Центральным элементом теории относительности, публичное объявление которой вызвало смятение и замешательство в научной среде, явилось время, употребленное в ее первичных построениях. С него мы и начнем наш анализ ее положений.
Напомним декларации о времени самого Эйнштейна, содержащиеся в его исходной статье «К электродинамике движущихся тел».
«Если я, например, говорю: „Этот поезд прибывает сюда в семь часов“, то это означает примерно следующее: „Указание маленькой стрелки моих часов на семь часов и прибытие поезда суть одновременные события“».
«„Время“ события – это одновременное с событием показание покоящихся часов, которые находятся в месте события и идут синхронно с некоторыми определенными покоящимися часами, причем с одними и теми же часами при всех определениях времени».
Итак, время для Эйнштейна – это показания часов. Причем он отчетливо понимает и четко воспроизводит всю систему генерации мирового всеобщего времени. Есть определенные покоящиеся часы, ход которых принимается за эталон, и есть вторичные часы, находящиеся на месте события, тщательно синхронизированные с эталонными. И хотя позднее в статье речь идет о времени вообще, Эйнштейн нигде не употребляет этого понятия. Время у него представляет собой «ход» часов и ничего более, что для «выдающегося теоретика» по крайней мере странно. А дело все в том, что в процессе создания своей теории ему пришлось отвергнуть идею абсолютного Ньютонова времени, но взамен он не смог представить никакой другой временной концепции. Поэтому пришлось ограничиться той формой генерации времени, которая имела вещественное и ощутимое воплощение в его бытовой практике. Сенсация, которую он готовился преподнести миру, заключалась прежде всего в том, что, с его точки зрения, абсолютное время Ньютона при некоторых условиях не позволяет правильно описывать окружающий нас мир и не может более применяться в некоторых разделах теории, что само по себе сенсацией не является и может быть воспринято как уточнение и продолжение развития физической картины мира. Но, сделав такое заявление, Эйнштейн, коль скоро он захотел построить Новую физику, должен был бы вместо абсолютного времени представить равнозначную ему концепцию, которая позволяла бы без натяжек описывать любые движения и любые природные явления, что действительно стало бы сенсацией. Однако такую концепцию Эйнштейну создать не удалось. Поэтому, отвергнув абсолютное время, он не представил вместо него ничего нового, ограничившись описанием реально существующей системы генерации всеобщего, мирового времени, тем более что именно она повсеместно применяется не только в быту, но и в экспериментальной практике, а также и в символьном описании результатов эксперимента.
А мы уже выяснили, что мировое, всеобщее время, непрерывное, равномерное и однородное, есть не что иное, как аналогия абсолютного времени Ньютона, генерируемая специальными эталонными часами. Но как мы знаем, употребляемое в научной практике уже много столетий и до сего времени абсолютное время является не только всеобщим, но и принципиально неизменяемым. Оно ни от чего не зависит и всегда движется в одну сторону с одной и той же постоянной скоростью. Поэтому для самого Эйнштейна вытекающая из его построений изменяемость временного промежутка явилась неожиданным и достаточно сильным потрясением в его теоретической деятельности. Настолько сильным, что он поспешил представить его причину почтеннейшей публике для ее удивления и восхищения. Поскольку бытовое представление о «реке времени» у обычных людей почти совпадало с общепринятой в науке концепцией, то заявление об изменяемости временных промежутков в зависимости от скорости равномерного движения вызвало, да и вызывает до сих пор, не меньший, если не больший, шок у обывателя, по сравнению с таким же шоком у высокоучёных теоретиков, хорошо разбирающихся в последствиях такого заявления для всей физики.
Научный мир хорошо понимал, что поскольку в течение столетий было принято считать время всеобщим неизменным и не зависящим ни от какого воздействия, то доказанная хотя бы теоретически его зависимость и изменяемость являлась крушением основ современной Эйнштейну физики. Но, оправившись от потрясения, ученый мир все же пришел к необходимости признания времени Эйнштейна, которое представляло собой модификацию Ньютонова абсолютного времени, заключающуюся в том, что два основных свойства его – независимость, неизменность – заменялись на противоположные.
Остальные двенадцать свойств абсолютного времени Ньютона в концепции Эйнштейна остались нетронутыми, в том числе равномерность, непрерывность и однородность, которые приобрели из-за получившейся локальной изменяемости несколько иной смысл. Однако ранее мы показали, что в построениях Ньютона, покоящихся на гигантском количестве опытных фактов, внутреннего смысла гораздо больше, чем в гигантском количестве умозрительных построений, созданных на основе теории относительности, и при более внимательном и менее пренебрежительном отношении к Ньютоновому наследию можно было бы увидеть, что никакой, собственно, сенсации в отношении времени не случилось, поскольку, как мы выяснили из анализа второго закона Ньютона, временной интервал по сути явлений и по своему физическому смыслу принципиально локален и может изменяться от процесса к процессу и даже внутри самого процесса в зависимости от меняющихся условий его протекания, независимо от относительной скорости равномерного движения, если рассматривать реальные физические процессы и присущее им реальное время.
Собственно, зависимость для временного интервала и физический смысл времени как соотношение инерции процесса и вложенной сторонней энергии находились рядом с усилиями Эйнштейна и не были им вскрыты лишь из-за его торопливости и пренебрежительного отношения к наследию своих великих предшественников. И, сравнивая физическое время реальных процессов, выражаемое зависимостью для временного интервала, со временем Эйнштейна, нужно отметить следующее: время Эйнштейна с теоретической точки зрения есть абсолютное время Ньютона, текущее из нашего прошлого в наше будущее в любой точке Вселенной, но отличающееся тем, что оно локально изменяет свое единственное счетное свойство – длительность – в зависимости от физических процессов, происходящих в этой точке, что действительно являлось новым взглядом на свойства времени. Эйнштейну оставался один шаг до того, чтобы объявить время локальным свойством единичного процесса. Но поскольку его вполне устраивало Ньютоново абсолютное время, принявшее в его построениях вид «хода» часов, этого шага он не сделал и не намеревался делать. Вместо того чтобы рассматривать реальные физические процессы, он стал приписывать пространству и времени несуществующие свойства. А поскольку время Эйнштейна есть всеобщее, вселенское, локально изменяющееся время, постольку переход от частных вопросов распространения электромагнитных волн к всеобщим свойствам пространства-времени был для него естественным и необходимым, но базировался не на фундаменте истинных свойств реального времени и реального пространства, а лишь на свойствах реальности Минковского, имеющей с ними мало общего. И, сравнивая Ньютоново «гипотез не измышляю!» с поспешностью Эйнштейна, можно увидеть, что подобная поспешность, в конечном счете, всегда оборачивается против намерений и желаний людей, ее исповедующих.
Итак, время Эйнштейна, изменяющееся в зависимости от относительной скорости систем отсчета, есть, по представлениям его создателя, единственно и исключительно ход специальных эталонных часов, совпадающий с мировым исчислением времени. С другой стороны – имитация непрерывного течения абсолютного времени Ньютона. Таким образом, отвергнутое Эйнштейном ньютоновское время вернулось к нему через всеобщее исчисление, хотя и с купюрами. Но мы уже отмечали, что ньютоновское время в теории есть время, специально созданное, «сконструированное» для нужд научных исследований. Это время хорошо подходит для описания равномерных непрерывных и однородных процессов, но вовсе не является универсальным способом изображения реального времени. Отвлекаясь, заметим, что ограниченность применения абсолютного времени в модификации Эйнштейна видна уже хотя бы из того факта, что в специальной теории относительности рассматривается исключительно равномерное непрерывное и однородное движение одной системы отсчета относительно другой. Как только исследователь пытается выйти за рамки этой равномерности, рассматривая ускоренное движение, вся теория с ее эффектами отказывается работать, о чем предупреждал и сам Эйнштейн.
Можно возразить, что именно Ньютон, который ввел его (абсолютное время) в обиход научных исследований, широко пользовался им в своих построениях, и в его результатах до сих пор не обнаружено ошибок или противоречий. На это можно ответить, что Ньютон строил свои законы на фундаменте большого массива опытных данных и не «измышлял гипотез» не потому, что не обладал такой способностью, а лишь потому, что, в отличие от позднейших исследователей, прекрасно понимал ограниченность применяемой им формы времени. Отметим еще раз, что время Эйнштейна не является реальным временем физических процессов. Физически оно является следствием одного лишь процесса – «хода» часов, во времена Эйнштейна преимущественно механических. Таким образом, с одной стороны мы имеем сложную систему движения физических тел и полей, а с другой – действие примитивного механизма, с помощью которого только и возможен отсчет временных промежутков в рассматриваемой системе.
В самой по себе этой конструкции нет ничего порочного или ошибочного. В конце концов, во времена Ньютона отсчет времени производился не менее примитивными способами. Но у Ньютона в результате анализа реальных экспериментов появилось абстрактное и теоретически безупречное время, а у Эйнштейна в результате сложнейшего анализа поведения электромагнитных полей все свелось к «ходу» грубого механизма. И когда по мере развертывания доказательств Эйнштейн получил изменяемость временного промежутка, он был вынужден связать ее, ни много ни мало, с изменением скорости действия примитивного механического устройства, и никак иначе. То есть по его собственному заявлению (в статье «К электродинамике движущихся тел»): «Показание часов… отстает в секунду на…».
Какими бы ни были выкладки, предшествующие такому заявлению, после него следовало бы вскрыть механизм этого отставания. Потому что речь у Эйнштейна идет о реальном ходе реальных часов. Либо он считает все-таки, что пружина часов раскручивается в соответствии с «ходом» абсолютного времени и при изменении его темпа «ход» часов меняется (в полном соответствии с модифицированным временем Ньютона), либо он должен был бы объяснить, каким образом механическое устройство, не зависимое ни от каких влияний, изменяет свои свойства при изменении точки наблюдения. Как конкретно происходит замедление его «хода»?
Первая точка зрения, как мы ранее показали, ведет к абсурду, а относительно второй у Эйнштейна невозможно найти ни слова – все вопросы подобного рода он оставляет без малейшего рассмотрения. Ньютон в подобных случаях прямо заявлял о невозможности объяснить явление из имеющихся опытных данных, Эйнштейн же предпочел промолчать. Не имея возможности объяснить замедление «хода» часов из изменения свойств часового механизма, он был вынужден привлечь для такого объяснения изменение скорости протекания всех процессов в движущейся системе, вытекающее из изменения «хода» самого всеобщего времени в этой системе, что, как мы уже выясняли, абсурдно. Можно, конечно, было бы предположить, что физически «ход» часов остается неизменным, а все изменения суть кажущиеся, появляющиеся из-за свойств переноса сообщения из одной координатной системы в другую, но и на эти соображения у Эйнштейна точно так же невозможно найти никакого намека, хотя многословные рассуждения по поводу свойств времени и пространства имеются. И из-за отсутствия каких-либо объяснений происходящего и замены их простой декларацией, подкрепленной лишь постулированием неких принципов, до сих пор продолжается нескончаемая «война» не только между релятивистами и нерелятивистами, но даже внутри самого лагеря единомышленников Эйнштейна.
Не вникая пока в суть сделанных Эйнштейном построений, заметим предварительно, что сведение в одну систему движения такой сложной субстанции, какой является электромагнитное поле, и такой примитивной формы движения, какой предстает в этом случае «ход» часового механизма, не случайно и принципиально не может дать результата, распространяющего свое влияние на описание всего материального мира. Даже если построения теории относительности были бы выполнены в теоретическом отношении безупречно, что на практике не подтверждается, в силу указанных обстоятельств они должны представлять собой лишь частный интерес. Но все изложенное в этом разделе представляет собой лишь предварительные соображения, обозначающие направление исследования специальной теории относительности А. Эйнштейна. Мы провели такое исследование и проанализировали основы, на которых покоятся выводы его теории. Результаты этого исследования находятся в Приложении №1 к настоящей книге и показывают, что свойства пространства и времени в движущихся равномерно телах не меняются, остаются теми же самыми, что и в телах неподвижных, это следует из положений самой теории относительности, а все сенсационные эффекты, описанные Эйнштейном, в том числе и изменяемость временного промежутка, есть радиооптические иллюзии, которые регистрируются лишь у отдаленного наблюдателя при передаче к нему параметров движущегося тела с помощью распространения света. Кроме того, ранее мы выяснили, что временной интервал принципиально изменяем при изменении условий, в которых протекает генерирующий его процесс. Поэтому в выяснении релятивистских свойств временного интервала в настоящем исследовании нет необходимости.
Для определения свойств времени мы использовали движение тела в пространстве, не останавливаясь специально на свойствах самого пространства, хотя очевидно, что рассматриваемое нами движение существенно зависит от его свойств. Поэтому необходимо для полноты картины обратить свое внимание и на свойства пространства. Поскольку мы первоначально использовали движение в соответствии с механикой Ньютона, необходимо и дальше оставаться в пределах этой механики, хотя бы и с теми ограничениями, о которых уже много раз говорилось. То есть следует обратить внимание на реальное физическое пространство, в котором это движение происходит, принимая во внимание, с одной стороны, соответствие этого пространства описанию Ньютона, а с другой стороны, неполноту описания его в механике Ньютона, впрочем, как и при любом другом способе такого описания.
Можно выдвигать разные гипотезы, конструировать любые математические модели, что будет полезным, как для развития собственного интеллекта, так и для анналов теоретической физики, но цель всяких научных изысков заключается все-таки в первую очередь в нахождении истинных свойств окружающего нас мира. Поэтому, прежде чем приступить к рассмотрению свойств реального пространства, необходимо определить, что нам достоверно известно об этих свойствах. И не из умозрительных заключений, а из непосредственного опыта. Самое тщательное расследование, предпринятое по этому поводу, дает весьма скромные результаты.
Достоверно известных свойств пространства всего два:
1. В пространстве могут помещаться и перемещаться материальные объекты (физические тела и разнообразные поля).
2. При перемещении в пространстве материальных тел под действием силы проявляется свойство инерции.
Конечно, про пространство можно еще сказать, например, что оно, кроме всего прочего, представляет собой диэлектрик, и построить на этом обстоятельстве целую теорию, но в реальности это утверждение равносильно утверждению, что в пространстве отсутствуют материальные тела и связанные с ними реальные заряды, что само по себе тривиально. Поэтому рассмотрим только эти два свойства.
То, что в пространстве могут размещаться материальные тела, не вызывает удивления или вопросов. Мы привыкли к тому, что материальные предметы, в том числе мы сами, могут не только находиться в некоторой близости друг от друга, но и перемещаться из одной точки пространства в другую. Отсюда в абстрактном изображении этого явления появляется необходимость как-то отметить такое перемещение – появляются координаты. Впоследствии пространство объявляется сеткой координат, размещенной в пустом «ничто», и дальнейшее рассмотрение его происходит с точки зрения одной лишь геометрии. Поскольку об этом «ничто», кроме двух вышеозначенных свойств, достоверно ничего не известно, а инерционность движения принимается за само собой разумеющееся обстоятельство, не стоящее специального рассмотрения, то единственным видом плодотворного научного исследования объявляется геометризация всей физики, в которой процессы как раз и разыгрываются в этом пустом «ничто». При этом пространство мыслится как бы квазиматериальной сущностью, квазисубстанцией, которая на деле не существует. Та самая пустота, что остается после изъятия из нее всего вещества и всех полей, как раз и представляет собой сущность, которой в действительности нет.
Но достаточно опять обратиться к непосредственному опыту, как будет видна ошибочность такого взгляда. В самом деле, существует масса элементарных случаев, когда материальные тела могут размещаться в какой-либо среде. Возьмем, к примеру, подводный мир. Он дает наглядную картину размещения материальных тел в субстанции, которая при определенных обстоятельствах, т. е. при высокой прозрачности, неподвижности и равенстве температур, не ощущается находящимся в ней неподвижным наблюдателем. Та же картина происходит и при помещении наблюдателя в воздушную среду. Несмотря на то, что мы в обычных условиях не наблюдаем воздух, полеты птиц видел каждый. Между тем именно воздух делает эти полеты возможными. При перемещении в таких средах появляются, конечно, определенные ощущения, но сила этих ощущений зависит от условий этого перемещения и может при определенных условиях быть неощутимо малой.
Поэтому абстракция пустого пространства есть подобие абсолютного времени. Даже формулировки для них в классической механике почти не различаются. Вставьте в формулировке для времени вместо его названия слово «пространство», убрав упоминание о движении, и вы получите формулировку для абсолютного пространства, которое вмещает все, но которого на самом деле нет.
Оставаясь же в пределах известных нам двух свойств, в противовес этой точке зрения неизбежно приходим к следующей концепции:
1. Пространство есть субстанция не менее материальная, чем вещество или поле, но со своими особыми свойствами, которые рано или поздно будут определены.
2. Материя в виде вещества и полей может размещаться в пространстве и перемещаться в нем из одной точки в другую.
3. Вещество взаимодействует с пространством.
Таким образом, либо пространство есть то, чего нет, что само по себе является загадкой, либо это субстанция. В первом случае придется определять это самое то, чего нет. Во втором мы исследуем уже знакомую нам материальность. Если вы признаете материальность, скажем, объема воздуха, значит, вы можете взвесить этот объем, переместить из одного сосуда в другой, сжать, разредить и т. д. Точно так же, если вы признаете материальность некоего объема пространства, то неизбежно попытаетесь определить его свойства или попытаетесь воздействовать на него.
К счастью, уже есть непреложный, экспериментально установленный факт, который заключается в том, что тело, движущееся в пространстве под действием силы, приобретает ускорение, обратно пропорциональное массе этого тела. Тут нужно обратить внимание, что любое движение любого материального тела происходит только в пространстве, пустом или заполненном, и поэтому движение материальной точки под действием силы неизбежно складывается из двух компонент: воздействия силы на вещество и взаимодействия вещества с пространством, если пространство, в котором происходит движение тела, пусто. Если оно заполнено, то добавляется еще одна компонента – взаимодействие вещества с субстанцией, заполняющей пространство.
Предположим, что взаимодействия вещества с пространством не существует, тогда придется признать, что пространство нематериально, что опять-таки порождает необходимость определить свойства этой нематериальности. Но если признать материальность пространства, придется признать и факт его взаимодействия с материальным телом, поскольку из опыта же известно, что разные материальные субстанции всегда так или иначе взаимодействуют друг с другом и пространство как субстанция не выделено в этом смысле. Что касается электромагнитного поля, которое само представляет собой хотя и материальную, но все же весьма необычную субстанцию, то, несмотря на то, что оно в первом приближении и не взаимодействует с пространством, размещается в пространстве подобно веществу и имеет возможность взаимодействовать с пространством через инертную массу носителей зарядов.
Кроме того, первый пункт концепции хотя и вытекает из опыта, но в теоретическом смысле показывает, что пространство все-таки существенно отличается по своим свойствам от других видов субстанций или сред. С одной стороны, пространство не наблюдаемо, его нельзя ощутить непосредственно или каким-либо специальным образом. Несмотря на это, перемещение в пространстве материальных тел сопровождается явлением инерции. С другой стороны, оно как многие среды допускает размещение и передвижение в себе материальных объектов. О третьем пункте сказано уже достаточно, но нужно добавить, что вопрос заключается не в факте взаимодействия, а в его форме. Во-первых, почему под действием силы тело приобретает ускорение, а, скажем, не скорость? Во-вторых, в какой степени обратная пропорциональность ускорения массе зависит от свойств самой массы как материи, а в какой – от свойств пространства? Ответить на первый вопрос несложно. Собственно, мы уже сделали необходимое разъяснение. Если бы во втором законе вместо ускорения стояла скорость, то в таком мире были бы разрешены только движения с постоянной скоростью, соответствующей приложенной силе, т. е. движения со скомпенсированными силами, что не соответствует нашей реальности. На второй вопрос ответить значительно сложнее. Пока у нас нет опытных данных, позволяющих определить, какую часть инерционности берет на себя само вещество, а какую – пространство. И хотя косвенные соображения говорят о том, что инерционность есть полностью свойство пространства, утверждать это категорически было бы неосновательно. Главное здесь заключается все-таки в том, что взаимодействие пространства с веществом существует, и вкладом этого взаимодействия нельзя пренебречь.
Не следует, однако, понимать это заявление так, что мы возвращаемся к концепции светоносного эфира, так как эфир в свое время был введен по иным обстоятельствам, не соотносящимся с вопросом инерции. То есть мы понимаем материальность пространства вовсе не в смысле среды, передающей электромагнитные волны, а исходя из свойств инерции материальных тел.
Неоспоримым и пока единственным основанием для признания материальности пространства служит для нас факт существования инерции при ускоренном движении тела. Но если поразмыслить, то можно найти еще много разных доказательств его материальности. Например, из теории Большого взрыва следует, что Вселенная возникла как раз из пространства, которое при этом не может быть нематериальным, да и наличие давления вакуума на кварк-глюонный газ также может существовать только в том случае, если пространство материально.
Но если пространство (вакуум) материально, то мы должны наблюдать, что материальные тела взаимодействуют с вакуумом при движении и порождают в нем некоторые возмущения. То есть движущееся материальное тело должно оставлять в вакууме некий след, некое «возбуждение» в нем, постепенно как бы рассасывающееся. Что это за «возбуждение» и как оно должно угасать в отсутствии движения тела, насколько должно пространственно простираться и какое время сохраняться до полного угасания, сказать определенно пока невозможно. Можно лишь надеяться, что рано или поздно мы получим необходимые экспериментальные данные, которые позволят прояснить ситуацию, хотя существование векового замедления вращения Земли может вызываться, кроме прочих причин, и наличием возмущений вакуума.
Итак, мы считаем, что пустое пространство (вакуум) есть материальная субстанция, имеющая следующие уточненные свойства:
1. Пространство материально.
2. Пространство (вакуум) допускает размещение в себе материальных тел и полей и их перемещение.
3. При движении в пространстве материального тела, если
то есть, то пространство (вакуум) в первом приближении не оказывает никакого сопротивления движению. Энергия, присущая движению тела, остается неизменной.
4. Если то при увеличении скорости под действием силы ускорение обратно пропорционально массе движущегося тела, а при торможении появляющаяся сила ей прямо пропорциональна. Ускоряясь, тело приобретает дополнительную энергию, которая может быть извлечена из движения, если тело остановить каким-либо образом. Величина этой энергии известна, и она поддается измерению:
Создается впечатление, что при вкладывании энергии в движение, то есть при разгоне тела в вакууме, эта энергия как бы накапливается в некоем «резервуаре», который состоит из взаимодействия силы с массой тела, а также из взаимодействия этой массы с вакуумом. Не исключено, что весь «резервуар» есть только взаимодействие силы с вакуумом через посредство массы, но это следует еще доказать. Есть еще один вопрос, ответ на который необходимо знать для правильного понимания свойств окружающей нас действительности. Речь идет об инверсии пространства. К сожалению, в настоящее время мы не можем сказать в точности, чем различаются между собой свойства объема известного нам пространства (вакуума) и его инвертированного аналога. Многочисленные гипотезы, представленные исследователями на этот счёт, не несут в себе ясно выраженного физического смысла и производят впечатление произвольных математических упражнений.
Однако имеющиеся факты преобладания оптических изомеров органических молекул одной ориентации могут, как и другие многочисленные случаи киральности, послужить отправной точкой для исследования этой проблемы. Также пока невозможно определённо ответить на вопрос: можно ли вакуум и его инверсию совместить в одном и том же объеме, не приведет ли такое совмещение к аннигиляции того и другого, подобно тому как аннигилируют частица и античастица? Но, как утверждает принцип СРТ-инвариантности, есть одно замечательное приложение свойств инвертированного пространства.
Если наблюдатель мог бы произвести одновременную инверсию всех зарядов частиц материи в своем теле и в своем непосредственном окружении, присовокупив к ней инверсию пространства, в котором он находится, и, изменив на противоположное направление времени в этом объеме пространства, то он не заметил бы никаких изменений ни в своем восприятии окружающей его действительности, ни в развитии самой действительности. То есть он вообще не заметил бы никаких перемен. Мало того, если бы можно было вообразить другого такого наблюдателя, который мог бы сначала наблюдать весь эксперимент в неинвертированном виде, а впоследствии и в инвертированном, то он тоже не заметил бы никаких изменений ни в состоянии первого наблюдателя, ни в течении окружающих его процессов. То есть мир и антимир в подобном случае совпадают абсолютно. Однако если вспомнить соотношение неопределенностей, то станет понятно, что макроскопическим результатом квантовых свойств материи должно быть нелокальное совпадение строения и свойств антимира по отношению к нашему миру, которое в таком случае реализуется в общем строении и параметрах и может при этом иметь значительные флуктуации в частностях.
И, рассуждая о пространстве, нельзя пройти мимо пространственно-временного континуума (четырехмерия), впервые в завершенном виде предложенного Минковским.
Несмотря на то, что Эйнштейн первоначально рассматривал четырехмерие исключительно как совокупность четырех чисел, его последователи не заметили или не захотели заметить истины, скрывающейся за этой его первоначальной позицией. Они приняли и до сих пор тиражируют взгляд на четырехмерие как на новую, неизвестную ранее реальность. И в самом деле. Абсолютное время, применяемое в рассуждениях о четырехмерии, по принятой Ньютоном концепции (оно вводится как время вообще, просто время) пронизывает собой все сущее и участвует во всех происходящих во Вселенной процессах, увлекая их своим «ходом». Как мы уже неоднократно отмечали, налицо некая псевдоматериальность времени. Что касается пространства, то принятая также аксиоматически его реальность сводится к координатной сетке, выражающейся в простом случае в трех числах, соответствующих одной точке пространства. И когда число, характеризующее время, добавляется к трем числам, характеризующим пространство, молчаливо предполагается, что при этом возникает новое качество, в котором пространство и время, во-первых, соотносятся друг с другом как однопорядковые сущности и, во-вторых, совместно создают новую конструкцию реальности, что впоследствии принимается как абсолютная, не подвергаемая пересмотру аксиома. Если выразиться точнее, считается, что описание, в котором пространство и время абсолютны и независимы друг от друга, не вполне соответствует действительности, а описание Минковского, где пространство и время слиты в одну неразделимую сущность, – это новый шаг навстречу истинному ее изображению.
Минковский, который, собственно, и предложил подобную конструкцию, был геометром. В геометрии абстрактные построения, объединение сущностей и введение парадоксальных понятий – нормальная рабочая процедура, которая не несет в себе ничего необычного. И для ученых, увлеченных проблемами этой науки, ее абстракции – координаты, линии, точки, поверхности, фигуры и прочее – есть гораздо большая реальность, чем окружающий их мир. Поэтому неудивительно, что Минковский, а вслед за ним и Эйнштейн в конце концов признали четырехмерие не просто реальностью, а единственно возможной конструкцией реального мира. Но для физики важнее всего не изящный математический прием, а соответствие следствий, получаемых от этого приема, реальному состоянию процессов, происходящих в природе. Поэтому, сколь ни интересна получившаяся в результате изысканий Минковского конструкция, она должна подвергнуться критическому пересмотру.