Леонид Алексеев
Вирсавия
Картина пятая
1989 год. Дом семьи Хаханян.
Молодая Татьяна, Николай Большегородский, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
Входит Николай. Он в военной форме с погонами подполковника.
НИКОЛАЙ. Здравствуй, Танюша.
ТАТЬЯНА. Ой, Николай Иванович! Здравствуйте! Я и не знала, что вы у нас. Думала, с кем это папа секретничает в кабинете.
НИКОЛАЙ. Да, мы с Михал Суренычем с самого утра. Но ты и сама знаешь, работа у нас не для посторонних глаз. Ты-то как?
ТАТЬЯНА. Ничего, Николай Иваныч, спасибо. На дипломе я, летом защита.
НИКОЛАЙ. Эх, время летит. Вроде недавно поступала. Слышал, замуж собираешься? Извини, если слишком любопытен.
ТАТЬЯНА. Да… Только жених…
НИКОЛАЙ. Что же он? Михал Суреныч говорил, Павлом зовут, если не путаю.
ТАТЬЯНА. (Смеётся.) Папа только по работе секреты хранить умеет. Да – Павел.
НИКОЛАЙ. Папа… Михал Суреныч… говорил, что хочет взять Павла к нам после аспирантуры.
ТАТЬЯНА. В том-то и дело. Вот скажите, Николай Иванович, в вашем с папой КБ комсомольцы тоже шмотками торгуют?
НИКОЛАЙ. Ах, вон что. Шмотками – пока нет, но государственными секретами уже пытались.
ТАТЬЯНА. Вот, видите! Хорошо, у вас режим. А у нас секретарь комсомольской организации развёл коммерцию. И Пашка на него батрачит. Я понимаю, хочет нам и на свадьбу заработать, и на жизнь. Но он и аспирантуру забросил совсем… И… Да что это за жизнь такая? К чему стремиться? К мануфактурному счастью какому-то? Или мы и правда стали хомячками – только и знаем, что сучим лапками перед мордочкой? Что делать, Николай Иванович?!
НИКОЛАЙ. Себя не терять в первую очередь, Танюша. Бывает человек-мозг, бывает человек-сердце, бывает человек-желудок. У каждого своё предназначение, но только, когда каждый на своём месте. Для этого должна быть пища и для ума, и для сердца и для желудка. А когда она только для желудка, он и заменяет и сердце, и голову. Ладно, подумаем, что с комсомолом делать. К нам в КБ и на заводы много ребят приходит из вашего вуза, так что нам не безразлично, что да как.
ТАТЬЯНА. Да? Спасибо, Николай Иванович! Огромное! Только папе не говорите, пожалуйста.
НИКОЛАЙ. Ни слова, обещаю! Проводишь меня?
ТАТЬЯНА. Уходите уже? А чаю, я думала, нет?
НИКОЛАЙ. Работа, Танечка, служба!
Николай и Татьяна выходят.
ЧУКАЛЕНКО. Вот это мужчина! Какой могутный кряж! Бывают же!
МЕЛКОВА. Такую силу не захочешь, а уважишь.
ЮСЕНКОВ. Угу… Конечно…
Женщины переглядываются и качают головами.
ХАХАНЯН. Понимал бы чего.
Картина шестая
1989 год. Вузовский комитет комсомола.
Секретарь комсомольской организации вуза, офицер, два солдата, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
Входит офицер, за ним два солдата с красными повязками на рукавах.
СЕКРЕТАРЬ. Товарищи?
ОФИЦЕР. Они самые. Шпейло Евгений Петрович?
СЕКРЕТАРЬ. Да. А в чём дело?
ОФИЦЕР. Повестка вам из военкомата. Распишитесь.
СЕКРЕТАРЬ. Вы шутите? Да я…
ОФИЦЕР. Да я, да ты, да мы с тобой. Что, Петрович, ручка не пишет. У нас есть на вооружении письменные приборы в рабочем состоянии. Прошу.
СЕКРЕТАРЬ. Товарищи, я не…
ОФИЦЕР. (Солдатам.) Бойцы, за дверью подождите.
Солдаты выходят.
Ты, Петрович, какой гильдии купец? Уже первой, поди?
СЕКРЕТАРЬ. Извините, но каким боком здесь военкомат?
ОФИЦЕР. Пора должок Родине отдать.
СЕКРЕТАРЬ. Я сейчас позвоню…
ОФИЦЕР. Да хоть обзвонись. Когда я уйду. А сейчас слушай внимательно.
СЕКРЕТАРЬ. И что вы мне тыкаете?
ОФИЦЕР. Служить ты будешь на Новой земле. Это уже факт медицинский. Но у тебя два варианта, гражданин Шпейло. Тихий вариант – пыль не поднимаешь и служишь комсоргом в звании мамлея. Громкий – звонишь, топаешь, кричишь и отправляешься рядовым в ракетную шахту.
Двигает телефон ближе к секретарю и кладёт перед ним ручку.
Думай, Петрович. И за повестку распишись. Тут сопротивление бесполезно.
Секретарь ставит подпись.
Будь здоров, купец!
Офицер выходит.
ЮСЕНКОВ. Вот откуда этот твой «купец».
ХАХАНЯН. Да, Паш. Всё, считай, оттуда. Молодость…
Картина седьмая
1989 год. Дом семьи Хаханян.
Молодые Павел и Татьяна, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
ПАВЕЛ. Представляешь, Евгения Петровича в армию забрали.
ТАТЬЯНА. Прекрасно представляю.
ПАВЕЛ. Весь бизнес пошёл прахом.
ТАТЬЯНА. Туда ему и дорога.
ПАВЕЛ. Всё на Евгении Петровиче держалось, оказывается. Без него все передрались, переругались и разбежались.
ТАТЬЯНА. Ясное дело – крысы.
ПАВЕЛ. И я крыса?
ТАТЬЯНА. Дурачок! Я же тебя спасла от них.
ПАВЕЛ. Ты? Спасла?
ТАТЬЯНА. А то кто же?
ПАВЕЛ. Я не понимаю.
ТАТЬЯНА. Просто рассказала неравнодушному человеку, мол, наш комитет комсомола превратился…
ПАВЕЛ. Это кому же? Большегородскому своему, что ли?
ТАТЬЯНА. Паша, почему «моему» Большегородскому? Николай Иванович, между прочим…
ПАВЕЛ. Ну знаешь…
ТАТЬЯНА. Знаю.
ПАВЕЛ. И что, думаешь, теперь лучше станет?
ТАТЬЯНА. Я не думаю, я сделаю – будет лучше.
ПАВЕЛ. Что ты сделаешь? Мало ты уже наделала?
ТАТЬЯНА. Работать будем. Соберём тех, кто ещё не окончательно в желудок превратился, и восстановим доброе имя комсомола.
ПАВЕЛ. Руководить-то кто будет? Руководитель же нужен. Вождь!
ТАТЬЯНА. Так я и буду. Меня уже назначили. А ты, Павлик, заканчивай диссертацию, защищайся, и папа тебя возьмёт на работу. Мы с тобой поженимся, детишек нарожаем.
Павел тихо пятится и выходит.
Будет кому страну поддержать в трудное время, и будет кому порадоваться её победам. Я теперь и стройотряды организую, и общественную работу подниму.
Татьяна оборачивается.
Паша?
ХАХАНЯН. Ни комсомол не спасла, ни институт не закончила. Развлекаюсь теперь частным риэлторством время от времени.
ЮСЕНКОВ. Ты хоть замужем.
ХАХАНЯН. «Хоть»! Я замужем за генералом Большегородским. Фамилию, правда, свою оставила. В память о папе.
ЮСЕНКОВ. Понятно, мог бы не спрашивать. Поздравляю!
ХАХАНЯН. Дурак ты, Пашка. Я тебя ждала, надеялась, вернёшься.
ЮСЕНКОВ. А я что, на Марс улетел?
ХАХАНЯН. А ты хотел, чтоб я за тобой побегала?
ЮСЕНКОВ. Нет… Ну… Как…
ХАХАНЯН. Знаешь, вернись мы сейчас, может, и побежала бы. Да что теперь говорить…
Картина восьмая
1989 год. Молодые Павел и Ирина, два солдата, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
ЮСЕНКОВ. (Обращается к Хаханян.) Я, как вышел из твоего дома, даже не понимал, куда иду.
ХАХАНЯН. Ну ещё бы…
ЧУКАЛЕНКО. Несчастный такой был, бедненький. Бродил, как сомнамбула. Его чуть не пристрелили же.
Павел только что покинул дом семьи Хаханян и оказался на железнодорожном мосту.
ИРИНА. Молодой человек!
ПАВЕЛ. Да, девушка.
ИРИНА. Красивая река, правда?
ПАВЕЛ. Река? Где?
ИРИНА. Внизу.
ПАВЕЛ. В каком низу? Да, надо же, река… Течёт…
ИРИНА. Это плохо?
ПАВЕЛ. Что именно?
ИРИНА. Что река течёт?
ПАВЕЛ. Вроде нет. Хорошо так течёт, быстро, красиво. Почему это должно быть плохо?
ИРИНА. А вам плохо?
ПАВЕЛ. Мне хорошо. Лучше не бывает. Ничтожеству не бывает плохо.
ИРИНА. Завидую. Давайте пойдём в одно тихое место, и вы мне расскажете чуть больше, хорошо?
ПАВЕЛ. Зачем? Если прыгать, то отсюда – в самый раз.
ИРИНА. Так вы хотите прыгнуть?
ПАВЕЛ. Да.
ИРИНА. От счастья?
ПАВЕЛ. Вы издеваетесь?
ИРИНА. Прыгнуть – надо перелезть.
ПАВЕЛ. Слушайте, вы смеётесь надо мной. Нет, ну, правильно, это смешно. Конечно!
ИРИНА. Вас как зовут? Меня – Ира.
ПАВЕЛ. Павел. Зачем вам? Это уже не важно.
ИРИНА. Павел, с этой стороны можно только под поезд броситься, не интересуетесь?
ПАВЕЛ. Прыгнуть в реку кажется не так опасно. Под поезд – это металл, масло, лязг, скрежет.
ИРИНА. Павел, вечер не лучшее время для сведения счётов, тем более с жизнью. Не надо ничего решать вечером. Недаром же: утро вечера мудренее. Сейчас мы с вами уйдём, а утром найдём вам подходящий мост.
ПАВЕЛ. Почему женщины такие жестокие?
ИРИНА. Пол тут ни при чём. На этом мосту нельзя стоять.
ПАВЕЛ. Почему это?
ИРИНА. Это железнодорожный мост без тротуара. Охраняемый объект. Посмотрите.
Павел осматривается. По обе стороны от него стоят солдаты с автоматами.
ПАВЕЛ. А вы как же сюда?..
ИРИНА. Я – психолог. Меня вызвали. Вы полчаса уже стоите.
ПАВЕЛ. Бред какой-то… Не помню, как я тут очутился.
ИРИНА. Бывает. Пойдёмте? Всё будет хорошо.
Павел, Ирина и солдаты уходят.
МЕЛКОВА. Молодец! Проникновение на охраняемый объект стратегического значения. Могли бы срок впаять. У меня, например, точно бы не выкрутился.
ЧУКАЛЕНКО. Чудо просто! Начальник караула сообразил, счастья ему и здоровья…
ХАХАНЯН. Скажите! Какие страсти!
ЧУКАЛЕНКО. Пашка-Пашка…
Картина девятая
1993 год. Молодые Павел и Ирина, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
Ирина и Павел дома. Ужинают.
ПАВЕЛ. Я дома на выходных.
ИРИНА. Хорошо.
ПАВЕЛ. В Германию не едем, сорвался перегон.
ИРИНА. Отдохнёшь.
ПАВЕЛ. Хотели с ребятами на дачах поработать, но мужику баню не завезли.
ИРИНА. А бани прямо целиком возят?
ПАВЕЛ. Не, брёвна.
ИРИНА. Я тебе билет возьму на хоккей. В субботу. Помнишь, ты хотел?
ПАВЕЛ. А чего один. Вместе пойдём.
ИРИНА. У меня ученик будет. Надо мальчика порепетировать.
ПАВЕЛ. Ир, зачем тебе ещё и репетиторство.
ИРИНА. Паша, ты хлебушек бери.
ПАВЕЛ. Нет, серьёзно. В воскресенье у тебя психотерапия на дому.
ИРИНА. Да мне не трудно совсем. Чего бы не заработать?
ПАВЕЛ. Всех денег не заработаешь!
ИРИНА. Всех и не надо, Пашенька. Ещё котлетку? Напомни, постирать надо вечером.
ПАВЕЛ. Давай я постираю.
ИРИНА. Пашка, да ты чего? Машинка постирает.
ПАВЕЛ. Ир, я не въезжаю. Продлёнка эта в школе, психи твои, консультации бесконечные, ещё репетиторство. Что это, извини, жадность? Нам чего-то не хватает?
Нет, скажи, как есть. Да, у меня заработки через пень колоду. Но налаживается же… Да, медленно. Чуть-чуть ещё заработать, и зоопарк откроем. Думаешь, не смогу? Я всё-таки кандидат наук. Несколько лет в вузе преподавал.
ИРИНА. Пашенька, золотой мой, ты и так трудишься не покладая рук. Отдохнуть тебе надо.
Звенит дверной звонок.
ПАВЕЛ. Кто это ещё? Тоже к тебе по работе?
ИРИНА. Нет, я никого не жду. Сейчас открою.
ПАВЕЛ. Я сам.
Павел выходит и возвращается с жёлтым конвертом формата А4.
Курьер из банка. «СтрёмВзятьБанк». Тебе говорит о чём-нибудь?
ИРИНА. Да… Дай мне пакет, я потом посмотрю.
ПАВЕЛ. Зачем же потом. Сейчас и посмотрим.
ИРИНА. Давай хоть после ужина, Пашенька. Ты вон не доел…
ПАВЕЛ. Ириш, извини, я устал. Я не первоклассник и не говорящий попугайчик. Я тоже хочу и могу участвовать в нашей, как бы совместной, жизни.
Павел вскрывает конверт, достаёт бумаги и читает.
Так, что тут?.. Чукаленко Ирина Григорьевна… за три года… два миллиона… Банк претензий не имеет… Что? Три года?! Ты три года выплачивала такую сумму и молчала? Ира!
ИРИНА. Пашенька, я не хотела тебя волновать. У меня был долг, да. По глупости. Но, смотри, всё к лучшему: мне теперь не надо никого репетировать. Мы вместе пойдём на хоккей. Паша, это же здорово!
ПАВЕЛ. Да, Ира, замечательно! Иди на хоккей, иди, куда хочешь, вообще. Ты прекрасно и без меня справляешься. Всех благ и процветания! Черепашку себе заведи.
Павел выходит.
ХАХАНЯН. Ирка, ты чего?! Три года одна такую лямку тянула?
ЧУКАЛЕНКО. Ой, да не о чем тут говорить. Павлик у меня, главное, одет-обут был и накормлен. Счастье, да и только!
МЕЛКОВА. М-да, у вас, наверное, коты долго не живут. Сбегают, да?
ЧУКАЛЕНКО. А вам, Валентина, лишь бы судить. У вас не буква закона, а прям целый алфавит. Я сейчас в закрытой элитной школе работаю. У нас дети депутатов и олигархов учатся. Повидала родительских адвокатов. Лоск, золото и акульи зубы. Правильно один умный поляк сказал, что незнание закона не освобождает от ответственности, а знание – легко.
МЕЛКОВА. Dura lex, sed lex.
ЧУКАЛЕНКО. Вот-вот, и каждая дура на лексусе.
ЮСЕНКОВ. Да это латынь…
ЧУКАЛЕНКО. Слушайте, а ведь эти Марик с Жориком… с Георгием… наверняка по мою душу. Через меня же можно выйти на детей о-го-го кого.
ХАХАНЯН. Я сейчас мужу позвоню. Он быстро на них управу найдёт!
ЮСЕНКОВ. Этот найдёт.
МЕЛКОВА. Тогда уж, скорее, на меня охота. Я сейчас защищаю тоже таких воротил, что вслух и не назовёшь. Много чего знаю такого, что поскорее забыть хочется.
ХАХАНЯН. Сейчас, сейчас…
Хаханян набирает номер на мобильном. Все уходят.
Действие второе
Картина первая
1994 год. Лесопарк города.
Молодые Павел и Валентина, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
ВАЛЯ. Куда бы вы, Павел, побежали на их месте? Я бы туда, где есть деревья. Вот, в парк, например.
ПАВЕЛ. Я бы тоже… с вами побежал.
ВАЛЯ. Сейчас и проверим. Есть идея.
ПАВЕЛ. Спасибо, конечно, Валентина, за компанию, вы очень добры, но сдаётся мне, всё это бессмысленно.
ВАЛЯ. Доброта – тоже вклад. Думаете, не найдём?
ПАВЕЛ. Нет. В смысле: да, думаю, что нет.
ВАЛЯ. Я бы наказывала за пессимизм.
ПАВЕЛ. Нет-нет, я реалист всё же больше.
ВАЛЯ. Это хорошо. Оптимизм – это, как известно, недостаток осведомлённости. Тоже наказуемо.
ПАВЕЛ. Вообще, мне даже не потери жалко, а пропадут же зимой – замёрзнут. Хотя и деньги большие, конечно.
ВАЛЯ. Я тут взяла на себя ответственность подготовить кое-что, попросила знакомых ребят. (Кричит.) Ребята, несите тыкву.
Входят два молодых человека. Они привязывают к комлю дерева тыкву с отверстием сверху и уходят.
(Павлу.) Не приглашать же охотников из Индии. Попробуем сами…
ПАВЕЛ. Что вы задумали? Я заинтригован!
ВАЛЯ. Идите сюда.
Валентина увлекает Павла за дерево. Павел обнимает её и хочет поцеловать. К тыкве осторожно подходит обезьяна и запускает руку в отверстие.
ВАЛЯ. Смотрите, Павел, смотрите!
ПАВЕЛ. И что дальше? Увидит нас и убежит.
ВАЛЯ. Идёмте.
Павел и Валентина выходят из-за дерева. Обезьяна прыгает вокруг тыквы, но не вынимает из неё руку.
ВАЛЯ. (Кричит.) Мальчики!
Входят те же молодые люди, но теперь с клеткой. Они сажают обезьяну в клетку и уносят её.
ВАЛЯ. Смотрите, Павел, сработало!
ПАВЕЛ. Обалдеть! Почему же она не вынула руку?
ВАЛЯ. Алчность, жадность и глупость ещё никто не отменял.
ПАВЕЛ. У обезьян они тоже есть?
ВАЛЯ. Даже если и есть, им они простительны. Обезьянка просто хотела банан. А люди так и бегают со своими тыквами… Сколько ещё?
ПАВЕЛ. Тыкв?
ВАЛЯ. Обезьян.
ПАВЕЛ. Девятнадцать.
ВАЛЯ. Ничего, думаю, заставим таможню заплатить за поимку. Ещё есть способ с пивом. Человек пьёт на глазах у обезьяны, оставляет полную кружку, чтобы обезьяна видела, а сам прячется. Обезьяна «обезьянничает» – пьёт тоже, и падает пьяная. Тут её и ловят.
ПАВЕЛ. Не, нам такое не подходит. Во-первых, после девятнадцати кружек я сам стану бабуином, а во-вторых, обезьяне так и не дадут подойти к пиву.
Павел и Валентина уходят.
ЧУКАЛЕНКО. Паша, так ты всё-таки открыл зоопарк?! Здорово! Молодец!
ЮСЕНКОВ. Открыл, Ира, открыл.
ХАХАНЯН. Мог бы и пригласить как-нибудь.
ЮСЕНКОВ. У нас с семи утра и до девяти вечера открыто. Дети до семи лет – бесплатно.
ХАХАНЯН. Ну, мои-то постарше. Ничего, мы заплатим.
МЕЛКОВА. А мои в самый раз проходят.
Картина вторая
1994 год. Кабинет начальника таможни …
Молодая Мелкова, начальник таможни, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.
МЕЛКОВА. Я вас предупреждала, Фердинанд Гаязович, просто признайте по-хорошему вину таможни за разбежавшихся обезьян. Но вам так, хотелось взятки получать от Юсенкова, да?
ГАЗИЗОВ. Вы такая молодая, Валентина Александровна, и уже такая вредная. Какие взятки? Я вас привлеку за клевету.
МЕЛКОВА. Ой, что вы, Фердинанд Гаязович! Никаких взяток, нет-нет!
ГАЗИЗОВ. То-то же.
МЕЛКОВА. И без них у вас нарушений едва ли не на пожизненное.
ГАЗИЗОВ. Что вы мелете?!
МЕЛКОВА. Я-то? А вот почитайте. Некоторые пикантные выдержки из расследования.
Кидает на стол Газиззова папку. Газизов читает, заметно нервничая и вытирая лоб платком.
ГАЗИЗОВ. Вы же только про обезьян говорили.
МЕЛКОВА. Это вы, как макака, схватили щепотку риса в тыкве и строили из себя великого борца за права животных и поборника законности с голой обезьяньей задницей.
ГАЗИЗОВ. Да что вы себе позволяете?!
МЕЛКОВА. А вы перечитайте, раз память короткая. Впрочем, я и рассчитывала на Юсенкова. Приманка – высший сорт. Знала, что вцепитесь в него мёртвой хваткой.
ГАЗИЗОВ. С обезьянами Павла Сергеевича вышло недоразумение, признаю…
МЕЛКОВА. Поздно пить боржоми, гражданин Газизов.
ГАЗИЗОВ. Я ещё не гражданин.
МЕЛКОВА. Чего?
ГАЗИЗОВ. Ай, не путайте меня! Собаки же нашли наркотики.
МЕЛКОВА. Они вам их показывали?
ГАЗИЗОВ. Они сели у клетки с мартышками этими. Сели, как будто там героин.
МЕЛКОВА. Они сели, потому что обезьян кормили экзотическим фруктом тошнир-блеванг. Собаки его часто путают с запахом героина. А вы теперь тоже в клетку сядете. И хорошо, если вас хоть этим будут кормить. А всего-то надо было извиниться за обезьянок и оплатить их поимку. Всё!
ГАЗИЗОВ. Я всё оплачу.
МЕЛКОВА.Теперь-то – само собой.
ГАЗИЗОВ. Стерва ты зелёная! Знаю я про вас с Юсенковым.
МЕЛКОВА. Ну, никто не свят.
ГАЗИЗОВ. Святое вспомнила? Ты хоть знаешь, что это слово значит.
МЕЛКОВА. Святой – это тот, кто никому не должен. Среди живых таких не бывает.
ГАЗИЗОВ. Ты теперь мне должна. Я с тебя взыщу. Взыщу!
МЕЛКОВА. Вы мне, Фердинанд Гаязович наскучили.
Забирает со стола Газизова папку.
Это – полсрока примерно. Возместите Юсенкову десять миллионов, и папка ваша с оригиналами всех материалов. Прощайте!
ХАХАНЯН. Крутая ты баба, Валька! Только получается, разменяла ты Пашку в своей игре.
ЮСЕНКОВ. Звонил мне Газизов потом, рассказывал, как ты меня наживкой выставила.
МЕЛКОВА. Чего теперь горевать? А тогда лучше и придумать нельзя было. Твои обезьянки им дорого обошлись. И ты под контролем, на глазах всё время. Расследование прошло с блеском. Приятно вспомнить.
ЮСЕНКОВ. Ну, это кому как, знаешь.
ХАХАНЯН. Короче, слушайте. Дозвонилась я до мужа, рассказала ему в двух словах. Он сказал, что в нашем поезде сотрудники ФСБ едут, они нас в обиду не дадут. Тебе, Пал Сергеич, персональный привет.
ЮСЕНКОВ. Угу, спасибо персональное!
ХАХАНЯН. Надо их собрать. Где этот Жорик? Пусть пойдёт и найдёт своего Марика.
Картина третья
Вагон-ресторан.
Марик, Парень №1, Парень №2, Девушка, Буфетчица, Официант, Повар, милиционер Петрович.
Играет музыка. Посетители за столиками. У стойки буфета Парень №1 и Девушка. Девушка в обтягивающих джинсах. Входит Марик. Он подходит к буфету и шлёпает Девушку по ягодице.
МАРИК. Прости, красавица, мне только спросить. (Буфетчице.) Сердце моё!
Девушка взвизгивает, поворачивается к Марику и отвешивает ему пощечину.
ДЕВУШКА. Нахал! Убери руки!
МАРИК. Да чё ты?!
ПАРЕНЬ №1.Ты чего-то хочешь, мужик?
МАРИК. Хочу. Чё б я пришёл тогда?
Парень №1 тянется рукой к Марику. Тот толкает девушку к стойке буфета. Девушка сбивает руку Парня №1, и они оба оказываются лицом к Буфетчице.
БУФЕТЧИЦА. Ребята, только спокойно!
ПАРЕНЬ №1. Ах ты…
Парень №1 разворачивается к Марику и отшвыривает Девушку. Она плюхается на столик, за которым сидит Парень №2. Второй рукой Парень №1 бьёт Марика. Марик приседает. Парень №1 промахивается. Марик одной рукой блокирует руку Парня №1 на обратном движении, а второй рукой обхватывает Парня №1 за горло. Девушка прикрывает рот ладонью и визжит.
Из-за столика вскакивает Парень №2.
ПАРЕНЬ №2. Наших бьют.
Парень №2 прыгает на Марика сзади и виснет на нём.
БУФЕТЧИЦА. (Официанту.) Зови милицию! Зови скорее! Петровича! Он в соседнем вагоне!
Официант уходит.
Марик выпускает Парня №1 и под весом Парня №2 отшагивает назад по дуге, припечатывая Парня №2 спиной к стене. Парень №1 бьёт Марика одной рукой в живот, второй – по лицу.
Входит повар. В руках у него скалка и кухонный топорик.
ПОВАР. А ну!
БУФЕТЧИЦА. Стой! Рано ещё!
Марик отталкивает ногой Парня №1, вращением корпуса сбрасывает Парня №2 и бежит по проходу. Девушка ставит ему подножку, Марик растягивается на полу. Парень №1, Парень №2 и Девушка садятся на Марика верхом и мутузят его.
Входят Официант и милиционер по имени Петрович.
Петрович тычет дубинкой Парня № 1 в грудь.
ПЕТРОВИЧ. (С одышкой.) Ты. Встал бегом!
Парень №1, Парень № 2 и Девушка неохотно встают и отходят к буфету.
Никому не расходиться . (Официанту.) Двери закрой, не пускать никого.
Официант уходит.
Расследовать будем. (Буфетчице.) Кофейку мне свари.
БУФЕТЧИЦА. Петрович, будет сделано. Расследуй, не волнуйся.
Марик садится на полу.
ПЕТРОВИЧ. Вставай давай! Расселся…
Марик встаёт и садится за столик.
ПАРЕНЬ №1. Куда?! Это наш стол!
ПЕТРОВИЧ. Рот закрыл! Сейчас все столы мои. Документы приготовили. Бегом!
Входят официант и Жорик.
ОФИЦИАНТ. Петрович, тут это…
ПЕТРОВИЧ. Сказал же… Не пускать. Ты «не» с глаголами не доучил, что ли?
ОФИЦИАНТ. Петрович, это к тебе. Ты взгляни, а потом уж… Ну, вы тут сами, ага?
ПЕТРОВИЧ. Кто такой? Ещё один искатель приключений?
ЖОРИК. Да, бать. Отойдём-ка на секунду.
ПЕТРОВИЧ. Дабать на нарах будешь. Настоящие милиционеры не отходят – стоят на своём.
ЖОРИК. Идём, батя, карту покажу. С крестиком, где сокровища. Потом спасибо скажешь. А то и у тебя приключения начнутся.
Жорик склоняется к Петровичу, и они смотрят друг другу в глаза.
ПЕТРОВИЧ. (Поднимается.) Ну, смотри, малахольный…
ЖОРИК. Вот и ладушки.
Жорик и Петрович проходят на кухню. Жорик показывает Петровичу удостоверение. Петрович выпрямляется. Суетливо надевает фуражку и отдаёт честь.
ПЕТРОВИЧ. Виноват, товарищ капитан!
ЖОРИК. Тише-тише, батя.
ПЕТРОВИЧ. Сами видите… Сразу и не поймёшь, с кого сколько… Кто где, то есть…
ЖОРИК. Ты давай сейчас по-тихому. Мы уйдём, а ты тут молодёжь вздрючь… На твоё усмотрение, короче.
ПЕТРОВИЧ. А с вами потом…
ЖОРИК. От-ставить!
ПЕТРОВИЧ. Есть! Понял!
Входит повар.
ЖОРИК. (Повару.) Коньяк есть?
ПОВАР. Крепкого алкоголя не держим. Нам не положено.
ПЕТРОВИЧ. (Повару.) Бегом!
Повар достаёт бутылку коньяка и отдаёт её Жорику. Жорик и Петрович возвращаются в салон.
ЖОРИК. (Марику.) Вставай, пошли.
МАРИК. А коньяк?
ЖОРИК. Взял. Безалкогольный.
Марик с Жориком выходят.
ПЕТРОВИЧ. Кто главный?
ПАРЕНЬ №1. Вы?
ПЕТРОВИЧ. Из вас, дурень.
ПАРЕНЬ №1. Я.
ПАРЕНЬ №2. А чего ты-то?
ПЕТРОВИЧ. (Показывает на парня №1.) Остался, остальные на выход. Бегом.
Парень №2 и Девушка выходят. Повар, официант и буфетчица выходят через кухню.
ПАРЕНЬ №1. А со мной что?
ПЕТРОВИЧ. Это ты, сынок, у психиатра спросишь, что с тобой. Моё дело протокол составить, по месту службы или учёбы сообщить, с поезда снять, может даже, задержать.
ПАРЕНЬ №1. А нельзя… ну… как с ними…
ПЕТРОВИЧ. Не, сынок, как с ними точно нельзя. Другие предложения есть?
ПАРЕНЬ №1. Ну… пятьсот.
ПЕТРОВИЧ. Не темни, сынок. Показывай бумаги.
Парень №1 достаёт пятисотрублёвую купюру.
ПАРЕНЬ №1. Вот.
ПЕТРОВИЧ. Цвет бумаги не тот.
ПАРЕНЬ №1. Но у меня только…
Парень №1 достаёт несколько крупных купюр.
ПЕТРОВИЧ. Чего это? Да ты курс хоть знаешь?
ПАРЕНЬ №1. Да кто его теперь знает-то?
ПЕТРОВИЧ. Это верно, сынок, сбились мы с курса…
