Побольше внимания к бытовому факту! Централизаторские попытки – в той лишь мере, в какой налицо материальные и идейные условия их успеха. Семейный быт настолько распылен, что работа по преобразованию его не может не пройти через длительный период реформаторского «кустарничества», которое в данных условиях будет играть прогрессивную роль. Дом из нескольких квартир, несколько соседних домов, завод, квартал, район, – в этих постепенно расширяющихся рамках отчасти последовательно, отчасти параллельно пойдет практическое реформаторство. Инициативные объединения и группировки будут иметь на первых порах преимущественно местный характер. Хорошо, если они будут себе ставить строго определенные, частные задачи: обеспечить группу домов яслями или прачечной, создать для группы предприятий общественную столовую и пр. Более широкий размах деятельности явится по мере материального подъема и накопления реформаторского опыта. Во всей работе – побольше инициативы, соревнования, деловитости!
Но первая задача, ближайшая, неотложнейшая, острейшая – вывести быт из безмолвия.
«Правда» N 183, 17 августа 1923 г.
(По поводу годовщины журнала)
Журнал «Молодая Гвардия» занимает исключительное по своей важности место: он встречает у порога пробужденного к сознательной жизни представителя молодого поколения и вводит его в царство коммунистической мысли. В царство это приходится подниматься по ступенькам, – и отсюда вытекает главная трудность в ведении журнала. Нельзя замыкаться в тесном кругу наиболее развитых представителей молодежи, – это привело бы к недопустимому умственному аристократизму, – но нельзя и, гоняясь за популярностью, обходить сложные вопросы коммунистического миропонимания. Разрешение противоречия состоит, как мне кажется, в том, чтобы охватывать всю лестницу восхождения, т.-е. считаться с молодыми читателями разных уровней развития. Не принижать вопросы до ступени отсталого, а соответственным подбором и группировкой статей помогать отсталому подниматься со ступени на ступень. Насколько я понимаю, таков именно метод работы «Молодой Гвардии».
Позвольте несколько подробнее остановиться на чисто-литературной стороне дела – на форме. Я говорю не о беллетристическом отделе журнала, а о каждой его странице, начиная с оглавления. На вопросы литературной формы мы в прошлом не приучились обращать внимание, – не до того было. Статьи писались почти всегда наспех, неряшливо, нередко на колене. Поскольку эта неряшливость отражала бешеную горячку тех дней и годов, она сама становилась литературной формой, выражая душу своей эпохи. Но поскольку неряшливость входит в привычку и грозит стать школой писательства, ей надо объявить истребительную войну. Писательство есть искусство, в котором можно достигнуть разных высот, но которое требует величайшего внимания, кропотливого труда и высшей добросовестности к слову.
Разумеется, неоспоримым культурным завоеванием является каждый такой факт, когда полуграмотный вчера пролетарий становится сегодня рабочим корреспондентом. Но это вовсе не значит, будто задачи писательства ограничиваются с нашей точки зрения кое-каким, хотя бы приблизительным выражением мысли. Нет, техника писательства есть самостоятельная область, значительная и ответственная. В соответствии с духом всей новой культуры, современное писательство имеет тенденцию к точности и простоте. Но эти качества – точность и простота – не даются от рождения, в том числе и от классового пролетарского рождения, а берутся с бою, постоянной критической и самокритической работой над собственным идейно-словесным материалом. Простота и точность могут пролагать себе дорогу разными путями, в зависимости от вопроса и от индивидуальности автора. Они ни в каком случае не исключают образности и живописности речи. В тех случаях, где образ вытекает из внутреннего развития мысли и лучше всего смыкает два ее еще разобщенных звена, там образ сам становится орудием простоты.
Слов, более или менее близких и сродных, много в словаре, но из них только одно выражает тот оттенок, который в каждом данном случае нужен. Первая и самая важная задача писательской техники состоит в том, чтобы найти это слово – такое, которое не допускает замены. Развить тему в статье вовсе не значит зашвырять читателя дюжиной или сотней фраз, приблизительно выражающих разные стороны вопроса. Когда мысль, не выпихиваемая автором неряшливо, как это нередко бывает, а развертывающаяся «из себя», добросовестно ищет для себя точного выражения, тогда фраза органически вырастает из фразы, повинуясь динамике мысли. Тем самым фраза перестает быть «фразой», т.-е. бюрократически обезличенным или мещански-расцвеченным выражением мысли или… ее отсутствия. Писательство есть искусство, дорогие друзья! Не перенимать, не увековечивать обездушенную от времени неряшливость призвано молодое поколение писателей, а изучать, развивать и повышать мастерство писательства. Молодые должны писать лучше стариков. Научиться и научить этому – тоже немаловажная задача «Молодой Гвардии».
Желаю вам всякого успеха! Ваш Л. Троцкий.
1 июня 1923 г.
«Правда» N 123, 6 июня 1923 г.
(К празднованию годовщины института)
Дорогие товарищи!
Я очень сожалею, что неотложная работа не дает мне возможности присутствовать на праздновании годовщины института журналистики. В нынешней, все более усложняющейся обстановке задачи журналистики становятся исключительно ответственными. Мы не знаем, какие трудности и испытания готовит нам ближайшее время. Для того чтобы они не застигли нас врасплох, нужно, чтобы трудящиеся массы нашей страны имели возможность – через посредство нашей журналистики – если не со дня на день, то хоть из недели в неделю следить за действительным развитием международной обстановки. Самое опасное в таких условиях – агитаторский шаблон, пригодный для всех ситуаций и потому негодный ни для одной из них. Нужно, чтобы авангард трудящихся продумывал и переживал развивающиеся события в их фактической преемственности, в их реальной исторической конкретности. Только при этом условии журналистика, идущая в ногу с событиями, будет могущественным орудием воспитания масс и их подготовки к величайшим задачам.
От души желаю вам успеха на этом пути.
Ваш Л. Троцкий.
«Правда» N 240, 23 октября 1923 г.
Дорогие товарищи!
Я очень огорчен тем, что лишен возможности сегодня побывать на вашем собрании. «Молодая Гвардия» за время своего двухлетнего существования успела сыграть серьезную роль и притом в двух направлениях: создавая читателя и создавая писателя.
Я не хочу поднимать тут общий вопрос о том, какими путями пойдет развитие литературы в связи с ходом революции, и каковы наиболее правильные методы классовой политики в этой важной области. На этот счет у меня есть серьезные разногласия с отдельными работниками «Молодой Гвардии». Но остается основной факт – появление, пробуждение и рост молодняка в политике, в публицистике и в художественном творчестве. Каждая новая творческая сила, корнями связанная с массами, для нас неоценимое завоевание.
Впервые по-настоящему пробуждающиеся массы все больше и больше стремятся выразить себя в слове. Создание целого «сословия» рабкоров, селькоров, военкоров не есть явление газетной только техники, – нет, это огромный общественно-культурный сдвиг. Чем теснее, чем неразрывнее молодая публицистика и поэзия будет связана с этим процессом, тем больше она будет застрахована от вырождения в «школку», или «направленьице» под тем или другим, хотя бы и очень громким названием.
«Молодая Гвардия» дала революции ряд молодых литературных сил: самый факт их появления был бы невозможен вне органической связи «Молодой Гвардии» с авангардом молодежи.
Желаю крепко дальнейших успехов в работе.
Ваш Л. Троцкий. 12 мая 1924 г.
«Правда» N 108, 14 мая 1924 г.
Я столь многим обязан стенографии и ее работникам, что затрудняюсь даже, с чего и как начать. Близкая моя связь по работе со стенографами начинается вместе с Октябрьской революцией. До этого мне никогда не приходилось пользоваться исключительными преимуществами этого искусства, – если, впрочем, не считать судебного процесса первого Петербургского Совета Рабочих Депутатов (1906 г.),[66] когда стенографы записывали показания и речи обвиняемых, в том числе и мои.
Оглядываясь назад на эти семь лет революции, я совершенно не представляю себе, как можно было бы их провести без постоянного сотрудничества стенографов. Я всегда с благодарным изумлением следил за тем, как мой молодой друг Глазман, ныне уже покойный, на полном ходу поезда в течение недель, месяцев и лет писал под торопливую диктовку приказы, статьи, протоколировал решения совещаний, выполняя таким образом гигантскую часть той работы, которая без его участия никогда не была бы выполнена. Стенографировать на полном ходу поезда – работа поистине героическая. И когда я получал из рук Глазмана или других его коллег статьи для нашей газеты «В пути», приказы или записи речей, произнесенных со ступенек вагона, я всегда про себя «благословлял» великолепное искусство стенографии. Все брошюры и книги, написанные мною с 1917 г., были первоначально продиктованы мною и затем выправлены по стенографической записи. Такой способ работы имеет, правда, и некоторые отрицательные черты. Когда пишешь сам, то лучше, точнее строишь фразу. Но зато внимание слишком поглощается деталями выражений и процессом самого письма и легко теряет из виду очертания целого. Когда диктуешь, то частные упущения неизбежны, но зато общее построение чрезвычайно выигрывает в последовательности и логичности. А частные упущения, неточности формулировок и пр. можно затем выправить по стенограмме. Именно этот метод я и усвоил себе. Сейчас могу сказать с полной уверенностью, что за эти годы я не написал бы и трети написанного мною, если бы не постоянное сотрудничество с товарищами-стенографами.
Сперва я испытывал известное затруднение: работаешь как бы под надзором, – нельзя отставать, ибо сотрудник ждет. Но затем привык, втянулся и нашел в этой системе дисциплинирующую силу. Когда двое пилят дрова ручной пилой, то они вынуждены работать ритмически; когда научишься, то это чрезвычайно облегчает работу; так и со стенограммой: мысль дисциплинируется, работает более ритмично в содружестве с карандашом стенографа.
В вашем журнале некоторые сотрудники выражают надежду на то, что в более или менее близком будущем обыкновенная скоропись будет вытеснена стенографией. Я не берусь судить, насколько это осуществимо. Мои сотрудники, с которыми я советовался по этому поводу, выражали свое сомнение: чем лучше, говорят они, человек стенографирует для себя, тем труднее бывает читать его записи другим. Повторяю, я не берусь об этом судить. Но и в нынешнем своем виде, когда стенография составляет сложную, тонкую специальность, профессию небольшого сравнительно числа лиц, ее общественная роль неоценима и будет неизменно возрастать. В первые советские годы стенография служила, главным образом, политике. Ей придется и впредь еще немало послужить на этом поприще. Но одновременно она будет все больше и больше служить хозяйственным задачам, науке, искусству, всем отраслям социалистической культуры. В известном смысле можно сказать, что культурный рост нашей общественности будет измеряться тем, какое место занимает в нем стенография. Воспитание и совершенствование молодых стенографических сил составляет задачу первостепенной важности. Надеюсь, что эта задача будет с успехом разрешена. А пока заканчиваю эти беглые строки большим сердечным спасибо по адресу стенографии и стенографов.
27 октября 1924 г.
«Вопросы стенографии». 1924 г.
Товарищи, предметом обсуждения вашего съезда является военная печать. Военная газета есть прежде всего газета, а затем уже военная. Как газета, которой ничто газетное не должно быть чуждо, она должна быть хорошей газетой. Это первое и основное требование, которое мы к ней должны предъявить. Хорошая газета – это та, которая составляется не кое-как, не наспех, не неряшливо. Это очень важное условие.
Есть предрассудок, который отражает нашу общую культурную отсталость, будто газета, являясь, так сказать, скоропреходящим произведением печати, может быть, в отличие от книги, небрежно и неряшливо составлена. Правда, у нас и книги составляются сплошь и рядом неряшливо и наспех. Но если выбирать между неряшливой книгой и неряшливой газетой, то я скорей бы уж примирился с неряшливой книгой, потому что книгу можно читать более медленно, обдумывая и мысленно поправляя опечатки; наконец, большие книги у нас, к несчастью, еще читаются немногими. Газета же есть основной инструмент политического и культурного воспитания широких масс.
Орган воспитывающий должен отвечать целям воспитания, а воспитывать в неряшливости никуда не годится. Я начну с маленьких примеров и заранее извиняюсь перед редакцией нашей «Красной Звезды», если примеры эти возьму исключительно из двух номеров этой газеты. Этим я ни в коем случае не хочу сказать, что «Красная Звезда» исключительно неряшливая газета. Нет, она средне-неряшливая газета. Извиняюсь перед всеми, если буду говорить о мелких вопросах, но ведь газета вся состоит из мелких вещиц, из небольших статей, из мелких новостей, а на этом воспитываются новые свежие читатели. Я взял сотый и сто третий номера «Красной Звезды», которые оказались у меня на столе, примерно, за час до настоящего заседания. Газеты у нас начинаются обычно таким аншлагом: «Сегодня в номере», где и обращается внимание читателя на самое существенное. Возьмем сто третий номер; в аншлаге его мы читаем: «Наше берлинское торгпредство бойкотирует германскую торговлю». Я затруднюсь сказать – вы это сами лучше оцените, – все ли у нас, не только красноармейцы, но все ли командиры не то что взводов, а полков, все ли политруки знают, что такое торгпредство. Сомневаюсь. Думаю, что лучше было бы сказать торговое представительство. Я не говорю уж об опечатках: во второй строке аншлага говорится, что представитель СССР выехал из Германии в «Москви». Ну, уж без этого не обойдешься, на опечатке стоим. Дальше читаем: «Министерство иностранных дел предложило бывшему царскому послу очистить здание русского посольства», но где, в какой стране, в каком царстве-государстве – неизвестно. Хорошо, что мы с вами архи-просвещенные политики и знаем, что дело происходит в Лондоне. Но кто это читал уже в «Правде» и в «Известиях», не имеет нужды читать об этом вновь в «Красной Звезде». «Красную Звезду» будет читать преимущественно тот, кто не читал другой газеты, и он в таком заголовке ровно ничего не поймет. Возьмем аншлаг номера сотого. Читаем: «Германская полиция разгромила наше торгпредство в Берлине». Какое представление возникнет здесь у неискушенного читателя? «Разгромила» – значит взламывала двери, вышибала окна и пр. Крепкое слово иной раз не вредит, но нельзя такими словами вводить в заблуждение читателя о существе факта. Затем читаем: «Член английского парламента, либерал Оней, заявил, что СССР будет немедленно открыт кредит при условии признания старых долгов». Кто этот либерал Оней, я не имею понятия; может быть, некоторые товарищи более счастливы и знают, кто он. Но это все равно. Один из умников английского парламента заявил, что мы получим кредит, когда уплатим долги, т.-е. то, что говорили тысячу раз буржуазные умники и не-умники. Но почему-то это выделяется в аншлаге «Красной Звезды» в виде исключительно важной новости! А у рядового читателя нарушается политическая перспектива. Если составлять аншлаг, то нужно делать это очень внимательно и очень тщательно. Нужно вдумываться в психологию читателя, нужно понимать, что существенного случилось за сегодняшний день, чтобы кратко и сжато дать перечень важнейших событий. Если же поступать так, как я только что указал, то это значит вводить читателя в заблуждение, не облегчать, а затруднять его политическую ориентировку.
Что касается телеграмм, то я не раз уже говорил о том, что надо учиться обрабатывать материал телеграмм сообразно с уровнем и осведомленностью читателя. У нас почему-то считается, что агентство Роста и его корреспонденты имеют диктатуру над информацией, что они – законодатели стиля, что их телеграммы – это евангелие, и что всякая газета обязана перепечатывать телеграммы в том виде, в каком их получила. Это грубейшее заблуждение. Ни одна хорошо поставленная газета так не поступает. Правда, богатые буржуазные газеты имеют собственных корреспондентов, которые приспосабливаются к уровню и вкусам своих читателей. Но даже и социал-демократические газеты всегда обрабатывали информационный материал, часто сокращали на три четверти текст телеграмм, а иногда развивали и дополняли. Телеграмма дает факт, – а ты умей сообщить его читателю. Приведу пример из того же номера газеты, чтобы не возникло подозрения, что я выбирал материал умышленно. Читаем: «Советско-германский конфликт. Берлин, 7-е. Заявление тов. Крестинского». Узнаем-ка, прочитаем, что он, этот самый наш Крестинский, заявил: «Полномочный представитель СССР в Германии Крестинский передал германскому министру иностранных дел ноту, в которой подтверждает получение последней ноты германского правительства и подчеркивает, что полномочное представительство СССР сохраняет точку зрения, выраженную им в предшествовавших нотах». (Смех.) Все как по нотам! (Смех.) На месте свежего, неискушенного читателя я бы второй телеграммы не стал читать, – ибо что же тут поучительного, если Крестинский сообщает Штреземану в ноте, что он получил его ноту и остается на точке зрения прежних нот. Конечно, корреспондент Роста, сидящий в Берлине, знает, что вчера было в ноте, – он схватывает важные новости на лету и посылает их по проволоке, но мы-то, получивши эти новости в Москве, должны уметь отсеять их, рассортировать и приспособить к читателю. Одна телеграмма дана утром, другая днем, третья ночью, настроение в посольстве и в политических кругах меняется, корреспондент это схватывает и дает пестрый материал, в котором трудно разобраться. Задача редакции свести это воедино, выкинуть пустяки, выделить основное, комментировать, а не просто преподнести в сыром виде. Через газету происходит главная учеба, через газету можно и должно не только информировать, осведомлять, но и давать известный запас сведений, повышать образовательный, политический, культурный уровень читателя. В чем слабость нашего массового читателя, в том числе и военного? В том, что у него нет опорных пунктов под ногами, он не знает важнейших фактов: исторических, географических, экономических, статистических и т. д. Задача редакции состоит в том, чтобы, не превращая газету в учебник, – ни в каком случае! – в каждой статье заложить небольшой фундамент сведений, фактов. Повторяя затем эти сведения, можно их закрепить в сознании читателя, и он себя станет чувствовать постепенно тверже и тверже при чтении газет. У нас же в общей прессе, и в нашей военной, политические статьи сплошь и рядом пишутся в форме полемической «переписки друзей между собой». Можно обругать Макдональда (я сам по этой части грешил), тем более Пилсудского, – для этого основания есть, – но нужно, чтобы читатель знал, за что. Это, однако, не всегда соблюдается. Если вы возьмете вот эту передовицу, то тот, кто знает, кто такой Войцеховский, какой он партии, какую роль играет, тот, пожалуй, в этой дружеской полемике не ощущает большой нужды, а тот, кто не знает и нуждается в том, чтобы узнать, – тот, пожалуй, ничего не поймет. Критиковать, конечно, легче, чем писать, и я вполне готов признать, что это очень трудная штука – писать передовые статьи, которые бы, откликаясь на события сегодняшнего дня, в то же время заключали в себе необходимые элементы учебы, давали самые основные сведения – так, чтобы каждая статья немножко увеличивала багаж читателя, не отягощая его, не заставляя его чувствовать, что его «учат». Это трудное дело, но надо ему учиться.
В качестве многих других, по-моему, довольно дурных повадок военной прессы, назову одну: у нас склоняются, и, пожалуй, все в возрастающей степени, к высокоуважаемым авторам: бегают за людьми, иногда очень занятыми, хватают их за фалды и требуют статьи для украшения номера. Это казенщина и худшего типа, обременительная для тех, кого заставляют писать, и обременительная для читателей, так как сплошь и рядом то, что пишется этими лицами, неудобоваримо. Нужно брать статью, как статью, а не потому, что она подписана таким-то звучным именем. То же самое и относительно интервью. У нас бесконечное количество интервью, иногда абсолютно бессодержательных. Интервью – вообще порядочная гадость, введенная буржуазно-парламентскими нравами. По обязанности мы вынуждены бываем иногда давать интервью буржуазным корреспондентам. Это есть натуральный налог, центром взимания которого является Наркоминдел. Но если это есть неизбежное зло и если, например, «Известия», в числе многих других официальных извещений, печатают такого рода интервью, то наша военная печать должна печатать только те из них, которые имеют явный интерес для читателей, но не загромождать газету этой казенщиной.