Противники большевиков возмущались: Вудро Вильсон не понимает, как ему следует поступить, и избытком корректности губит Россию.
«О, эта пресловутая «интервенция»! – изумлялась писательница Зинаида Гиппиус летом 1919 года. – Хоть бы раньше, чем произносить это слово, европейцы полюбопытствовали взглянуть, что происходит с Россией. А происходит приблизительно то, что было после битвы на Калке: татары положили на русских доски, сели на доски – и пируют. Не ясно ли, что свободным, не связанным еще, – надо (и легко) столкнуть татар с досок. И отнюдь, отнюдь не из «сострадания», а в собственных интересах, самых насущных! Ибо эти новые татары такого сорта, что чем больше они пируют, тем грознее опасность для соседей попасть под те же доски.
Но, видно, и соседей наших, Антанту Бог наказал – разум отнял. Даже просто здравый смысл. До сих пор они называют этот необходимый, и такой нетрудный, внешний толчок, жест самосохранения – «вмешательством во внутренние дела России». Когда рассеется это марево? Не слишком ли поздно?»
Только молодой Уинстон Черчилль, который в январе 1919 года стал британским военным министром, требовал занять ясную позицию: или полномасштабная военная интервенция, или полный вывод войск. Доказывал, что нерешительная политика вредна для войск Антанты в России и для Белого движения. Предупреждал о пагубных последствиях вывода войск:
– В России будет покончено с сопротивлением большевикам, останется лишь бесконечная череда жестокости и страданий.
Черчилль был одним из тех, кто раньше всех осознал, что ленинский большевизм – нечто абсолютно новое на мировой арене. За привлекательной марксистской риторикой скрывается партия с железной дисциплиной, желающая властвовать над всеми сферами жизни. Ленин и его товарищи готовы смести все, что им мешает.
– Из всех тираний, – предупреждал Уинстон Черчилль, – большевистская тирания худшая, самая разрушительная.
Глава правительства Ллойд Джордж считал, что мотивы нелюбви родовитого аристократа Черчилля к Советской России коренятся в том, что большевики расстреляли императорскую семью. Ллойд Джордж видел, что интервенция в России создает ему проблемы с левыми, а отказ от участия в русских делах – с правыми. Он жаловался другу:
– Уинстон желает вести войну против большевиков. Но наши люди этого не хотят. Не наше дело вмешиваться во внутренние дела России. К тому же наше вмешательство только усилит большевиков.
Министр иностранных дел потомственный дипломат лорд Артур Джеймс Бальфур не желал демонстрировать враждебность большевикам – зачем толкать их в объятия германцев:
– Нам выгодно как можно дольше воздерживаться от открытого разрыва с этой безумной системой. Если это означает дрейфовать по волнам, значит, я сознательно выбираю дрейфующую политику.
Лорд Бальфур был философом по натуре, спортсменом, обожавшим теннис и гольф. От своего отца он унаследовал состояние, которое сделало его одним из самых богатых людей в стране, от матери, происходившей из знаменитого аристократического рода, традицию служения империи. Женщина, в которую он был влюблен, умерла от тифа. Он никогда не женился, хозяйство вела его сестра, посвятившая жизнь брату.
В ноябре 1918 года в Новороссийский порт вошла эскадра союзников. По этому случаю устроили банкет, на котором старший по званию – британский генерал торжественно заявил:
– Я послан своей страной, чтобы узнать, как и чем вам можно помочь. С большим удовольствием, с большой охотой мы вам эту помощь дадим.
Начальником военной миссии при Добровольческой армии был назначен генерал Чарлз Бриггс. Первый пароход с военными грузами пришел 5 февраля 1919 года. Через несколько дней пришли еще одиннадцать судов. Но денег союзники не давали.
Политическая канцелярия правительства Юга России доложила Деникину: «Финансовая помощь не выразилась пока в сколько-нибудь существенных мероприятиях; никаких материальных ссуд правительству еще оказано не было, и вообще в финансовом отношении до сего времени наблюдается отсутствие деятельного сотрудничества союзников: все снабжение производится в кредит».
Американцы военной помощи вовсе не оказывали. Они продавали оружие только на коммерческих условиях. Американский Красный Крест присылал лекарства и санитарные материалы.
К началу февраля 1919 года Деникин очистил от Красной армии Северный Кавказ. Готовился к походу на Москву. В мае британское правительство выделило для Деникина снаряжения на миллион фунтов стерлингов. В октябре выделили еще четырнадцать миллионов фунтов. Этим занимался военный министр Уинстон Черчилль.
Черчилль поставил Деникину с марта по сентябрь 1919 года полтысячи артиллерийских орудий, двенадцать танков, миллион шестьсот тысяч снарядов, сто шестьдесят миллионов патронов и двести пятьдесят тысяч комплектов обмундирования. Это сыграло свою роль в успехе белой армии.
Удача сопутствовала белым кавалеристам. 3-й Кубанский конный корпус генерал-майора Андрея Григорьевича Шкуро, 2-й Кубанский корпус генерал-майора Сергея Георгиевича Улагая, конница Кавказской Добровольческой армии генерал-лейтенанта Петра Николаевича Врангеля легко прорывали линию фронта и губительным смерчем прокатывались по тылам Красной армии. Но одолеть Красную армию им не удалось. И войска Деникина покатились назад.
В 1918 году рубль был еще конвертируемой валютой. А в 1919 году западные страны перестали принимать рубли. Для покупки оружия и снаряжения белым нужна была валюта, которой они не имели (см. «Отечественная история», № 3/2008).
Ллойд Джордж втолковывал Черчиллю, что Англии, истощенной Первой мировой, вмешательство в российские дела не по карману. Англия уже истратила сто миллионов фунтов, Франция – половину от этой суммы. Причем большая часть средств, предназначенных для белой армии, пропала из-за неэффективности и коррупции. Обмундирование доставалось не солдатам, а тыловым чиновникам. Британские танки и машины не участвовали в боях, а стояли, потому что ловкие интенданты продавали антифриз налево.
18 сентября 1919 года британское правительство обсуждало вопрос о «помощи генералу Деникину, лидеру белых на Юге России, в качестве последнего вклада британского правительства в дело борьбы против советской власти». Генералу было обещано продолжить поставки из уже имеющихся запасов, с которыми Англия ввиду окончания Первой мировой может расстаться. А 4 ноября британское правительство уведомило Деникина: после 31 марта 1920 года он переходит на «самообеспечение», то есть должен будет закупать оружие за наличные.
Денежными делами у Деникина занимался бывший министр финансов Временного правительства Михаил Владимирович Бернацкий, человек высокопрофессиональный и честный. Он пытался наполнить бюджет за счет сахарной и винной монополии, введения акцизов на табак, нефтепродукты, чай, соль, бумагу, патоку и пиво (см. «Вопросы истории», № 10/2009).
«Наше трагическое безденежье, – писал Деникин, – в политическом и военном отношении играли роль поистине роковую».
Некоторое количество валюты деникинское правительство выручило, обязав экспортеров, продолжавших торговать на Юге России, сдавать пятьдесят процентов прибыли. Пыталось занять денег у адмирала Колчака, обладавшего золотым запасом России. Михаил Бернацкий в феврале 1919 года отправил Колчаку по телеграфу просьбу выделить двадцать – тридцать миллионов рублей золотом, «дабы мы могли под это обеспечение получить некоторое количество иностранной валюты для расчета за приобретенные за границей предметы снаряжения и для производства других полезных для нашего общего дела расходов».
Министр иностранных дел в колчаковском правительстве карьерный дипломат Иван Иванович Сукин ответил: «Верховный правитель поручил передать Бернацкому, что правительство готово изыскать средства для расчета за приобретаемые за границей предметы снаряжения Южной армии. Наше финансовое положение позволяет в случае крайней необходимости предоставлять валюту, не трогая золотого запаса».
Деникин получил от Колчака кредит примерно в полтора миллиона фунтов стерлингов летом 1919 года и еще два миллиона в конце года, что позволило закупить самые необходимые материалы.
Немалые суммы находились в распоряжении посла России в Вашингтоне Георгия Бахметева. В общей сложности он передал Белому движению пятьдесят миллионов долларов. Но он не любил Деникина. И деньги шли Колчаку. «У американского правительства слагается все более и более определенное убеждение, что вне адмирала Колчака нет пути к спасению России; поэтому вся надежда в помощи адмиралу», – писал Бахметев бывшему министру иностранных дел Сергею Дмитриевичу Сазонову.
Большевики брали верх, и армия Деникина терпела поражение.
Англичане в начале 1920 года предложили Антону Ивановичу прекратить гражданскую войну и оставить Крым, последнюю опору белой армии, – в обмен на гарантии безопасности и помощь в эвакуации тех, кто пожелает покинуть Советскую Россию. В июне в Лондоне приняли решение вовсе прекратить помощь антибольшевистским силам. Английская военная миссия покинула Севастополь.
Неудачи на фронте породили разочарование в войсках. Первым недоверие главнокомандующему выразил генерал Врангель. Подал прошение об отставке. Написал Антону Ивановичу письмо, обвиняя его в неспособности посмотреть правде в глаза.
«Деникин не умел овладевать сердцами людей, – считал Врангель. – Самим внешним обликом своим, мало красочным, обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами… Он не находил в себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль».
Вслед за Врангелем отставки Деникина фактически потребовал генерал Александр Павлович Кутепов, который командовал Добровольческим корпусом и подчинялся непосредственно Деникину. Это стало ударом для главнокомандующего. Антон Иванович уважал Кутепова как прямого и мужественного человека.
22 марта 1920 года Деникин отдал последний приказ: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России. Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, – низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».
Отказавшись от должности, Деникин остался буквально без копейки, но наотрез отказался брать деньги со счетов его правительства в заграничных банках. Конечно, мысль, что семья может очутиться в нищете, угнетала его. Но он не счел возможным скопить себе состояние, пока в его руках была казна. Антон Иванович пришел к власти с пустым карманом и таким же бедняком расстался с ней. Он ничего не взял и у союзников, чтобы Россия не одолжалась у других стран.
Генерал Врангель попытался наладить отношения с Францией. Париж признал его правительство де-факто, но просьба о займе была отвергнута. Антанта мало что сделала, чтобы помочь Белому движению.
Президент Вудро Вильсон санкционировал публикацию в Вашингтоне представленных ему документов о тесных связях большевиков с кайзеровской Германией. Президент не потребовал предварительно проверить их подлинность, а они оказались подделкой. Но серьезно повлияли на общественное мнение страны.
В январе 1919 года сенат США устроил слушания, посвященные угрозе коммунизма. Председательствовал сенатор Ли Оувермэн из юридического комитета. Заслушали в том числе показания нью-йоркского юриста Арчибальда Стивенсона как специалиста по коммунизму.
– Значит, – спрашивал его сенатор, – идея коммунистов состоит в том, чтобы свергнуть правительство?
– Точно. Это движение представляет величайшую опасность для нашей страны.
– Можете ли вы дать нам какой-то совет?
– Иностранных агитаторов выслать. Американских граждан, которые защищают революцию, наказать.
2 июня 1919 года в двенадцатом часу ночи министр юстиции США Митчел Палмер выключил свет в своем доме и собирался присоединиться к своей жене в постели. В этот момент он услышал взрыв, прогремевший прямо у его дома.
Через дорогу обитали заместитель министра военно-морского флота Франклин Делано Рузвельт и его жена Элеонора. Они только что вернулись домой с приема. Если бы они припозднились на несколько минут, то стали бы жертвой взрыва. Страна лишилась бы выдающегося политика. А так в их доме только вылетели окна.
Будущий президент еще не заболел полиомиелитом, был здоров и крепок. Рузвельт с женой бросились наверх, чтобы убедиться, что их сын Джеймс в порядке. Элеонора расплакалась:
– Это конец мира!
Франклин Рузвельт вышел на улицу посмотреть, что случилось с Палмером. Министр юстиции не пострадал. На ступеньках лежал труп – погиб только сам бомбист. Им оказался 23-летний иммигрант Карло Вальдиночи, издатель анархистского бюллетеня. Он поклялся убивать властителей Америки, чтобы сокрушить институты тирании.
На следующий день газета «Нью-Йорк таймс» вышла с шапкой: «Преступление, совершенное большевиками». Утром министр Палмер прямо на развалинах своей библиотеки принял членов конгресса, которые призвали его навести порядок твердой рукой и обещали:
– Проси все, что тебе надо. Отказа не будет.
Октябрьская революция в России вдохновила американских левых, но еще больше напугала консерваторов. В те годы только и было разговоров, что о заговорах против Америки. Сотрудники министерства юстиции походили на пожарных, которым постоянно сигнализируют о все новых возгораниях.
В конце апреля 1919 года тридцать шесть посылок с динамитом были отправлены почтой по разным адресам. В списке на уничтожение значились самые известные люди в Америке: министры юстиции и труда, федеральный комиссар по иммиграции, ведавший депортациями, судья Верховного суда, еще один судья, который посадил в тюрьму больше ста человек по обвинению в шпионаже, пятеро членов конгресса, мэр и начальник полиции Нью-Йорка, банкиры Джон Рокфеллер и Дж. Пирпойнт Морган, а также руководитель Федерального бюро расследований.
Большинство намеченных жертв не пострадали. Почтовая служба перехватила бомбы. Шестнадцать бомб (не зная того) выловил один бдительный почтовый служащий в Нью-Йорке. Он положил смертоносные посылки на полку, потому что неаккуратный отправитель не наклеил положенное количество марок.
Но одно устройство 29 апреля все-таки было доставлено в дом Томаса Хардвика, который только что оставил кресло сенатора от Джорджии. В сенате он сыграл ключевую роль при подготовке нового закона о высылке анархистов. Служанка, которая вскрыла посылку, потеряла руки. Серьезно пострадала и жена сенатора.
В министерстве юстиции не знали, кто этим занимается. Но один из чиновников, отвечая на вопросы журналистов о ходе расследования, твердо сказал:
– Бомбисты связаны с русскими большевиками.
Министр юстиции Митчел Палмер, квакер с гибкими принципами и далеко идущими амбициями, три срока провел в конгрессе и нацелился на Белый дом. 1 августа 1919 года он образовал в министерстве отдел общей разведки, которому поручил бороться с радикализмом. Во главе отдела поставил своего специального помощника Джона Эдгара Гувера, который приступил к работе в министерстве юстиции 26 июля 1917 года. Во время войны многие талантливые люди были призваны в армию, людей не хватало, и это способствовало его быстрой карьере.
Главной опасностью считали анархистов, взявшихся за оружие. Они пытались сокрушить государство как таковое. Они убили французского президента в 1894 году, премь ер-министра Испании в 1897 году, императрицу Австро-Венгрии в 1898-м, итальянского короля в 1900-м и президента США Уильяма Маккинли в 1901-м.
В XIX веке американские президенты использовали национальное детективное агентство Пинкертона и для собственной охраны, и для ведения разведки, и как инструмент в политической борьбе. Но конгресс запретил президенту нанимать для правоохранительной деятельности частные фирмы. После убийства президента Маккинли возникла идея создать государственное агентство для борьбы с анархистами. Заодно в 1903 году приняли закон, запрещающий анархистам приезжать в США.
Ночью 2 июня 1919 года девять бомб взорвались сразу в семи городах. И опять все остались живы. В Нью-Йорке целью был местный судья (а погиб ночной охранник), в Кливленде – мэр, в Питтсбурге – судья и иммиграционный инспектор. В Филадельфии бомба взорвалась в церкви, в Петерсоне (штат Нью-Йорк) – в доме бизнесмена.
Агенты Федерального бюро расследований в Бостоне и Филадельфии уверенно заявили, что за взрывами стоят советские коммунисты. Митчел Палмер в этом не сомневался. Он стал министром юстиции Соединенных Штатов в те самые дни, когда в Москве был создан Коммунистический интернационал, объединивший все компартии для совместной борьбы за мировую революцию.
Министр Палмер поставил во главе ФБР бывшего главу секретной службы Уильяма Флинна. Тот сообщил стране, что Америка наводнена сотнями тысяч иностранных агентов, и в военное время правительство вправе изолировать всех, кто подозревается в шпионаже и саботаже.
Прежде всего атаковали «красных».
12 июня 1919 года агенты бюро с помощью нью-йоркской полиции ворвались в недавно открытое на Манхэттене советское дипломатическое представительство. Захватили все бумаги, проштудировали их, но там не оказалось ничего, что свидетельствовало бы о причастности советских представителей к взрывам.
8 июля президент Вудро Вильсон вернулся из Европы после пятимесячного отсутствия. Радиостанций тогда не существовало. Он не мог поговорить сразу со всей страной и решил обратиться к согражданам напрямую. Он проехал восемь тысяч миль по железной дороге. Выступил сорок раз в пятнадцати штатах, убеждая народ в правильности принятых на мирной конференции в Париже решений.
Президент был настроен пессимистически. Его надежды на разумное переустройство мира после Великой войны улетучились. К тому же он плохо себя чувствовал, и это только прибавило горечи его словам. Выступая в Сан-Франциско, Вудро Вильсон сказал, что Россия потеряла в войне больше любой другой страны, но «бедная Россия ничего за все это не получила, кроме террора и отчаяния».
Теперь уже президент говорил о русской революции так, будто это облако отравляющего газа, пересекающее океан и несущее Америке «бациллы беспорядка, хаоса и мятежей». Он предупредил сограждан: Соединенные Штаты должны быть готовы противостоять врагу, если возникнет опасность новой войны. А враги не дремлют.
– Мы должны следить за ними с помощью секретных агентов, расставленных повсюду.
Министр юстиции добивался права сажать людей за пропаганду в мирное время. Палмер представил в конгресс семьдесят законопроектов. Ни один не прошел. 1 августа 1919 года министр поручил Эдгару Гуверу сокрушить коммунистический заговор против США. В его распоряжении были шестьдесят один федеральный агент и тридцать пять секретных информаторов.
Гувер начал со сбора информации. В список врагов заносили тех, кто ходил на левые митинги или подписался на любое из 222 радикальных изданий на иностранных языках, которые выходили в США. За первые три месяца работы люди Гувера составили досье на шестьдесят тысяч человек.
Эдгар Гувер боялся, что русская революция дотянется до Америки. С самого начала он считал, что коммунизм – «это заговор против религиозных и государственных основ, против самого способа мыслей иудеохристианского мира, буддийского мира и мусульманского мира. Коммунизм – это самый дьявольский, самый ужасный заговор против человека, который когда-либо существовал».
Коммунистическая партия Соединенных Штатов Америки была образована на учредительном съезде в Чикаго 7 сентября 1919 года. При ее рождении присутствовали как минимум пять агентов бюро; их отчеты отправили напрямую Гуверу. Пожалуй, можно сказать, что это были первые донесения с фронтов холодной войны. Один из секретных информаторов доложил: «Цель партии – воспитание и организация рабочего класса во имя установления диктатуры пролетариата, уничтожения капиталистической системы и создания коммунистического общества».
Гувер сообщил конгрессу, что собравшиеся в Чикаго коммунисты управляются Коммунистическим интернационалом из Москвы и намерены «силой свергнуть правительство США».
В сентябре по всей стране шли забастовки. В некоторых штатах бастующих разгоняла армия. В Бостоне забастовали три четверти полицейских из-за того, что им не разрешали создать профсоюз. Губернатор Массачусетса Кэлвин Кулидж уволил всех до одного.
Ситуация в стране ухудшилась из-за болезни президента. 25 сентября 1919 года в поезде, идущем в Колорадо, Вудро Вильсон пожаловался врачу, что ему трудно дышать. На следующей остановке он не смог ни встать, ни выйти к ожидавшим его людям.
– Кажется, я рассыпаюсь на кусочки, – прошептал он.
Президентский поезд взял курс на Вашингтон. Через неделю в Белом доме Вильсона сразил удар. 2 октября он был на волосок от смерти. Левую сторону тела парализовало, он лишился дара речи. Состояние его здоровья держали в секрете. Прессе и публике сообщили, что президент переутомился. Но страна осталась без руководителя.
Полгода он не в силах был встретиться с членами кабинета. Однако же не хотел признавать, что болен, и отказывался ложиться в больницу. Личная охрана Вильсона и его вторая жена Эдит делали вид, будто все в порядке. Американцы и не подозревали, что президент умирает. Доступ к нему имели только его жена, секретарь и врач. Ни вице-президент, ни министры, ни конгресс не могли выяснить состояние здоровья Вильсона. Когда Государственный секретарь Роберт Лансинг потребовал провести заседание кабинета, президент пришел в бешенство и потребовал отставки госсекретаря.
А министр юстиции Палмер видел себя следующим хозяином Белого дома. Ему нужен был видимый политический успех. Он требовал от Эдгара Гувера результатов. Тот решил выслать анархистов и большевиков в Россию.
27 октября 1919 года в Нью-Йорке в иммиграционном центре на Эллис-Айленд Гувер беседовал с ненавистной ему феминисткой Эммой Голдман. Эмма была сторонницей атеизма, свободной любви, противозачаточных средств и других ужасных по тем временам идей. Гувер считал ее «красной королевой анархии». Ее любовник Александр Беркман провел в тюрьме полжизни за попытку убить одного стального магната.
Эмма Голдман отказалась ответить на вопрос, анархистка ли она. Но иммиграционный инспектор заявил, что она, бесспорно, принадлежит к анархистам. Его свидетельства оказалось достаточно. Теперь ее можно было высылать. Но как? Гувер договорился с военным министерством, что Голдман и остальных опасных леваков вывезет из страны военно-транспортное судно.
Вечером 20 декабря при большом стечении журналистов на борт старого парохода погрузили двести сорок девять иностранцев-анархистов и отправили в Россию. Всех обвиняли, говоря современным языком, в терроризме. Американская печать именовала их анархистами. Среди изгнанных из Америки был пятьдесят один анархист, еще сто восемьдесят четыре входили в Союз русских рабочих, остальные четырнадцать были иностранцами, от которых решили избавиться.
Гувер начал свою войну.
Вечером 7 ноября 1919 года, в день второй годовщины Октябрьской революции в России, которую американские левые тоже намеревались широко отпраздновать, по всей стране провели настоящие рейды. С помощью полиции в восемь вечера сотрудники ФБР заняли штаб-квартиру Союза русских рабочих и задержали там две сотни человек. В общей сложности арестовали тысячу сто восемьдесят два человека. Министр юстиции торжественно заявил, что коммунистический заговор против Америки сорван.
30 декабря 1919 года недавно избранный генеральным секретарем компартии США Чарлз Эмиль Рутенберг обедал в компании семерых самых близких соратников. Один из них был осведомителем. Он позднее доложил, что Рутенберг опасается новых арестов, потому что, если он окажется за решеткой, партия либо уйдет в подполье, либо погибнет.
Гувер распорядился составить полный список членов компартии, чтобы разом с ней покончить. Министр труда обещал ему подписать три тысячи ордеров на арест. Самая массовая в истории Соединенных Штатов облава началась в девять вечера в пятницу 3 января 1920 года. За вечер пятницы и утро субботы арестовали две тысячи пятьсот восемьдесят пять человек. На следующей неделе аресты продолжились. Иногда задерживали и без ордеров, поэтому невозможно точно установить, скольких тогда взяли.
Глава партии Чарлз Рутенберг и несколько его ближайших соратников ушли в подполье. Компартия практически перестала быть действующей силой. К среде 7 января 1920 года больше пяти тысяч арестованных заполнили тюремные камеры. Тюрьмы Чикаго не вмещали всех арестованных. В Детройте восемьсот арестованных толпились в коридорах полицейского управления.
Министр юстиции Палмер объяснил причину массовых арестов:
– Что бы произошло с Соединенными Штатами, если бы эти радикалы-иностранцы получили возможность реализовать идеи коммунистической партии? У нас воцарились бы жестокость и террор большевистской тирании.
В общей антикоммунистической атмосфере палата представителей конгресса США проголосовала против того, чтобы единственный социалист-конгрессмен занял свое место в Капитолии. Городское собрание Нью-Йорка исключило из своего состава пятерых депутатов-социалистов.
Эдгар Гувер купался в лучах славы. Его знала вся страна. Его цитировали как высший авторитет. Он неустанно трудился над созданием своей репутации главного борца с коммунизмом. Доказывал, что все плохое в стране – от подкладывания бомб до стачек – тайные интриги Кремля. Предупреждал, что коммунисты создают тайные боевые группы в соседней Мексике, переправляют в США оружие и сами переходят границу, чтобы поднять революцию среди негров Юга.
Но Гувер торжествовал недолго. Стало ясно, чем демократическое государство, где действует власть закона, отличается от тоталитарного режима. В стране поднялся протест против облав. Прокурор Филадельфии Фрэнсис Фишер Кэйн обратился с открытым письмом к президенту: «Я решительно возражаю против массовых облав на иностранцев, которые проходят по всей стране. Такие операции не имеют смысла и ведут к нарушению закона».
Федеральный судья в Бостоне Джордж Андерсон потребовал открытого и главного судебного разбирательства:
– Мы вели войну ради демократии в мире, а сегодня реальная демократия под угрозой в самой Америке. Те же люди и те же газеты, которые два года придумывали мнимые немецкие заговоры, теперь пугают нас «красным террором». Я не говорю, что не может быть бомбистов. Есть красные. Возможно, они представляют опасность. Но они и вполовину не так опасны, как псевдопатриоты. Американцы, которые верят в закон, порядок, свободу, право других иметь свои взгляды по политическим и религиозным проблемам, не выставляют напоказ себя и свой патриотизм. Они слишком уважают страну и патриотизм, чтобы компрометировать эти прекрасные слова, как это делают некоторые люди ради собственной политической выгоды.
На следующий день в бостонский суд была подана жалоба от имени арестованных. Судья Андерсон принял ее к рассмотрению и решил сам вести процесс.
Министр юстиции Палмер, намеревавшийся выставить свою кандидатуру в президенты, не желал быть похороненным этим делом и поручил его Эдгару Гуверу. Утром 7 апреля 1920 года Гувер прибыл в спальном вагоне в Бостон.
Интересы арестованных представлял молодой гарвардский юрист Феликс Франкфуртер, будущий член Верховного суда. Он представил суду телеграмму из Вашингтона с приказом хватать всех подозрительных, собирать все улики и обо всем докладывать лично Гуверу.
Он спросил старшего агента ФБР в Новой Англии Джорджа Келлехера:
– Не означает ли это, что все схваченные вами люди были арестованы без ордера?
– Да, это так, – признал подчиненный Гувера.
Судья сам допросил бостонского комиссара по делам иммиграции Генри Скеффингтона:
– Можете ли вы назвать закон, на основании которого агенты министерства юстиции имеют право проводить аресты?
– Нет, ваша честь.
Судья освободил арестованных под залог, записав в решении: «Это дело было организовано в соответствии с модной теорией – сначала повесь, потом суди…»
В окончательном приговоре он назвал действия ФБР незаконными и неконституционными: «Правительство разрушает доверие и уверенность людей, сеет ненависть. Толпа есть толпа, вне зависимости от того, из кого она состоит – из правительственных чиновников, которые исполнят инструкции министерства юстиции, или из бандитов».
В Вашингтоне Эдгара Гувера подстерегала новая неприятность. Заместитель министра труда Луис Пост, отвечавший за иммиграцию, распорядился отпустить тысячу четыреста иностранцев, арестованных в ходе полицейских рейдов. Он был либералом и убедился в том, что в трех из четырех случаев ФБР просто нарушило закон. Задержанные даже не были членами компартии, они оказались на мероприятиях партии из чистого любопытства или вообще были схвачены по ошибке. Заместитель министра также освободил тех, кого лишили юридической помощи после ареста или против кого использовались доказательства, полученные незаконным путем.
Гувер перешел в контратаку. Он составил досье на Луиса Поста, выявив его связи с левыми, и разослал членам конгресса. Так появилось новое явление в американской политической жизни: политическая слежка за противниками.
Министр юстиции Палмер бросился за помощью к президенту. 14 апреля 1920 года состоялось первое за семь месяцев заседание правительства. В десять утра Палмер пришел в Белый дом, поднялся в кабинет Вильсона и увидел умирающего человека. Президент Вильсон не мог ходить без чужой помощи. Его мысли путались, говорил он с трудом. Он плохо представлял себе, какую бурную деятельность развернул министр юстиции в борьбе с красными.
Палмер бил тревогу: стране угрожает революция, кризис создал заместитель министра Луис Пост и его нужно уволить из правительства. Предупредил, что на майские дни намечена террористическая атака на видных руководителей страны. Правоохранительные силы подняли по тревоге. Но Первомай прошел спокойно.
7 мая заместитель министра труда Пост предстал перед конгрессменами. В зале заседаний присутствовал и Эдгар Гувер. Луис Пост методично ответил на все обвинения и разъяснил свою позицию:
– Ни один из задержанных не обвиняется в попытке свергнуть правительство. И даже самый последний и презираемый иностранец имеет право на соблюдение закона. Арест без ордера, выколачивание показаний – это не американский путь.
Конгрессмены с ним согласились. Теперь уже они потребовали ответа от министра юстиции. Тем временем двенадцать видных юристов 28 мая 1920 года опубликовали совместное заключение, в котором обвинили Палмера и Гувера в нарушении священных конституционных принципов.