Лев Троцкий
Проблемы культуры. Культура переходного периода
Рабкор – элемент советской конституции
Надо всегда иметь перед глазами такую мысль: рабочий, который не читает газет, еще не сын своего класса и не сын своего времени… Надо во что бы то ни стало пробудить его. Если он не умеет читать, надо побудить его слушать, как читают другие. А для этого надо заинтересовать его, захватить его за живое. Чем? Тем, что касается его ближе всего. Нужно, чтобы он услышал, что о нем кто-то думает и пишет. Кто может это сделать? Рабкор. Пробудить дремлющую мысль наиболее отсталых собратьев по заводу – вот первая и главная задача каждого рабкора, который серьезно относится к своей работе.
В пруде вода не застаивается и не загнивает, если в него вливаются свежие ключи. То же и с газетой – особенно в условиях революционной монополии печатного слова. Надо это помнить: всегда есть опасность бюрократизации газеты. У редакции свои отделы, своя канцелярия, свои навыки, свой подход, свои инструкции сверху. А жизнь-то меняется, масса обновляется, возникают новые вопросы и интересы. Если газета глядит в одну сторону, а читатель в другую – то это смерть для газеты. Рабкор не должен этого допускать. Рабкор не только пишет в газету о жизни масс, но и следит за тем, как газета воспринимается массой, и не только его собственные корреспонденции, но и все отделы газеты и статьи. Пиши в газету о самой газете!
Следи за тем, какие новые книги и брошюры встречают отклик в рабочей среде, пиши в газету о книге. Газета не заменяет книги. Только книга может охватить вопрос со всех сторон и дать ему более глубокое, научное освещение. Рабкор, который только пишет, а не читает, не пойдет вперед; а кто не идет вперед, тот сдвигается назад. Рабкор обязан перед своими читателями повышать свой умственный уровень – читать, изучать, и чтение свое он должен сообразовать с теми вопросами, которые ставятся жизнью в центре его внимания, как рабкора.
Советское устройство государства имеет своей задачей приблизить к управлению и научить управлять самые широкие народные массы. Этой задачи мы не можем упускать из виду ни при каких условиях. Но опыт истекших лет показал нам, что практическое разрешение этой задачи гораздо труднее, чем мы представляли себе в начале революции. Слишком у нас много отсталости, темноты, неграмотности, бытовой неподвижности; и слишком остры и неотложны, с другой стороны, практические задачи хозяйственного строительства. Отсюда, как из главного источника, и вытекает уклон к бюрократизму, т.-е. к решению вопросов через государственные канцелярии, помимо и за спиною трудящихся. Вот здесь-то газета и выступает как могущественная поправка к работе государственного аппарата. Газета рассказывает, как эта работа сказывается и воспринимается на низах, как низы откликаются на эту работу. Уловить этот отклик и передать его в газету – непременная задача рабкора. Этим самым он привлекает к проверке государственной работы читателей газеты и постепенно подготовляет их к участию в самом управлении. Рабкор – не просто газетный сотрудник, нет, он новый и важный элемент советской конституции, он дополняет деятельность правительственных органов, противодействуя их бюрократизации.
Вопросы быта
Одним из важнейших вопросов, входящих в сферу деятельности рабкоров, – об этом я уже не раз говорил и писал – является быт трудящихся масс в процессе его ломки и перестройки. Но вопросы этого порядка уже гораздо сложнее вопросов цеховых или заводских. Здесь особенно важен правильный подход. Иначе запутаться нетрудно. Бытовые вопросы сводятся в основе своей к хозяйственно-культурному строительству и к культурно-воспитательному воздействию. Тут очень важно научиться правильно, реалистически, не заносясь, оценивать нашу собственную работу. Она состоит из двух элементов разного исторического значения. С одной стороны, мы постепенно вводим в семейно-хозяйственный быт элементы коллективизма. Здесь при всей еще скромности наших достижений мы, по направлению работы, принципиально отличаемся от всего того, что делается на этот счет в капиталистических странах. Но, с другой стороны, мы ведем работу в том направлении, чтобы усвоить трудящимся массам нашей страны те культурные навыки, которые являются общими всем цивилизованным народам: грамотность, чтение газет, опрятность, вежливость и пр. Таким образом, в то время как основная линия нашей культурной работы направлена на социализм и коммунизм, нам одновременно приходится работать над тем, чтобы продвинуть вперед огромнейшие участки нашего культурного фронта хотя бы до линии культурности, достигнутой в передовых буржуазных государствах. Вот этот двойственный характер нашей работы, обусловленной целиком нашим историческим прошлым, надо себе уяснить как следует быть, чтобы не ошибаться самим насчет смысла и содержания нашей работы.
Так, например, некоторые местные общества нового быта ставят себе задачей выработку «коммунистической этики», при чем оказывается, на поверку, что под этим они понимают уничтожение грубости, борьбу с пьянством, взяточничеством и прочими грехами. Совершенно уж очевидно, что, ставя вопрос так, мы сами становимся жертвами известного оптического (зрительного) обмана. Выходит, будто грубость, сквернословие, пьянство и взяточничество характеризуют весь капиталистический мир, и будто только мы себе впервые ставим задачей создание «коммунистической этики» путем очищения нашей страны от перечисленных грехов и пороков. На самом же деле по части грубости, сквернословия, взяточничества и пр. мы получили отчаянное наследство царской России, которая на многие десятки лет, а в иных отношениях – на столетия отставала по части культурности от европейских государств. В ликвидации этого добуржуазного варварства состоит добрая доля наших культурных задач, а следовательно, и работы рабкоров-культурников. Я настаиваю на этом потому, что для нас самое важное – отдавать себе правильный отчет в том, что мы делаем. Вы помните, как Маркс говорил, что о партии, как об отдельном человеке, нельзя судить по тому, что эта партия о себе думает. Почему? Потому что все партии прошлого, особенно же партии мелкобуржуазной демократии, питались иллюзиями, скрывая от себя самих прорехи и противоречия своей программы и своей работы. Буржуазно-демократические партии не могут жить без иллюзий. Именно в силу этого меньшевики и эсеры, например, считают себя «социалистами». Эти их иллюзии прикрывают тот факт, что на самом деле они выполняют служебную работу в интересах буржуазии. Но нам, коммунистам, иллюзии не нужны. Мы – единственная партия, которая при выполнении своей великой исторической работы не нуждается ни в каких иллюзиях, самообманах, фальшивых прикрасах. Окрестить борьбу с грубостью и пьянством и взяточничеством каким-нибудь архи-торжественным именем, вроде борьбы за коммунистическую этику или за пролетарскую культуру, вовсе не значит приблизить наступление коммунистического строя, а значит лишь украсить свою черную подготовительную работу фальшивой этикеткой, что нам, марксистам, не с руки и не к лицу.
Но этим я вовсе не хочу умалить значение нашей повседневной борьбы за повышение культурного уровня масс. Наоборот, от успеха ее зависит все. Когда-то мы говорили, что тифозная вошь может съесть социализм. Борьба со взяточничеством, как и с вошью, сама по себе еще не означает насаждение коммунистической этики, но ясно, что на нечистоте физической и моральной коммунизма основать нельзя.
В городе и деревне считают: «комсомольцу пить нельзя». Это завоевание нужно укрепить и развить. Теперь нередко встретить болтуна, который с глубокомысленным видом станет разъяснять, что борьба с алкоголизмом есть… толстовство. Трудно представить себе большую глупость и большую пошлость. Борьба с алкоголизмом для трудящихся масс есть борьба за физическое, духовное и, прежде всего, за революционное самосохранение. Мы только-только начали подниматься вверх. Всего у нас в обрез. Заработную плату мы можем поднимать лишь очень и очень медленно. А ведь заработная плата – основа рабочего быта и основа культурного подъема. Врезываясь в быт рабочего, алкоголь урывает значительную долю заработной платы и тем самым подсекает культурный подъем. Надо ясно понять всю глубину алкогольной опасности в наших условиях, когда хозяйственный организм страны еле начинает оправляться после тяжкой болезни и еще всюду несет на себе следы худосочия. Рабкоры должны уметь борьбу с алкоголизмом тесно связать со всеми условиями жизни каждой данной группы рабочих, со всей их заводской, культурной, семейно-бытовой обстановкой. Но тот рабкор не рабкор, кто легко относится к алкоголизму, злейшему врагу революции и культурного подъема масс!
В связи с вопросами быта меня спрашивают, как я отношусь к «октябринам», и являются ли они фактом нового быта? Конечно, преувеличивать значение октябрин никак не нужно, а тем менее допустимо бюрократизировать их; но, как признак сдвига, они представляют несомненный шаг вперед. Как раз сегодня я получил письмо из Елисаветградского уезда, одного из самых «махновских» уездов, перенесшего наиболее жестокие испытания бандитизма. Там в деревне (забыл, в какой) уже до 10 крестьянских семейств совершили октябрины, при чем собирались на этих октябринах и старики. Само собой, повторяю, это еще не меняет быта, но это – критический сдвиг, обнаруживающий стремление к чему-то новому. Так на них и нужно смотреть…
Религиозность у нас ведь часто держится не в голове, не в сознании, не в убеждении, а в быту, в обиходе, в обстановке. Вот почему одними научными доводами далеко не всегда можно добиться успеха. Но зато сильнейшие щелчки религиозным предрассудкам можно нанести, рассказывая, как они проявляются в жизни. Нужно ясным и критическим глазом посмотреть, как проходят церковные крестины, или венчание, или похороны, и рассказать просто, или со смешком, кому дан смешок. Вот этакие религиозно-бытовые корреспонденции могут и должны сыграть гораздо более крупную роль в борьбе с бытовой церковностью, чем замысловатые и надуманные карикатуры некоторых наших рисовальщиков.
Половой вопрос
Очень много говорят, в связи с бытом, о половом вопросе. Молодежь нашу этот вопрос, по понятным причинам, захватывает особенно остро. Записки на эту тему подаются на всех собраниях. И вопрос ставится не теоретически, т.-е. не в смысле марксистского выяснения развития форм семьи и общественно-половых отношений, а практически: как жить теперь, как быть сегодня?
Но в том-то и трудность, что на вопрос, поставленный практически, ребром, нельзя дать, при наших условиях, какой-либо категорический ответ, ибо половой вопрос захватывает весь клубок вопросов нашей общественности и семейно-бытовых отношений, а это клубок пока что еще очень и очень запутанный. Я здесь не могу его распутывать, даже и теоретически только: это отняло бы очень много времени, да и в порядке нашего дня стоит не тот вопрос. Но главные моменты я укажу, потому что мимо отношений, конфликтов и затруднений, вырастающих на общественно-половой основе, рабкор никак не может пройти безразлично.
Незачем говорить, что мы и половой вопрос рассматриваем открыто, без мистицизма, без условной лжи и лицемерия, – но уж, разумеется, и без цинизма. Молодое поколение должно быть своевременно ознакомлено с физиологией и общественной гигиеной пола, – нужна половая грамотность, как и политическая. Это минимум того, что мы должны дать. Но отсюда, конечно, еще очень далеко до разрешения всех противоречий, связанных с половой жизнью в наших переходных условиях.
Жилищный вопрос имеет огромное влияние в этой области, как и вообще во всем, что касается личной жизни. Создание достойных культурного человека квартирных условий есть необходимая предпосылка для внесения большей культурности и человечности также и в половые отношения. То же самое относится к условиям общественного питания, к условиям питания и воспитания младенцев и вообще детей и пр. Ясно, что вся работа по переустройству быта в социалистическом направлении будет создавать более благоприятные условия для разрешения нынешних половых противоречий.
Параллельно с этим совершается и будет совершаться процесс пробуждения и развития личности. Культурность есть в то же время внутренняя дисциплина. Если мы говорим, что по пути к полному социализму и коммунизму государство, как аппарат принуждения, постепенно отомрет, то этим самым мы говорим, что необходимая для нового общежития дисциплина из внешней целиком станет внутренней, перейдет в общественную культурность каждого отдельного гражданина. Как люди в хоре поют согласно не потому, что их заставляют, а потому, что им это приятно, так и при коммунизме согласованность отношений будет отвечать личным потребностям всех и каждого. Для половых отношений это означает: с одной стороны – освобождение их от внешних уз и стеснений, с другой стороны – подчинение их внутренней дисциплине личности с ее более богатой духовной жизнью и более высокими запросами. Разумеется, эта перспектива еще довольно отдаленная. Но она указывает нам все же тот путь, на котором нужно искать выхода из нынешних острых и болезненных противоречий в области половых отношений. Общественная работа над переустройством быта и работа над собственной личностью, над повышением ее квалификации во всех отношениях – вот то основное указание, которое можно дать на столь многочисленные записки по вопросам пола. И это вместе с тем тот угол зрения, под которым должен подходить к этим вопросам рабкор.
Бытописательство и новая литература
Итак, через рабкора рабочий быт должен оглянуться на себя и рассказать о себе. У нас было немало споров о задачах новой, пролетарской литературы. Некоторые литераторские кружки пытались убедить нас в том, что революционная литература должна не «отражать», а «преображать», и что поэтому бытописательству нет места в революционном художественном творчестве. Такой подход самым очевиднейшим образом обнаруживает «детскую болезнь» левизны. Марксизма тут нет ни на грош. Как можно преображать, не отражая? Как можно воздействовать на быт, не познавая его во всей его конкретности? Некоторые (из коммунистов-футуристов) договариваются до того, что революционная литература должна де давать нам «стандарты», так сказать образцы и нормы того, что должно быть. Но это уж явно безжизненная, идеалистическая, профессорская, схоластическая точка зрения. Мир тут искусственно делится на две части: бытие и долженствование. Пусть, мол, консерваторы изображают то, что есть, а мы – ух, какие революционеры! – будем показывать то, что должно быть. Когда читаешь такие мудрствования, то говоришь себе: ни Маркс, ни Ленин для этих людей как бы не существовали. Нет, не мудрите, господа: нам до зарезу необходимо отражение жизни и быта трудящихся, начиная с простых рабочих корреспонденций и кончая художественными обобщениями. И несомненно, что развитие сети рабкоров, расширение кругозора рабкоров, углубление их интереса и захвата, повышение их литературных приемов, – все это вместе и создает базу для новой более широко объемлющей литературы нашей переходной эпохи.
Тут позвольте опять вернуться к спору о пролетарской литературе, чтобы выделить основное ядро вопроса. Кое-какие товарищи обвиняли меня в том, что я де «против» пролетарской литературы. При доброй воле (вернее, при злой воле) это можно понять так: в частности, что я в некотором роде и против рабкоров, потому что они являются единственным непосредственным низовым литературным голосом пролетариата. Через рабкоров пролетариат оглядывается вокруг себя, вглядывается в себя самого, о себе рассказывает. Если рабкор этому не служит – это не рабкор, его надо разжаловать… В каком же смысле, товарищи, я говорил «против» пролетарской литературы? Не против пролетарской литературы говорил я, а против того, что отдельные кружки литераторов вывески вывешивают над своей дверью: «В этом маленьком заведении вырабатывается пролетарская литература. Больше никуда не заходи!». Нет! Так просто пролетарской культуры не создать. Задача гораздо хитрее и сложнее. В Пролеткульте прекрасную работу выполняют, поскольку учат и учатся писать, учат и учатся драматургии, музыке, искусству. Но когда создаются наспех литературные кружки из дюжины молодых литераторов, лишь субъективным настроением связанных с пролетариатом, и говорят: пролетарская литература, это – мы, а все остальное – от лукавого… ну, тут мы должны возразить. Слишком торопитесь! Собственные желания принимаете за факты. Не потому, что мы «против» пролетарской литературы – какой вздор! – а потому, что нельзя считать создание пролетарской литературы – если понимать это не в кружковом, а в классовом смысле – таким простым и легким делом, когда перед тобою стоит прежде всего задача поднятия отсталого рабочего класса, который в массе своей еще до литературы, к несчастью, не поднялся. Вот мы, товарищи, говорим: «буржуазная литература». Почему мы ее называем буржуазной? Откуда она взялась? Как сложилась? Буржуазия класс богатый, поэтому образованный. У нее есть свободное время, ибо она эксплуатирует пролетариат. Свободное свое время она отдает всем видам наслаждений, в том числе и литературе, искусству и пр. Как воспитываются буржуазные писатели? Это сплошь и рядом сынки мелкой, средней или крупной буржуазии. Они учатся в буржуазной школе, они живут в буржуазной семье, они посещают буржуазные салоны, где встречаются с буржуазным депутатом, с инженером, с торговцем, с музыкантом, услаждающим слух той же буржуазии. У них, таким образом, всегда имеется «своя» общественная атмосфера, в которой они живут, которой дышат. Они друг дружку понимают с полуслова. Писатель, художник должен иметь накопленные повседневные впечатления. Где он их накопляет? В буржуазной среде. Почему? Потому что в этой среде он плавает, как рыба в воде. Это его среда, богатая, «культурная». И то, что он там впитал в себя, то, чего он там надышался, нанюхался, в этой буржуазной сфере, – это он передает в стихах, повестях и романах. Вот, просто и коротко говоря, процесс создания буржуазной литературы. Создавалась она к тому же не сразу. Создавалась она веками. Буржуазия господствует столетия. Уже до того времени как она взяла власть, она была богатым и образованным для своего времени классом. И вся художественная братия, в том числе и их газетные корреспонденты – как их назвать: буржкоры, что ли? – эти самые буржкоры питались, всем виденным и слышанным в буржуазных семьях, салонах магазинах и пр. Каково, стало быть, главное условие развития буржуазной литературы? Главное условие то, что буржуазные литераторы и вообще работники искусства и сама буржуазия живут в одной и той же повседневной обстановке и характеризуются, приблизительно, одинаковым уровнем культуры. Литература, наука, искусство особенно богаты в тех странах, где богата и мощна буржуазия, где она долго развивалась и господствовала, идейно подчиняя себе большие круги народа, где у нее большие научные и литературные традиции. И у нас, в процессе создания нашей классической, дворянской по духу, и нашей позднейшей, буржуазной литературы, писатели наши жили одной жизнью со своим классом, который был способен питать, поддерживать и вдохновлять своих писателей.
Вот, если мы спросим себя, товарищи, в настоящий момент, сегодня, может ли наш пролетариат для своих художников, писателей, поэтов создать такие условия, – да или нет? – я отвечаю: к несчастью, еще не может. Почему? Именно потому, что пролетариат есть пролетариат: для того чтобы послать начинающего пролетарского писателя или художника в школу учиться, развиваться, его нужно, при нынешних условиях, оторвать от производства, от завода, отчасти даже и вообще от повседневной жизни рабочего класса. До тех пор, пока пролетариат будет оставаться пролетариатом, даже из недр его выходящая интеллигенция будет неизбежно в большей или меньшей степени отрываться от него. Маркс и Ленин могли быть и не рабочими – и в то же время понять ход развития рабочего класса гениальным умом своим и выразить это в научных системах. Но для того чтобы поэт, беллетрист чувствовал настроение широких рабочих масс и выражал это в литературе и поэзии, он должен быть непрерывно и неразрывно связан с рабочими массами, в жизни, в быту, в повседневных переживаниях. А этого сейчас нет и не может быть настоящим образом до тех пор, пока мы не создадим предпосылок для новой, подлинно массовой культуры. А условия эти: во-первых, грамотность; во-вторых, настоящая грамотность, а не полуграмотность; и, в-третьих, всеобщая начитанность. А это предполагает всеобщую материальную обеспеченность, т.-е. такие условия жизни, когда у человека есть широкий досуг – не только для отдыха, но и для самообразования, самовоспитания, – другими словами, это предполагает материальный и духовный подъем до такого уровня, когда рабочий класс в толще своей, а не в одной только верхушке, овладеет всей человеческой культурой. Путь к этому – малый или большой, длинный или короткий? Да он настолько же длинен или короток, как и весь наш путь к полному и развернутому социализму, ибо настоящим образом поднять всю пролетарскую, а за нею и крестьянскую массу на такой культурный уровень, при котором между писателем и читателем, художником и зрителем не будет огромной культурной дистанции, можно только закрепив и развив социализм. И какая это будет культура тогда? Пролетарская? Нет, это будет социалистическая культура, потому что пролетариат, в отличие от буржуазии, и не может и не хочет оставаться господствующим классом навсегда. Наоборот, он взял власть, чтобы как можно скорее перестать быть пролетариатом. При социализме – нет пролетариата, а есть могущественная и культурная трудовая артель и, следовательно, артельное, или социалистическое, искусство.
Разумеется, среди молодых литературных групп, выходящих ныне из рядов пролетариата или приходящих к пролетариату, есть талантливые или, по крайней мере, подающие надежды поэты, беллетристы и пр. Но творчество их представляет еще такой маленький уголок, что не может быть и речи об удовлетворении пролетариата этим искусством. Нужно всячески помогать молодым пролетарским побегам художественного творчества, но в то же время нельзя допускать такого вопиющего нарушения перспективы, когда небольшая молодая литературная группка объявляет себя носительницей «пролетарской литературы». Такая самооценка покоится на ложном понимании всего хода культурно-исторического развития пролетариата, которому еще очень и очень нужно пройти через буржуазное искусство, усвоить себе лучшее, что этим искусством создано, поднять свой художественный уровень и тем обеспечить условия для подлинного массового социалистического искусства. В этом процессе отдельные литературно-пролетарские группы могут занять свое местечко, но никак не монопольное. Разумеется, к буржуазному искусству, как и к дворянской усадьбе, пролетарий отнесется по-пролетарски. Пролетариат ведь свою классовую точку зрения берет не из искусства, наоборот, он вносит ее в искусство. И вот здесь тоже должен помочь рабкор. Он должен стать посредником между широкой массой, с одной стороны, литературой и вообще искусством – с другой. Что читает рабочий? Что читает работница? Какие художественные произведения им нравятся? Как они их читают? Переносят ли выводы на себя, на свою жизнь? Все это рабкор должен уметь подсмотреть, подслушать и рассказать.
Стенные газеты, которые развешаны в этом зале и в создании которых рабкоры принимают такое активное участие, представляют, конечно, очень ценное завоевание в процессе нашей борьбы за подъем культурного уровня масс. В этом их низовом происхождении их огромное значение, и мы здесь отмечаем, славим и награждаем – главным образом, собранием ленинских книг – тех заводских писателей и художников, которые лучше составили и лучше украсили свою стенную газету. Но в то же время, товарищи, эти же стенные газеты, сработанные от руки, напоминают нам о нашей бедности и о нашей культурной отсталости, о том – как много и много нам нужно учиться, чтобы выравняться культурно по передовым буржуазным странам, конечно, сохраняя и укрепляя наши социалистические основы. Наша пресса, и в том числе наши стенные газеты, выражают собою неизмеримо более высокую идею, чем те «идеи», которые развиваются буржуазной прессой. Но если вы возьмете, скажем, английские газеты со стороны разнообразия материала, умелости и привлекательности изложения, иллюстраций, техники, то вы должны будете сказать: как нам далеко до них! У них там, кроме больших газет, имеется множество мелких, специальных, посвященных особым интересам или нуждам профессии, корпорации или квартала и отражающим жизнь его со всех сторон. А мы вот вынуждены от руки создавать стенные газеты, которые выпускаем раз в месяц, а то и реже. Или сравним нашу печать с американской! У нас сейчас во всем Советском Союзе меньше 500 газет, с общим тиражом в 2 1/2 миллиона экземпляров. А в Сев. Америке около 20 тысяч газет, с тиражом свыше 250 миллионов экземпляров, т.-е., примерно, в сто раз больше, чем у нас. А ведь население в Соединенных Штатах меньше, чем у нас, миллионов на 20 с лишним! Эти цифры надо всегда иметь перед глазами: о собственной отсталости никогда забывать нельзя. В том-то и состоит, между прочим, зловещая сила некультурности, что она усыпляет сознание, а нам нужно иметь сознание всегда бодрствующее. Только тогда мы одолеем всех врагов и в том числе самого могущественного – нашу некультурность!
