много лет Дима вновь очутился в доме Оленьки и совсем его не узнал его. Он стоял в прихожей и, вертя головой в разные стороны, с любопытством осматривался.
«Здесь все сильно изменилось», – произнес он, – «Я запомнил эту квартиру совсем другой».
«Да, Оля с Женей сделали ремонт и перепланировку. Теперь здесь все по-иному», – увидев его замешательство, сообщила Геля.
«Проходи в гостиную», – предложила она и первая пошла вглубь квартиры.
Дима и Митя проследовали за ней. Под ногами хрустели осколки стекла и фарфора, вокруг валялись обрывки бумаг, разбросанные книги и вещи.
Геля щелкнула выключателем и в комнате под потолком загорелась люстра.
«Какой же беспорядок, что же здесь искали?!» – охнула она.
«Так, давайте за дело», – распорядилась Ангелина, – «Митя, начни с кабинета папы, посмотри, что могло пропасть ценного?»
Митя неподвижно стоял и, не отрывая расширенных от ужаса глаз, смотрел на большое бурое пятно на диване. Геля, перехватив его взгляд, взяла лежащий на кресле плед и набросила на диван, скрыв им следы недавней трагедии.
Затем развернула Митю и со словами «иди» легонько подтолкнула в сторону кабинета.
«Дим», – с небольшим надрывом в голосе спросила она Павлова, оставшись с ним в гостиной вдвоем, – «Вот за что? За что их могли убить? Деньги? В доме их не было! Драгоценности? Все на месте! Неужели из-за этих двух картин?! Так они же не представляют никакой художественной ценности!»
Дмитрий облокотился на черное фортепиано на гнутых ножках, скрестил на груди руки, посмотрел на противоположную стену, где зияли пустотой тяжелые резные рамы и спросил: «Что это были за картины? Я не помню».
Геля перевела взгляд на место, с сожалением посмотрела на место, где ранее были картины и пояснила: «Та, что больше, называлась «девушка в вечернем наряде». Это мы ее так называли. На ней была изображена некая молодая женщина, сидевшая в кресле с резной спинкой и резными подлокотниками. Женщина была одета в длинное черное атласное платье, украшенное белоснежным кружевом и несколькими нитками жемчуга, на голове у нее была маленькая шляпка с крупными перьями. На картине была дата не то 1916, не то 1918 год, точно не скажу. Начало 20 века».
«Вторая картина. Та, рама, что меньше размером», – указала Геля рукой, – «На ней был изображен пухлый розовощекий ребенок. Малыш на картине, одетый в длинную зеленоватую воздушную рубашку, сидел на сером коврике и играл с белым лохматым щенком. Вот на ней точно знаю была сзади надпись: «Ирма, 1931». Обе картины были подписаны латиницей «Koch».
Она подошла к стене и показала надпись на куске холста, бывшем некогда пейзажем с дорогой и полем, а сейчас рваной тряпкой свисающим с рамы: «Вот как здесь! На остальных».
«Откуда ты знаешь, что они не представляют ценности?» – решил уточнить Дмитрий.
«В конце девяностых годов, во время очередного экономического кризиса, дядя Юра, Олин папа, решил сдать эти две картины в антикварный салон, в надежде получить за них приличную сумму», – объяснила Ангелина, – «но там сказали, что картины рисовал какой-то неизвестный художник, что они недостаточно старинные и предложили такие смешные деньги, что их решили не продавать. Сколько себя помню они всегда здесь висели. Жаль, что остальные картины испортили, мне они нравились, очень милые пейзажи».
Геля вздохнула и продолжила: «Хоть дедушка и был известный хирург, они с бабушкой жили скромно. Все, что есть в доме, представляет скорее семейную ценность, чем материальную. Дедушка не любил роскошь, единственной его страстью были книги. Как ты знаешь, здесь внушительная библиотека. Оленька ее сохранила».
«Бабушка рассказывала, что эти картины», – обвела она рукой стены гостиной, – достались им вместе с квартирой. А те, что в кабинете – подарены благодарными пациентами».
«Кто является владельцем квартиры?» – осторожно спросил Дима.
Геля усмехнулась и съязвила: «Ты подозреваешь в убийстве кого-то из нас? Выбор у тебя небольшой. Из нас – только я и Митя».
«Геля, не ерничай», – оборвал ее Дима, – «я должен это знать».
«Ну, хорошо», – согласилась она, – «По бабушкиному завещанию квартира доставалась ее дочерям: моей маме и Олиной маме – тете Вере. Но тетя Вера погибла вместе с бабушкой, и ее доля разделилась между Олей и Таней. То есть получается, что половина квартиры принадлежит моей маме, четверть Тане. А Олина доля, в том же размере должна перейти Мите. Я полагаю так… Но не знаю, что будет с квартирой дальше. Не уверена, что кто-то захочет здесь жить после того, что случилось».
Их разговор прервал появившийся в гостиной Митя:
«Я все посмотрел в папином кабинете», – сообщил он, – сейф не вскрыт, все ценности и документы на месте».
«Вот только не могу найти мамин телефон. Пробовал позвонить, он отключен», – Митя повертел головой, оглядывая гостиную.
Затем он сходил на кухню, заглянул в ванную комнату.
«Странно», – произнес юноша, вернувшись, – «Его нигде нет. Ладно, позже еще поищу».
«Бред какой-то», – думал Дима, потирая пальцами лоб, – «Убиты два человека… Ради чего? Ради пары картин неизвестного художника? Убиты немецким оружием времен войны. И зацепиться не за что».
Из раздумий его вывел звонок в дверь. Митя пошел открывать.
«Ой, а я иду из булочной, смотрю, у вас свет горит. Решила, дай зайду, проверю, все ли в порядке», – донесся из коридора чуть дребезжащий старческий голос.
«Спасибо за беспокойство, Ираида Максимовна. Мы здесь проверяем, что у нас украли», – ответил на это Митя.
В гостиной появилась благообразная пожилая дама с седыми кудряшками и в бордовом шерстяном платье, украшенное камеей, заколотой под воротником.
Оглядев беспорядок, она возмутилась: «Вот же негодяи! Да как это можно!»
Взглянув на Гелю Ираида Максимовна запричитала, по щекам у нее поползли слезы: «Ой, Гелюшка, горе какое! Олюшка, Женечка, такие хорошие, такие добрые. Они же у меня на глазах выросли! Вот за что их! Еще и картины попортили. Что же это делается… Как же страшно… И куда только полиция смотрит…»
Геля подошла к ней, обняла, погладила по спине и успокаивающим тоном сказала: «Ираида Максимовна, не переживайте. Вот познакомьтесь, это следователь Дмитрий Павлов», – представила она Диму, – «Он расследует дело. Он обязательно найдет того, кто это сделал!»
Ираида Максимовна достала из кармашка белый кружевной платочек, промокнула слезы со сморщенного личика и умоляюще произнесла: «Вы уж, пожалуйста, найдите этих негодяев!». Затем добавила: «Ну ладно, я пойду, не буду вам мешать», – и, чуть шаркая ногами, покинула квартиру.
Дмитрий выглянул в коридор и, убедившись, что она ушла уточнил у Гели, которая закрыла за соседкой дверь: «Эта та самая соседка, которая подняла тревогу?»
Геля подтвердила: «Да, это наша соседка – Ираида Максимовна Красикова. Очень приятная бабушка. Живет здесь практически всю жизнь. По крайнее мере, сколько я себя помню, она всегда здесь была. В этом доме из «старых» жильцов мало кто остался. Дом старый, первый этаж занят под офисы, ряд квартир выкуплены целыми этажами состоятельными людьми. Я уже практически никого здесь не знаю.
«Она одинокая, эта Красикова?» – поинтересовался Дима.
«Нет», – возразила Геля, – «У нее сын есть. Они вдвоем живут».
«Что ты знаешь о ней и о ее сыне?»
Ангелина задумалась, пару секунд подумала и начала рассказывать: «Знаю, что мужа у нее не было. Она всегда вдвоем с сыном жила. Когда-то работала медсестрой в госпитале. Еще вместе с нашим дедушкой. Сына зовут Эдик. Ему лет 55-56. Когда-то преподавал в строительном техникуме, что именно – не знаю. Сейчас тоже где-то работает. Я редко его видела. Он странноват, вечно как будто чем-то недоволен, здоровается всегда сквозь зубы. А с Красиковой Олина семья всегда поддерживала хорошие отношения. Можно сказать – дружила».
Она замолчала, помялась и неуверенно произнесла: «Не знаю, насколько это тебе интересно, но бабушка как-то рассказывала, что с ним была связана одна неприятная история. Когда он был еще подростком, то однажды коляску с маленькой Таней с лестницы столкнул. Таня не пострадала, все обошлось благополучно. Ираида Максимовна, тогда сильно плакала, умоляла его простить, говорила, что он нечаянно. Но мы с девочками всегда его недолюбливали.
Оставив Гелю с Митей наводить дома порядок, Дима с ними попрощался и направился к себе в отдел, чтобы спокойно осмыслить полученную информацию и поразмышлять.
-17-
Это дело для Павлова имело особую важность, распутать его было не просто делом чести, но и восстановления доверия Гели. Дима был в замешательстве и с трудом пытался сформулировать хотя бы несколько рабочих версий.
«Бессмыслица какая-то», – думал он, – «Жили себе хорошие, приличные люди, окружающие их любили и уважали. А кто тогда убил? И за что? И куда делись те картины?
Дмитрий так задумался, что на одном из перекрестков даже пропустил зеленый сигнал светофора, за что удостоился возмущенных сигналов водителей автомобилей, что скопились за ним на перекрестке.
Добравшись до отдела, он прошел в свой кабинет и даже несколько обрадовался, что Крылова на месте не оказалось. Так никто не мешал думать. Дмитрий сел за стол, вытащил из сейфа дело Белых и вновь внимательно его изучил. Ничего. Ничего, что могло натолкнуть его на мысль.
Тогда он взял чистый лист бумаги и стал рисовать. «Символист» – шутя, называл его Николай Крылов. Все свои размышления Дима всегда выносил на бумагу в виде кружочков, стрелочек, крестиков и палочек. Ему так было легче думать.
Дмитрий нарисовал вверху листа круг, подписав его внутри: «Женя, Оля», от круга он провел две стрелки, разделив лист пополам, под одной начертил прямоугольник и написал «картины» под другой в таком же прямоугольнике «квартира». Под «картинами» поставил вопросительный знак. Под «квартирой» перечислил через черточку все имена: Любовь Николаевна (мама Гели) = 50%, Геля = 0%, Митя = 25%, Таня = 25%. И принялся думать.
«Парабеллум» в рисунок преступления не укладывался. Совсем.
«Кому была выгодна смерть Оли и Жени?» – размышлял Дима, – «На работе все было благополучно, с соседями не ссорились, наследников на квартиру много. И на момент убийства, родители Гели находились в Ярославле, Таня во Франции, Геля ничего не получает, а Митя похож на убийцу меньше всего, он до сих пор так и не отошел от смерти родителей».
Он еще посидел над расчерченным листом и, вспомнив слова Гели, что картины достались ее дедушке вместе с квартирой, провел двустороннюю стрелку, соединив прямоугольники со словами «картины» и «квартира». Вот это, уже было связано между собой, и это была зацепка.
Чтобы потянуть за ниточку «квартира», Дима решил узнать ее историю и сделал запрос в центральный архив.
Полученный спустя несколько дней официальный ответ на его запрос нисколько не прояснил ситуацию, данные были крайне скудны.
Архивная информация гласила, что здание, где находится квартира Белых, частично пострадало во время войны, в послевоенные годы было восстановлено и передано в ведомство Министерства Вооруженных Сил СССР. В 1946 году квартира предоставлена для проживания майору медицинской службы Савицкому Николаю Сергеевичу и его супруге, лейтенанту медицинской службы Савицкой Надежде Георгиевне. В 1994 году квартира была приватизирована Савицкой Надеждой Георгиевной.
Ничего для себя не выяснив, Дмитрий решил съездить в архив самостоятельно и изучить более раннюю историю дома.
Перелистав в архиве несколько пожелтевших домовых книг, он обнаружил одну заинтересовавшую его запись. Эта запись, с одной стороны, обрадовала его, а с другой, породила новые вопросы. Но самое главное – она укладывалась в его схему!
В старинной домовой книге было указано, что в период с 1923 по 1942 год в том самом доме проживал Карл Фридрих фон Кох с супругой Аидой фон Кох (урожденной Вейгер) и дочерьми – Софьей и Ирмой.
Дима ликовал: «Вот картины и нарисовались!»
Конечно, могло оказаться, что на этом «ниточка оборвется» и полученные сведения окажутся бесполезными, но больше ухватиться было не за что. Интуиция подсказывала Павлову, что «копать» нужно именно в этом направлении, в глубь времен.
-18-
(1934 год)
Конец апреля 1934 года в Ленинграде выдался необычайно теплым. Горожане облачились в летние костюмы и яркие платья, и все больше проводили времени, гуляя в парках и выезжая на пикники за город.
А в зоосаде в выходной день было море посетителей: родителей с детьми и веселые компании, которые толпились у клеток с животными или просто неспешно прогуливались по дорожкам.
В толпе, у вольера с бегемотом стоял высокий худощавый мужчина, на плечах которого сидела хорошенькая пятилетняя девочка с плюшевым медвежонком в руках и без умолку болтала: «Папа, а что едят бегемоты? А у них болят животы? А зачем им такой большой рот? Папа, а мы пойдем смотреть слона? Папа, а когда мы пойдем смотреть слона?»
