Лев Троцкий
Проблемы культуры. Культура переходного периода

Полная версия

IV. Ни тени принуждения

XIII съезд партии говорит об этом: «Клуб должен быть организован на основе добровольного членства, обеспечивающего максимальную активность его членов». Разумеется, принудительности в этой области нет, по крайней мере, явной и прямой, но принудительность может быть невольной, косвенной и замаскированной. Этот вопрос есть в наших условиях ключ ко всем другим вопросам. Товарищи, рабочий класс имеет перед собой государство, партию, профсоюзы, кооперацию, имеет клубы и пр. Государство по самому существу своему есть организация принуждения, а в революционную эпоху, особенно в трудные часы революционной эпохи, – организация сурового принуждения. Мы не забыли еще, что мы все прошли через военный коммунизм. И если бы довелось снова спасать Республику в тяжких условиях от внешних врагов, то мы не зарекаемся от того, чтобы снова прибегнуть к военному коммунизму. Государство есть аппарат принуждения, иначе быть не может. В отличие от государства партия есть добровольная организация единомышленников. Но наша партия руководит государством, ее судьбы тесно связаны с судьбами этого государства. Поэтому известные элементы принудительности неизбежно связываются с деятельностью и ролью нашей партии. Профсоюзы организационно захватывают массу шире, чем партия, они не ставят своим членам предварительных условий, кроме общего условия классовой добросовестности. Но и профсоюзы имеют прямое и притом руководящее отношение к регулировке материального положения рабочих. Через завкомы профсоюзы играют крупнейшую практическую роль на заводе. Элемент не то чтобы прямого командования, но известный элемент властвования ложится и на профсоюзы. Конечно, от умения, от такта, от правильности линии завкома и профсоюза в целом зависит, воспринимается ли этот элемент властвования жестче или мягче, но он есть и он неизбежен. Совсем иное положение клуба. Вот где элементы властвования, командования, приказывания, распоряжения ни в коем случае не могут и не должны иметь места. Мы здесь возвращаемся к тому, с чего я начал. Ленинизм не есть начало, навязываемое извне: вот, мол, тебе истина, на колени перед ней! Нет, это не ленинизм. Надо дать возможность каждому рабочему, в данном случае каждому члену клуба, исходя из своего опыта, дорабатываться до истин ленинизма. Клуб не есть организация действия и уж, конечно, ни в малейшей степени не организация властвования. Намек на властвование в клубе или через клуб губит клуб. Школа принудительна, а клуб свободен. В клубе должно царить начало полного и безусловного добровольчества. Если рабочий видит в заведующем клубом или в правлении его начальство, хотя бы в маленькой степени, то это есть коренная и опасная неправильность, которую необходимо устранить. Никакой принудительности! Никакого намека на принудительность! Никакого приказывания! Никакого намека на приказывание!.. Надо прямо сказать, что если рабочий, придя с фабрики в клуб, почует там хоть чуть-чуть душок административного давления, хотя бы косвенного, то он при первой оказии уйдет в пивную – и будет прав. Мало-мальски сознательный рабочий знает, как нужна, как необходима железная дисциплина в революционной стране, окруженной со всех сторон врагами. Он готов на жертвы по линии производственной, по линии военной, когда нужны общие усилия для обороны страны. Но когда он приходит в клуб, чтобы обменяться опытом, то здесь он должен себя чувствовать, как равный среди равных, товарищ среди товарищей, где дружески объясняют, где внимательно и просто склоняются к его неведению, где не приказывают, где не издеваются, где нет и намека на внешнее давление, где он у себя и дышит свободно. Это есть основное условие успеха всей клубной работы, ибо только при наличности его выясняется, привлекает ли клуб к себе своей работой или отталкивает, именно как клуб, своим повседневным внутренним содержанием.

У нас сейчас существует и создается много обществ, основанных на добровольческих началах: «Долой неграмотность!», общество помощи беспризорным детям, помощи жертвам мировой революции, Воздухофлот, Доброхим, говорят об обществе содействия кино, об обществе друзей нового быта и т. д. и т. д. Далеко не во всех случаях в этой работе проводится действительно принцип отбора добровольцев. Сплошь и рядом все дело сводится к довольно формальному избранию или почти что откомандированию группы рабочих для новой работы. Это нецелесообразно и недопустимо. Такие объединения, если мы хотим, чтоб они имели действительно воспитательное значение, должны быть радикально освобождены от прямой или косвенной принудительности, – не потому, что эта принудительность тяжка, а скорее потому, что ее не замечают. Доброхим, например. Я нарочно возьму эту организацию, как новейшую и более специальную. На эту тему я говорил с некоторыми заведующими клубами на небольшом совещании и встретил с их стороны полное сочувствие. Говоря о Доброхиме, мы, как сейчас видно будет, не отходим от клубной работы, – одно с другим теснейшим образом связано. Мы создаем Доброхим – общество содействия химической промышленности и военной химии. Как же его создать? Если пойти путем разверстки по заводам, путем наряда «добровольцев», ничего не выйдет. Разумеется, можно на общем собрании, по предложению завкома или ячейки, избрать несколько человек, которые будут называться ячейкой Доброхима. Для статистики все в порядке, а на деле – что они будут делать? Мне неизвестно, вам неизвестно и им самим подчас неизвестно. (Смех.) Вся суть в том, чтобы на заводе разыскать и привлечь к делу людей, действительно интересующихся этим делом. Ведь на каждом заводе, в каждой мастерской имеется величайшее разнообразие индивидуальностей. Мы кого захватываем больше всего? Мы захватываем преимущественно революционного рабочего или администратора; этого требуют эпоха, характер нашего времени, задачи партии, профсоюзов, государства. Но среди массы рабочих есть много элементов, очень ценных в своем роде, но политически менее активных, чем другие. Есть рабочие, которые поглощены производством, как таковым, захвачены своей специальностью, стремятся подняться в ней, улучшить свою квалификацию, читают соответственные книжки, занимаются. Есть такие, у которых сильны научно-технические интересы, в том числе и к химии. Вот их найти надо и привлечь. Если мы на заводе, где пять тысяч рабочих, найдем для начала трех рабочих, у которых есть внутренний интерес к химии, то это несравненно лучше, чем если общим собранием, по предложению завкома, предложено стать химиками нескольким популярным рабочим, и без того заваленным общественной работой. На этом втором пути ничего не выйдет, назначенные об этом забудут через месяц или полгода, и окажется пустое место. Но если у него есть живой интерес к химии, – а такие есть на любом большом заводе, – тогда дело будет твердо. А как их найдешь? Через клуб, через библиотеку: только там скажутся его индивидуальные интересы – в выборе книг, в беседе, в характере посещаемых им лекций. По мере усложнения задач общественной деятельности, все большей дифференциации ее, необходим тщательный индивидуальный отбор работников и на большую и на малую работу. Только таким образом завод может выделить из своей среды активные ячейки для различных добровольческих общественных организаций. Такой индивидуальный отбор рабочих и дальнейшая их квалификация по характеру интересов, по родам духовного оружия могут быть обеспечены, под руководством партии и профсоюзов, только при помощи правильно и широко действующих клубов. Все эти добровольные объединения должны будут, в свою очередь, вокруг клубов объединяться, через клубы обмениваться своим опытом и тем самым повышать свою гражданскую и всякую иную квалификацию.

V. Клуб и пивная

Я упомянул, товарищи, что если рабочий почувствует в клубе элемент принудительности, хотя бы косвенной, то он уйдет в пивную. Но бывает и так, что пивная иной раз приходит в клуб. (Смех.) Я знаю, что это лишь часть очень большого и острого вопроса, но я не собираюсь здесь вопрос об алкоголизме и борьбе с ним поднимать в полном объеме, хотя думаю, что придется нам этим вопросом вскоре заняться вплотную, ибо он теснейшим образом связан с судьбой нашей хозяйственной и культурной работы. Но той части общего вопроса, которая связана с клубами, я коснусь и прежде всего приведу маленький факт, который прямо-таки поразил меня, и который, мне кажется, нужно опубликовать, чтобы тем самым точнее проверить его. Дело касается Дворца Труда имени Ленина, речь идет о буфете. Вот что мне товарищ Шагаев сообщил, – у меня записано буквально: буфет сдан частному лицу в аренду. – Почему? Потому, что кооперативы и Нарпит отказались от буфета без пивной. Клуб, тем не менее, сумел настоять на своем и сдал буфет частному лицу, которое работает по ценам МСПО, дает 20 % скидки членам клуба и вносит 70 р. золотом в месяц арендной платы клубу. Факт маленький, но в высшей степени знаменательный! Рабочий клуб хочет устроить буфет, адресуется куда? – К кооперации, к Нарпиту, т.-е. к организациям общественного порядка. Что отвечает кооперация? – Без пива не пойду: невыгодно. Что отвечает Нарпит? – Без пива не возьму: убыточно. Что делает клуб? – Сдает буфет частному лицу, а оно продает на 20 % дешевле членам клуба против цен МСПО, платит 70 р. золотом арендной платы в месяц, да и само, надо думать, в накладе не остается. Товарищи, ведь это же величайший скандал и позор, что кооперация и Нарпит, т.-е. те их органы, о которых в данном случае идет речь, идут таким недопустимым образом по линии наименьшего сопротивления, толкая к превращению клуба в пивную. Клуб пивом привлекает, тут уже не нужно заботиться ни о чем другом, поймай рабочего на пивной крючок (не знаю, можно ли говорить о пивном крючке, так как пиво – вещество жидкое, но действует оно все же не хуже крючка) – поймай и тяни. А клуб при чем? А клуб с боку припеку. В чем задача кооперации? Научись продавать в буфете дешево, имей некоторую прибыль и поддерживай клуб. Нет, зачем хлопотать и утруждать себя (это под стать частному торговцу!), для чего же на свете существует пиво? Торгуй им, и дело твое обеспечено без хлопот. Такова линия наименьшего сопротивления, для клуба и кооперации одинаково недопустимая, компрометирующая все дело, прямо-таки пагубная. Пример тем более ярок, что частный торговец показал, что можно обойтись и без пива. Кстати, я не знаю, в числе посещений в 12 миллионов в год, которые мы насчитали, какое именно количество падает на счет пивных посещений? Во всяком случае ясно, что буфет с пивом украшает статистику клубной посещаемости. (Смех.) Говорят, что это, мол, все не так страшно, есть на этот счет правило, которое запрещает больше двух бутылок выпивать в клубном буфете. Правило мудрое, что говорить, но я не знаю, как вы контролируете это дело. Очевидно, нужно каждому члену клуба вставлять манометр для определения давления пивных паров. (Смех.) Но манометр – очень дорогая игрушка и вряд ли по средствам нашим клубам, а без этого, я думаю, соблюдение двухбутылочной нормы должно доставить завклубами слишком много хлопот, которых у них и так довольно. Привлечь массу в клубы, конечно, можно и пивом, но отвлекать от пивной при помощи пива – это почти то же самое, что изгонять чорта при помощи дьявола. (Смех.) Больших культурных завоеваний это не дает и, кроме того, маскирует тот факт, что клуб сам по себе не привлекает массы, а это хуже всего. Не из соображений отвлеченного морализирования надо бороться против построения клубов на пивном фундаменте, а именно по той причине, что надо прежде всего побудить клуб привлекать массы своими собственными качествами, а не теми, которые имел в виду Толстой,^[37] когда говорил: «От ней все качества».

VI. Календарные кампании и вопросы быта

Привлечь в клуб можно, если там есть жизнь, а жизнь есть проработка повседневного опыта в его наиболее крупных и важных проявлениях. С этой стороны можно только приветствовать решение последнего съезда партии, которое устраняет или смягчает один из элементов казенщины в работе клубов – многочисленные календарные кампании. Вот что говорит резолюция съезда на этот счет: «Сокращая число кампаний, сводя их к наиболее важным, необходимо неуклонно и регулярно освещать в процессе текущей работы важнейшие международные и внутренние политические события». Действительно, заведующий одним из больших московских клубов тов. Суханов показал мне список кампаний, которые приходится проводить, и здесь поистине нельзя не сказать: мертвый хватает живого, вчерашний день мешает откликнуться на сегодняшний. Это особенно ярко можно видеть на одном примере, который я приведу, чтобы показать необходимость передвинуть клубный календарь. Большую роль в клубной жизни играет, как известно, Парижская Коммуна. Конечно, Парижская Коммуна – событие большой исторической важности, но все относительно: Парижская Коммуна до Октября была гораздо больше, чем после Октября. А ведь со времени Октября были исключительной важности события, которые мы игнорируем: в Италии в сентябре 1920 г. была своя итальянская Коммуна,^[38] которая кончилась крушением и победой фашизма. В марте 1921 г. произошло героическое восстание в Германии.^[39] Наконец, в прошлом году в Германии было мощное революционное движение пролетариата, которое окончилось жесточайшим поражением – без боя.^[40] Мы все, старшее поколение, готовились к Октябрю в значительной степени на истории Парижской Коммуны; конечно, каждый сколько-нибудь просвещенный революционер и занимающийся молодой рабочий должен иметь представление о Парижской Коммуне. Но несравненно важнее для коммуниста сегодняшнего дня и для воспитывающегося в коммунисты молодого рабочего знать и понимать, почему потерпело поражение революционное восстание итальянского пролетариата в сентябре 1920 г., революционное восстание германского пролетариата в марте 1921 г. и, наконец, колоссальное, беспримерное революционное движение германского пролетариата в течение 1923 г. И если уж выбирать для клубной работы между Парижской Коммуной и прошлогодним революционным движением германского пролетариата, надо обе руки поднять за прошлый год. Почему? Потому, что это дает живую ориентировку для сегодняшних событий. Даже и молодой рабочий, если он будет иметь перед глазами вот эти вехи – Октябрьская Революция, итальянское восстание, мартовское восстание, прошлогоднее революционное движение в Германии, – то у него будет перспектива для нынешнего мирового движения, он почувствует ритм событий, он тверже, увереннее, осмысленнее будет ждать дальнейшего развития революции, будет понимать, в каких условиях она может победить или потерпеть поражение.

Но недостаточно придвинуть ближе клубный календарь. Надо идти в ногу с событиями и запросами сегодняшнего дня. Здесь мы подходим к вопросам быта. Насколько я знаю, у вас на эту тему будет доклад тов. Плетнева.^[41] Я скажу поэтому лишь два слова, не забираясь в его область, чтобы затем с ним немножко пополемизировать в плоскости принципиальной. В области вопросов быта, товарищи, у нас есть две крайности, которые, я полагаю, будут изживаться, – это бытовое безразличие, которое прикрывается разными соображениями, а иногда ходит неприкрытым – с одной стороны, и бытовое фантазерство – с другой. Иногда они довольно хорошо мирятся друг с другом. Бытовое безразличие, как сказано, иногда пытается теоретически обосновать себя: зачем, дескать, нам заниматься вопросами быта, ведь быт – это надстройка, а фундамент – производство; когда переменится хозяйство, все само собой переменится… Это звучит страшно по-марксистски, но это страшно невежественно. (Смех.) Все надстройки рождаются на экономическом фундаменте, и если так рассуждать, то и политикой заниматься не стоит, ибо и политика зарождается на производственном фундаменте. Но в том-то и дело, что без политики фундамент не изменится, ибо политика и есть инструмент для перемены этого фундамента. То же самое и с бытом: быт слагается на основе производства, но он имеет свойство отставать от изменений в хозяйстве, и его нужно подгонять революционным бичом, а если революция у власти, она может сделать это организованным нажимом, примером, пропагандой и проч. Конечно, мы не можем обскакать наш хозяйственный фундамент и создать какие-либо идеальные фаланстеры (общежития) на основе нашей бедности, но то, что хозяйственные условия подготовили, должно быть сделано. В этом и состоит задача. Противоположная крайность, бытовое фантазерство, сводится к стремлению либо обогнать хозяйственные возможности, либо вообще абстрагироваться, мысленно отвернуться от них и заменить коллективно-общественную работу по перестройке быта индивидуальным морализированием, т.-е. накачиванием каждого в отдельности определенными принципами более совершенного человека, из чего обыкновенно мало выходит проку.

Я знаю три попытки создания общества друзей нового быта… По-моему, даже само название не вполне годится, оно может дать ложное направление мысли; уж скромнее сказать: общество улучшения пролетарского быта, тогда название не будет так сильно отдавать созданием «пролетарской культуры». Я знаю три попытки: одна совершенно мертворожденная попытка была сделана в Москве: было выпущено воззвание, но осталось без отклика, и правильно – откликаться было не на что. (Смех.) Из Харькова я получил письмо о создании общества друзей нового быта, по-видимому, от молодых товарищей, одушевленных лучшими намерениями, но, боюсь, немножко повинных в идеалистическом фантазерстве. И еще совсем на днях я получил из Казани подобное же письмо, опять-таки от молодых товарищей. В Харькове поставлена задача насаждения коммунистической этики, эстетики и т. п. Все это как будто слишком обще, широковещательно, идеалистично. Когда я стал вчитываться в харьковскую программу, то оказалось, что под коммунистической этикой значится борьба против пьянства, неряшливости, ругательств и т. д. Задачи самые похвальные, но вывеска коммунистической этики слишком широковещательна; ведь под эту «этику» подойдет и культурный буржуа, который грязи не любит и вряд ли пьянствует и ругается, по крайней мере открыто. (Смех.) Наконец, в Казани молодые товарищи поставили своей задачей «научную организацию жизни». Так и сказано: Н. О. Ж. – НОЖ. Я очень боюсь, товарищи, что такой НОЖ неопытным людям давать в руки не следует. (Смех и аплодисменты.) Этим я ни в каком случае не хочу осудить инициативу харьковских и казанских товарищей. Ни в каком случае. Но хотелось бы, чтоб эта инициатива сразу направилась по более реалистическому и деловому руслу. Еще когда мне пришлось впервые писать по этому вопросу, в моей книжке о быте, я высказал большое опасение: с одной стороны, очень заманчиво было бы, писал я, организовать общество быта, но, с другой стороны – опасно, что не обеспечив себе прочной почвы под ногами, такое общество уклонится в сторону фантазерства. Оно на то и похоже. На самом деле, революционизировать быт можно какими путями? Прямым воздействием на его составные элементы. Через Нарпит, который создает общественные столовые; через жилищную кооперацию, которая должна изменить жилищные основы быта; через организацию яслей; через клубы; через библиотеки; через добровольческие организации, которые ставят себе культурные задачи, скажем, через общество друзей кино, если мы его действительно создадим, чтобы сдвинуть кино с мертвой точки. Другими словами, мало создать организацию вокруг абстрактной идеи «нового быта», а надо создать ряд организаций, которые ставят перед собой определенные практические задачи в области быта. Только так его и можно революционизировать. Эти целевые, практические организации не могут мириться с фантазерством. Тут каляканием делу не поможешь. Если ты – Нарпит, то питай, создавай общественные столовые, а мы подсчитаем потом, сколько у тебя посетителей, и посмотрим, как ты их удовлетворяешь. Если ты – Нарпит, а Дворец имени Ленина обратится к тебе с просьбой: «устрой мне буфет», то ты не ставь ультимативно вопрос о пиве, иначе тебе с нами посчитаться придется. То же самое относится к жилищной кооперации. У нас уже есть первые орудия для воздействия на быт, для его перестройки. Эти орудия еще слабы, их нужно усиливать, развивать, ставя их под общественный контроль и создавая рядом с ними новые целевые органы для воздействия на другие стороны быта. Наряду с этим, в целях объединения раздробленного пока еще опыта названных организаций, нам необходимо будет на этом фундаменте создать общество для улучшения быта, а, может быть, и общество «нового быта», но не в пустоте абстракции, а на фундаменте из кооперации, Нарпита, жилтовариществ и пр., в составе руководителей, представителей и членов этих организаций. В деле проработки опыта разных «бытовых» организаций рабочему клубу должно принадлежать важнейшее место. Клуб будет собирать в своих стенах разобщенных работников тех или иных бытовых отраслей, в пределах завода, района, или всего города, для обмена мнениями и обсуждения вставших вопросов. Здесь будет формироваться общественное мнение для контроля над всеми общественно-бытовыми учреждениями и предприятиями. Это будет единственная, по моему мнению, реальная постановка вопроса в деле перестройки быта. На этом пути мы преодолеем и безучастие, и фантазерство.